Однако некоторые дворянские семейства по-прежнему процветали, например д'Ибелены, чей роскошный дворец в Бейруте поразил посланника германского императора; но средства на поддержание столь дорогостоящего сооружения теперь приходилось добывать не столько от владения земельной собственностью, сколько от активизировавшейся торговли. Акра стала центром ближневосточной торговли с Константинополем и Александрией: ежегодный доход иерусалимских королей от Акры составлял 50 тысяч фунтов серебром, что превышало доход английского короля в то время. Акра буквально кишела купцами из Дамаска, доставлявшими сахар, красители и пряности. Львиная доля экспортируемого в Европу сахара попадала туда через Акру, как и множество экзотических товаров, которые формировали рынок предметов роскоши на Западе. В свою очередь, 250-тысячное население заморских территорий обеспечивало крупный рынок сбыта для европейского экспорта – например, накидок и беретов из Шампани, а мусульмане охотно приобретали изделия из железа, лесоматериалы, текстиль и меха.
      Там же располагался и крупный невольничий рынок, где на продажу выставляли не только мусульман, но также греков и славян, которых доставляли на кораблях итальянские купцы. Всех их продавали под видом мусульман, поскольку закон запрещал продавать христиан в рабство; однако хитрые торговцы игнорировали это требование, а владельцы запрещали своим рабам креститься. Один епископ в начале XIII века сетовал, что «хозяева отказывают рабам-мусульманам в принятии христианства, хотя те умоляют их об этом со слезами на глазах». А в 1237 году сам папа Григорий IX с гневом обвинил в этом сирийских епископов и магистров военных орденов.
      Отдельные случаи крещения мусульман все-таки были, в результате чего, например, и возникла община сирийских христиан. На Ближнем Востоке одновременно существовали различные христианские конфессии: католики, православные, марониты, армяне, якобиты, несториане. Но все попытки Рима и Константинополя объединиться с ними не увенчались успехом, исключением стали разве что ливанские марониты. Что бы ни утверждали римские понтифики, католическое духовенство готово было объединиться с другими родственными церквами лишь при условии своего лидерства и превосходства. Поэтому не получалось дружбы не только между различными христианскими церквами, но даже между общинами. И отношение латинян к местным христианам было немногим лучше, чем к мусульманам, иудеям или самаритянам.
      На фоне мощного подъема миссионерской деятельности католиков в IX и начале X веков представляется странным полное отсутствие активности в этом направлении со сторо-ны победоносных крестоносцев – они даже не пытались обратить мусульман в христианскую веру. И можно со всей определенностью утверждать, что такая цель перед воинами Креста никогда не стояла. Хотя папа Урбан II, несомненно, хотел помочь византийскому императору, стремясь направить разрушительную агрессию франкских рыцарей на благородные цели, но его главное намерение состояло, как и у Бернарда Клервоского, в восстановлении христианства на Святой земле и спасении душ крестоносцев.
      И лишь в начале XIII века обнаруживаются слабые признаки миссионерской деятельности – прежде всего в Испании, где в результате успешной Реконкисты под властью христиан оказалось большое количество мусульман. Примечательно, что именно испанский епископ Диего Осма и его коллега Доминик Гусман испросили у папы Иннокентия III дозволения проповедовать Евангелие не только сарацинам, но и язычникам, проживающим на реке Висле. А в 1255 году их последователь Умбер Романский, великий магистр ордена доминиканцев, принялся активно обращать сарацин в католическую веру, призвав монахов изучать арабский язык.
      Во время знаменитой осады Дамиетты Франциск Ассизский непрерывно курсировал между крестоносцами и мусульманами, проповедуя султану аль-Камилю христианские истины, что стало для монахов-францисканцев примером для подражания. Их смелые миротворческие призывы снискали им славу защитников святых мест, даже когда эти святыни вернулись под контроль ислама. Однако Франциск всем сердцем поддерживал идею крестовых походов. Он искренно восхищался героями «Песни о Роланде», считая мучениками всех, кто погиб в боях с неверными, и полагал, что христиане имеют законное право владеть Святой землей, поскольку в Евангелии имеются указания на абсолютную легитимность крестовых походов как средства насильственного освобождения христианских святынь из-под власти богопротивных сарацин.
      Пожалуй, единственным католическим священником, настойчиво пытавшимся обратить ближневосточных мусульман в свою веру, был французский прелат Жак де Витри, назначенный епископом Акры. О своих коллегах на Святой земле он был весьма низкого мнения и писал папе, что местные христиане ненавидят латинян и предпочли бы власть мусульман, что католические священники их буквально разоряют, а сами ведут недостойный сана праздный, безнравственный и полный роскоши образ жизни. Местное духовенство отличалось невероятным взяточничеством и казнокрадством, а итальянские купцы были всегда готовы вцепиться друг другу в горло. Единственными, к кому он сохранял уважение, оставались рыцарские ордена.
      Но несмотря на проповедование католической веры среди палестинских мусульман, Жак де Витри вовсе не противопоставлял свои действия силовым мерам по расширению христианских владений в Заморье. Будучи горячим сторонником крестоносной идеи, он сопровождал кардинала Пелагия еще во время египетского похода. Он также защищал рыцарские ордена, особенно тамплиеров, от обвинений – не только со стороны еретиков-катаров, вальденсов, но и католических священников, вроде Вальтера Мапа из монастыря Сан-Альбано, – в нарушении заветов Христа, который, согласно Евангелию от Матфея, запретил апостолу Петру обнажать свой меч. В одной из проповедей к рыцарям Храма Жак де Витри призывал их не обращать внимания на нелепые обвинения со стороны «лживых христиан, сарацин и бедуинов».
      Сам факт, что Жак де Витри счел нужным ободрить и поддержать тамплиеров именно таким образом, говорит о том, что они по-прежнему ощущали себя исполнителями важной религиозной миссии. И хотя в исторических хрониках о них упоминается преимущественно в связи с военными или политическими действиями вождей, рядовые рыцари продолжали твердо придерживаться Кодекса, принятого на знаменитом Соборе в Труа. И во времена, когда монашеские ордена частенько обвиняли в распущенности и коррупции, к храмовникам такие упреки не относились. Постоянно вдыхая не церковный ладан, а запах конского навоза, кожи и пота, они прекрасно осознавали опасность службы в Палестине, знали, что рано или поздно их ждет страшная смерть от рук неверных.
      Если еще раз просмотреть внимательнее орденский Кодекс, то можно представить, в каких суровых жизненных условиях – жесткой дисциплины и сурового наказания за любое нарушение – исполняли свой обет братья-храмовники в середине XII века и в последующие времена. Вероятно, единственным их утешением и поддержкой были дружеские отношения с другими рыцарями, разделявшими с ними тяжелую воинскую судьбу. Такая дружба, как мы уже знаем, высоко ценилась среди цистерцианцев. Как явствует из Кодекса, несмотря на соперничество между двумя орденами – которое нередко перерастало в открытый конфликт, – товарищеские отношения, существовавшие между рыцарями и сержантами ордена Храма, распространялись и на братьев-госпитальеров. Тамплиерам требовалось предварительно получить разрешение начальства, чтобы есть, пить и посещать дома других религиозных общин, кроме госпитальеров. Рыцарь-тамплиер, оказавшийся в сражении отрезанным от своих братьев по оружию, обязывался «присоединиться к первому знамени, которое он увидит поблизости, желательно – к знамени госпитальеров». В 1260 году, когда отряду храмовников было приказано покинуть Иерусалим, руководство ордена согласовало свои действия с госпитальерами; и те охотно к ним присоединились.
      Гомосексуальные отношения между рыцарями, согласно Кодексу, оценивались как самый страшный проступок, преступление «против закона и Вседержителя», оно приравнивалось к вероотступничеству или дезертирству с поля боя, за это наказывали изгнанием из ордена. В статье 573 приводится пример с наказанием «трех братьев, которые ночью в Замке Паломника, сподобившись тяжкому греху, ласкали друг друга». Их проступок показался великому магистру столь «злостным и предосудительным», что он даже не пожелал представить их на суд орденского капитула. Вместо этого «нарушителей режима» заковали в кандалы и отправили отбывать наказание в Акру. Один из них, по имени Лука, сумел по дороге улизнуть, переметнувшись к мусульманам; второй при попытке бегства погиб; а третий долгие годы провел в застенке.
      Но чаще всего тамплиеров обвиняли в непомерной алчности. Орден Храма очень умело распоряжался богатствами, накопленными за многие годы в результате обильных благотворительных пожертвований, что вызывало постоянную зависть и возмущение тех, кто не представлял себе их огромных расходов – и не только в Святой земле, но во всех христианских государствах. Как и госпитальеры, храмовники являли собой многонациональное братство, финансируемое международными силами по борьбе с врагами христианства сразу на нескольких фронтах. Так, шесть рыцарей-тамплиеров погибли в сражении объединенного западноевропейского ополчения с татаро-монголами в битве под Легницем в 1241 году. Мощные позиции орден Храма сохранял в Португалии и Испании, хотя его реальное участие в Реконкисте было относительно небольшим: когда в 1229 году христианские войска атаковали Мальорку, отряд тамплиеров составлял лишь около четырех процентов от общей численности войска. В том же Арагоне считали, что главная миссия храмовников – защита Святой земли, поэтому все новобранцы, лошади и до тридцати процентов всех доходов направлялись ими в Палестину.
      Так же как современные благотворительные общества вкладывают средства в доходные проекты, тамплиеры направляли накопленные средства не только на войну с сарацинами, но и на расширение собственных владений на Востоке: когда Жану д'Ибелену понадобились деньги для борьбы с Фридрихом II, он продал часть своих земель тамплиерам и госпитальерам.
      Самостоятельное распоряжение доходами вызвало критическое отношение к тамплиерам папы Григория IX. «Многие могут заключить, – писал он великому магистру, – что вы намереваетесь умножить свои земельные владения за счет единоверцев, в то время как для этого существуют земли, обильно политые кровью Спасителя и незаконно занятые неверными». Кроме того, тамплиеры подвергались нападкам за слишком мягкое обращение с мусульманами – они разрешали им занимать прежние жилища и молиться Аллаху в своих домах. По иронии судьбы, подобное обвинение прозвучало и в письме беспутного Фридриха II к графу Ричарду Корнуэльскому в 1245 году.
      Не поскупился орден и на оборудование своей новой штаб-квартиры в городе Акра – ею в тот момент вместо смещенного Ричарда Филангьери, ставленника императора Фрид-риха, управлял специальный комитет. Городские кварталы представляли, по сути дела, автономные республики, окруженные крепостными стенами и башнями, а улицы, по словам арабского летописца ибн-Жубейра, «были переполнены таким множеством людей, что даже ступить было некуда. А в воздухе стояла страшная вонь, вызванная обилием пищевых отбросов и экскрементов». Тамплиерская община, разместившаяся в припортовой части города, обеспечивала главное направление городской обороны. По словам рыцаря-храмов-ника из Тира, «вход в Акру преграждала очень высокая и мощная крепость со стенами толщиной 28 футов (около 9 метров. – Пер.). С каждой стороны имелось по небольшой башне, увенчанной скульптурой льва с поднятой лапой – размером с упитанного быка и покрытого золотом. Все четыре льва – с материалом и работой – обошлись в полторы тысячи сарацинских безантов, но выглядели как в сказке. С другой стороны, напротив пизанского квартала, возвышалась еще одна башня. Поодаль, у женского монастыря Святой Анны, виднелась и другая цитадель – с колокольней и устремленной в небо часовней. А последняя башня стояла на самой кромке берега. Это было очень древнее сооружение, построенное почти сто лет назад по приказу самого Саладина. Именно там хранились сокровища тамплиеров. Башня находилась так близко от воды, что о ее подножие разбивались морские волны. У ордена имелось немало столь же прекрасных сооружений, о которых стоит упомянуть».
      Однако большинство обвинений в адрес тамплиеров полностью опровергаются противоположными свидетельствами. Когда король Яков I Арагонский на втором Лионском соборе укорил храмовников за уклонение от участия в новом крестовом походе против мавров, его слова не нашли поддержки среди других членов испанской делегации. А знаменитый францисканский священник из Англии Роджер Бэкон, напротив, даже критиковал тамплиеров за излишнюю агрессивность, которая, по его мнению, мешала обращению мусульман в христианство. Более того, в то время как почти все католические ордена, за исключением картезианцев, обвиняли за расточительность и поведение, не соответствующее их священному предназначению, орден Храма менее других монашеских общин заслуживал подобную критику. Разумеется, в золоченых львах не было особой необходимости, и Гуго де Пейн вряд ли мог представить магистра рыцарей бедного братства Иисуса Христа живущим во дворце. Однако доля средств, потраченных орденом Храма на выполнение своих главных задач, намного превышала аналогичные расходы других религиозных орденов того времени и даже масштабы благотворительности в наши дни. Тем не менее Папская курия, хотя и журила время от времени храмовников и госпитальеров, не переставала гордиться делами рыцарских орденов, постоянно отмечая их достижения в папских буллах и защищая их интересы с помощью всевозможных привилегий и льгот.
      Кроме того, финансовые расходы военных орденов росли из-за непрерывного роста цен. Если на содержание одного бургундского рыцаря в 1180 году шел доход от 750 акров земли, то в середине XIII века на это требовались доход уже от 4000 акров. Стоимость полного боевого оснащения конного рыцаря, а также сопровождавших его сержантов и оруженосцев можно сравнить со стоимостью современною тяжелого танка. К тому же, несмотря на регулярное пополнение тамплиерской казны, деньги у них долго не задержи-вались. Только в Заморье они полностью обеспечивали содержание гарнизонов 53 замков и крепостей – от грандиозного замка Паломника до скромных наблюдательных башен на традиционных маршрутах богомольцев; в Европе и на Востоке тамплиеры содержали около тысячи представительств – так называемых Домов, службу в которых несли около семи тысяч членов ордена и в десять раз больше привлеченных солдат и работников. Соотношение обслуживающего персонала и воинов обычно составляло 3:2. К середине XII века орден Храма уже имел собственный галерный флот – для перевозки лошадей, зерна, оружия, паломников и самих войск. От этого терпели убытки традиционные перевозчики, поэтому в 1234 году городские власти Марселя ограничили численность паломников, которых храмовникам разрешалось перевозить из их порта в течение года.
      Несмотря на очевидную их причастность к финансовому, материально-техническому и военному аспектам различных вооруженных конфликтов, тамплиеры, как и раньше, главной своей задачей считали защиту Святой земли и освобождение Иерусалима. В предисловии к одному из первых переводов библейской Книги Судей с латыни, сделанному по инициативе тамплиеров, особо подчеркивалось, что следует учиться «настоящему рыцарству» и всегда помнить, «сколь высока честь служить Всевышнему, который всегда награждает за верность и любовь». А поскольку большинство самих рыцарей, а также сержантов и оруженосцев были неграмотны, эти слова предназначались не столько для их просвещения, сколько для укрепления морали и боевого духа. Книга Судей была выбрана не случайно. В то время как Книга Ииуса Навина рассказывает о завоевании евреями Земли обетованной в результате ряда кровопролитных военных кампаний, в Книге Судей те же события рассматриваются как более сложный и последовательный процесс, сопровождавшийся взлетами и падениями. В этом повествовании угадывается явная аналогия древнееврейской истории с приключениями, выпавшими на долю крестоносцев в Палестине. Авторы Ветхого Завета, противореча Заветам евангельского Христа, вполне одобряли ограбление своих врагов, считая его одним из естественных способов ведения войны, который не только допустим, но предписан Всевышним.
      В 1239 году истек срок мирного соглашения, подписанного Фридрихом II и султаном аль-Камилем. Помня об этом, папа Григорий X провозгласил новый крестовый поход. Хотя короли Франции и Англии на словах поддержали эту идею, но никто из них не принял креста. Снова, как во времена 1-го Крестового похода, во главе была титулованная знать, а не представители королевских домов. Войском командовал Тибо, граф Шампанский. Он приходился двоюродным братом сразу трем монархам – Англии, Франции и Кипра – и рассматривал эту экспедицию как высшее проявление рыцарской чести и отваги. «Настоящий слепец тот, – говорил он, – кто хотя бы однажды не пересек моря, чтобы поддержать нашего Христа»,
      Осуществлению планов новых крестоносцев вовсе не способствовала запутанная политическая обстановка в Заморье – отовсюду они получали весьма противоречивые со-веты и призывы. Аюбиды воевали между собой, а дамасский султан Измаил предложил франкам заключить договор против своего племянника и сына аль-Камиля – Аюба, заняв-шего каирский трон. В обмен на защиту латинянами пограничных рубежей в Синайской пустыне он соглашался пер дать им важные укрепленные пункты – Бофор и Сафет. До битвы при Хыттине Сафет принадлежал тамплиерам, которые стремились вернуть себе эту крепость.
      Так была заключена сделка, в результате которой владения латинян в Палестине стали самыми большими со времен Хыттина. Однако особенно привлекательными для обеих сторон являлись прибрежные города и районы. Фанатичные подданные дамасского султана яро враждовали со своими единоверцами из Египта, а в лагере христиан эта вражда вылилась в обострение конфликта между тамплиерами и госпитальерами, которые до того момента держали единый фронт против ставленников Фридриха II. Проигнорировав договор с Дамаском, госпитальеры заключили союз с каирским султаном Аюбом.
      В такую запутанную и взрывоопасную ситуацию попал только что прибывший в Святую землю Ричард, граф Корнуэльский, – племянник Ричарда Львиное Сердце, брат короля Генриха III и шурин императора Фридриха II. Ему был всего 31 год, но он уже завоевал репутацию отважного и дальновидною правителя. Он прибыл на Ближний Восток с солидными запасами вооружений и провианта, а также с полномочиями от германского императора, который после смерти несчастной королевы Иоланты женился на английской принцессе Изабелле.
      Ричард, заставший Иерусалим в состоянии политического хаоса, со свойственными ему упорством и энергией сумел добиться соглашений и с Дамаском, и с Каиром. В результате достигнутых договоренностей из египетских тюрем были освобождены все христианские узники и подтверждены права латинян на недавно утраченные ими земли. Но не успел Ричард отплыть в Англию, как все соглашения были разорваны. Великий магистр храмовников Арман Перигорский, проигнорировав договоренность с египтянами, в 1242 году напал на город Хеврон, который оставался под властью каирского султана. Легко преодолев слабый отпор мусульман, тамплиеры захватили и Наблус, где сожгли все мечети и унич-тожили практически все население, включая местных христиан.
      Примерно в то же время императорский бальи Ричард Филангьери при поддержке госпитальеров попытался восстановить власть Фридриха II над Акрой. Неудавшийся переворот закончился шестимесячной осадой владений госпитальеров армией латинских баронов во главе с Бальяном д'Ибеленом, к которым охотно присоединились тамплиеры. Этот открытый конфликт между двумя рыцарскими орденами вызвал возмущение европейской общественности, которая основную вину возлагала на орден Храма и держала сторону германского императора. Так, настоятель Сан-Альбанского монастыря Матвей Парижский обвинял храмовников в том, что, перекрыв доставку продовольствия во владения госпитальеров, они обрекли своих братьев-христиан на голодную смерть. Кроме того, тамплиеры изгнали из замков и поместий многих тевтонских рыцарей, на что аббат с горечью заметил: «Те, кто призван использовать доставшиеся им богатства для неустанной борьбы с сарацинами, злонамеренно обратили насилие и злобу против христиан, своих братьев, и тем самым навлекли на себя тяжкий гнев Всевышнего».
      Нет сомнений, что в правление Армана Перигорского орден Храма состоял в антиимперской коалиции, поддерживая Алису, королеву Кипрскую. Одновременно она являлась регентшей королевства Иерусалимского при юном Конраде – сыне Фридриха II от первого брака, – признавая правомерным непризнание его в качестве короля из-за нежелания Конрада посетить Святую землю и короноваться. И в этом храмовники были вовсе не одиноки – такой же позиции придерживались венецианцы и генуэзцы, которые в 1243 году вместе с местными франкскими баронами изгнали императорского ставленника Филангьери из Тира. Однако подобные действия тамплиеров не обязательно были вызваны враждой, местью или собственными корыстными интересами. В письме Роберту Сэндфорду, написанном в 1243 году, Арман Перигорский разъясняет основные причины своих политических пристрастий. Посланники, направленные тамплиерами для переговоров в Каир, фактически удерживались египтянами в плену. Египтянам нельзя было доверять, они просто выгадывали время. А союз с Дамаском не только обеспечивал латинянам возвращение ряда важных укрепленных пунктов и значительных территорий, но и удаление из Иерусалима оставшихся там мусульман.
      Дабы укрепить союз с Дамаском, в Акру был приглашен с визитом эмир Хомса принц аль-Мансур Ибрагим, которого весьма уважительно приняли в главной резиденции ордена Храма. Однако радоваться было преждевременно. Чтобы противостоять выступившим против него объединенным силам, египетский султан Аюб обратился за помощью к хорезмийским туркам, торгашам и кочевникам, занимавшим земли неподалеку от Эдессы. В июне 1244 года десятитысячная хорезмийская кавалерия ворвалась на дамасскую территорию и, обойдя сам Дамаск стороной, двинулась в Галилею, захватив для начала Тиверию. Уже 11 июля отряд хорезмийцев стоял под стенами Иерусалима. Некоторое время город оборонялся, но 23 августа – по приказу трусливого эмира Керакского Муслима – гарнизон и все жители-христиане тайно покинули Иерусалим, направившись в Яффу. В силу трагических обстоятельств – им, например, показалось, что на стенах города развеваются франкские флаги, – христиане вновь вернулись и Святой град. Они пришли туда одновременно с туркменами, которые почти полностью перебили их – живыми до Яффы добрались лишь около трехсот беженцев.
      Хорезмийцы подвергли город тотальному разграблению, выбросили из могил даже бренные останки Готфрида Бульонского и других иерусалимских королей, похороненных в церкви Гроба Господня, убили немногих оставшихся там священников и предали церковь огню. Покинув разоренный город, свирепые туркмены направились к средиземноморскому побережью и соединились в Газе с отрядом египетских мамлюков под командованием Рухаддина Бейбарса.
      17 октября 1244 года на песчаной равнине неподалеку от деревни Гербия, известной франкам как Ла-Форби, этот египетский корпус столкнулся с объединенной армией Дамаска и Акры. Дамасские войска, включая бедуинскую кавалерию под командованием ан-Насира, возглавлял принц Хомсский аль-Мансур Ибрагим. Христианское ополчение было самым мощным с трагических времен Хыттина: шестьсот рыцарей-мирян во главе с Вальтером де Бриенном и Филиппом де Монфором, столько же тамплиеров и госпитальеров, ведомые Великими магистрами Арманом Перигорским и Гильомом Шатоне. Здесь же был небольшой отряд тевтонских рыцарей и христианские ополченцы из Антиохии.
      Как и перед битвой при Хыттине, между союзниками возникли споры относительно того, атаковать самим или же занять оборону: аль-Мансур Ибрагим склонялся к последнему варианту, но победила точка зрения Вальтера де Бриенна, который предлагал активные действия. Армия союзников заметно превосходила по численности войска египтян, однака отряд мамлюков отбил фронтальную атаку, а в это время туркменская кавалерия решительно атаковала с фланга. Дамасские войска, которыми командовал эмир Керака ан-Назир, обратились в паническое бегство. Не прошло и нескольких часов, как армия латинян была разгромлена: на поле боя осталось не менее 5 тысяч погибших, а 800 человек попали в египетский плен, и среди них Великий магистр тамплиеров Арман Перигорский. Общие потери тамплиеров составили от 260 до 300 рыцарей. Всего в живых остались 33 храмовника, 26 госпитальеров и 3 тевтона.
 

13. Людовик IX Французский

 
      Кто теперь мог спасти Святую землю? Непримиримое противостояние в Европе между Папской курией и императором Фридрихом II лишило последнего какой-либо возможности снова возглавить освободительное христианское ополчение. Фридрих понимал, что его враги в Палестине, особенно тамплиеры, ценой собственной гибели разрушили перемирие с египетскими Аюбидами.
      Единственным европейским монархом, который мог возглавить новый крестовый поход, оказался французский король Людовик IX. По воле провидения или просто по совпадению, но именно в год катастрофического разгрома латинян под Ла Форби Людовик заболел малярией и, находясь на волосок смерти, поклялся в случае выздоровления принять крест.
      Являясь сыном властной Бланки Кастильской и мужем Маргариты Прованской – обе происходили из родов, издавна боровшихся с мусульманами, – Людовик унаследовал французский трон еще ребенком и сумел удержать его благодаря энергичному регентству матери. В пятнадцатилетнем возрасте он уже командовал армией в очередной военной кампании против английского короля Генриха III. Приятной внешности, с хорошим чувством юмора, легко возбудимый и зачастую несдержанный, Людовик в отличие от Фридриха II был очень набожен и не испытывал никаких сомнений в истинности католической веры. Еще в начале своего правления он подписал Парижский эдикт, по которому провинция Лангедок входила в состав Франции, и это положило конец распространению катарской ереси. Он нисколько не сомневался в правомерности применения силы для защиты христианства и как настоящий рыцарь часто говаривал своему давнему другу Жану де Жуанвилю, что «всякий раз, как ом слышит о принижении христианской веры, его рука невольно тянется к мечу и ему хочется пронзить негодяя насквозь». И даже если Людовик пользовался не столь жесткими выражениями, это высказывание разительно отличается от циничного скептицизма императора Фридриха II.
      В отличие от того же Фридриха французский монарх был счастлив в браке. Его привязанность к супруге Маргарите Прованской даже вызывала ревность у матери: когда они поженились, то жили в отдельных комнатах, встречаясь только на лестнице, где о приближении матери-королевы их предупреждали верные слуги. Однажды во время крестового похода Жуанвиль упрекнул короля, что тот смиренно ожидал окончания мессы, вместо того чтобы поспешить навстречу Маргарите и новорожденному младенцу. Однако этот эпизод скорее говорит о его набожности, а не о равнодушии к супруге. За всю совместную жизнь между ними не было и тени отчуждения. Маргарита родила королю одиннадцать детей.
      Людовик испытывал трепетный интерес к церковным реликвиям. Выкупив терновый венец Христа у Балдуина, латинского императора Византии, он пронес его босиком по улицам Парижа до великолепной часовни, построенной специально для хранения этой святыни на острове Ситэ. Он также сделал множество щедрых пожертвований, в том числе на строительство Раймонского аббатства, но никогда не поддавался запугиваниям со стороны церковных иерархов и выступал посредником в конфликте между императором и папой. Стремление Людовика к справедливости и правосудию, как и его искреннее внимание к нуждам бедняков снискали ему репутацию святого, но особенно эту славу укрепил принятый им крест, «поскольку крестовый поход являлся высшим выражением рыцарской идеи среди западной аристократии».
      И коль обет был дан, Людовик стал готовиться к крестовому походу с тем же упорством и целеустремленностью, которые обычно проявлял при подавлении выступлений строптивых вассалов и реорганизации системы правления французского королевства. Первая его задача – добыть средства для организации дорогостоящей заморской экспедиции. Для этого он ввел новый налог в размере 1/12 от всех церковных доходов и обязал все французские города выплатить дополнительные субсидии. Поскольку порт в Марселе в тот момент находился под властью германского императора, Людовик построил новый портовый причал в Эгморте. Именно оттуда он и отправился в Святую землю 25 августа 1248 года. Без особой охоты, но все-таки за ним последовали его братья и многие вассалы. Вместе с королем отправилась и Маргарита с детьми, в результате Франция осталась под рукой королевы Бланки Кастильской.
      Уже за пределами Франции к отряду Людовика присоединились и другие знатные рыцари, в том числе Жан де Жуанвиль, сенешаль провинции Шампань. Местом сбора всего ополчения был выбран остров Кипр, где по заранее намеченному плану уже были размещены провиант и вооружение для 25-тысячной армии Людовика IX; среди них были 5000 арбалетчиков и 2500 рыцарей. Остановившись на зимовку, в январе 1249 года король направил двух монахов-доминиканцев с посланием к монгольскому хану, надеясь, что эта мощная азиатская сила – по слухам, она благоволила христианам – поможет ему в борьбе с исламом.
      Придерживаясь тех же взглядов, что и ранее кардинал Пелагий, – дескать, обезопасить Святую землю можно, лишь подчинив себе Египет, – и особо не задумываясь о причинах неудач предыдущих крестовых походов, в конце мая Людовик с армией отплыл из Кипра, направляясь в дельту Нила. На рассвете 5 июня флот латинян бросил якорь напротин Дамиетты. Мусульманское войско под командованием Фахруддина, приятеля Фридриха II, уже ожидало их на берегу. «Это было завораживающее зрелище, – вспоминает Жуаи-виль. – Золоченые доспехи султана горели в лучах восходящего солнца. В ушах стоял мощный грохот боевых барабаном и заунывный стон сарацинских труб». Не менее красочно выглядело и франкское войско: «Галера графа Яффского сверху донизу, как чешуей, была покрыта яркими щитами с его родовым гербом… Гребцов на галере было не менее трех сотен, и рядом с каждым из них был укреплен небольшой щит с графскими регалиями, а к щиту был дополнительно приделан флажок с тем же гербом, но уже позолоченным».