Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Океанский патруль. Книга 1

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Пикуль Валентин Саввич / Океанский патруль. Книга 1 - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 7)
Автор: Пикуль Валентин Саввич
Жанр: Биографии и мемуары

 

 


Никонов наблюдал за ним, еще не понимая смысла этих надписей, а человек, озираясь по сторонам, уходил в глубь города, испещряя заборы какой-то странной символикой. Сержант уже хотел подняться, когда в другом конце раздался характерный, не раз слышанный разведчиком скрип снега, — так снег скрипел только под шипами альпийских бутс.

Это шел патруль…

В вихрях метели уже показались горные егеря. В мертвой городской тишине их голоса звучали явственно. Гитлеровцы стояли на противоположной стороне улицы у свеженаписанной буквы «V» и яростно ругались.

Один из них, соскабливая со стены выведенный углем знак, говорил:

— Опять эта проклятая буква! Из-за нее теперь нам не спать всю ночь. Хотел бы я видеть молодчика, который бродит здесь по ночам и упражняется в каллиграфии!

— О! Да здесь написано тоже! — сказал другой егерь в длиннополой шинели и, отвинчивая штык, неторопливо направился прямо к тому месту, где лежал Никонов.

Разведчик, сжавшись в комок, стал отползать в сторону. Он добрался до кирки, втиснулся в узкую дверную нишу. Но патруль уже шел в его сторону. Тогда сержант нажал спиной на дверь, и она, тихо скрипнув, отворилась. Никонов очутился у подножия высокой железной лестницы, освещенной падавшим в окно лунным светом.

В этот же момент наверху раздались быстрые шаги, и взволнованный мужской голос тихо спросил:

— Херра Дельвик? Вы почему вернулись?

Никонов молчал, прижавшись к стене. Человек весь в белом, как привидение, стоял высоко над ним, держа в вытянутой руке оплывшую свечу. С улицы донеслись крики немцев, и Никонов понял: нельзя терять ни минуты. Закрыв дверь на засов, он вышел из тени, стал подниматься по лестнице, на ходу подбирая нужные фразы:

— Тузи так, херра куфман… крам, крам… решнинвари вара фор вара… Искинвари — вот! Надо сальтфиш, торфиш… всё равно… Фэм штук, эльви, нэтин… Ват прейс, херра куф-ман?.. Кюфт, кюфт… Вара фор вара…

И вдруг услышал над собой холодный, спокойный голос:

— Не трудитесь. Я говорю по-русски.

Пастор повернулся и, подняв свечу еще выше, пошел в глубь придела, безмолвно приглашая Никонова следовать за собой. Они вошли в комнату, где догорал камин, и не успели еще сесть, как внизу раздался грохот. Стучали в дверь, в которую только что вошел Никонов.

— Вы только молчите, — сказал Кальдевин и накинул на голову разведчика какое-то темное бархатное покрывало. — Теперь становитесь на колени. Вот так…

Никонов повиновался. Этот молодой энергичный священник внушал ему доверие. Может быть, только потому, что он говорил по-русски.

В комнату, стуча карабинами, ввалились егеря. Протянув руки к камину, стали греться. Сквозь истертый бархат покрывала Никонов видел их фигуры, лица, оружие. Он видел все.

Говорили они по-немецки.

— К вам никто не приходил, пастор?

— Нет, никто.

— И никто не выходил от вас?

— Нет, не выходил.

— А кто это стоит у вас за ширмой?

— Можете взглянуть, ефрейтор, если угодно. Это церковный живописец. Он вызван из Хаттена для реставрации «Страшного суда».

— А почему это он стоит на коленях? — полюбопытствовал ефрейтор, проталкиваясь поближе к камину.

— Он закончил работу и собирается исповедоваться у меня. Вы как раз помешали нам. Я могу позвонить коменданту. Это с его согласия я выписал себе живописца.

— Простите, пастор, но мы обходим все дома. Кто-то опять пишет на стенах по всему городу…

Толкаясь в дверях, немцы ушли.

Пастор принес полголовки сыру, ячменный хлеб, бутылку церковного вина и табак.

— Я сделал все, что мог, — сказал он. — Теперь вы должны покинуть мой дом. О вас уже знают местные власти и предупреждено население. Уходите, когда патруль отойдет от кирки. Вдоль бульвара выберетесь к озеру, обогните его с левой стороны — на правой стоит немецкий гараж — и попадете в заброшенный гранитный карьер. По нему вы спуститесь в долину глетчеров, пройдете ручей и там окажетесь в безопасности…

Никонов так и сделал: обогнул озеро, прошел вдоль старинных каменоломен, долго брел по ледяным осыпям и, вброд перейдя мелкий, но бурный горный ручей, оказался в широкой лесистой долине.

Он устало присел на камень и зубами вытащил затычку из бутылки. Сделав несколько глотков, заел легкое вино жирным сыром. На хлеб он только поглядел, но есть его не стал — решил поберечь. «Смертник», — весело подумал он о себе, и тут его слуха коснулся далекий рев машин.

Никонов распихал по карманам хлеб и бутылку, осторожно двинулся навстречу этому реву. Скоро он увидел с, вершины сопки длинную ленту шоссе, а в отдалении — желтенький домик кордона. Он вспомнил: это был тот самый кордон, с которого их обстреляли в ту памятную ночь, когда они пробирались к бухте Святой Магдалины.

Два немца в мундирах нараспашку рубили дрова. Их голоса в чистом утреннем воздухе доносились до сержанта, и он подумал: «Их двое… Вот именно здесь я и добуду себе шмайсер. Но с двоими не справиться. Я обожду, когда на кордоне останется только один…»

Он посмотрел на свои черные от грязи, распухшие от холода руки. Пошевелил пальцами. Странно, но это было так: руки не мерзли, пока он носил оружие, — оружие согревало его!

Первая тревога

Корабельный кот, которого звали Прорвой, ходил злющий и шипел на Мордвинова. Сбылась поговорка: отошла коту масленица, — вместо ароматных кусков рыбьей печени ему теперь наливают в баночку жидкого супу.

Мордвинов технику дальномера осваивал быстро и был на хорошем счету у Пеклеванного, но свои обязанности санитара понял своеобразно. Однажды он подхватил пушистого Прорву под мышку и вместе с котом появился на пороге корабельного лазарета.

— Это что? — спросила Варенька.

— Вам, — ответил Мордвинов.

— Зачем?

— А он породистый.

— Я люблю собак.

— Достать?

— Не надо.

Мордвинов погладил кота, задумался.

— Можно и обезьяну, — предложил он.

Доктор фыркнула:

— Это как же? Из джунглей?

— У союзников. За пол-литра.

— Нет, избавьте…

Она отвернулась к столу и, не обращая внимания на матроса, продолжала что-то писать. Лицо у нее, как показалось Мордвинову, было недовольное, почти злое.

— А что же мне тогда делать? — спросил он. — Я думал, что вам здесь скучно. Вот… принес, — он опустил кота на пол.

Китежева вдруг резко повернулась к нему.

— Вы что? — почти выкрикнула она. — Только что появились на свет? Лазарет надо оборудовать заново, а вы где-то гуляете. Ни разу даже на глаза не показались. Наконец появились и — нате вам! — принесли мне кошечку… А кто будет красить переборки? Кто будет подвешивать койки? Вы просто пользуетесь тем, что я женщина и не умею приказывать, как это делает лейтенант Пеклеванный…

Мордвинов молча вышел. Обратно вернулся с ведром белил и кистью. Сделав из газеты шутовской колпак, он надел его на вихрастую голову и стал прилежно красить переборки. Потом заново перетянул коечные сетки, чтобы они не провисали, и, оглядев корявую палубу, спросил:

— Сульфидин у вас есть?

— Есть, — ответила Китежева, отчищая бензином локоть своего кителя: она уже успела запачкаться. — А вам зачем сульфидин?

— Это не мне, это — вам… Я знаю одно место, где мне за сульфидин дадут две автомобильные шины. Шины я выменяю на тушенку. Тушенка пойдет за ведро тавотного масла. А тавот я обменяю на линолеум. Вы ведь — женщина, у вас жилье должно быть лучше, чем у нашего брата…

К вечеру он притащил на своей спине большой рулон замечательного американского линолеума. Когда он раскатал его по каюте, Варенька увидела, что теперь пол — не просто корабельная палуба, а целый сад: в гущах тропической листвы расцветали невиданные цветы, и хвост павлина распустился под самым трапом…

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7