Борис Шергин
      Варвара Ивановна
      У Якуньки была супруга Варвара Ивановна. И кажной день ему за год казался. Вот она кака была зазуба, вот кака пагуба. Ежели Якунька скажет:
      - Варвара Ивановна, спи!
      Она всю ночь жить буде, глаза пучить. А ежели сказать:
      - Варвара Ивановна, сегодня ночью затменье предвешшают. Посидите и нас разбудите.
      Дак она трои сутки спать будет, хоть в три трубы труби. Опять муж скажет:
      - Варя, испекла бы пирожка.
      - Не стоишь, вор, пирогов.
      А скажет:
      - Варя, напрасно стряпню затевашь, муку переводишь...
      Она три ведра напекет:
      - Ешь, тиран! Чтобы к завтрию съедено было!
      Муж скажет:
      - Варя, сходим сегодня к тетеньке в гости?
      - Нет, к здакой моське не пойдем.
      Он другомя:
      - Сегодня сватья на именины звала. Я сказал - не придем.
      - Нет, хам, придем. Собирайся!
      У сватьи гостей людно. Варвара пальцем тычет:
      - Якунька, это чья там толстомяса-та девка в углу?
      - Это хозяйская дочь. Правда, красавица?
      - А по-моему, морда. Оттого и пирогов мало, что она всю муку на свой нос испудрила.
      Муж не знат, куда деться:
      - Варя, позволь познакомить. Вот наш почтеннейший начальник.
      - Почтеннейший?.. А по виду дак жулик, казнокрад.
      Тут хозяйка зачнет положенье спасать, пирогом строптиву гостью отвлекает:
      - Варвара Ивановна, отведайте пирожка, все хвалят.
      - Все хвалят, а я плюю в твой пирог.
      И к Варваре кто придет, тоже хорошего мало. Который человек обрадуется угощению, тот ни фига не получит, а кто ломаться будет, того до смерти запотчует.
      Мода пришла - стали бабы платьишки носить ребячьи. Варвара наросьне ниже пят сарафанов нашила. Всю грязь с улицы домой приташшит. Вот кака Варвара Ивановна была: хуже керосина.
      Она и рожалась, дак поперек ехала. Муж из-за такого поведения сильно расстраивался:
      - Ах ты... проваль тебя возьми! Запехать разве мне ей на службу. Может, шелкова бы стала?
      Вот наша Варвара Ивановна на работу попала. Ежели праздник и все закрыто, дак Варвара в те дни черным ходом в учрежденье залезет и одна до ночи сидит, служит, пишет да считат. А ежели объявят:
      - Варвара Ивановна, эта вся будет спешна неделя. Пожалуйста, без опозданиев...
      Дак Варвара всю эту неделю назло дома лежит. Настанет праздник какой, Варвара одна в учрежденье работу ломит.
      Муж дак за тысячу верст рад бы от этой Варвары уехать, из пушки бы ей рад застрелить.
      Оногды идет он со службы, а домой неохота. И видит: дядьки на бочке за город едут. Ах, думает, хорошо б и мне перед смертью на лоно природы.
      - Дяденька, подвези!
      За папиросу вывезли и Якуньку за город. Стали навоз в яму сваливать. Яма страшна, глубока. Якуня думат:
      - В эту бы яму мою бы Варвару Ивановну!
      Яма смородинным кустьем обросла. Это Якуня тоже на ус намотал. Домой явился:
      - Хотя ноне и лето, ты. Варвара, за город ни шагу!
      - Завтра же с утра отправимся! И ты, мучитель, со мной.
      Утром бредут за город. Варвара Ивановна, чтоб не по-мужневу было, задью пятится. К ямы подошли, к смородиннику. Якунька заявил:
      - Мои ягоды!
      - Нет, холуй, мои! Лучче и не подступайся!
      Замахалась, скочила в куст, оступилась и ухнула в яму. Якунька прослезился и бросил следом три пачки папирос:
      - Прости, дорогая!
      Затем домой воротился. Никто его не ругат, никто его не страмит. Самоварчик наставил, сидит, радуется:
      - Вот кака жисть пошла приятная!
      Однако соседи вскоре заудивлялись, почему из Варвариной квартиры ни крыку, ни драки не слыхать. Донесли в участок, что не на кирпич ли даму пережгли, боле не орет. Начальник вызвал Якуньку:
      - Где супруга?
      - Дачу искать уехала.
      - Смотри у меня!
      Якунька до полусмерти напугался:
      - Лучче побежу я добывать свою Варварку.
      С веревкой полетел к ямы. Припал, слушат... Писк, визг слыхать...
      ...А вот и Варин голосок...
      Слов не понять, только можно разобрать, что произношение матерное. Якунька конец размотал. Начал удить:
      - Эй, Варвара! Имай веревку! Вылезай!
      Удит и чует, что дернуло. Конец высбирал, а в петле кто-то боязкой сидит, не боле фунта. Якунька дрогнул, хотел эту бедулину обратно тряхнуть, а она и проплакала:
      - Дяденька, не рой меня к Варвары! Благодетель, пожалей!
      - Вы из каких будете?
      - Я Митроба, по-деревенски Икота. Мы этта в грезной ямы хранились, митробы, иппузории. Свадьбы рядили, сами собой плодились. И вдруг эта Варвара на нас сверху пала, всех притоптала, передавила. Папиросу жорет, я с табаку угорела. О, кака беда! Хуже сулемы эта Варвара Ивановна, хуже карболовой кислоты!
      Якунька слушат да руками хлопат:
      - Ах да Варвара! Ну и Варвара! А все-таки по причине начальства приходится доставать.
      - Якуня, плюнь на их на всех! Порхнем лучче от этого страху в Москву.
      - Что делать-то будем?
      - Там делов, дак не утянешь на баржи. За спасение моей жисти от Варвары я тебя наделю капиталом. Я Митроба и пойду вселяться по утробам. За меня дохтура примуцца, а я их буду поругивать да тебя ждать. Ты в дом, я из дому.
      Якунька шапку о землю:
      - Идет! Отвяжись, худая жизнь, привяжись, хорошая!
      Митроба завезалась в шелково кашне, на последни деньги билет купила да в Москву и прикатили. На постоялый двор зашли, сели чай пить. Икота в блюдце побулькалась, заразговаривала:
      - По городу ле в киятры ходить, у меня платье не обиходно, да и на Варвару боюсь нарвацца. Лучче без прогулов присмотрю себе завтра барыну понарядне да в ей и зайду.
      - Как зайдешь-то?
      - Ротом. С пылью ле с едой.
      - А мне что велишь?
      - Ты в газету объяви, что горазен выживать икоты, ломоты, грыжу, дрип.
      Утром Якунька в редакцию полетел, а Митроба в окне сидит, будто бы любуется уличным движением. Мимо дама идет, красива, полна, в мехах. Идет и виноград немытый чавкат. Митроба на виноград села, барына ей и съела. И зачало у барыни в животе урчать, петь, ходить, разговаривать.
      Еиной муж схватил газету, каки есть дохтора? И читает: "Проездом из Америки. Утробны, внутренни, икоты, щипоты, черевны болезни выживаю". Полетели по адресу. Якунька говорит:
      - Условия такая. Вылечу - сто рублей. Не вылечу - больной платы просит.
      Наложил на себя для проформы шлею с медью. Приехали. Икотка барыниным голосом заговорила:
      - Здравствуй, Якунюшка! Вот как я! Все тебя ждала. Да вот как я! Лише звонок, думаю, не Якуня ли! Вот как я!
      Якуньке совестно за эту знакому:
      - Ладно, ладно! Уваливай отсель!
      Икота выскочила в виде мыша, только ей и видели. Больна развеселилась, кофею запросила. Американского дохтура благодарят, сто рублей выносят.
      Теперь пошла нажива у Якуньки. Чуть где задичают, икотой заговорят, сейчас по него летят. У Якуни пальтов накуплено боле двадцати, сапогов хромовых, катанцей, самоваров, хомутов, отюгов быват пятнадцать.
      Бедну Митробу на дому в дом, из души в душу гонит, деньги хапат. Дачу стеклянну строить зачал, думал - и век так будет. Однако на сем свете всему конец живет. Окончилась и эта легка нажива.
      Уж, верно, к осени было. Разлетелся Якунька одну дамочку лечить, а Икота зауросила:
      - Находилась более, нагулялась!.. Пристала вся!
      Якуня тоже расстроился:
      - Ты меня в Москву сбила! А кто тебя от Варвары спас?
      - Ну, черт с тобой! Этта ешше хватай, наживайся! А далеша! Я присмотрела себе подходяшшу особу, в благотворительном комитете председателыыу. В ей зайду, подоле посижу. Ты меня не ходи гонять. А то я тебя, знахаря-шарлатана, под суд подведу.
      Якунька удобел:
      - Ну, дак извод с тобой, боле не приду. Не дотрону тебя, чертовку!
      Получил последню сотенку, тем пока и закончил свою врачебную прахтику. А Икотка в председательшу внедрилась. Эта дамочка была така бойка, така выдумка, на собраньях всех становит. Резво говорит - часа по два, по три рот не запират. Вот эдак она слово взела, рот пошире открыла, Митроба ей туда и сиганула.
      Даму зарозбирало, бумагами, чернильницами зачала на людей свистать. Увезли домой, спешно узнают, кто по эким болезням. В справочном бюро натакали на Якуньку.
      Якунька всеми ногами упирается:
      - Хоть к ераплану меня привяжите - нейду!
      Забегали по больницам, по тертухам, по знахарикам. Собрали на консилиум главную профессуру. Старший слово взял:
      - Науке известны такие факты. Есь подлы люди. Наведут, дак в час свернет. В данном случае напушшено от девки или от бабы от беззубой. Назначаю больной десеть баен окатывать с оружейного замка.
      Другой профессор говорит:
      - И я все знаю скрозь. По-моему, у их в утробы лиситер возрос. Пушшай бы больна селедку-другую съела да сутки бы не попила, он бы сам вышел. Лиситер полдела выжить.
      Третий профессор воздержался:
      - Мы спину понимам, спину ежели тереть. А черев, утробы тоись, в тонкось не знам. Вот бабка Палага, дак хоть с торокана младень - и то на девицу доказать может.
      Ну, они, значит, судят да редят, в пятки колотят, в перси жмут, в бани парят, а больна прихворнула пушше. Знакомы советуют:
      - Нет уж, вам без американского дохтура не сняцца.
      К Якуньки цела делегация отправилась:
      - Нас к вам натакали. Хоть двести, хоть триста дадите, а без вас не воротимсе.
      Якунька весь расслаб:
      - От вот каких денег я отказываюсь!.. Сам без прахтики живу, в изъян упал.
      Он говорит:
      - Ваш случай серьезной, нать всесторонне обдумать.
      Удалился во свой кабинет, стал на голову и думал два часа тридцать семь минут. Тогда объявил:
      - Через печать обратитесь к слободному населению завтре о полден собраться под окнами у недомогающей личности. И только я из окна рукой махну, чтобы все зревели не по-хорошему:
      - Варвара Ивановна пришла! Варвара Ивановна пришла.
      Эту публикацию грамотной прочитал неграмотному, и в указанной улицы столько народу набежало, дак транваи стали. Не только гуляющие, а и занятой персонал в толпе получился. Также бабы с детями, бабы-молочницы, учашшиеся, инвалиды, дворники. Все стоят и взирают на окна. Якунька подкатил в карете, в новых катанцах, шлея с медью. Его проводят к больной. Вынимат трубку, слушат...
      Митроба на его зарычала:
      - Зачем пришел, собачья твоя совесть?! Мало я для тебя, для хамлета, старалась? Убери струмент, лучче не вяжись со мной!
      Якунька на ей замахался:
      - Тише ты! Я прибежал, тебя, холеру, жалеючи. Варвара приехала. Тебя ишшет!
      У Митробы зубы затрясло:
      - Я боюсь, боюсь!.. Где она, Варвара-та?
      Якунька раму толкнул, рукой махнул:
      - Она вон где!
      Как только на улице этот знак увидали, сейчас натобили загудели, транваи забрякали, молочницы в бидоны, дворники в лопаты ударили, и вся собравшаяся масса открыли рот и грянули:
      - Варвара Иванна пришла! Варвара Иванна пришла!
      Икота из барыни как пробка вылетела:
      - Я-то куды?
      - Ты, - говорит Якунька,- лупи обратно в яму. Варвара туда боле не придет!
      Народ думают - пулей около стрелили, а это Митроба на родину срочно удалилась. Ну, там Варваре опять в лапы попала.
      А Якунька, деляга, умница, снова, значит, заработал на табачишко...