– КУБ! Контрольно-учетное бюро. Направлен провести учет отоваренных продовольственных карточек за этот квартал среди жильцов вашего дома.
Управдом снял бухгалтерские нарукавники и удивленно воскликнул:
– Так ведь на прошлой неделе приходили! Варфоломеев, не моргнув глазом, ответил:
– К вам приходили, да к нам не дошли. Инспектор попал под бомбежку вместе с документами.
Управдом закачал головой, изображая искреннее соболезнование:
– Ой-ой-ой!…
Но Герман Степанович строго оборвал:
– Вы не вздыхайте. Вы домовую книгу давайте. Управдом еще больше погрустнел и протянул Варфоломееву засаленную канцелярскую тетрадь. Герман Степанович распахнул ее и начал листать:
– Так-так-так… Сразу наблюдается непорядочек.
Дверь открыла немолодая женщина интеллигентного вида. Управдом с порога начал строгие наставления:
– Что ж вы, гражданка Климова, подводите нас? Карточки умершего мужа отоварили, а в домоуправлении об этом не отчитались. Это серьезное нарушение. Вот, товарищ из комиссии возмущается.
Варфоломеев важно кивнул и проследовал в прихожую. Климова развела руками:
– Вы же знаете, какое горе нас постигло. Варфоломеев оборвал женщину:
– Знаем!
Его глаза забегали по полкам и шкафам.
– Давайте пройдем куда-нибудь, где можно сесть, мне надо все записать.
– Конечно-конечно, – покорно согласилась Климова и указала в сторону гостиной. Варфоломеев двинулся за ней, а управдом остался в прихожей.
Проходя по коридору, Герман Степанович увидел на кухне женщину в добротном плаще. Это была Анна. Они пересеклись взглядами. По лицу Анны пробежала тень далекого воспоминания.
Войдя в гостиную, Герман Степанович огляделся, и его цепкий взгляд тут же упал на книжные стеллажи.
– Хорошая библиотека у вас, – мимоходом заметил он. – Наверное, всю жизнь собирали?
– Что вы! – вздохнула Климова. – Это от прежних хозяев осталось. От тех, что до революции тут проживали. Мы с мужем так любили вместе все это читать…
Женщина всхлипнула и вышла из комнаты.
Варфоломеев остался в комнате один. Сделав для виду запись в блокноте, он подошел на цыпочках к двери и прислушался. На кухне Климова о чем-то оживленно разговаривала с Анной. Неожиданно разговор прервался, Герман Степанович быстро вернулся за стол. Климова вошла в гостиную и, взяв с книжной полки какой-то древний фолиант, бросила на ходу:
– Я сейчас, только отпущу человека.
Однако Варфоломеев, увидев второй том Карамзина, неожиданно отложил сверку карточек, вскочил из-за стола и преградил дорогу хозяйке. Женщина удивленно посмотрела на него.
– Ну, вот и все, – потирая руки, пробормотал он. – В следующий раз не забудьте отметиться, а то сами знаете – непорядок.
– Да-да, конечно, – кивнула Климова и попыталась обойти назойливого посетителя. Но тот и не думал ее пропускать. Варфоломеев неожиданно схватил вдову за руку и затараторил без остановки:
– А я тоже в некотором роде книголюб. Собиратель, да-с. Давайте-ка я у вас что-нибудь приобрету. Вам ведь деньги-то теперь нужны? Я вам хорошую цену дам. Ну вот, например…
Варфоломеев повернулся к стеллажам и сделал вид, что выбирает книгу. Но неожиданно выхватив из рук Климовой фолиант, начал невероятно быстро его пролистывать.
– Вот хотя бы эту! – небрежно сказал Герман Степанович.
Хозяйка, ничего не понимая, смотрела на удивительного старика, который очень внимательно стал рассматривать некое подобие карты на форзаце старинного тома.
Наконец, Варфоломеев взглянул на Климову из-под очков и гордо заявил:
– Я дам вам за нее тысячу рублей.
Пришедшая в себя от внезапного натиска хозяйка попыталась взять книгу обратно, но Варфоломеев ее не отпускал:
– А если две тысячи?
– Простите, но эту книгу я уже обещала, – ответила она и покосилась на кухню.
Герман Степанович удивленно вскинул брови.
– Кому?! Климова замялась:
– Какая вам разница?
Варфоломеев хотел продолжить торг, но присутствие управдома, который продолжал сидеть в прихожей, его остановило.
– Что ж, дело ваше, – равнодушно произнес он и стал собираться.
Уставший все это время молчать управдом решил успокоить Германа.
– Далась вам эта книжка, – простодушно воскликнул он. – Я вам, если надо, пуд таких натаскаю. Когда топить перестали, мы ими буржуйки растапливали.
Герман Степанович остался равнодушен к словам управдома. Застегивая портфель, он неотрывно смотрел в зеркало, висящее у двери. Он видел, как Климова протянула книгу Анне, и та, поблагодарив, вышла из квартиры.
– Вот когда в пятой квартире… – продолжил управдом.
Но Варфоломеев так и не узнал, что случилось в пятой квартире. Он заспешил в прихожую и, не прощаясь с хозяйкой, засеменил вниз по лестнице.
Англичанку Варфоломеев нагнал только на Рождественке. Она очень спешила, сжимая под мышкой книгу. Герман не отставал. Погоня завершилась у дверей «Метрополя». Анна проскользнула в холл гостиницы, а Варфоломеев был вынужден остановиться у витрины, в которой отражался Малый театр. Немного подождав, Герман Степанович подошел к швейцару и, как бы между прочим, заметил:
– Ух, хороша чертовка! Скажи-ка, любезный, вот эта дамочка из постояльцев или как?
Пожилой швейцар осмотрел Германа с ног до головы и с презрением ответил:
– Хороша, да не про твою честь!
Варфоломеев усмехнулся и достал из кармана сторублевку.
Выражение лица стража гостиничных ворот тут же изменилось. Его глаза забегали, и он вкрадчиво произнес:
– Так вы дамочкой интересуетесь?
Наступила неловкая пауза. Герман Степанович не стал затягивать этот спектакль и незаметно сунул швейцару купюру.
– Дамочка – заграничная, почитай уж недели две как вселилась.
Герман зашуршал новой бумажкой.
– Из англичанов, кажись, – тут же среагировал швейцар, – двадцатый люкс на третьем этаже…
Варфоломеев развернулся, но, уходя, услышал за спиной:
– Не поздновато за такой кралей ухлестывать?
Он остановился, улыбнулся и протянул для прощания руку. А когда рука швейцара коснулась его ладони, сжал ее так, что тот присел и скорчился от боли.
– У нас еще все впереди, – мягко сказал Герман Степанович, брезпиво вытер свою ладонь о швейцарскую ливрею и направился к телефонной будке.
Глава 20
Вечером Алексей не мог уснуть. Он сидел за столом и чертил схемы, которые обычно помогали ему решать самые сложные задачи. Но в этот раз ничего не складывалось. Казарин-старший налил чай в две кружки и сел напротив сына.
– Что, не получается?
Алексей потянулся, разгибая затекшую от долгого сидения спину.
– Ничего, – зевнув, ответил он и снова взялся за карандаш. – Вот смотри: адреса вдоль маршрута Сталина, что были на записке, тут, тут… и тут.
Алексей отметил на своей схеме какие-то точки и обвел их синим химическим карандашом.
– Но за эти дни ни один гад там так и не появился. Зато, – Алексей перешел к другой части схемы, на которой были нарисованы несколько заштрихованных кружочков, – мы имеем странную драку в ресторане Дома литераторов, убийство в трамвайном парке… и убийство в Лебяжьем переулке. И там, и там, и там появления Иосифа Виссарионовича ждать абсурдно. Это ж ясно.
Владимир Константинович положил большой кусок рафинада в полотенце и, ударив по нему кулаком, возразил:
– А почему вы все решили, что покушение будет устроено на Иосифа Виссарионовича?
Алексей удивленно смотрел на отца.
– Что значит «почему»?! А на кого ж еще? Казарин-старший не торопясь извлек из полотенца раскрошенный сахар и протянул один из кусков сыну.
– На-ка, так слаще думается.
Он молча сделал глоток чая, вытер руки и, взяв карандаш, что-то обвел на листе. I Юлучился большой треугольник, объединяющий все детали Лешкиной схемы.
– А тебе не кажется, – невозмутимо произнес Владимир Константинович, – что все эти люди ходят за тобой по пятам?
– Ага! – рассмеялся Алексей. – Гитлер просто спит и видит, как бы извести капитана Казарина.
Владимир Константинович пропустил шуточку сына и что-то написал над вершиной своего треугольника.
– Ты не остри и тщательней охраняй «объект», который тебе доверили.
До Алексея не сразу дошел смысл отцовских слов. Он перестал улыбаться лишь тогда, когда прочитал слово, написанное отцом.
– «Света»… Светка?!!
Отец подлил кипяток в остывшие кружки:
– Думаю, что ее надо увозить подальше… И, сделав еще один глоток, добавил:
– Иди к Шапилину.
Глава 21
Развод охраны прошел вдоль ГУМа, ступил на Красную площадь и остановился возле Лобного места. Старший отряда – высокий лейтенант с болезненным лицом скомандовал:
– Сержант Пушкарев, рядовой Узурбаев, приказываю приступить к охране!
Из строя вышли двое солдат и хором ответили:
– Есть!
Лейтенант отдал честь и, скомандовав отряду: «Шагом марш!», повел остальных солдат к местам караула.
Когда смолк стук сапог по брусчатке, Узурбаев внимательно посмотрел на Пушкарева, улыб1гулся и с сильным восточным акцентом произнес:
– Пушкарева, тэбе девушка бросила, да?
– С чего ты взял? – удивился Пушкарев.
– Грустная ты какая-то, напряженная… – пояснил узбек.
Пушкарев поправил пилотку и раздраженно ответил-.
– Слушай, Узурбаев, заткнись, а? Тебя сюдя зачем поставили? Смотреть в оба! Вот и смотри! Душеприказчик хренов!
Улыбка медленно сползла с доброго лица Узурбаева.
– Зачем ругаешься? Зачем врешь? Никого я душить не приказывала!
– Что? – не понял Пушкарев.
Не ожидал он, что простое русское слово «душеприказчик» так отзовется в узбекской душе.
– Вот черт нерусский! – усмехнулся Пушкарев и поправил автомат на плече.
В двухстах метрах от них, за высокой кирпичной стеной, в кабинете Шапилина Алексей Казарин докладывал свои соображения по поводу всех последних событий и необходимости поберечь дочь Сталина.
– Значит, ты считаешь, что Свету нужно изолировать? – Петр Саввич вытер платком вспотевший загривок. Ему очень не нравился весь этот разговор. – И делаешь ты этот вывод на основании туманной схемы, что мы нашли у убитого то ли психа, то ли диверсанта, двух пока не очень связанных между собой убийств и еще более неясной истории с Осепчуком. Так?
Лешка кивнул:
– Так.
– И ты считаешь, что изолировать нужно именно Свету?
Шапилин поднял тяжелый взгляд и пристально посмотрел на зятя.
– А может быть, она тебе просто надоела и ты нашел хороший повод?
Алексей и сам понимал, что все его доводы в глазах Шапилина выглядели беспомощно. У Казарина, конечно, было одно веское доказательство, но рассказывать о драке в ресторане он не решался. Подставлять Каплера, который был ему очень симпатичен, не хотелось.
Пока Алексей обдумывал, как ответить на поставленный вопрос, он заметил, что Шапилин упорно перелистывает какие-то бумаги. Морщины на лице генерала стали глубже, а глаза – холоднее. Наконец Петр Саввич извлек из кипы документов тонкий листочек и протянул его Казарину.
– Прочти-ка вот это! – тоном, не предвещающим ничего хорошего, произнес он.
– А что это? – напрягся Алексей.
– Прочти – узнаешь!
Казарин взял протянутый листок и пробежал глазами содержимое. Это было то, чего он больше всего боялся: протокол, составленный по факту хулиганской драки в Доме литераторов, пестрел подробностями и деталями происшедшего. Алексей поднял глаза на Шапилина и спокойно сказал:
– Прочел. Ну и что?
Возмущению Шапилина не было предела.
– Ты еще спрашиваешь «что»?! Да ты понимаешь, что ты наделал?
Казарин молчал. Он понял, что теперь, когда правда всплыла наружу, руки у него развязаны и можно изложить все факты: и про фальшивых летчиков, и про загадочную женщину, застреленную в Лебяжьем.
– Как ты мог не доложить об этой драке в ресторане?! – обрушился на него Шапилин.
– Так все же обошлось, – попытался вывернуться Казарин.
Генерал весь побелел и, перегнувшись через стол, закричал еще громче:
– Обошлось?! Я не ослышался?!! Ты что, идиот?! Лешка поднялся и, встав по стойке «смирно», ответил:
– Товарищ Шапилин, я предупреждал, что не гожусь для этой работы. Хотя считал и считаю до сих пор, что мои действия были правильными. И вообще по-прежнему прошу отправить меня на фронт…
– Тебя отправят! – оборвал его Петр Саввич. – Только не туда, куда ты думаешь!
– Петр Саввич, а вы на моем месте как поступили бы? Шапилин вдруг успокоился и внимательно посмотрел на зятя.
– Слушай, праведник, неужели ты не понимаешь, что ты наделал, сначала поставив под угрозу жизнь Светланы, а затем – скрыв сам факт драки? Мало того, ты еще и покрывал ее связь с этим щелкопером Каплером! Алексей опустил глаза и неожиданно заявил:
– Он не щелкопер.
– Что?!! – не понял Шапилин.
– Алексей Яковлевич не щелкопер. С минуту Петр Саввич молчал.
– Нет, Алексей, ты или большой хитрец, или… Сдай оружие и считай себя под домашним арестом. Надеюсь, я успею тебя законопатить в какую-нибудь фронтовую дыру, прежде чем до тебя доберутся.
Такого поворота Алексей не ожидал. Странно, но он вдруг почувствовал облегчение.
«Да гори оно все синим пламенем! – горько усмехнулся про себя Казарин. – Мне что, больше всех надо?»
Он рывком открыл кобуру, положил на стол пистолет и сухо, по-военному, спросил:
– Разрешите идти?
Шапилин, не поднимая на зятя глаз, буркнул:
– Проваливай. Сунешься куда-нибудь из дома – арестую! Когда Алексей был уже в дверях, генерал неожиданно крикнул:
– Стой!
Казарин обернулся. Петр Саввич стоял у окна и смотрел на улицу.
– Так, говоришь, Свету нужно придержать? Лешка кивнул.
– Ладно, поговорю с Власиком, – произнес Шапилин и примирительно добавил: – А ты проваливай и сиди тихо!
Придя домой, Лешка медленно стянул гимнастерку и тщательно умылся. Затем он разжег примус, поставил чайник и сел за стол, на котором лежали начерченные накануне схемы. Казарин взял в руки карандаш и приготовился внести изменения, однако мыслительный процесс был прерван стуком в дверь. Алексей нехотя поднялся со стула и пошел открывать. На пороге стояла Вера.
– Привет, можно войти?
– Привет, что случилось? – Лешка пропустил Веру в комнату. Она прошла и остановилась у стола, на котором стоял единственный стакан с чаем.
– Голодаешь? – грустно усмехнулась Вера. – А что ты хотел? Такова участь всех холостяков!
Казарин нахмурился.
– Вер, ты опять…
– Ладно, ладно, – махнула рукой Чугунова. – Я по делу пришла. Мне позвонила Света Сталина, попросила помочь. Полчаса назад к ней зашел Власик и передал просьбу отца сегодня никуда из Кремля не уходить и не уезжать. Почему, она не поняла и сидит вся. в слезах. Попросила зайти, и вот…
Вера показала Лешке какое-то письмо. Казарин нехотя взял конверт и, повертев его в руках, спросил:
– Что это?
Вера перестала улыбаться и заговорила шепотом:
– Письмо к Каплеру. Умоляла меня обязательно сегодня передать. Дрожит аж вся, бедная… Говорит, ему угрожает какая-то опасность.
Казарин на секунду задумался.
– Значит, она уже вернулась из Зубалова. Ну вот и славно, – почему-то повеселел он.
Вера недоуменно пробормотала:
– Не знаю, как насчет поездки, но тебе придется пойти со мной.
Казарин давно понял, зачем пришла Вера, но ему хотелось услышать все, о чем говорили подруги.
– Это почему? – небрежно поинтересовался он. Вера зачем-то взяла в руки Лешкины схемы и сконфуженно произнесла:
– Света просила, чтобы ты меня проводил. У них сегодня свидание на той квартире… Ну ты знаешь где…
– Допустим, – холодно ответил Казарин. Чугунова помолчала и добавила:
– И еще она сказала, что Каплер только тебе доверяет.
– Это ты сама придумала? Вера вспыхнула:
– Казарин, я в детские игры уже давно не играю. Она подошла к двери.
– Так ты идешь?
Лешка молча взял со спинки кровати портупею и, застегнувшись на все пуговицы, ответил:
– Куда ж я денусь.
Он еще хотел что-то добавить про «рыцарство» и «героизм», однако пустая кобура на боку заставила его снизить пафос.
Каплер подошел к подъезду и уже взялся за ручку двери, когда за его спиной неожиданно раздался голос:
– Товарищ Каплер!
Писатель обернулся. Перед ним стоял человек в штатском.
– Пройдите, пожалуйста, в машину.
Из темноты вышли еще двое плечистых парней. Алексей Яковлевич оглядел всех троих:
– Я с мужчинами на свидание не хожу.
Дверца припаркованной у тротуара машины раскрылась.
– Давайте без фокусов, гражданин писатель. Каплер усмехнулся:
– Ну, тогда вы угощаете.
Когда Кремль скрылся за поворотом, Вера взяла Алексея под руку. Он непроизвольно вздрогнул. Вера, как ни в чем не бывало спросила:
– Алешка, Татьяна объявлялась?
Казарин скрипнул зубами, но ничего не ответил и продолжал молча шагать по Солянке в сторону Ивановского монастыря.
– Слушай, я не хотела тебе говорить, но Татьяна приезжала в Москву.
– Я видел, – произнес Лешка, не сбавляя скорости и не поворачивая головы.
– Ты?! Видел?! С ним?! – изумилась Вера. – И вот так спокойно об этом говоришь?
Лешка вдруг остановился и посмотрел на бывшую одноклассницу: в его взгляде была невыносимая боль. Но уже через секунду он резко развернулся и быстрым шагом отправился дальше, так, что Вере пришлось догонять его бегом. Поравнялась с ним она лишь метров через десять и вновь взяла его под руку. Лешка не сопротивлялся.
В подъезд дома возле Астаховского переулка они зашли, не проронив больше ни слова. Вера и Алексей поднялись на третий этаж и нажали кнопку звонка. Вокруг было темно, единственная в подъезде лампочка горела только на первом этаже.
– Вам кого?
Голос был незнакомый, и Алексей, на всякий случай, переспросил:
– Алексей Яковлевич?
Щелкнул згамок, и в это время сзади на голову Казарина обрушился удар. Если бы рукоятка пистолета попала Лешке в затылок, то он в лучшем случае потерял бы сознание.
Но удар пришелся в плечо. Это Вера, успевшая заметить нападавшего, с визгом оттолкнула Казарина к стене.
А в следующее мгновение распахнулась дверь, и перед Вериным лбом появилось дуло пистолета.
– Светлана Иосифовна, стойте на месте и не дергайтесь, иначе я разнесу в щепки вашу красивую головку. -Это говорил тот самый «летчик», с которым Казарин уже имел несчастье столкнуться в ресторане. Другой наставил оружие на Казарина. И в этот момент Вера вдруг ойкнула, закатила глаза и стала оседать на пол.
– Черт! – Один из диверсантов бросился к ней, а второй непроизвольно скосил глаза в сторону неподвижно лежащей девушки. Этого мгновения Алексею хватило, чтобы резко оттолкнувшись от стены, выбить пистолет у одного и со всего маху обрушиться на другого, одновременно выхватив кортик, торчащий у него из-за ремня. Диверсанта, располагавшегося ближе, он убил ударом под лопатку. Поднимающемуся второму резким броском метнул нож в горло. Рухнувшее тело придавило лежащую на полу Веру. Лешка бросился к ней и с удивлением обнаружил, что она в полном сознании, и даже в состоянии говорить.
– Казарин, я всегда тебе говорила, что без меня ты – никуда.
Лешка откинул тело диверсанта, поставил Веру на ноги и в истерике начал ощупывать ее с ног до головы.
– Ты ранена, скажи, ранена?
И хотя лицо Веры было очень бледным и выражало неподдельный испуг, она улыбнулась.
– Казарин, ты мне что-нибудь так сломаешь. Успокойся, я в порядке, – произнесла она, после чего ноги се подкосились, и Вера вновь упала в обморок. Теперь по-настоящему…
Лешка бросился откачивать Веру. А когда она пришла в себя, на нижнем этаже скрипнула дверь:
– Прекратите хулиганить! Если вы не прекратите, я позову дворника! Ночь на дворе, а они погром устроили!
Казарин прижался к стене. Неожиданно его взгляд упал на выпавшее портмоне с документами. Он быстро поднял его и открыл: на него смотрело улыбающееся лицо артистки Ладыниной. Лешка перевернул открытку. На другой стороне карандашом были выведен телефон: К-5-64-87. И какой-то дополнительный номер – 321.
Голоса на лестнице смолкли. Казарин зашептал:
– Стучись к соседям и вызывай милицию, а я бегом обратно в Кремль. Мне ведь Шапилин приказал сидеть под домашним арестом, а не размахивать ножом на тайных квартирах. Трибунала мне только не хватало. Завтра будем разбираться с этими ребятами!
И, к ужасу Веры, он выдернул нож из горла диверсанта.
– Это я заберу с собой.
– А что я милиции-то скажу?!
– Ври, что пришла и увидела вот этот кошмар. Когда Лешка убедился, что Вере открыли и согласились помочь, он опрометью кинулся на улицу.
Куранты пробили десять раз. Стрелки часов на Спасской башне показали 22.00. А через пять минут ворота скрипнули и створки поползли внутрь. И в это же самое время стоявший у Лобного места Пушкарев вынул финку, всадил ее в спину Узурбаеву и быстро втащил труп внутрь бетонного кольца. Часовые у Спасских, пропускавшие машину, выезжающую из Кремля, ничего не заметили. Черный лимузин уже начал набирать скорость, когда доро1у ему преградила невесть откуда взявшаяся телега с дровами. Водитель Владимир Казарин вынужден был резко затормозить и круто взять вправо, в сторону собора Василия Блаженного. А когда автомобиль повернулся боком к Лобному месту, оттуда раздалась автоматная очередь. Тем, кто сидел в машине, повезло, ни одна пуля не попала в колеса, а Казарину хватило опыта и мастерства, чтобы не только не сбросить скорость, но, наоборот, резко ускорить движение. Помогло и то, что сидевший рядом с Казариным охранник в первое же мгновение опустил стекло и открыл ответный огонь. Мимо Лобного они проскочили за считанные секунды и, не останавливаясь, скрылись на улице Куйбышева. А на Красной площади разгорелся самый настоящий бой. Уже раненный в плечо, Пушкарев отстреливался отчаянно. Он видел, как уничтожили в первые мгновения боя его сообщника на телеге, но сдаваться не собирался. До тех пор, пока в сторону Лобного места не полетела граната, затем еще одна…
Глава 22
Алексей выскочил на улицу, но не успел миновать и двух кварталов, как хлынул дождь. Чертыхнувшись, Казарин добежал до ближайшей телефонной будки и плотно закрыл за собой дверь. Капли дождя барабанили по крыше и стекали ручейками по стеклу, причудливо искажая дома, фонари и деревья на бульваре. Стряхнув воду с фуражки, он полез в карман за платком, но вместо него достал портмоне диверсанта с фотографией Ладыниной внутри. Повертев ее в руках, Казарин еще раз прочел надпись на обратной стороне, немного подумал, поднял трубку и набрал телефонный номер.
На линии что-то щелкнуло, и трубка ответила мужским ГОЛОСОМ:
– Гостиница «Националь». Я вас слушаю. Алексей в недоумении оторвал трубку от уха.
– Алло! Я вас слушаю, говорите! – продолжало похрипывать в аппарате.
Казарин облизнул пересохшие от волнения губы и произнес:
– Соедините, пожалуйста, с номером… 321. Повисла небольшая пауза.
– Там сейчас никто не живет, – сообщила трубка. Лешка все больше и больше начинал волноваться.
Память упорно подбрасывала факты, но он все боялся признать очевидное. Хотя не сомневался, что отлично запомнил эти три цифры – «3», «2», «1». Именно в такой последовательности они были выбиты на двери номера в «Национале». Именно в нем жил человек, с которым предала его, Казарина, Танька и благодаря которому он не находил себе места вот уже несколько дней.
– А когда товарищ Мартынов съехал? – наконец решился Лешка.
– Вчера днем.
Алексей повесил трубку и замер в оцепенении. И хотя в висках сильно стучало, мозг вдруг заработал на полную мощь: Таня с Мартыновым; Каплер со Светой; диверсанты; драка в ресторане; убийство в Лебяжьем; Шлыков; зашифрованные адреса; артистка Ладынина… То, что эта фотография играет роль кода, опознавательного знака, он уже давно понял, но при чем здесь Мартынов? При чем здесь Мартынов?! И тут до него дошло… А как только дошло, у Алексея подкосились ноги. Танька! Обиды и подозрения мгновенно отошли на второй план. Его любимая Таня снова вляпалась в историю, но на этот раз все может оказаться не таким безобидным. Сам факт ее постоянного присутствия рядом с этим человеком ничего хорошего не сулил…
Казарин посмотрел на часы. Бежать в Кремль было бессмысленно – время утекало сквозь пальцы. Да и риск очень большой: не дай бог, его уже хватились, и тогда полноценного ареста не избежать. Иди потом всем объясняй! Размышлял Казарин недолго. Он выскочил из будки и бросился к припаркованному на противоположной стороне улицы автомобилю. Дверца была заперта. Алексей снял фуражку, приложил ее к заднему стеклу и ударил со всей силы локтем. Стекло осыпалось в салон. Казарин открыл дверь и сел за руль. Нащупав пучок проводов под приборным щитком, он принялся заводить машину…
Машина долго неслась по ночному шоссе, затем, почти не сбавляя скорости, свернула на боковую дорогу и притормозила лишь когда впереди замаячил патруль. Казарин остановился и открыл окошко. Начальник патруля отдал честь:
– Предъявите документы.
Алексей сунул в окошко удостоверение:
– Капитан, только давай быстрее, – нетерпеливо крикнул Казарин. – Я очень тороплюсь…
Начальник патруля неспешно осмотрел документы:
– Не дергайся. Переезд все равно закрыт – бомбежка вчера была. Ни проехать – ни пройти. Давай в объезд.
Казарин ударил кулаком по рулю и попытался стронуться с места:
– Пропусти, как-нибудь объеду. Офицер только ухмыльнулся:
– Не, не выйдет. Если бы у тебя был танк – то да. А на легковушке – не получится. Там целый состав кишки разбросал.
Алексей чуть не зарычал:
– Черт, а что же делать-то?!
– Теперь только в объезд, через «Удельное».
– А это далеко?
– Не-е, километров пять…
Казарин нажал на газ и свернул на грунтовую дорогу…
Уже светало, когда машина подкатила к высокому бетонному забору. Из КПП вышел заспанный сержант. Алексей представился и вновь показал свое удостоверение. Дежурный тут же перестал зевать:
– Надо доложить, – неуверенно сказал он. Алексей подмигнул караульному:
– Не надо. Я не по службе. Хочу прибыть сюрпризом.
Сержант кивнул и исчез в караульном помещении. Через минуту оттуда вышел капитан, который на ходу козырнул Лешке и тут же расплылся в улыбке:
– Алексей, да ты ли это?!
Казарин внимательно пригляделся к улыбчивому капитану.
– Не узнает, чертяка, – затараторил тот. – Ну, точно не узнает! А так?
Офицер снял фуражку и изобразил испанского летчика.
– Субботин? Колька! – Воскликнул Алексей и выскочил из машины.
Друзья обнялись и пошли в штаб.
С Колей Субботиным Казарин проучился три года в качинском летном училище, которое все выпускники между собой называли просто – «Кача». Коля был из одной с Василием эскадрильи, и поэтому Казарин не удивился, увидев его здесь, в полку. Глядя на довольную физиономию однокашника, Алексей ощутил острую тоску: ребята продолжали летать, становились боевыми офицерами, а он ходил по земле и, что хуже всего, отсиживался в тылу.
– А я думаю, что это за «особист Казарин» к нам пожаловал? Неужели тот самый?! Как ты? Где?
Алексей грустно усмехнулся.
– Так у меня все в документах написано. Ни прибавить, ни убавить.
Субботин шутливо погрозил Лешке пальцем:
– Темнишь, брат! Ну да ладно… Погоди, ты ж наверняка к Ваське? Угадал? По глазам вижу – угадал.
– Угадал. Как мне его повидать?
– А никак! Уехал он. Алексей нахмурился.
– Да не боись, на рыбалку они все укатили. Всем штабным гуртом. Но к вечеру вернутся. Сам понимаешь – девчонки… туда-сюда!
Друзья зашли в приемную штаба. Субботин широко развел руками:
– Но ты не думай, что мы тут расслабляемся. Это ж пока переформирование. У нас знаешь какая часть? Героическая! Вот скажи, у какой части есть личный журналист? А у нас – есть. Ух, какая красотка! Кстати…
Субботин поправил фуражку.
– Не твоя ли родственница?
– Однофамилица, – мрачно ответил Алексей. Субботин понимающе кивнул, достал бутылку спирта, два стакана и деловито начал разливать.
– Это кабинет Василия, – указал он на тяжелую дверь, – напротив – начштаба Мартынова…
Но Казарин прикрыл ладонью стакан.
– Ты не обижайся, Коль, но я не буду. Так что ты про журналистку говорил?
– Про журналистку? А-а-а! Хорошая журналистка. Она вроде как с Василием в одной школе училась. Ураганная баба. В нее Мартынов втрескался. Даже ее фотку на столе держит. А она его динамит. Весь полк ржет.
Алексей недоверчиво переспросил:
– Динамит, говоришь?
– Динамит! Очень серьезная дамочка. Познакомлю. Вот только с рыбалки вернется. Они все только что на рыбалку уехали. Целый ящик снарядов взяли, чтобы рыбу глушить. Впрочем, я тебе это уже рассказывал. Постой, постой… А ведь ты тоже с Васей в одном классе учился, да и фамилия…
Казарин не успел ответить – в кабинете Сталина зазвонил прямой телефон, и Субботин опрометью бросился к аппарату. Алексей остался один. Он постоял немного в задумчивости и резко открыл дверь мартыновского кабинета. Со стола на него смотрела фотография Тани. Алексей схватил фото, вырвал его из рамки и обомлел. Под фотографией жены лежала другая – актрисы Ладыниной – та самая.
И тут страшная мысль промелькнула в Лешкиной голове. Он бросился обратно в приемную и столкнулся нос к носу с Субботиным. Алексей схватил его за грудки: