ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Дядюшка оставался недвижим. Наконец Асадолла-мирза сказал:

— Наверняка, это кто-нибудь из друзей—приятелей пошутить изволил… С тех пор как понаставили этих телефонов-автоматов…

Тут дядюшка прервал его, сдавленным голосом обратившись к Азиз ос-Салтане:

— Азиз-ханум, у вас есть его номер телефона?

— Телефон шефа сыскного отделения? — с изумлением переспросила Азиз ос-Салтане. — Есть, а зачем?

— Прошу вас, сейчас же позвоните ему и скажите, что вам необходимо зайти к нему прямо сегодня — по важному делу.

— Зачем это я к нему пойду?

— Позвоните сейчас же, прошу вас, — повелительно повторил дядюшка, — я потом вам объясню.

Азиз ос-Салтане не посмела ослушаться. Она вытащила из сумочки записную книжку, нашла номер и позвонила в уголовную полицию. Встречу назначили на половину пятого. Когда она положила трубку, дядюшка сказал:

— Я пойду вместе с вами.

— Вы хотите поговорить с ним о Гамар?.. Умоляю вас…

— Нет, — отрезал дядюшка, — о Гамар мы поговорим потом. Есть гораздо более важное дело. Я должен узнать, кто этот человек, который звонил ему. Это для меня вопрос жизни и смерти…

Походив взад и вперед по комнате, дядюшка объявил:

— Прошу всех нынче прийти к ужину… Мы должны обсудить все вопросы, связанные с беременностью Гамар и болезнью Пури.

Жена дяди Полковника плача проговорила:

— Ага, умоляю вас, я боюсь, как бы не опоздать… Боюсь, как бы не случилось беды с моим бедняжкой…

— Нет, не опоздаем, — твердо возразил дядюшка. — Сегодня вечером все обсудим, потом предпримем необходимые меры.

Дядя Полковник с женой вернулись к себе. Я вышел вместе с Асадолла-мирзой, так как хотел поговорить с ним об этом последнем происшествии — об анонимном телефонном звонке. Неприятности все не прекращались. С каждым днем, с каждым часом все новые препятствия возникали между мной и Лейли.

Закрыв за собой дверь дома дядюшки Наполеона, я с беспокойством спросил:

— Дядя Асадолла, а что означает этот телефонный звонок? Вы думаете, что…

— Моменто, тут и думать нечего — ясно, что это дело нашего злого гения. Я с той самой минуты, как ага набросился на твоего отца, ожидал от него ответного выпада.

— А зачем дядюшка собрался к шефу уголовной полиции? Вы считаете, тот узнал папин голос? И теперь расскажет дядюшке?

— Сомневаюсь, что он вообще знаком с твоим отцом, а если даже и знаком… — Асадолла-мирза на минуту задумался, потом сказал:

— Во всяком случае, мне надо еще до половины пятого заглянуть к этому уголовному шефу, попросить его, чтобы он для предотвращения новых ссор и склок замазал эту историю.

В это время я заметил, что из дома вышел Маш-Касем с подносом, на котором стояла тарелка плова. Сделав несколько шагов, он огляделся по сторонам. Мы стояли за деревьями, так что нас не было видно. Маш-Касем запустил руку в тарелку и достал что-то, мне издалека не было видно, что именно, но я догадался: он вытащил из плова кусок мяса. Вытянув руку, он зашептал: «Кис—кис—кис». В одно мгновение к нему подскочили два кота — из числа бездомных полудиких обитателей сада. Он бросил одному из них кусок. Оба кота ринулись к мясу, урча, мяукая и громко завывая. Маш-Касем, стараясь не повышать голос, принялся увещевать их:

— Чтоб вам подавиться… Жрите да помалкивайте! Коты не замолкали. Тогда он поднял камень и заорал:

— Чтоб вас разорвало, глупые твари, брысь отсюда!

Наверное, дядюшка Наполеон следил за Маш-Касемом из-за двери, так как он тотчас вышел в сад и раздраженно зашагал к нему. Кошки бросились наутек.

— Касем, ты отдал мясо кошкам?

Перепугавшись, Маш-Касем ответил:

— Нет, ага, ну что вы. Разве я неверный какой, чтобы такое прекрасное мясо кошкам отдавать?

— Так значит в тарелке не было мяса?

— Да уж и не знаю, что сказать. Вроде не было.

— А ну вернись к ханум, посмотрим, почему это она мясо не положила!

Маш-Касем поколебался, потом опустил голову и проговорил:

— Эх, ага, зачем врать? До могилы-то… Похоже, было мясо, да, видно, рука у меня дрогнула, вот и упало на землю…

От злости дядюшка заскрипел зубами:

— Чтоб ты провалился, лживая рожа!

— Да нет, ага, зачем врать? До могилы…

— Надеюсь, твоя-то могила уже близко… Вернись, возьми другой кусок мяса и отнеси ему! И почему ты такой зловредный?.. Что тебе сделал этот бедный труженик?

Маш-Касем поплелся к дому, бормоча себе под нос:

— Получит он за труды нож в брюхо! Таким дармоедам и собачьего мяса жалко.

Дядюшка следом за ним тоже вернулся в дом, а я, попросив Асадолла-мирзу, чтобы он известил меня о результатах своей встречи с шефом сыскного отделения, отправился домой.

Вскоре после того, как дядюшка Наполеон и Азиз ос-Салтане отбыли, появился Асадолла-мирза. Лицо у него было веселое и довольное, заметив меня, он с улыбкой сказал:

— Все в порядке. Этот шеф — отличный человек. Стоило мне его увидеть, как я вспомнил: мы с ним встречались в доме покойного мужа Азиз ос-Салтане. Когда он понял, в чем дело, то обещал мне, что постарается всеми средствами предотвратить семейные раздоры.

— Но ведь он сам сказал по телефону, что у звонившего был ширазский выговор, не может же он теперь заявить, что не ширазский, а исфаханский.

— Мы с ним долго обдумывали это. А потом он вспомнил, что говорил об анонимном звонке, не уточняя, кто звонил, мужчина или женщина… Словом, было решено сказать дядюшке, что звонила дама, говорящая с ширазским акцентом.

— Ну кто это может быть — «дама с ширазским акцентом»! Они не поверят.

— Моменто, — засмеялся Асадолла-мирза, — а ты забыл про ханум Фаррохлега? Она ведь заклятый враг Азиз ос-Салтане…

— Браво, дядя Асадолла! Вы просто замечательно все придумали. Если бы не вы, наверняка начался бы скандал в сто раз хуже прежнего. И нас с Лейли опять разлучили бы… Я не знаю, как вас благодарить,

— Сказать тебе, как?

— Скажите, дядя Асадолла.

— Езжай-ка в Сан-Франциско, и тебе, и мне сразу спокойнее станет… Ну, до вечера! — И, не дожидаясь ответа, Асадолла-мирза ушел.

Полчаса спустя у садовой калитки остановился экипаж, из которого вылезли дядюшка Наполеон и Азиз ос-Салтане. От волнения я не решался взглянуть на дядюшку, но он сам подошел ко мне. Я пробормотал приветствие и опустил голову, но, когда дядюшка заговорил, у меня отлегло от сердца:

— Здравствуй, сынок… А ты что один? Где остальные дети? Папа твой дома? — спросил он.

— Дома, дядюшка, он вам нужен? — засуетился я.

— Я сам зайду к нему… Вот переоденусь и загляну.

Не было сомнений, что вмешательство Асадолла-мирзы сыграло положительную роль, и дядюшка отказался от своих подозрений. В дальнейшем это подтвердилось постоянными нападками на Фаррохлега-ханум, самую злонамеренную из наших сплетниц, пребывавшую в хроническом трауре.

Я довольно долго шатался по саду, а потом мне пришло в голову воспользоваться дядюшкиным хорошим настроением и заглянуть к Лейли, но тут отчаянный гвалт, поднявшийся на улице, привлек меня к калитке.

Сардар Махарат-хан, индиец, затеял ссору с чистильщиком. Резко и грубо сардар требовал от Хушанга, чтобы тот складывал свои пожитки и убирался прочь. Я уже решил бежать жаловаться дядюшке, но тут он сам вышел из дома — в домашней одежде, накинув на плечи абу.

— Что такое, что случилось?

— Дядюшка, индийский сардар хочет прогнать чистильщика.

Дядюшка так и застыл на месте, вытаращив глаза и хватая ртом воздух, как рыба. Он еле выговорил:

— Что?.. Индийский сардар? Индийский?.. На секунду он зажмурился, потом забормотал:

— Хотя это неудивительно… Совсем неудивительно. Этого следовало ожидать! Наверняка, он что-то узнал, догадался, будь прокляты англичане!

Тут он окончательно пришел в себя, вбежал и громко позвал Маш-Касема:

— Касем, Касем! Беги, беги скорее!.. Узнай, что этот гнусный шпион плетет? Зачем он хочет выдворить отсюда бедного труженика? Что, эта улица — Чемберлену что ли принадлежит?! Да быстрей поворачивайся. Смотри, Касем, не оплошай, а не то худо тебе придется. Но на меня не ссылайся… Я ничего не знаю!

Маш-Касем, закусив, словно удила, кончики усов, несся к калитке.

— Что, сардар, тут случилось? Что случилось, господа?

— Этот чистильщик расположился здесь на жительство… Я ему говорю, чтоб уходил, а он исполнение не делать.

Чистильщик бурно запротестовал:

— Да эта улица вдоль сада аги проходит! Что этот сардар — всю улицу, что ли, купил к своему домишке в придачу?!

— Я есть один из проживающих на этой улице и говорю вам ясно: нам не нужно чистильщика.

— Ладно, ладно, понятно и так: вы либо босиком по улице шлепаете, либо в гиве 29 да тапках — вам, конечно, чистильщики ни к чему!

Маш-Касем нахмурился:

— Ты язык-то не больно распускай. А вы, господин сардар, вспомните про подаяние бедным — этому бедняку тоже кусок хлеба нужен.

Чистильщик, рассчитывая на поддержку дядюшки, заорал во все горло:

— Пусть раздают подаяние нищим в своих городах, а мы работаем, нам подаяние ихнее без надобности!

Я стоял за садовой калиткой, так что мне было видно и спорящих, и дядюшку, который нервно расхаживал у самой ограды, бормоча себе под нос:

— Чтоб тебя черти взяли, болвана! Не может даже с паршивым индийским шпионом справиться!..

Заметив, что он уже сжимает под абой кожаную кобуру своего браунинга, я выступил вперед:

— Господин сардар, мы целыми днями нуждаемся в чистке обуви и мелкой починке. Если вам неудобно, может быть, чистильщик будет сидеть здесь, на нашей стороне, около калитки?

К счастью, в этот момент показался Асадолла-мирза, и я вздохнул с облегчением. Увидев перед собой поле сражения, князь вскричал:

— Моменто, моменто, господин сардар, в чем дело? Из-за чего это вы разнервничались?

А сам бросил взгляд на окна сардара. Глаза его сверкали, на устах играла улыбка, так что я невольно проследил, куда это он смотрит: леди Махарат-хан с распущенными по плечам длинными волосами вышла на балкон полюбопытствовать. Тон Асадолла-мирзы вдруг изменился:

— Я говорю, зачем нервничать, дорогой сардар? Вы, воплощение доброжелательности, добронравия и благоразумия… Я вообще не думал, что вы способны выйти из себя… А этого юношу я знаю, он парень неплохой, частенько здесь поблизости…

— Пророк великий, да я расположился здесь на жительство только из-за того, что улица тихая и спокойная! Если бы я знал, что в этом квартале такие хулиганы собрались…

Слово «хулиган» почему-то очень задело чистильщика. Не обращая внимания на знаки Асадолла-мирзы, который всячески призывал его к спокойствию, он завопил:

— Сам ты фулиган! И отец твой, и дед такие были! А жена твоя и вовсе известно кто…

Асадолла-мирза, несмотря на галдеж, расслышал последние слова чистильщика, покосился на балкон и пробормотал: .

— Пронеси господи!.. Потише, голубчик, потише и вы тоже, господин сардар…

Но сардар, выпучив глаза, уже надвигался на чистильщика:

— А ну-ка повтори!

— И повторю! Каждый, кто меня фулиганом назовет, сам фулиган, и отец, и все предки его фулиганы.

Тут сардар, не раздумывая дольше, отвесил чистильщику оплеуху, чистильщик, здоровый и сильный малый, кинулся на него с кулаками, и завязалась драка. Крики Асадолла-мирзы, пытавшегося урезонить дерущихся, ничуть не помогали, а Маш-Касем, делая вид, что удерживает их, норовил каждый раз, когда чистильщик оказывался под рукой, двинуть его по шее. Дядюшка, выйдя из сада, приказывал Маш-Касему разнять противников, леди Махарат-хан, в полном смятении, тем временем взывала к Асадолла-мирзе. К счастью, в этот момент в переулке появился действительно авторитетный человек — мясник Ширали. Едва завидев его, дядюшка крикнул:

— Ширали, останови их!

Ширали подбежал к индийцу и чистильщику, вцепившимся друг в друга, сунул баранью ногу, которую нес под мышкой, в руки Маш-Касему, схватил за шиворот обоих драчунов и растащил их в стороны, приговаривая при этом:

— Что такое? Что это вы затеяли?

Тюрбан индийца упал на землю, его длинные черные волосы доходили ему чуть ли не до пояса. Тяжело дыша, он закричал:

— Этот человек — бессовестный разбойник… — и попытался опять кинуться на своего противника, но здоровенная лапа Ширали крепко держала его.

— Ну, в чем дело, сардар? — проговорил Ширали. — Ты бы лучше кудри-то свои подобрал.

Похоже, что индиец был особенно чувствителен к выпадам насчет своих длинных волос, так как он сразу же завопил:

— Заткнись! Мои кудри тебя не касаются…

Он так разозлился, что остальную часть своей речи произнес по-индийски, и среди потока незнакомых слов два или три раза послышалось что-то, похожее на «шут».

Ширали, выкатив глаза, хрипло спросил:

— Что-то я не разберу… Это ты мне сказал «шут»?

И вдруг, разжав пятерню, сжимавшую ворот чистильщика, обеими руками ухватил индийца поперек туловища, поднял над землей, словно соломенное чучело, в два шага оказался у полуоткрытой двери дома сардара, быстрым движением втолкнул его внутрь, захлопнул дверь и ухватился за дверную скобу, чтобы помешать открыть дверь изнутри.

— Будет еще индиец какой-то меня шутом обзывать… Дело не во мне, конечно, ради вас только, для вашего спокойствия… Раз вы сказали: оставь… А так я бы я его живо… Но тогда шуму не миновать.

На губах у дядюшки, стоявшего в дверях сада, заиграла довольная улыбка. Асадолла-мирза, щелчками очищая свой пиджак, сказал:

— Мое почтение, Ширали… Не успел спросить, как вы поживаете? Как себя чувствуете?.. Надеюсь, все в порядке? Как ваша супруга?

Ширали, все еще следя за дверью индийца, ответил:

— До конца дней моих я ваш слуга покорный… А этот малый, чистильщик, — насчет него как?

— Он человек хороший, — поспешно ответил Асадолла-мирза, — я его знаю. Пришел на кусок хлеба заработать. У нас ведь много обуви разной — то починить, это почистить… Ну, ты уж отпусти дверь-то, Ширали, не думаю, чтобы сардар осмелился выйти, пока ты здесь.

Догадка Асадолла-мирзы оправдалась, от индийца больше не было ни слуху ни духу. Ширали свернул в колесо его тюрбан, свалившийся в арык, перебросил через ограду к сардару во двор и отправился домой. Асадолла-мирза утешал чистильщика:

— Ничего страшного, голубчик… Куда ни придешь, первые дни всегда нелады получаются. Ага к тебе благоволит — и то хорошо.

Чистильщик уже успокоился. Ровным голосом он проговорил:

— С нами бог, а кроме бога — вы… Потом он обернулся к Маш-Касему:

— А ты, скотина, своего не упустил, накостылял мне под шумок?!

Маш-Касем из страха перед дядюшкой скорчил постную рожу:

— Я? Зачем врать? До могилы-то… Кабы он по ту сторону фонаря зашел — я бы ему перья-то повыдергал! Руки пачкать не хотелось, а то бы я этому индийцу показал! Вот был у меня земляк…

Дядюшка оборвал его разглагольствования:

— Земляк земляком, а ты ступай, принеси Хушангу стакан шербету, ему горло промочить не помешает. — И он обратился к чистильщику: — Не беспокойтесь, к завтрашнему дню все уладится.