Что же москвички делают не так? Да всё.
      Они ходят дома голые и курят в постели. Они ругаются, как извозчики, а потом засыпают в обнимку с плюшевыми собачками и сердечками. По городу передвигаются пешком только в силу крайней необходимости, всюду норовят на машине. Если же доведется им пройтись, придают лицу некое специальное отстраненно-чванливое выражение и улыбаются только мельком замеченному банкомату. Чрезмерно много пьют, и всё норовят дорогой алкоголь — как будто цена выпивки облагораживает процесс. Они хамят официанткам и продавщицам — и вообще безбожно грубы с теми, кого считают ниже себя. Любят «качать права», скандалить — уверены, что такой тип поведения — следствие высокого уровня внутреннего достоинства. Тип мелкопоместной барыньки. Зато внимательны к предметам и ласковы с вещами, сребролюбицы. Уважают бесполезное знание: чуть ли не каждая норовит получить второе образование (за него, понятное дело, муж платит), и все учатся на психолога — а на детей орут. Хороши ли они в постели? Требовательны, и больше ничего: «Москвичка сдуру может и хер сломать». Главное же — у москвичек примитивное представление о жизненном успехе. Они выпивают из мужчины все жизненные соки.
      Вот, значит, как — даже не кровь пьем, а вытягиваем всю невскую водицу, из которой на восемьдесят процентов, как огурец, состоит северный муж. Да, отвечают нам питерские зоилы, москвички иссушают. Москва — сухой город. Холмы, сухой холод, сушь, сушки на самоваре, утром — сушняк. Надоело держаться за эти жесткие московские холмы. Сначала конфетки-бараночки, а потом что? Гимназистки румяные, в семь утра в жопу пьяные? Сорок сороков знаменитых бутиков? Ласковый, как матушка, встречный банкоматушка? Жена — топ-менеджер, а ребенок — угрюмый троечник? Топ-топ, менеджер, в свою драгоценную московскую квартиру, а я, пожалуй, на вокзал.
      Обидный форум, что и говорить. Мы, между прочим, тоже имеем свое особое мнение насчет ленинградских девушек, но не пишем же виртуальных доносов. По мне, питерские девицы переигрывают с этой своей фирменной духовностью. Есть такой распространенный тип петербурженки — лупианоглазая умница, отличающаяся каменной, непроницаемой кротостью. И маскирует эта кротость темперамент самый что ни на есть артистический. Если может существовать на земле пылкая зануда, то она перед вами. Предпочитает залезать даже на казенные, в питейных заведениях расставленные, диваны с ногами. И лучше бы еще во что-то кутаться. Спросишь, бывало, такую девушку: «Будешь чай пить?», а она и ответит: «Разве капельку…» Чаю — капельку, торта — ломтик, курицы — крылышко, прочей еды — блюдечко или кусочек. И не то чтобы диета (никаких лишних мюслей), а вот чтобы без этого московского купечества, без «Лукулл обедает у Лукулла». Чтобы не упиваться мясным соком. Не пожирать жизнь, а так… интеллигентно поклевывать. Зато когда она захочет показаться очаровательной, будет смеяться низким волнующим басом, и откидываться на подушки, и вскрикивать, подобно мадам Анатолии (одной из героинь мемуаров княжны Екатерины Мещерской): «Зачем вы мне говорите о хозяйственном? Я не мещанка, я дворянка! Какая пошлость — всегда класть каждую вещь на одно и то же место!».
      А москвичка ведь ласкова к вещам? Любит говорить о хозяйственном?
      …Вообще же образ москвички глазами путешествующих мужчин и провинциальных журналисток — очень поучительное чтение. Как вам, например, такая чудесная цитата: «Москва спешит, Москва под стрессом. И это легенда, будто провинциалки пробивные и энергичные, а москвички вялые и неприспособленные. Московские девчонки с ранних лет понимают: жизнь — это конкуренция. У них хорошо поставленный голос, уверенная манера говорить. С пеленок маленькая москвичка слышит много шума, который надо как-то перекричать, в отличие от той, которая просыпается под пение птиц и лай собак».
      Или: «Главная тревога провинциалки: „Мне скоро тридцать, а я все еще не замужем!“. Тревога москвички: „Мне скоро тридцать, а я все еще не топ-менеджер!“».
      Добродетельная статья психолога Татьяны Порецких издалека подводит читательницу к сладкой мысли, что все москвички — дуры: «Как правило, дамы, волею судеб оказавшиеся в столице, — пишет Татьяна, — в первое время испытывают разочарование от общения с москвичками». Что так? А то, что москвички некультурные. Вот рассказ одной из героинь Татьяны: «Родственница моя, коренная москвичка, внимательно и увлеченно слушала мои пересказы спектаклей, впечатления от экскурсий, концертов, встреч с музыкантами, писателями, актерами. Иногда я брала ее с собой, вывозила в Загорск и другие достопримечательные места Подмосковья. Москву она знала плохо, культурной жизнью столицы не интересовалась, ссылаясь на пресловутое „дом — метро — работа — дом“. Мы с мужем постарались везде побывать, все посмотреть и многое показать сыну, а родственница моя за это время только три раза ездила с дочкой в центр и ходила с ней там по магазинам. Три года я уже живу в столице и поняла, что моя родственница — не исключение».
      Сестры наши по перу, чтительницы столичного глянца, начинают все свои материалы с самых общих мест: поглядите на москвичку, для нее карьера на первом месте. Вот она, столичная женщина, одной рукой качающая колыбель, а другой подписывающая бумаги (ибо она, конечно, ответственный работник, пресловутый топ-менеджер — без этой подробности терялась бы большая часть сомнительного подвига совмещения), и ребенка-то она родила не менее как в четыре килограмма, и все-то у нее получается, и ничего из рук не вываливается, руки-то загребущие. Еще одна типическая интонация — в Москве любви нет: «Стервозность москвичек в том, чтобы не стесняться использовать мужчин и бросать любого, как только он перестанет быть полезным. А если ее бросил любимый — она купит абонемент в фитнес-клуб». Но женское в нашей сестре всегда побеждает профессиональное, и в каждой статье обязательно мелькнет подлинное и точное наблюдение. «Москвички гораздо больше верят в недвижимость, чем в вечную любовь» — хорошо же замечено.
      Еще одна журналистка подметила, что в Москве (оказывается) все девушки ходят в темненьком и невзрачненьком. «Почему мы, сибирячки, — пишет она, — стараемся выбрать вещи поярче, поэффектнее, а москвички маскируются в свои курточки и плащики?» Другая прелестно продолжила тему двух одновременно занятых рук — это, оказывается, отличительная черта столичной штучки. Столичные штучки хватаются за жизнь двумя руками — если вы видите женщину, которая умеет правильно держать нож и вилку, телефон и собачку, сумочку и мужичка, руль и сигарету, сигарету и стакан — это москвичка.
      А путешествующие мужчины дополняют картину личными историями и впечатлениями. Самый любвеобильный в Москве район — Ленинский проспект, а самый фригидный — Сокольники. Московские девушки на самом деле некрасивые. По большей части они среднего роста, с темно-русыми волосами, с маленькими личиками. У них длинные, но далеко не всегда прямые ножки и длинные ручки. Студентки и богемные девушки любят «снижать пафос» облика и наряда дурацкими фриковскими шапочками и становятся похожи на некрасивых мальчиков. Вот с такой-то, думает заезжий жуир, и легко познакомиться. Ох, зря он так думает. Поутру у наших девиц — ноутбук в кофейне да свой дневничок в ЖЖ, и они не заводят новых знакомств до пяти часов вечера. «Их мужики не пьют до пяти, а они — не знакомятся» — строго разграничивают рабочую и спальную зоны, дневное и вечернее пространство.
      А если поймаешь такую девицу в добрую вечернюю минуту и спросишь, чем красавица зарабатывает на кальян, она в девяти случаях из десяти скажет, что занимается творчеством, но обязательно за деньги; деньги же платят за креатив и позитив.
      Ну и, конечно, есть еще тип «стерва самоуверенная». Вот эти одеты поярче (мальчики смутно догадываются, что яркость присуща вещам самым дешевым и самым дорогим; в середине как раз располагаются темные плащики, курточки и фриковские шапочки), и ведут себя самым непозволительным образом. Профессионально обламывают мужеские понты. А ведь, казалось бы, такие девицы сами живут внешним лоском — могли бы и побережнее относиться к чужим усилиям подать себя поэффектнее.
      Нет же, всегда ударит в самое мягкое, в самое больное. Обязательно спросит: «А ты вообще кто такой?»

Правда

      В «Доме-2» (трудно отказаться от просмотра настолько познавательной передачи) с недавнего времени живет девочка-москвичка. Вообще в «Доме» мало москвичей, но тут уж так получилось — влюбилась и живет. Она часто ругается со своим молодым человеком, и тогда кричит: «Ты кто такой?», «Ты знаешь, кто я такая?». Кричит и кричит (у нее, по слухам, и папа обеспеченный, и «Нисан-микро» есть), а мальчик и правда, — бездельник и гаер. Но вот недавно я свой «Дом» включить — включила, а на просмотр времени не обнаружила. Хоть, думаю, послушаю. Краем уха. А москвичка наша в тот день опять вздорила с бойфрендом. Не видела я ее гладкого, бесконечно самодовольного лица, прекрасных ног, дивных платьев. Только слышала дежурный ее вопль. И вдруг встрепенулась — насколько же я была глуха! Ведь это ужасный крик человека, ничего вокруг себя не понимающего, себя не понимающего, крик заблудившегося. Вопль в ночи. Она молила своего друга ответить на главные вопросы ее маленькой столичной жизни: может, он знает, кто она такая? А он кто такой? Чего они вообще здесь делают? Как оценить человека, если у него с собой один чемодан?
      Как найти своего и не упустить своего? А если ее используют — о, о! Бедная девочка…
      Так кто она такая — москвичка? Проверим легенды жизненным материалом.
      Склочный характер, презрение к «низшим», болезненное чувство собственного достоинства — это правда?
      Возможно, не без того. Вот, например, случилось прошлой весной в Москве маленькое происшествие. Цветущих лет москвичка «напала на работника коммунальных служб» и попала в больницу — оттого, что ей на голову свалилась сосулька. Трудно даже сообразить, с какой последовательностью все эти неприятности произошли. А вот с какой. Девушка вышла из своего подъезда в Малом Афанасьевском переулке и пошла привычною дорожкой вдоль дома. Так, как ходит всегда. Между тем вокруг дома обнаружились ограждения — потому как в тот самый час крышу чистили от сосулек и наледи. И дворник, представитель неприкасаемой касты, предложил девице избрать другой маршрут. Пройти стороной. Выйти за ограждения. Скорее всего, он осмелился крикнуть, т. е. повел себя совершенно непозволительно. Тогда девица вынула из сумочки баллончик с газом и прыснула дворнику газом в наглые глаза. Потому что совершенно невозможно терпеть, чтобы тебе, в твоем собственном дворе, указывали, куда можно идти, а куда нельзя. И вот тут на голову гордой москвичке и свалилась сосулька (так, мелочи, легкое сотрясение московского мозга).
      Не повезло патрицианке, конечно. И дворники, наверное, смеялись.
      Но разве обязательно надменность двигала девушкой? А как насчет острого чувства ущемленности?
      Вот, например, совсем недавний случай: двадцатипятилетняя москвичка поцарапала пилкой для ногтей «Бентли», небрежно припаркованный у входа в клуб и мешавший ей пройти. «Бентли» — вовсе даже не дворник-узбек, тут мелкопоместным барством смелый поступок не объяснишь. Есть, действительно, есть в москвичках некоторый норов, заставляющий их бороться с любым ущемлением врожденных прав. Родной город уплывает из-под ног — кто все-таки в городе хозяин? Дворник, «Бентли»? И низшие, и высшие обступают со всех сторон, теснят… Конечно, всякий большой город сужает физическое, житейское пространство каждого своего жителя, взамен расширяя пространство жизненное.
      Конечно, всякая столица принадлежит всем. Как и морское побережье, и Венеция, и место падения Тунгусского метеорита. Но кто-то же должен предъявлять на город особые права? Хотя бы права любви, что ли. Или привычной удушающей ненависти. Я бы сказала, опытная москвичка людей-то не очень любит. И уж точно не жалеет. Как говаривала героиня австралийской романистки Колин Маккалоу, владелица исполинского овцеводческого хозяйства: «У нас здесь слишком много овец, мы их не жалеем. У вас в городах слишком много людей, вы их не жалеете». Но, между прочим, московская женщина и сама ни от кого сочувствия не ждет: «Нас не надо жалеть, ведь и мы никого не жалели». Зрелых лет даме (особенно жительнице окраины) Москва не в радость. Толку от нее никакого, а хлопот много. Видите ли, большой город — это пространство возможностей. Когда все возможности схлопнулись, жить лучше в местечке поспокойнее.
      В одной телевизионной передаче я недавно услышала замечательную фразу. «За последние пятнадцать лет, — сказала ведущая скромного ток-шоу, — в Москве выросло новое поколение столичных девушек. Я бы назвала этот новый тип „девушка-надо“». Что же подразумевается под этим вполне отвратительным определением? Вот что. Девушки следуют жизненным стратегиям, принятым городом в качестве нормы. Надо учиться на юриста или экономиста и делать карьеру — пожалуйста. Модно ходить в кофейни — с нашим удовольствием. Все работают менеджерами в офисах — надо, так надо. Никак нельзя получать меньше тысячи долларов? Постараемся побольше. Нужно умело и грамотно тратить деньги — что ж, наука приятная.
      «Девушка-надо» и выглядит как надо — не без столичного лоска. Но лоск — совершенно не главное. Перед нами новый биологический тип. Худощавая, ноги длинные, руки длинные, очень хорошо развит хватательный рефлекс. Идеальная покупательница.
      Самое интересное, что руки за последние десять лет у московских жительниц действительно удлинились.
      Об этом поведала Москве Светлана Лопандина, возглавляющая отдел размеров и типологий населения ЦНИИ швейной промышленности. Произведены были штатные полевые работы, измерены шесть тысяч девиц и дам.
      Среднестатистическая московская дама стала выше на 6 сантиметров (а как низкорослым покупательницам товары с верхних полок снимать — работает, знаете ли, биологический отбор). Стали тоньше бедра, выше ноги, и, «как ни странно», длиннее руки. Но вот тут уж чего странного. Двигатели торговли — зависть и мечта. А это женские качества. Мужчина мировой торговле почти не нужен — значит, скоро вымрет. Это же проигравший биологический вид. У мужчины могут быть короткие волосатые ручки, а у женщин руки будут длинные, трепетные, белые, как у лебедя. И пальцы длинные и тонкие. Может быть, их (пальцев) станет на руке шесть или семь.
      Какие еще отыщутся факты — что-нибудь о реальной, а не придуманной жизни москвички? Ну, вопреки мнению унылых костромских пикаперов, топчущихся на Пушкинской в надежде снять столичную штучку и уверенных, что москвичка выходит замуж только в том случае, если замужество никак не ущемляет ее привычного комфорта (и уж в самом последнем случае — выходит за понаехавшего) — так вот, вопреки этому самому мнению тридцать восемь процентов браков, совершаемых в столице, — браки межнациональные. Феноменальное количество, и это новость последних пяти лет.
      Да, и каждую вторую бутылку коньяка в Москве покупает женщина.
      А вот это, знаете ли, не новость. Из чего сделаны москвички, еще сорок лет назад знали шоколадье Бабаевской конфетной фабрики. Старые, опытные, бабаевские шоколадье. Коренные москвичи. Позвольте привести вам рецептуру карамели «Москвичка».
      Внутри — ликерная начинка с добавлением сгущенного молока и спирта. Сверху — слой шоколада.

Ужас, ужас, ужас
Приключения статуи Свободы

Чужие
Межсословные браки — семейные баталии