Глава 7

Кенан вставил ногу в щель, которую обнаружил в садовой изгороди у дома Бедгрейнов, и легко закинул другую наверх. Изгородь строили для красоты, и чтобы перелезть через нее, особого труда не требовалось.

«Безумец», – решил он, после того как в тысячный раз подумал, что им двигало. Как еще можно назвать человека, который в темноте крадется по саду под окнами красотки? Густой туман, казалось, только придавал драматизм происходящему.

С тех пор как Невин попытался запретить ему встречаться с ней, в душе Кенана росла необходимость видеть ее, говорить с ней. В конце концов, он оказался здесь. Надо же было заявить, что у него есть право защищать ее. Самонадеянный щенок! Сидя на своей благородной заднице, он не выглядел таким уж надменным.

Раздраженный агрессивностью Невина, Милрой послал ей письмо. Его, впрочем, не удивило, что Уинни не ответила. Она даже распорядилась, чтобы прогнали посыльного. Его наблюдения за мисс Бедгрейн доказывали, что эта девица – решительное и смелое создание, она готова сразиться хоть с тремя фуриями, если понадобится. А еще Кенан думал, что она отчаянная. Когда ему начали нравиться эти качества, он понял, что пропал.

Наткнувшись на небольшой куст, молодой человек выругался. Как бы не заблудиться в таком тумане. Надо быть осторожным, иначе наутро Бедгрейны обнаружат в своем саду его тело с разбитой о каменную скамью головой.

В доме вспыхнул свет, просочился сквозь окно. Благодаря этому приглушенному освещению он смог подобраться поближе, вздрагивая от шороха гравия под собственными ногами. Подкравшись к застекленным дверям, он едва не вскрикнул от неожиданности, когда прямо перед ним появилось женское лицо. Он спрятался в темноте, а Уинни распахнула створки.

Она вглядывалась в туман. На ней была домашняя одежда – значит, вечер она решила провести дома. Белый пеньюар на тонких завязочках с кисточками слегка распахнулся, и была видна соблазнительная сиреневая ночная рубашка. Прямые светлые волосы до талии Уинни заплела в косу. Кенан затаил дыхание, боясь малейшим шумом привлечь к себе внимание. Вряд ли она высматривала в темноте что-то конкретное. Взгляд говорил о том, что мысли ее далеко. Наклонив голову, девушка прислушалась. Она слышала лишь стрекотание сверчков и время от времени – лай собак. Резко развернувшись, Уинни направилась в глубь уютной, залитой светом комнаты.

Встав так, чтобы его нельзя было увидеть, Кенан наблюдал, как она зажгла масляную лампу рядом со стулом, что ближе всех стоял к камину. Взяв сиреневую кашемировую шаль в белую полоску, которую она при входе набросила на спинку стула, Уинни села, укрыла ею ноги и стала читать.

Наблюдая, как она наслаждается своим одиночеством, Кенан почувствовал блаженство. Погруженная в книгу, она медленно накручивала на палец выбившийся локон. В этой женщине было все, о чем он только мечтал: красота, ум, смелость, богатство и воспитание.

Пока Милрой обдумывал, как ему завоевать такую женщину, раздался страшный грохот. Из-за густого тумана было трудно понять, откуда именно он донесся, но ясно было, что откуда-то сзади, справа, недалеко от изгороди, через которую он перебрался. Не успел молодой человек шевельнуться, как из дома выбежала Уинни, сжимая в руке саблю.

Он забыл добавить в свой список «отчаянная». Ее храбрость граничила с безрассудством. Испугавшись, что девушка поранит себя, Кенан поспешно подошел к ней. Одной рукой он обхватил Уинни за талию, другой – закрыл ей рот. Как только он коснулся ее, она замерла.

– Выручать вас из беды входит у меня в привычку, – прошептал он ей на ухо.

Слава Богу, Уинни узнала человека, который схватил ее. Она выгнула спину, чтобы не прикасаться к его груди. Игривые нотки, которые она уловила в его тихом шепоте, разбудили ее ярость. Воспользовавшись тем, что мужчина расслабил руку у ее рта, она укусила его в ладонь.

– Эй, полегче! – вскрикнул Кенан, отпустив ее. – Вы что, не узнали меня?

Уинни повернулась к нему лицом. Саблю отца она держала наготове, чтобы проткнуть наглеца насквозь, если тот попытается еще раз дотронуться до нее.

– Я вам покажу! – И ударила его по руке тупой стороной сабли. – Это вам за то, что напугали меня до смерти, неотесанный полуирландец!

– Уинни!

Она занесла саблю, чтобы ударить его снова. Кенан успел отвести оружие. Он застонал от боли, и она застыла на месте.

– Вы распороли мне руку до крови, мисс. – Молодой человек лизнул рану. – Черт, вы так мстите за свою оскорбленную честь, или мне придется лишиться всех пальцев, чтобы отнять у вас саблю?

Уинни не собиралась ранить его. Она хотела лишь сделать Милрою больно. Он выхватил саблю из ее ослабевшей руки и пробурчал что-то про сумасшедших женщин.

– Очень больно?

– Достаточно. А если бы я был вором, глупая? Вы хотели прогнать его этой сабелькой?

– Но вас ведь это остановило, – усмехнулась она, но тут же поняла свою ошибку. Милрой был в ярости и ранен; если она будет подначивать его, то лишь докажет, что сама не в себе. – Пойдемте в дом, – предложила Уинни. – Я обработаю вам руку.

– Минуту. – Он подтолкнул ее к открытым дверям. – Идите. А я сначала все здесь осмотрю.

Уинни не стала возражать, просто пошла и захлопнула двери. Она понимала: он не успокоится, пока не узнает, что это был за грохот. Обдумывая причины, по которым Кенан Милрой мог быть у них в саду, она готовила то, что понадобится, чтобы промыть и перевязать рану. Когда девушка вернулась, он стоял у камина и рассматривал корешок переплета ее книги.

– Кого-нибудь нашли?

– Нет. Это могло быть какое-нибудь животное или прохожий. – Кенан взял книгу. – Что вы читаете?

Гадая, что у него на уме, она осторожно сделала пару шагов.

– «Тадеуш из Варшавы», автор – мисс Портер. Вы читали эту повесть?

Нахмурившись, Милрой бросил книгу на стол.

– Нет. – Ему не понравился ее сочувствующий взгляд. Молодой человек выпрямился. Уинни поставила миску с водой на пол и положила на стол бинты. Он продолжал: – А, вы подумали о моем письме. Грамоте меня научила Бланш. Могу черкнуть пару строк. Этого недостаточно, чтобы написать увлекательную книгу, ведь вам именно такие книги нравятся.

– Бланш? Это ваша мать?

– Нет, подруга. – Кенан подставил ладонь под рану, чтобы кровь не капала на пол. – Ее муж ставил на меня, когда я только начинал драться на ринге.

– А. – Опустившись на колени, Уинни легонько подтолкнула его к креслу. Она взяла его руку и разжала кулак. Сабля поранила все четыре пальца, но порезы оказались неглубокими. – Хорошо. Я боялась, придется вызывать Типтона накладывать швы.

Склоненная голова Милроя была так близко, что его дыхание слегка шевелило ее волосы.

– Типтон? Верно, муж вашей сестры.

Уинни удивилась его осведомленности. Она не думала, что лорд Невин стал бы распространяться по этому поводу.

– Да. Он прекрасный хирург. Я часто помогаю ему, когда он ездит в тюрьмы и работные дома.

– Такие места не для дам, – сказал Милрой, сменяя гнев на милость. – Вашим домашним надо бы преподать урок, как о вас заботиться.

Опустив его руку в теплую воду, она смыла кровь.

– Мистер Милрой, я вижу, вы знаете кое-что обо мне и моей семье. Но вы ошибаетесь.

Уинни вынула руку из воды и с радостью заметила, что кровь почти остановилась. Она дала ему полотенце и велела вытереть руку, а сама открыла баночку с мазью.

– Пахнет неприятно, – призналась она, морща нос. – Типтон очень советует это средство для заживления небольших ран.

Когда она закончила перевязку, Кенан согнул пальцы – посмотреть, как они работают.

– Больно. Голландец огорчится, если рука долго не заживет.

– Полагаю, этот ваш Голландец еще один друг?

Она все собрала, взяла миску, вышла в коридор и оставила на столике, чтобы кто-нибудь из слуг убрал.

Заметив на полу ее шаль, Кенан поднял ее и бережно положил на подлокотник кресла.

– Да, и хороший, – ответил он. – Тоже боксер. Я встретил его, когда сам только начинал и махал кулаками больше от злости, чем от умения боксировать. – Милрой тряхнул головой и усмехнулся, о чем-то вспомнив. – В первом же бою я получил в лицо, был сломан нос. – Он слегка потер то самое место. – Боже, я обезумел! Из носа ручьями текла кровь, но за десять минут я его уложил. С тех пор мы друзья. – Он постучал себя по носу. – И никто больше со мной такого не проделывал.

Уинни взяла один из графинов отца. Милрой рассуждал о насилии с увлеченностью, которая была ей непонятна. И все же этот человек ей нравился. Сидя перед камином в черных брюках и пальто, с шарфом на шее, он выглядел как любой другой джентльмен их круга. Однако между ними, словно глубокий овраг, легли различия.

Уинни повернулась к нему с бокалом в руке.

– Самое лучшее папино укрепляющее средство, – ответила она на незаданный вопрос. – Коньяк. Кажется, контрабандный, хотя папу хватит удар, если я вслух осмелюсь высказать свои подозрения. – Милрой взял у нее бокал. Взгляд девушки упал на повязку, которая напомнила ей, что она натворила.

– Не беспокойтесь, Уинни. Порезы заживут. – Его усмешка согрела ее, будто это она выпила французского бренди. – Только неотесанный полуирландец, как последний болван, мог схватиться за лезвие.

Она не стала с этим спорить.

Ее собственные руки были оголены до локтей – Уинни завернула рукава, когда обрабатывала рану. Спуская их, она думала, как наилучшим образом начать разговор, чтобы выяснить то, что ее интересовало.

– Мистер Милрой…

– Кенан, – поправил он ее. – Я пролил за вас кровь. По крайней мере, могу рассчитывать услышать свое имя из ваших уст.

Она ответила на его улыбку своей, чуть заметной.

– Кенан, зачем вы здесь?

Глаза у него прямо-таки зажглись.

– А разве не ясно? Вы не ответили на письмо, велели слугам вышвырнуть посыльного на улицу. Неужели вы не подумали, что я явлюсь узнать, в чем дело?

Огонь камина отражался в его темно-голубых глазах, но это был холодный огонь. Красивые сильные черты, которые подчеркивала игра теней и света, создавали странное чувство, что она разговаривает с ночным созданием из преисподней, а не с живым человеком. Человек или дьявол, Уинни была настороже. С ничего не выражающим взглядом она уселась в кресло напротив.

– Мистер Милрой, меня не было дома весь день. Экономка отпустила посыльного, потому что не знала, когда я вернусь. Она сразу же вручила мне ваше дерзкое письмо.

– Я был дерзок? Вы должны простить меня. Такому человеку, как я, столькому надо научиться, – насмешливо признался Милрой.

Уинни поерзала в кресле. От напряжения руки сжались в кулаки.

– Хорошо, я готова сделать вам поблажку, – съязвила она. – Если кто-то упорно старается демонстрировать всем и каждому, что он незаконнорожденный, ему, конечно, трудно отказаться от этой привычки!

На миг затаившись, как змея, мужчина вскочил, схватил ее за руку и поднял из кресла.

Стоя на цыпочках, Уинни почувствовала, что ее охватил ужас, стало тяжело дышать.

– Маленькая обманщица.

Такое обвинение окончательно вывело ее из равновесия.

– Что?

Его хватка ослабла, и она опустилась на всю ступню. От вынужденной близости к нему у нее так забилось сердце, что Уинни испугалась: вдруг Милрой услышит, как оно стучит.

– Вы… – прошептал он. И она подняла глаза. – Я слышал, как о вас говорили. Мужчины мечтают о вас… представляют себя на месте того, кто может дотронуться до вас, поцеловать вас.

Его губы были совсем близко к ее губам. Интуитивно девушка приподняла подбородок для поцелуя и замерла в предвкушении, хотя с желанием неотступно боролся страх.

Он не мог оторвать глаз от ее рта, но все же не касался его.

– И все задаются вопросом: почему никто не может добиться Уинни Бедгрейн? Многие предлагали ей руку и сердце, клали к ее ногам свое состояние, а она всем отказывала. Почему?

Он тряхнул ее, заставляя посмотреть на него. Но ей хотелось смотреть куда угодно, но только не на него. Она отлично знала, что о ней говорят. Кто-то считал, что она слишком разборчива. Другим думалось, что все дело в гордости, так как она, без сомнения, была унижена тем, что первой замуж вышла ее младшая сестра. Но никто даже в ее любимой семье не догадывался об ужасной правде.

Уже два сезона Уинни не знала, куда деться от лорда Мидлфела, мистера Диго, мистера Тери и мистера Эстхилла. Эти искушенные, пресытившиеся джентльмены из высшего общества ради развлечения держали пари на ее добродетель.

Уинни не хотела никому об этом рассказывать, – во-первых, из-за недоверия, во-вторых, от стыда. Ловеласы были хитрыми, иначе Типтон вместе с ее отцом давно стрелялись бы с ними. Доказательств их вины не было, да и публичное обвинение ей ничего не дало бы. Игра настолько затянулась, что Уинни уже не отличала искреннего чувства от искусно завуалированного вероломства, поэтому девушка и старалась держаться подальше от всех мужчин.

– Вы знаете ответ. – Она слегка прикусила нижнюю губку. – Я слышала все эти сплетни, сэр. Говорят, что мужчина, который ляжет со мной в постель, проснется замороженным. – На глаза ее набежали слезы. – Удивляюсь, что вы решились дотронуться до меня. Не боитесь обжечься о лед? – И попыталась выскользнуть у него из рук, но напрасно. От беспомощности и отчаяния она ударила молодого человека.

– Спокойно, дикарка.

Кенан крепко обнял ее, прижав руки, так что Уинни не могла двинуться, и приподнял так, что ноги ее не касались пола.

– Опустите меня!

– Да, ваше величество. Все, что пожелаете. – Он рухнул в кресло, увлекая женщину за собой. Едва Уинни открыла рот, чтобы закричать, как он пресек ее намерение поцелуем. Когда Милрой откинулся, в его темно-голубых глазах горело нечто иное, чем отражающееся пламя камина. – Не имею ничего против того, чтобы девушка кричала в свое удовольствие, – сообщил он, посмеиваясь над ее тщетной попыткой расцарапать ему лицо, и добавил, увернувшись: – Если вы закричите, то все ваши домашние увидят, как вы предаетесь наслаждению на коленях у мужчины. Что на это скажет ваш многоуважаемый отец?

– Исчадие ада, – прошипела она сквозь зубы.

– Согласен, моя сливочка. Уинни ударила его головой в грудь.

– Было безумием послать вам письмо, в котором я соглашалась встретиться с вами у парка. Я хотела предотвратить дуэль между вами и лордом Невином. Вместо этого я… наглец!

Удивленный, он взглянул ей в глаза.

– Вы хотели завтра встретиться со мной?

– Я ведь объяснила, меня не было дома. Я послала к вам лакея с ответом. Вы не получили письмо?

– Нет. – Он прильнул к ее волосам и вздохнул. – У меня были дела.

– В таком случае… – раздраженно заметила Уинни, не смягченная его нежностью (она сидела у него на коленях, как какая-нибудь распутная женщина, впрочем, с ним такое, видимо, далеко не в первый раз). – В таком случае вы сделали бы мне большое одолжение, если бы сожгли мое письмо! Вы с лордом Невином можете изрешетить друг друга. Мне больше не жаль ни одного из вас.

Милрой усмехнулся и прижался щетинистым подбородком к ее виску.

– Вы спрашивали, обожгусь ли я, если дотронусь до вас. Да, обожгусь, но не так, как вы думаете. Я назвал вас обманщицей. Так оно и есть: вы прячетесь за своими принципами, притворяетесь, что можете управлять своими чувствами, как марионетками. – Он провел рукой по ее волосам, взял за косу и слегка оттянул голову, чтобы видеть ее лицо. – Ваши глаза выдают вас.

– Выдают что?

Кенан пристально смотрел на девушку, словно хотел проникнуть в самое ее сердце.

– В вас горит неугасимый огонь. Его не затушить водой и не унять пренебрежением. – Он пальцами гладил и ласкал ее напряженную шею. – Такому огню нужен мужчина.

Несмотря на то, что Уинни была сердита, разобижена, напряжена, ее тело просто таяло в его руках. Теряя рассудок, сама не зная для чего, она выгнула спину. Кенан понял. Прикрыв глаза и приоткрыв в предвкушении рот, он прильнул к ее губам.

Сама невинность, она считала, что в нежном поцелуе вершится союз души и тела. Но Кенан был человек искушенный и мало заинтересованный в ее душе.

Его страстный поцелуй поджег фитиль, ведущий к тайнику не виданных ею ощущений. Взрыв не заставил себя долго ждать. Чувства Уинни выплеснулись наружу, словно внутри разорвался снаряд. Все на свете исчезло для нее, кроме него, его губ, целовавших ее, его рук, ласкавших ее тело. Она, как и он, томно шевелила губами, усиливая наслаждение обоих. Она водила пальцами по его волосам в напрасных поисках якоря: дикий шторм, что он возбудил, охватил ее до кончиков пальцев.

Чуть погодя ему захотелось большего. Кенан легонько укусил ее, и девушка уступила. Мурашки пробежали у нее по спине, она почувствовала, что вся трепещет. Слабость, которая обычно появляется, когда болеешь, забрала все силы. Мастерство Кенана в любовной игре изумляло ее и настораживало. Уинни была словно рабыня в его объятиях, хотя ни за что не хотела бы наделять такой властью ни одного мужчину.

Почувствовав, что она подается назад, он отстранился и посмотрел на нее. Зрачки его были расширены, мускулистая грудь волновалась – он был тоже увлечен поцелуем.

– Милая Уинни. – Кенан задумчиво провел большим пальцем по ее нижней губе. – Спорю, вы так не целовали Невина.

Чувство сожаления, как прохладный бриз, возникло после тропического шторма страсти. Поцелуй был для него ничем, просто способом перещеголять своего ненавистного брата. Осознав, в каком дурацком положении она оказалась, Уинни соскочила с коленей Милроя.

– Не собираюсь удовлетворять ваше любопытство.

Не смутившись ни тем, что она отошла, ни ее упрямством, Кенан взял коньяк.

– Хотите знать, откуда мне это известно?

– Нет!

Она чуть не ахнула, обнаружив, что он успел развязать на пеньюаре четыре завязки. Встав к нему спиной, поспешно завязала ленточки. Уинни казалось, что он насмехался над ее несвоевременной скромностью.

– Я вам все-таки скажу. Если бы вы таяли в объятиях Невина так, как только что таяли в моих, то он бы давным-давно женился на вас и уложил в постель. Ни один мужчина не может устоять перед огнем, пылающим в женщине, отвечающей на его ласки.

Милрой подошел ближе. Чувствуя, что он снова может поцеловать ее, Уинни поспешно отступила.

– Вам лучше уйти. Скоро должен вернуться мой отец.

– Неправда, – сказал он и чмокнул ее в щеку, прежде чем девушка успела отстраниться. – Я сегодня видел сэра Томаса. Он сидел в своем клубе в кругу закадычных друзей и, судя по всему, выигрывал. Вы знаете своего отца лучше меня и понимаете, что он вряд ли скоро оторвется от стола.

Уинни порозовела: он раскусил ее уловку.

– Вас могут увидеть слуги.

После этих слов он перестал преследовать ее, подошел к камину и положил на него руку. Камин окружали скульптуры: полуобнаженные атланты несли на плечах мраморную ношу.

– Ах, Уинни, – прошептал Милрой, в отблесках огня играя бокалом с янтарным напитком. – Никто не узнает, что я был здесь. Вы же умеете хранить тайны. – Подойдя к ней, он вручил ей бокал. – Выпейте. Это поможет забыть тот ужас, что вы испытали, когда вас обнимал мужчина, которого вы считаете ниже себя. – Он слегка отстранил девушку и прошел к открытым застекленным дверям в сад. В глазах Уинни сверкнула ярость, она развернулась, чтобы пойти за ним. Ее так и подмывало снова схватить саблю отца.

– Как вы смеете, сэр! Переворачиваете все с ног на голову – ведь это вы во всем виноваты!

Боксер есть боксер. Он встретил ее гнев лицом к лицу.

– Я так и думал, что рано или поздно окажусь виноватым, – сказал Милрой. Все это его явно забавляло. – Бедная мисс Бедгрейн, с ней так грубо обошелся этот самонадеянный, неотесанный, незаконнорожденный Кенан Милрой, – добавил он и сочувственно причмокнул.

– Хвалю за то, как вы подбираете слова. Мне даже не приходится исправлять их порядок, – заверила она его.

Уинни взяла саблю отца. Необходимо любое преимущество, когда дело имеешь с мистером Милроем.

– Все еще хотите проткнуть меня, Уинни? – язвительно поинтересовался он.

– Всего лишь хотела удостовериться, что я по-прежнему в центре вашего внимания. – Она могла бы рассмеяться от того, как тревожно он взглянул на саблю, если бы не ее тревога. – У меня есть полное право сердиться на мужчину, который целует меня, ничего ко мне не чувствуя, а потом укоряет меня за то, что мне это понравилось!

Милрой едва успел отскочить в сторону, когда она вдруг развернулась и замахнулась на него. Сабля просвистела в паре дюймов от его бедра.

– Что-что, вам понравились мои поцелуи? Уинни повернулась к нему лицом.

– А почему бы и нет? У вас приятное лицо, не разит изо рта, вы даже можете быть сносным, если захотите. – Она призвала на помощь все свое ехидство, лишь бы забыть то, что чувствовала. – Это было даже мило. Такая оценка обидела его.

– Мило? – повторил Кенан сквозь зубы.

Уинни изящно подняла руку, давая знать, чтобы он не приближался к ней.

– Вообще-то я говорю за себя. Вы, кажется, удивлены? Думали, я настолько безрассудна, что, ответив на ваши поцелуи, стану отрицать, что они мне понравились? Убирайтесь. – Она заставила его попятиться.

– Постойте! – Милрой подчинился, чтобы не рисковать быть распоротым направленной на него саблей. – Если вас не раздражают поцелуи, докажите это. Поцелуйте меня еще раз, милая Уинни.

Она ткнула саблей кавалеру в живот, отчего тот выругался, и оттеснила его к двери.

– Вынуждена дать вам один совет, мистер Милрой. В следующий раз, когда будете целовать женщину, воздержитесь от комментариев. Ни одной даме не захочется услышать, что она оказалась в ваших объятиях только ради того, чтобы помочь вам превзойти вашего брата. Это унизительно. – Она закрыла ставни и заперла их на щеколду. Не обращая внимания на Милроя, повесила саблю обратно на стену.

Он постучал по раме, так что затрещало стекло, чтобы показать, что она его не боится, Уинни подошла к двери, но не отворяла ее.

Несмотря на его неприязненный взгляд, она не собиралась уступать. Вдруг его настроение переменилось, гнева как не бывало. Смеясь, Кенан стукнулся лбом о стекло.

– Так вам нравятся мои поцелуи, мисс Бедгрейн? Девушка заколебалась, но все же пожала плечами и сказала:

– Да.

– И вы считаете меня самонадеянной задницей.

– Очень впечатляет, мистер Милрой. Вы сами это сказали.

– Да, – кивнул он с облегчением. – Все еще в состоянии задевать простых смертных своим остреньким язычком. Меня бы огорчило, если бы, одурманенная моими поцелуями, вы потеряли эту способность.

Одурманенная! Его самонадеянность вывела Уинни из себя. Она обернулась и посмотрела на саблю на стене. Прочитав ее мысли, Кенан постучал по стеклу, чтобы привлечь к себе внимание.

– Теперь, когда мы все уладили, я могу идти. Не отпирайте двери. Что-то непонятное было в вашем саду. Меня не будет поблизости, чтобы прогнать его, когда оно вернется. – Его губы скривила снисходительная усмешка. – Не забудьте. Завтра. Гайд-парк, в три часа.

– Я не приду.

– Вам не устоять. Вы можете злиться на меня, Уинни, но вы не оставите Невина на произвол судьбы. – Милрой сдвинул брови – такой расклад ему был не по душе. – Приходите, а Невин может прятаться еще один день – Он поцеловал ладонь и прижал ее к стеклу. – Надеюсь вам присниться…

И растворился в тумане.

Задернув занавески, Уинни села в кресло. Но, взяв книгу, она поняла, что потеряла всякое желание читать. Глядя на огонь, она думала о неприкрытой угрозе Кенана, о том, что однажды он с Невином разрешат свои разногласия кровопролитием. К сожалению, она сама стала полем их борьбы либо благодаря провидению, либо из-за проделок коварного человека. Уинни думала и так и эдак, размышляла долго, но не смогла понять, что ею двигало.

В конце концов, его поцелуи, кажется, и впрямь ее одурманили.

Глава 8

Никто не смог бы упрекнуть Девону в пассивности, не славилась она и особым терпением. Хладнокровно наблюдать за тем, как сэр Томас играет с ее сыном, было выше ее сил; она то и дело дергалась, что могло показаться стороннему наблюдателю признаком нервного заболевания. Конечно, Девона старалась скрыть свой страх за ребенка, когда дед поднимал его высоко над головой, а потом играючи делал вид, что роняет. Молодая мама живо представляла себе, что может выйти из невинной игры, если допустить оплошность. Люсьен хихикал, не понимая, что на самом деле надо бояться. Она тихонько обратилась к мужу, чтобы тот вмешался.

– Томас, ваш внук недавно съел пудинг. Вы и сами рискуете его отведать, если будете так с ним играть. – Типтон подмигнул жене.

– Возьми сына, милая, – попросил сэр Томас дочь, передавая ей малыша. – Надо было подумать, прежде чем давать мне его, чтобы он испачкал своего ничего не подозревающего деда.

Девона взяла Люсьена и носом пощекотала ему щеку.

– Да, папа.

Поверх светлой головки сына она посмотрела на мужа: благодарность и любовь светились в ее глазах. Девона всегда была счастлива видеть, что муж отвечает ей теми же чувствами.

Их брак с Типтоном оказался прочным, несмотря на все, что предсказывали те или иные представители высшего света. Муж – сложный человек, призналась она сама себе. У Райена осталось слишком много шрамов от прошлого, чтобы доверять кому попало. Девона знала, что он не только любил ее, но и доверял ей. И так было почти с самого начала. С течением времени какие-то раны затянулись, и он принял в свой круг Бедгрейнов. Никто не мог усомниться в его преданности своей семье.

– Я думала, Уинни приедет с тобой. Она уже неделю у нас не была.

Девону беспокоило, что в последнее время ее сестра, казалось, стала скрытной. Даже очень скрытной.

– Она собиралась съездить к Амаре Клейг, – сказал отец, тряхнув головой. – Не понимаю, почему Уинни так переживает. Леди Клейг всегда будет винить нас в смерти своего сына. А мисс Клейг… может, она и мила, как ручной пони, и тем не менее дружить с ней все равно что пригреть змею у себя на груди!

Больше всех от леди Клейг доставалось Девоне. В семье Бедгрейнов эта женщина особенно недолюбливала ее. Причина такого отношения была в Доране Клейге, точнее, его безответной любви к Девоне. Все закончилось тем, что любовь привела его к смерти. Только Амара из всех Клейгов понимала, что Девона не виновата. Они продолжали дружить, несмотря на требования матери Амары порвать все отношения с Бедгрейнами.

Хлопнула дверь, и все обернулись ко входу в комнату. По женскому голосу и ритмичному шлепанью лап было нетрудно догадаться, что это сестра Типтона со своей собакой.

Сэр Томас оживился. Он как-то по-особенному относился к этой шестнадцатилетней девочке, рано потерявшей мать. Он всегда ценил уверенность в себе и решительность. Маделина Уайман была наделена и тем, и другим. Живой темперамент юной девушки был тяжелым испытанием для терпения ее брата. Они часто расходились во мнениях, что вызывало бесконечные горячие споры, иногда доходило до слез, а иногда до битья посуды, случайно подвернувшейся под руку. Глядя на их стычки, Девона начинала тосковать по своим братьям и сестрам.

Маделина вбежала в гостиную. Флора, мальтийская болонка, бежала за ней. Собаке, видимо, недавно расчесывали длинную белую шерсть, которая волочилась по полу, словно мантия. Челка была подвязана розовой ленточкой, открывая темные настороженные глаза. Собачку подарил девочке их друг сэр Уоллас Брогден до того, как они с Типтоном уехали в Индию. Он надеялся, что питомец станет утешением для опечаленной девочки. Интуиция не подвела Брогдена, хотя Маделина до сих пор была озадачена его выбором. Она любила проводить время на воздухе, часами могла копаться в саду. Сад стал для нее убежищем задолго до того, как Райен и Девона поженились. Причина, по которой Брогден выбрал создание, которое, казалось, выглядело и двигалось более женственно, чем сестра Райена, можно было рассматривать только как пример черного юмора. Несмотря на это, Маделина сразу подружилась с Флорой.

Прижав к щеке Люсьена, Девона улыбнулась золовке:

– Добрый день, Мэдди. Флора вся намокла. Опять она рыскала у тебя в цветах?

Маделина состроила гримаску. На ней было чистое платье кремово-зеленого цвета. Измазанный подбородок юной леди свидетельствовал о том, что между собакой и хозяйкой произошла небольшая схватка.

– Клянусь, она думает, что я прячу от нее кости. – Девочка поцеловала в щеку Девону и на ходу потрепала Люсьена за подбородок. – Брат, – поздоровалась она. Заметив отца Девоны, засияла и воскликнула: – Папа Томас! Мне никто не говорил, что вы приедете.

Сэр Томас обнял ее. Флора, недовольная, что о ней забыли, крутилась возле ног.

– Что ты тут делаешь? – Он взглянул на Райена. – Мэдди, девочка, ты должна быть в какой-то там чудной женской школе. Девона, как называется школа, в которую я вас отправлял?