Королю Зейну, наоборот, это зрелище доставило удовольствие.

Она скатилась на пол и покатилась вверх тормашками, чуть было не придавив свою белку.

— Поведение точь-в-точь как у настоящей леди, — съязвил король.

Пропустив мимо ушей язвительное замечание отца, Сенека наблюдал за тем, как Пичи, пошатываясь, с болью в коленях, поднялась на ноги.

Король Зейн расхохотался так, что, похоже, вся боль его начисто ушла.

— Сенека! Если… если ты за месяц сотворишь чудо и превратишь эту дикарку в настоящую леди… ха-ха-ха — то корона твоя, — сказал король и вновь залился смехом.

— Ты опять носишь лохмотья, — зло сказал Сенека, когда они пришли в его кабинет.

Пичи сидела, поджав ноги в кресле. Рукой она теребила полы своей коричневой юбки.

— Я старалась побыстрее, Сенека. Ведь ты меня ждал. А в этой одежде так удобно ездить. Если бы меня девушки одевали так, как надо, то у них ушло бы больше получаса на застегиванье. Чертовщина, У одного платья 124 пуговицы сверху донизу!

Он сидел за своим массивным столом и пристально рассматривал ее. Боже! Она была великолепна даже в лохмотьях. Ее густые, рыже-золотые волосы разметались по плечам. Ее блузка, казалось, вот-вот разлетится на груди, если она поглубже вздохнет, и… откроет ее дивную грудь.

Эта мысль возбудила в нем желание. Там сидела она, его чистая девственная жена, а здесь был он, сгорающий от желания. В нем закипала ярость.

— Зато я надела красивое нижнее белье, — сказала она в надежде, что он перестанет на нее сердиться. Я нашла время натянуть на себя кружевное белье, правда, только одни штаны. Я много не люблю на себя напяливать. Плохо только, что никто не может рассмотреть мое нижнее белье. Но все равно, в нем я себя чувствую как настоящая принцесса.

— Да? Я думаю, что ты себя также чувствовала настоящей принцессой, когда орала мне, стоя на верхней площадке лестницы. И когда орала, что ты была полуголая, ты тоже чувствовала себя настоящей принцессой? А когда ты скатилась вниз по перилам лестницы, ты, наверное, чувствовала себя королевой, да?

— Я…

— Замолчи, — сказал Сенека и так стукнул кулаком по столу, что серебряная чернильница подскочила и испугала белку. Белка распушила хвост и выпрыгнула из комнаты.

— То, что ты сделала, абсолютно неприемлемо в нашем обществе. Леди не должна кричать без причины, Пичи. Также никогда леди не должна обсуждать предметы своего туалета, а тем более кричать, что была полуголой. О своем теле в приличном обществе женщина ни в коем роде не должна говорить, запомни это раз и навсегда. А когда женщина. настоящая леди. спускается вниз по лестнице, то она высоко и гордо держит свою голову. И ни в коем случае леди не едет по перилам.

— Сенека…

— Твоя манера сидеть тоже ужасна. Леди никогда не открывает, а тем более не подгибает ноги так, как делаешь это ты. Ты должна сидеть ровно, ноги держать прямо.

— Но это кресло…

— Да, и еще насчет твоей походки. Леди должна идти так, как будто бы она скользит по полу. — Он посмотрел на нее и продолжил.

— Ты будешь носить ту одежду, которую я тебе приготовлю. Ты будешь очень модной. Ты можешь даже выбрать себе одежду с вышивкой. Ты также должна научиться писать. Все члены королевской семьи должны уметь писать, и ты сможешь переписываться с другими королевскими семействами.

— А смогу я написать королеве Виктории?

— Конечно. В течение дня ты будешь общаться и вести разговоры с придворными дамами, которых я тебе скоро выберу. Одной из них будет моя тетушка Виридис. У этой женщины прекрасные манеры поведения. В любом случае, Пичи, они научат тебя правилам поведения, и я прошу Бога, чтобы он им помог!

Пичи сконфузилась и сказала:

— Но у меня уже есть немного друзей — Кэтти и Нидия.

— Это твои слуги. А ты будешь выбирать себе друзей из высшего общества и ты никогда не должна забывать, что эти высокопоставленные особы всегда ниже тебя по рангу. Ты…

— Хорошо, ты мой друг тоже. Я буду твоим другом, Сенека.

— Я твой муж.

— И ты что, не можешь быть и моим другом, а моим мужем сразу?

Сенека не знал, как ответить на этот вопрос, в продолжал.

— Знаешь, Пичи, в твоих правах приказывать даже богатым леди. А они будут слушаться тебя, так как ты — принцесса. Настанет время, и ты выучишься этикету и заслужишь их уважение. Возможно даже, все начнут подражать тебе. Подумай об этом, Пичи. Это твоя цель, и ее нужно будет достичь.

— Я…

— Ты научишься играть на музыкальном инструменте… Ты…

— Я умею играть на трещотке. Папа меня научил…

— Ты сможешь гулять в саду, навещать своих новых друзей в их дворцах или сможешь пригласить их сюда. Ты будешь устраивать званые обеды и балы. Нет, конечно, небеспричинно устраивать такие сборища, но вот дни рождения и юбилеи дворянство всегда помнит, особенно когда их поздравляет королевская семья.

Сенека вышел из-за стола и посмотрел на свою своенравную принцессу.

— Ты можешь даже организовать благотворительные вечера. Нет ничего предосудительного в том, чтобы помогать бедным. Твой авторитет поднимется. Любая твоя просьба, Пичи, всегда будет расцениваться как приказ. Слово «просьба» всегда намного вежливее слова «приказ». Будь уверена, что дворянство воспримет тебя всерьез.

— Сенека…

— Помнишь, ты обещала мне стать леди, прежде чем я согласился жениться на тебе. Подтверди это обещание и ты получишь свою корону. Ты надела на голову самодельную корону, а я тебе хочу покачать ту единственную корону, которая украшала головы авентинских принцесс много столетий подряд.

Сказав это, он повел ее в королевские апартаменты.

Это была маленькая, но изысканная гостиная специально для королевы и ее окружения.

— Здесь, — произнес Сенека, указывая на прекрасный портрет, висящий над мраморным камином.

— Это моя пра-прабабушка Диандра. Она стала королевой сразу после того, как был нарисован ее портрет. Она носила эту корону, корону, которая будет твоею, если согласишься стать настоящей леди.

Пичи стояла завороженная у портрета Диандры.

Роскошные черные волосы королевы поразили ее. Таких прекрасных волос она еще ни разу не видала.

— Ночью, когда я тебя встретил, — продолжал Сенека, — ты сказала мне, что тебе нужен принц, который исполнил бы все твои желания. Я готов сделать это. Я не только подарю тебе корону, но я подарю тебе столько драгоценностей, что ты никогда и не видывала. Маленькое ли, большое ли, изысканное ли желание или нет — я исполню любое. Но взамен я прошу только одного — стать настоящей леди.

У Пичи даже во рту пересохло.

— Ты… ты даже дашь мне своего собственного коня?

— Лошадь?

— Я не хочу лошадь, я хочу жеребца, белого, с длинной гривой.

— Жеребца? — переспросил он, даже не подразумевая, что она была искусной наездницей. — Хорошо, подарю.

— А золотую карету с розовыми атласными сиденьями внутри. Да, еще бы мне нужно было немного золотых монет, чтобы я смогла их бросать крестьянам во время поездки.

— Что пожелаешь, Пичи, только пообещай мне, Пичи, и я устрою тебе жизнь такую, какую захочешь. Она почесала щеку и ничего не ответила.

— Ты не хочешь быть настоящей принцессой?

— Хорошо… Да…

— Ну, а если уж пообещала, то ты должна будешь вести себя должным образом.

Пичи задумалась над тем, как ей придется себя вести, чтобы стать настоящей леди. Одеваться в элегантную одежду, шить, рисовать, писать письма, давать советы, музицировать, вести беседы с леди, прогуливаться, сидеть прямо и скользить по полу — это ли не работа! А еще — поздравлять и помнить дни рождения и годовщины, давать обеды и балы и даже помогать бедным — все это ей интересно будет делать!

Поэтому, улыбнувшись, она сказала Сенеке:

— Хорошо, Сенека! Я согласна! Он воспринял ее согласие как первую возможность приблизиться к брачному ложу.

— Я хотел бы скрепить нашу с тобой сделку поцелуем, Пичи! Это будет подходящая печать для завершения сделки.

У Пичи от его намерений затряслись коленки.

— Будь спокойна. Принцесса, — пробормотал Сенека и обхватил ее руками за талию.

У Пичи вновь мурашки побежали по телу. Как и тогда, ночью, у нее вновь возникло страстное чувство, чувство, непонятное ей самой.

— Но, Сенека…

Он рассматривал ее бездонные прекрасные глаза. Днем они были еще красивее, чем ночью. Он вспомнил, что она хотела узнать о нем как можно больше, и сказал:

— Мне очень нравятся произведения Шуберта.

— Шуберта?

Она никогда не слышала о Шуберте, но это было не важно. В данный момент она плохо соображала, так как его властный, проникновенный голос вновь закружил ее и куда-то унес. И еще — его глаза… И непреодолимое желание в его голубых-голубых глазах…

— Да, хороший Шуберт, — прошептала она.

Он обнял ее крепче. Их глаза встретились. Он нежно гладил ее по спине и старался сосредоточиться на том, чтобы еще рассказать ей о себе.

— Да, я люблю также Вильяма Строуда и его книгу «Плавучий остров». Это — политическая драма, написанная в 1655 году. Я перечитал эту книгу четыре раза.

— Четыре раза, — повторила она на одном дыхании.

Она не знала Вильяма Строуда, но она продолжала стоять завороженная близостью Сенеки.

— Я люблю математику, — продолжал он. — Я очень восхищаюсь шведским натуралистом Луисом Агассисом. Мне бы хотелось встретиться с английским физиком Джеймсом Прескоттом Джоулем. И… Пичи… Я хотел бы тебя поцеловать сейчас.

У нее не было желания отвергать его.

— Я… только один поцелуй, Сенека. И я ничего не буду раскрывать, слышишь?

— Слышу, — пробормотал он, перед тем как поцеловал ее. По правде говоря, она и сама также ждала этого поцелуя. Но и как прошлой ночью, она плотно сжала губы, думая, что такой поцелуй можно будет расценить как дружеский.

Он целовал и целовал ее, давая ей понять, как он хочет ее.

— Пичи, — пробормотал он ее имя тем низким, мягким голосом, который так разволновал ее.

— Сенека, — прошептала она в ответ. — Достаточно.

— Нет, — ответил он.

— Боже, он не собирается прекращать целоваться, — произнесла она тихо. — Что же девушке делать?

И вдруг, подобно распускающемуся от тепла и света цветку, губы Пичи раскрылись, и Сенека начал страстно целовать ее.

О, как приятен был этот поцелуй, как сладки были ее губы!

Пичи почувствовала, как его пальцы медленно перебирают пуговицы на ее блузе. И прежде чем она сообразила, что произошло, она почувствовала его теплую руку у себя на груди.

Только теперь она поняла, что он расстегнул пуговицы у нее на блузе. И опять волна страсти нахлынула и закружила ее, как и той ночью. А Сенека ласкал ее упругие груди. Сознавая, что его настойчивость может опять вызвать вспышку ярости, Сенека осторожно снял руку с ее груди и отошел в сторону.

— Дело сделано. Договор скреплен, — сказал Сенека и с этими словами покинул комнату.

Когда принц удалился, Пичи посмотрела на свою расстегнутую блузу. Дрожащими руками она пригладила свои волосы так, как мгновенье назад это делал Сенека, и также дотронулась до своей груди. Ее возбуждение переросло в какую-то непонятную тупую боль. Ей очень захотелось после смерти попасть на небеса. Но небеса были тут и прямо сейчас на земле! И она это понимала!

И человек, который ввел ее в этот необъятный мир, был Сенека.

Прошло несколько часов после договора Пичи с Сенекой. Пичи прогуливалась по цветущему лугу. Она начала свою прогулку в дворцовом саду, как он ей говорил, а потом пошла на луг.

— Прогулка, как прогулка, — говорила она своей белке, которая скакала рядом с ней.

— Леди могут и должны прогуливаться, вот я и прогуливаюсь. И выгляжу я очень модной, дружище Сенека, — бормотала она себе под нос. — Сенека будет счастлив от того, что я исполняю то, что он хотел.

Она еще раз осмотрела свой туалет — длинное сапфировое платье и голубого бархата накидку к нему. Одета она вполне элегантно, гуляет, но что еще ей надо делать?

Вдруг какой-то крик привлек ее внимание. Она не ошиблась: это был самый настоящий плач. Она побежала на крик и вскоре увидела маленького мальчика. Он склонился к лежащему ничком барашку. Его маленькие худенькие плечики вздрагивали от рыданий.

— Ну что случилось, малыш? — спросила она и присела на колени рядом с ним.

— М… мой барашек, — попытался он объяснить ей. — Он, он зашел на поля с пасхальными цветами, а когда я его нашел, объелся ими и уже был чуть живой. Папа рассердится, узнав, что случилось. Я пасу его, пока они с мамой работают на полях с цветами. Это, это единственный барашек, который остался у нас, и если… если он умрет…

— Отойди и дай мне взглянуть на него, — приказала она мальчику. Склонившись над животным она поняла, что баран уже еле-еле дышит. Затем она приподняла веко животного и увидела, что взгляд его неподвижен. Пичи испугалась, а затем поняла, что произошло. Она увидела две точки, две ранки на шее животного. Это не цветы виноваты — это укус ядовитой змеи.

Она вскочила на ноги.

— Как тебя зовут, дорогой?

— Тивон, — ответил он.

— Мне будет нужна твоя помощь, Тивон, — сообщила ему Пичи. Она сняла свой бархатный плащ, положила его на землю, и вместе с Тивоном они положили на него барашка. Затем Пичи побежала к замку.

У ворот стояли два вооруженных стражника. Взволнованным голосом она велела им следовать за ней. И очень удивилась тому, что они не послушались. На ее платье было много колючек, оно было грязно в тех местах, где она становилась на колени. Она вновь набросилась на стражников:

— Черт побери вас всех! Вы что, не слышите, что я вас зову с собой?

— Ваше Высочество, — нервно сказал один из них. — Нам нельзя покидать свой пост.

— Да?! — воскликнула она. — Я только вчера стала вашей принцессой, и я отдала вам свой приказ. Ступайте сейчас же и принесите того барашка в замок.

— Ваше величество! — воскликнул другой стражник. — Мы не можем принести овцу в…

— Вы принесете барана прямо сейчас или я скажу Сенеке, что вы не подчиняетесь распоряжениям принцессы.

Стражники не шелохнулись. Пичи недоуменно смотрела на них.

— Хорошо! Я сама принесу это животное. Это нелегкая ноша, и я, возможно, надорвусь. А когда доктора осмотрят меня, то они скажут, что я надорвалась и не смогу родить ребенка. А виноваты во всем будете вы, так как все узнают, что вы не послушали меня и позволили мне на себе таскать тяжести.

Стражники тяжело засопели и нахмурились.

— Да, еще прервется королевский род в Авентине и больше не будет ни у вас, ни у ваших детей короля, — продолжала Пичи. — Что ж, стойте здесь. Я справлюсь сама, — сказала она и направилась к Тивону и его барашку.

Стражники сорвались с места и добежали до Тивона быстрее, чем это сделала Пичи.

Один из них взвалил барашка себе на плечи, и вся компания — Пичи, мальчишка-пастух и два стражника — быстро зашагали к замку.

Пичи поспешила внутрь замка. Она благодарила Бога, когда увидела Нидию, идущую наверх по парадной лестнице.

— Нидия! — сказала она. — Принеси мою сумку! И скажи Кэтти приготовить бутыль горячей воды, луковицу, немного соли и кусок жирного мяса, а также ложку.

Отдав распоряжения, она стала отыскивать место для того, чтобы уложить животное. Два вооруженных стражника стояли у двери: один — с бараном на плечах, а другой — с ее бархатным плащом-накидкой в руках. Маленький мальчишка-пастух стоял перед стражниками, пытаясь дотянуться своими маленькими ручонками до шеи барана.

А Пичи… Святой Боже! Она предстала взору Сенеки в ужасном виде. Был еще только полдень, а она была одета в вечернее бальное платье! В грязное бальное платье!!! А еще, присмотревшись, он увидел огромную дырку на юбке платья, через которую выглядывало тело. Сенека тяжело вздохнул. Не прошло и нескольких часов, как он учил ее, как себя вести, но у нее уже все вылетело из головы. Пичи тревожно поглядела на Сенеку.

— Помоги, Сенека, — сказала она ему. Он и рта не успел открыть, а она продолжила. — Вот тут больное животное нуждается в помощи… Я не успела тебя предупредить…

Она повернулась к стражнику, который держал барана, и приказала ему положить животное на диван.

Все это происходило в голубом салоне, но Сенека, обратившись к стражникам, сказал:

— Выбросьте это животное из дворца немедленно!

Стража поспешила выполнить распоряжение принца.

Но Пичи опередила их и первой подбежала к двери. Она преградила им дорогу.

— Пичи, отойди от двери и дай страже выйти. Это животное не должно находиться в замке, — произнес Сенека.

— Вот твоя сумка, Пичи, — сказала Нидия, вбегая в комнату.

Сенека был так оскорблен, что не знал, кому первому выразить свое негодование.

— Нидия, ты должна обращаться к принцессе «Ваше Высочество»!

Нидия побледнела. И, прежде чем она успела ответить принцу, в комнату вбежала Кэтти.

— Я принесла с кухни все, что ты у меня просила, Пичи, — выпалила та.

Сенека ушам своим не мог поверить.

— Кэтти?

— Не переживай, Сенека, — подхватила Пичи. — Это я им сказала так меня называть, и им пришлось делать то, что я им приказала. — А теперь положи его на диван, — сказала она, указывая на животное.

— Ты не оставишь барана здесь, — возразил Сенека. — Ты уберешь его отсюда!

Пичи только открыла рот, чтобы опротестовать заявление принца, как неожиданно мальчик-пастушок сказал сквозь слезы:

— Пожалуйста, Ваше Королевское Высочество… Принцесса старается спасти барашка. У нас только один барашек, сэр, и если он сдохнет, мои родители очень расстроятся. Мы уже четверых потеряли. Я… Мне только семь лет, и папа доверил мне этого барашка, а сам я… я…

— Попридержи язык, мальчишка, — сказал один из стражников и испуганно посмотрел на принца.

Сенека уставился на малыша. По щекам его текли слезы. В комнате воцарилась тишина. Все ждали дальнейших действий принца. Но молчание было скоро нарушено послышавшимся рядом голосом короля Зейна. Его Высочество направлялось в соседнюю комнату.

Пичи растерялась. Сенека действовал быстро и решительно. Он подбежал к дверям, взял Пичи за локоть и вывел ее из комнаты в зеленую галерею. Тивон, два стражника с их ношей, Нидия и Кэтти — все последовали за ними.

Пичи попыталась вырваться и убежать, но Сенека сумел удержать ее.

— Сенека, — сказала она.

Но он не слушал ее и продолжал тащить ее по галерее. Она проклинала его и ругалась.

— Удав, вот ты кто!

— Пичи…

— Я только старалась оказать помощь барашку Тивона, а ты? Ты никогда не повернешься лицом к страждущему, эх ты, Сенека!

— Ты еще пожалеешь, что назвала меня удавом!

— Ха! Как бы не так! — произнесла она и начала вырываться у него из рук.

Сенека был намного сильнее ее, и ему не составило большого труда удержать ее.

— Ты хочешь или нет, чтобы этому животному отвели место во дворце? Она остановилась.

— Место? Ты думаешь…

— Да, но если ты прекратишь сейчас же вести себя как дикарка. Ты помнишь о нашем уговоре? Она вдруг успокоилась и произнесла:

— Извини меня!

Они прошли через слабо освещенный коридор. В конце коридора находилась гладкая деревянная дверь. Он открыл ее и вошел внутрь.

На всех сильно пахнуло плесенью. То там, то здесь — повсюду висела паутина. Сенека энергично стряхнул паутину и по ступенькам поднялся к другой двери, ведущей в верхнюю комнату.

Комната освещалась лучами света, пробивающимися через плотно закрытые окна.

— Откройте окна, — приказал Сенека Нидии и Кэтти.

Ворвался солнечный свет, и Пичи увидела, что внутри комнаты было все покрыто огромным слоем пыли. Единственной обстановкой комнаты был огромный деревянный сундук, а сверху, с потолка свисал толстый канат.

— Это самое отвратительное место, которое я когда-либо… — пыталась сказать Пичи.

— Сделай ее чистой! — заявил Сенека. — Или убирай животное отсюда. Выбор за тобой.

Стерев пыль с лица и едва переводя дыхание, Пичи забрала у стражника свой бархатный плащ и постелила его на пол.

— Положи барашка сюда, — скомандовала она стражнику и опустилась на колени, чтобы осмотреть животное.

Тивон, стражник, Кэтти и Нидия тоже склонились. Барашек был все еще жив, но его дыхание еле-еле ощущалось.

Прильнув к груди животного, она услышала, как медленно бьется его сердце. Барашек умирал, и она понимала, , что ее попытки оживить его уже ни к чему не приведут.

— Тивон, — сказала она дрожащим голосом, — твой барашек… он умирает… Ему осталось совсем немного.

Тивон начал громко плакать.

Кэтти спросила:

— Что еще мы можем сделать?

— Конечно, можно попробовать вашими лекарствами, — неуверенно сказал один из стражников. Пичи посмотрела на сочувствующие лица вокруг себя.

Только Сенека реально оценивал происходящее. А Пичи, Пичи знала, что ничем не может спасти животное. Но тем не менее она начала готовить свое лекарство, чтобы показать Тивону, что она сделала все, что было возможно. Она очистила луковицу, разрезала ее и бросила в бутыль с горячей водой. Туда же, в бутыль, она набросала кусочков жирного мяса и положила горсть соли. Все это она размешала, а затем вынула кусок луковицы и мяса и приложила к месту укуса змеи. Сделав это, она приказала Тивону держать примочку покрепче и как следует. Затем она вынула щепотку «своей» травы из сумки, бросила в бутыль и начала размешивать все в бутыли, бормоча себе что-то под нос. В конечном итоге у нее получилась какая-то похожая на ликер микстура.

Она взяла ложку, налила в нее микстуры и влила барашку в рот. Но… но уже было поздно. Барашек лежал бездыханный. Он был мертв. Пичи уселась на колени рядом с барашком и сказала:

— Ох, Тивон… Я… он… Это был укус змеи. Твой барашек… Мне очень жаль, что все так получилось.

Сенека подошел к мальчику.

— Твой барашек умер, Тивон, но ты должен быть благодарен за то, что твоя принцесса так старалась его спасти.

До Тивона едва дошел смысл сказанного.

— С-с-спасибо, — пролепетал он, глотая слезы. Сенека помог мальчику встать на ноги.

— Стража позаботится о том, чтобы вынести барашка отсюда и поможет тебе закопать его. А потом ты должен будешь вернуться на луга, чтобы посмотреть за оставшимся стадом.

Принц ведь и не знал, что барашек этот остался единственным у них в семье.

Тивон направился к двери. Он все еще продолжал всхлипывать. Прежде чем покинуть комнату, он повернулся к Сенеке и сказал:

— Вы прикажете бросить меня в тюрьму после того, что я вам скажу, но я ненавижу вашего отца. Я…

— Замолкни, — закричал на него один из стражников.

— Да, я ненавижу его, — закричал мальчик. — Я его ненавижу так, что иной раз хочу даже, чтобы он умер!

Кэтти и Нидия всплеснули руками.

— Тивон, — прошептала Нидия. Обе девушки замерли в ужасе, ожидая, что на это скажет принц. Гяова мальчика поразили всех, как удар молнии.

— Тивон, ты не должен так себя вести, — сказала Пичи. — Ты не желаешь смерти короля. Скажи принцу, что ты все выдумал.

— Нет, — ответил Тивон. — Я ничего не выдумал. Мне хотелось бы, чтобы змея укусила короля!

Пичи взглянула прямо Сенеке в глаза.

— Не слушай его, — сказала она ему. — Ему ведь только еще семь лет, Сенека. Он совсем мальчишка. А они такие рассеянные в этом возрасте и не понимают, что говорят.

Сенека стоял, широко раскрыв глаза, и пристально рассматривал пастушка.

— Твоя принцесса защищает тебя, Тивон. Если ты, действительно, стоишь того, чтобы тебя защищали, то я прощу тебя, но если нет, то я прикажу наказать тебя.

Пичи взяла Сенеку за руку.

— Сенека…

— Тивон, ты понимаешь, что твое пожелание смерти короля можно расценить как акт измены против короны Авентины? — спросил Сенека.

Тивон кивнул головой и поднял вверх свое худое личико.

— Да, я знаю, сэр.

— В таком случае ты не настолько наивен, как это представляет принцесса. Ты не достоин ее защиты, поэтому ты будешь наказан. Но пока я придумаю для тебя меру наказания, ты, как я и говорил, вернешься к своему стаду немедленно. Ступай!

Тивон покинул комнату. Его шаги эхом отдавались на лестничной площадке.

Сенека посмотрел на Кэтти и Нидию.

— Вы будете молчать, о чем болтал мальчишка. Если вы только о чем-нибудь заикнетесь, то я непременно узнаю. А теперь оставьте нас одних.

Служанки послушно закивали головами, раскланялись и поторопились покинуть комнату.

То же самое Сенека сказал стражникам:

— Держите язык за зубами! И ступайте, помогите мальчишке закопать животное.

Когда стражники удалились с мертвым барашком, Сенека повернулся к Пичи. Он очень удивился, увидев закипавшую в ее глазах ярость. Она тяжело дышала, грудь ее высоко вздымалась. И… от этого она становилась еще красивее и желаннее.

Внезапно у Сенеки появилось непристойное желание овладеть ею прямо здесь, на пыльном полу этой грязной комнаты.

Он стоял напротив нее, тяжело глотая слюну и стараясь побороть себя.

— Ты должна понять, что все то, что сказал Тивон, — это не только оскорбительно, но и, с точки зрения законов Авентины, противозаконно. Так что ничего не повлияет на мое решение наказать его.

— Что ты собираешься сделать с ним, — спросила Пичи. — Прикажешь побить?

— В мои намерения не входит побить его, Пичи, — сказал Сенека.

— Я… Я не смогла спасти его барашка. А теперь у них никого нет…

Сенека разглядел слезы на глазах у Пичи.

— Почему Тивон ненавидит твоего отца? — спросила она.

— Это тебя не касается, — ответил он. — Ты мне очень сейчас не нравишься, — закончил он.

— А ты мне такой тем паче, — подхватила она. — Меня от тебя мутит.

— Меня твои чувства ко мне не интересуют, — парировал Сенека.

— В тебе, должно быть, много хорошего, Сенека, но это никогда не выходит наружу.

Он одарил ее свирепым взглядом. Она ответила тем же.

— Когда ты меня поцеловал сегодня утром, я даже подумала, что для меня этого слишком мало. Я подумала тогда, что небеса сошли на землю. И я знаю, что ты один-единственный, кто заставил меня так чувствовать. Я действительно хочу быть твоим другом, Сенека. Я влюбилась в тебя, Сенека. Это факт. Но пока я не разберусь в своих чувствах, я ничего не смогу дать тебе.

Она оглянулась и продолжила.

— Ты сам разрешил мне принести барашка сюда, в эту комнату. Ты мог всех выставить наружу, за пределы замка, но ты всех нас привел сюда. Это было самое лучшее, что ты мог сделать для нас.

Ее слова умерили его гнев. Но он не хотел подавать вида и внешне оставался сердитым. Этого требовала ситуация.

— Мой разум запрещает выпрашивать твою любовь. Это — твоя обязанность.

Она пристально посмотрела на него и сказала:

— В народе говорят, что нет ничего труднее, чем достучаться до разума.

— Вот я тебе и советую, не делай этого.

— Не буду.

— Мудрое решение!

— Я попробую достучаться до твоего сердца. Если получится, то тогда уж и до разума достучусь. Сердце без разума, как и разум без сердца, не существует.

Сенека не оценил логики сказанного.

— Пичи…

— Хватит меня учить, Сенека. Я знаю о своих обязанностях. Прежде, чем я умру, ты получить мою любовь. Возможно, я никогда не дождусь твоей любви, но мою — получишь, как только я почувствую ее. Не сомневайся, это будет сильная любовь, я никогда наполовину ничего не делаю. Более того, это — моя любовь, и кому хочу, тому ее дарю. А вообще, ты знаешь, что жизнь без любви — это не жизнь вообще.

— Ты уже закончила?

— Как видишь!

— Очень хорошо, иди прими ванну, почисти зубы и надень что-нибудь поприличнее, чем это атласное бальное платье. Я на сей раз прощу тебе твое ужасное поведение, но это — в последний раз.

А Пичи не понимала, за что он должен был ее простить. За то, что она хотела оказать помощь бедному животному?!

— А в свою очередь, я благодарю тебя за то, что считаешь меня полным идиотом.

— Никто не считает, Сенека.

Ее сарказм привел его в бешенство. Какой это дьявол вселился в него?! Но всем видом он старался не выдавать своих эмоций.

— Ты спокойно отдохнешь после обеда. Мне придется обедать с советниками отца, а ты будешь обедать у себя. Но я буду ждать тебя у себя в покоях в девять часов. И не заставляй меня ждать.

С трудом сохраняя на лице маску безразличия, он удалился.