От неожиданности Сашка даже не успел испугаться. Боли он не чувствовал, лишь немного ломило затылок. Первой мыслью, появившейся в мозгу, было — ощупать себя, определить, что же случилось. Мысль-то появилась, и команду мозг дал, только ощупать нечем — безжизненное и безголовое тело лежало там, за стеной. И это было невероятно! Почему? Почему он все чувствует, почему он не умер?! Сашка начинал привыкать к темноте, глаза уже кое-что разбирали — здесь и не тьма была вовсе, это лишь после освещенной комнаты так казалось, здесь был полумрак, тени, какая-то возня, чье-то сопение… Но разве в этом дело?! Сашка несколько раз открыл и закрыл глаза — веки слушались, пошевелил носом, губами, открыл рот, прикусил зубами кончик языка — все было в норме! Но как могло быть так?! Ему вспомнилась дурацкая история про отрезанную голову какого-то профессора. Но ведь там она на чем-то стояла, к ней были подключены трубочки, шланги и всякая прочая ерунда, там подавались питательный раствор, кровь… Нет! Это явный бред! И в то же самое время Сашка ощущал свои руки, ноги, но не мог ими пошевелить — это в мозгу еще продолжали работать рефлекторные механизмы, мозг хотел и дальше управлять телом, но управлять ему было нечем. На Сашку вдруг накатили такие горестные чувства, что он зарыдал, слезы потекли из глаз. Ему так стало обидно за себя, что будто ножом резануло по сердцу… нет, сердца у него теперь не было. Но он все чувствовал. И в мозгу стучало: за что?! почему такая несправедливость?! почему именно я?! Сашка, никогда в жизни не проронивший ни слезинки, зарыдал пуще прежнего, с захлебами, прихлюпыванием, стонами.
      Он так увлекся своими переживаниями, так зашелся в плаче, что и не заметил, как из угла полутемного помещения к нему подползло нечто большое зыбкое и неопределенное, ни на что не похожее. Оно посопело, покряхтело, повздыхало, а потом проговорило внятно и глухо:
      — Раньше плакать-то надо было!
      Сашка сразу прервал рыдания, проглотил слезы.
      — Чего-о?! — спросил он слабеньким дрожащим голоском.
      — Чего слыхал, вот чего!
      — Ты кто? — поинтересовался Сашка.
      Существо засопело, запыхтело, пробубнило обиженно:
      — Это тебя надо спросить — кто ты! Не я ж к тебе приперся, а?! Вваливаются всякие, как к себе домой! А так и до инфаркта довести недолго! Ты бы лучше того, убирался бы ты лучше к себе, восвояси, то есть!
      Сашка разглядел два широкопоставленных тусклых глаза с фиолетовыми круглыми зрачками, широченную щель, чем-то напоминавшую рот, но почти не приоткрывающуюся, массивную и плоскую голову, вросшую в широченные плечи… Все остальное терялось в полумраке. Сашка не мог поверить, что такое существо, такая жуткая тварь могла обладать даром речи. Но она обладала. И надо было ответить.
      — Да я это, случайно, — промямлил он, осознавая свою беспомощность и зависимость от любого, наделенного способностью к передвижению, живого существа. — Я не нарочно, так получилось, видите ли. Сам-то я там, у батареи, наверное, а голова вот… И как я могу убраться?! — Он осмелел, голос окреп, Я ж без рук, без ног, колобком катиться покуда не научился! Да и… — Сашка вдруг вспомнил про Светку-изменщицу, про свою жизнь никудышнюю, и выдавал с горечью: — Да и незачем! Кому я там нужен?!
      — А здесь? — вопросило существо.
      — Что — здесь?
      — Кому вы здесь нужны, я спрашиваю?!
      Сашка замялся. До него вдруг с пронзительной ясностью дошло, что он вообще нигде не нужен, что он лишний и тут, и там. Но куда ж тогда?
      И все-таки он спросил, пытаясь разобраться, что к чему:
      — А вы кто?
      Существо махнуло неопределенно длиннющей рукой или лапой с множеством шевелящихся гибких пальцев на ней и ответило каким-то будничным невыразительным голоском:
      — Да мы здешние, живем тут.
      — И давно? — задал глупый вопрос Сашка.
      — Да почитай всегда! — ответило существо.
      — А я вот за стеной живу… — Сашка замялся, — раньше жил, то есть! Теперь, наверное, помер! — Он грустно вздохнул.
      Существо вздохнуло вместе с ним, похлюпало, посопело немного и спросило в свою очередь:
      — Чего ж это — помер?
      — А откуда мне знать!
      — И не помер вовсе! Мы ж тут не мертвые, живые. И ты стало быть живой покуда, ты погоди еще помирать-то!
      — Значит, это не тот свет? — обрадовался Сашка. Существо призадумалось.
      — Тот-то он тот! — проговорило оно с оттенком недоумения. — Но ежели ты думаешь, что это загробное какое царство или там, скажем, пастбище умерших, так тут ты ошибаешься! Наш свет он то ли параллельный к вашему, то ли перепендикулярный, то ли наискось лежащий, я в премудростях этих не шибко волоку, образования не получил, ты уж прости, но скажу попросту — наш свет к вашему свету — соседний, вот и все!
      — Все?!
      — Конечно, все! Чего тут голову ломать… — существо поглядело на Сашку и осеклось, — хм-м, впрочем, голова тут не причем, каждый как может, так и существует. Ежели нравится жить с одной головой — так и живи себе, мы не против! Надо только без шуму, гвалта и без всяких непрошенных вторжений! Да еще вот так, чтоб как из пушки прям!
      — Извиняюсь! — ответил Сашка невежливо и грубо.
      — Да теперь-то уж чего виниться! Теперь лежи себе, да глазей! А хошь, я тебя обратно закину!
      — Как это?! — Внутри у Сащки все перевернулось, появилась надежда. У него даже голос задрожал.
      — А вот как!
      Существо ухватило своей лапищей Сашкину голову, сжало гибкими и сыроватыми пальцами словно какой-нибудь апельсин или яблоко. Размахнулось.
      — Сто-ой! — завопил Сашка.
      — Чего это? — удивилось существо.
      — Вы мне сначала все объясните, как да что! А потом уже будем возвращаться… — прохрипел Сашка. Он теперь смотрел прямо в лиловые глаза — существо поднесло его голову к своей морде. Вид у него был неприятный и жутковатый. Но Сашка и глазом не моргнул — в гостях надо было вести себя подобающим образом.
      — А чего тут объяснять-то? — удивилось существо. — Вот щас как швырну в стенку, так и выскочишь сразу, где положено, чего тут разговоры-то разговаривать?!
      Сашка не дал ему и секунды на размышления, сомнения.
      — Нет! — выкрикнул он. — Давайте погодим немного!
      Не хотелось Сашке во второй раз пробовать собственной башкой крепость кирпичной стены. Да и представил он, как влетит вдруг его голова сейчас в Светкину комнату, как завопит она, а то и в обморок грохнется! Мало ей, что ли, его безголового тела у батареи?! Там сейчас, небось, уже и санитары, и следственная бригада, и отпечатки снимают, и понятые через плечи заглядывают… и тут вдруг его башка влетает! Нет, погодить надо было непременно!
      — Вы мне хоть малость о себе поведайте, прошу вас, перед расставанием, ведь такая встреча, такая встреча! — залебезил Сашка.
      — А какая встреча такая? Дело обыденное! — ответило существо.
      — Как это?! Ведь первый контакт двух миров! — завопил Сашка.
      — Это кому как, — вяло просоиело существо, — нам все эти ваши дела уже надоели порядком, скукотища жуткая, хоть бы сменили чего!
      — Так вы нас видали раньше?!
      — И раньше, и позже, мы вас по-всякому видали! Это у вас там телевизоры и всякая такая мура, а у нас нету ничего, только на вас-то и глазеем… — Существо особо горестно вздохнуло. И выдало замогильным шипом: — Все вы нам настроение портите только! Эх, и безрадостное же зрелище!
      Сашка был поражен. За ними наблюдают… да чего там, всегда наблюдали, следили! А они как младенцы-несмышленыши! Они-то и не подозревали! А может, врет?
      — Не-е, правда! — проговорило существо, угадывая мысли. Тошно нам на вас глядеть, тошно и противно, вот что я скажу!
      Сашка вдруг обиделся, взъярился.
      — Тошно, так и не смотрите! — заявил он довольно-таки строго, позабыв про дипломатичность.
      Существо сжало его голову еще сильнее, поднесло к самым глазам, заглянуло в Сашкины глаза. И тому показалось, что существо это сейчас проникло внутрь его мозга, читает там что-то, самому Сашке не ведомое, срезает слой за слоем заложенное на всех уровнях сознания, подсознания и надсознания, срезает и тонюсенькими ломтиками перекладывает в свой мозг. Но ответило существо сразу:
      — Как же не смотреть?! Мы не можем не смотреть! У нас зрение такое!
      — Поня-ятненько-о, — протянул Сашка. Ни черта ему не было понятно.
      — У нас один недостаток, — пожаловалось вдруг существо, видим мы только ваше прошлое и будущее во всех направлениях. А вот сего мига, настоящего, — не дано нам узреть! Может, это и к лучшему?!
      Сашка пропустил большую половину мимо ушей. Уцепился за одно:
      — Как это — во всех направлениях?
      — Проще пареной репы! — разъяснило существо. — Ведь каждый поступок влечет за собою цепь других, так? А если там, скажем, человек поступает по-другому, что происходит?
      — Что?
      — Вся цепочка изменяется. Все складывается в общих рамках развития, но иначе, понял?
      Сашка на вопрос не ответил. Но задал свой:
      — И сколько может быть таких направлений?
      — А сколько хочешь!
      — Вот это да-а! — выдохнул Сашка. Ему вдруг показалось будто все можно переменить, все можно вернуть к лучшим денькам, к прежнему. Он поверил…
      — Хошь, прошлое покажу? — поинтересовалось существо, подбрасывая Сашкину голову на ладони как волейбольный мяч.
      Сашке не очень-то нравилось подобное обращение, но он терпел. В чужой монастырь не суйся со своими обычаями.
      — Нет, не надо, и так видал, — ответил он. — Мне бы будущее!
      — Какое?
      — Ну-у… — Сашка не сразу сообразил, какое именно ему будущее нужно. — Да какое-такое?! Ну, то самое, которое должно было быть по цепочке-то по этой вашей.
      — Понятно, — существо положило Сашкину голову на пол, отодвинулось, приподнялось на задние лапы — они оказались совсем короткими, раза в три короче передних. — Тут надо все четко выверить! Та-ак, лежал ты тут, это у нас до миллиметрика, та-ак-с, направление было задано такое, значит, тридцать восемь градусов… двенадцать минут… секунды, угол… прицельная щель, та-ак-с, все точнехонько. Все! Приготовились! На сколько обзор давать?!
      — Как это? — не понял Сашка.
      — Ну, стало быть, на сколько погружение в будущее и осмотр его?
      Сашке стало страшновато. И он не решился на большой срок.
      — Одной минуты за глаза хватит! — сказал он с искусственной бодростью.
      — Минута, так минута! Значит, зададим начальный импульс послабже, вот и всех делов-то! Начали!
      Существо отошло на три шага, качнулось, подлетело к Сашкиной голове и с такой силой пнуло в нее своей корявой лапищей, что голова футбольным мячом ударила в невидимую стену, но не отскочила от нее, а напротив, пробила! Сашка ослеп от яркого света, все замелькало, закрутилось перед глазами, замельтешило.
      Он не сразу понял, куда попал и что происходит. А когда понял, ему и вовсе стало плохо. Огромным усилием воли он заставил себя смотреть, слушать — ведь всего минута была в его распоряжении.
      Он сам, а точнее, его невидимая голова, висела над стоящими в огромной комнате людьми, висела эдакой люстрой. А люди стояли вокруг гроба. В гробу лежал он сам, Сашка, убранный цветами, лентами, прочей мишурой, лежал бледный, но отнюдь не безголовый — наоборот с самой настоящей головой, напомаженным лицом, подкрашенными губами… Смотреть было и впрямь тошно. Но Сашка смотрел.
      Над гробом рыдала мать, стоял хмурый отец, чуть дальше друзья, товарищи, сослуживцы, родственники, знакомые и вовсе не знакомые люди.
      Но больше всего поразила Сашку стоящая у изголовья Светка. Она была в подвенечном платье, фате. Она плакала, но как-то очень уж красиво и изящно, словно напоказ. Плакала, прикладывая к подведенным глазкам кружевной батистовый платочек, еле слышно всхлипывая, шмыгая носом. Никогда еще Светка не была такой красивой и привлекательной как сейчас, с нее можно было просто картину писать под названием "Добродетель у гроба" или "С любимыми не растаются". Сашка чуть было сам не зарыдал во второй раз.
      Но его внимание привлек странный тип, стоящий рядом со Светкой и дергающий ее то за локоть, то за край фаты, то за платье. Тип этот был неказист и жидок. На нем поверх накрахмаленной белой сорочки была надета замызганная телогрейка, из кармана которой торчал разводной ключ. Тип был небрит, сизонос, мутноглаз, но зато он был при бабочке и в лаковых штиблетах. В руках он держал шляпу с зеленым перышком. Он шептал Светке на ухо. Но Сашка все слышал!
      — Да пошли уже! — говорил тип Светке. — Горячее стынет!
      Она молчала, хлюпала.
      — Какого хрена с ним возиться, не понимаю, оживет, что ли?! Пошли, тебе говорю! У нас с тобой седни бракосочетание или что?!
      — Щас! — нервно ответила Светка, выдергивая кончик фаты из грязной и отекшей руки. — Успеется!
      — Ну, ты как хочешь, — заявил тип напыщенно и важно, — а у меня там шампаньское киснет!
      Светка склонилась над телом, уронила на мраморный лоб слезинку. И прошептала типу:
      — Передай, пусть без меня горячее на стол не ставят.
      Тип дернулся было. Но потом опять припал к ней, шепнул:
      — Ладно, я тогда, чтоб добро не пропало, посижу с полчасика на поминках у него… — он повел глазами на Сашку. Стакашек пропущу за упокой души!
      Светка зашипела. И тип смолк. Ушли они вместе. Еще и минуты не прошло.
      Сашку трясло и колотило, если вообще только может трясти и колотить голову без тела. Он готов был взорваться словно бочка, начиненная динамитом. Но не успел — его вдруг швырнуло обратно, в темноту.
      — Ну как? — поинтересовалось существо.
      — Нет, — ответил Сашка, — меня такое будущее не устраивает! Я туда не хочу!
      — А куда ж ты хочешь?
      — Надо еще поглядеть, может, в других-то направлениях получше будет, — с дрожью в голосе продекларировал Сашка.
      — Ну нет! — отрезало существо. — Мне с тобой возиться недосуг! У меня обед скоро, прием, стало быть, пищи! А ты или тут лежи тихо, или давай назад вертайся! Там и сам выберешь направление! Лады?
      — Лады? — машинально ответил Сашка. Перед его взором все еще стоял изукрашенный гроб.
      — Ну, а лады, так и дело с концом!
      Существо подкинуло на ладони голову раз, другой, а потом размахнулось и бросило ее в противоположную стену. Все произошло мгновенно. Сашка вдруг почувствовал, что лежит у батареи, что в руках и ногах покалывает, а голова разламывается от боли. Он жив? Жив! Да, он был жив! И это главное, все остальное приложится. Он приподнял голову. Но неожиданно накатила тьма, все пропало.
      Сашка уже подумал было, что умирает, но темнота отступила. Пошатываясь, он встал сначала на четвереньки, а потом и в полный рост.
      От дверей, так же ошалело, как и Светка, на него смотрел мужичонка-доходяга в ватнике и сапогах. На голове у него была зеленая шляпа с перышком, в руках обшарпанный чемоданчик, из-под ватника выглядывала чистейшая белая рубаха, стянутая в вороте цветастым галстуком. Вместе с тем как Сашка приходил в себя и постепенно выпрямлялся, мужик отходил к двери шаг по шагу, наконец и вовсе скрылся за нею. С лестницы еще долго неслось: "Вы у меня… я вас… мать вашу!.."
      Голова болела жутко, заглушая даже ушибленное плечо и ободранные в падении руки. Сашка плюхнулся на диван, мрачно наблюдая, как суетится Светка. Та уже прикладывала к его лбу и затылку мокрое полотенце, ощупывала, бубнила без передышки.
      — Да помолчи немного, — устало выдохнул Сашка. — И вообще, я сейчас пойду, не старайся.
      Светка, оставив полотенце на голове, отступила на два шага, всплеснула руками.
      — Ах, какие мы нежные, ах, какие чувствительные! С потолка свалился, да?! Ты чего взъелся, что за причина?! Дурак ты и неврастеник!
      Светка отвернулась, затопталась на месте, не зная, то ли уйти из комнаты, то ли снова приняться за роль терпеливой медсестры. А Сашка как-то резко порастерял весь пыл. Мужичонка в ватнике, плюгавый и малосимпатичный, не вязался в его представлениях с образом коварного соперника, Светкиного тайного возлюбленного — это стало постепенно доходить до Сашки. И он раскис. Голова заболела еще сильнее, задергало остро и обжигающе. Он боялся поднять руку и пощупать затылок — а вдруг там дырка величиною с блюдце?
      Но разве в дыре дело?! Он вспоминал этого мужичонку и ему казалось, что совсем недавно он его видал гдето. У подъезда? Нет. По дороге? Да нет, вроде. Скорее всего, у магазина, в толчее винной очереди? Нет! Не было там такого! Да и какая разница, где он видал этого мозгляка, какое это имело значение!
      В Сашкиной голове вдруг прозвучали непонятные слова: "Ты и сам выберешь направление!" Какое направление? Куда? У него сейчас не об направлениях каких-то дурацких башка должна болеть! Его дело, ежели он настоящий мужик, придушить сейчас этого хмыря собственными руками, прямо здесь и придушить! Злость нарастала в Сашкиной груди. И он уже вскочил было на ноги. Он бы еще мог догнать этого прохиндея, запросто мог! Ведь тот все еще вопил с лестницы, все еще перекатывало эхом: "мать-перемать! мать-перемать!"
      Уже вскочил почти… Но что-то в голове дернулось. И опять прозвучало про какие-то направления… И хватило мгновения, всего лишь мгновения, чтобы от сердца отлегло. И не то, чтоб совсем отлегло, а лишь чуточку, на малость малую. Но этой малой малости и хватило.
      Сашка не встал.
      Он лишь уперся руками в виски, принялся раскачиваться из стороны в сторону. Винные пары еще гуляли в головушке, туманили мозг. Но ни блажи, ни дури в нем почти не оставалось, так, немного, на чайную ложку. Перекипел, перегорел Сашка. А вместе с ним перегорело и улетучилось и все им выглушенное в один присест у магазинчика за углом. Улетучились и голоса, вещавшие про направления и какой-то выбор. Сашка тут же и забыл про них.
      Молчание становилось тягостным. Каждый ждал начала разговора от другого. Сашка все-таки ощупал голову и, конечно, никакой дыры там не обнаружил, не было даже шишки. Но откуда же такая боль? Он смотрел Светке в спину и ничего ровным счетом не понимал. Та не выдержала.
      — Ну чего ты всегда шум поднимаешь, — сказала она, присаживаясь рядом, — думаешь, очень приятно, да? Ну приходил слесарь, замок вставлял, ну что тут такого? Тебя ведь не допросишься! И откуда в тебе вообще эта дурь дикая, с приветом, что ли?!
      Сашка молчал и соображал про слесаря, вроде бы концы с концами сходились. Но…
      — Он проверял, зашел внутрь, закрыл на три оборота — вот и все! Сам закрылся и орет! Думает, это я чего-то тут, а я пробовала открыть, не выходит. А он еще изнутри грозится, говорит, дверь разломаю к чертовой матери, понимаешь! Я ему говорю: я тебе разломаю! Ты ее, что ли, делал, чтоб ломать! Еще слесарь, называется! А открыть — ну никак не может…
      Сашка встал и прошел на кухню. Выпил воды прямо из носика чайника. Светка оставалась в комнате.
      — И чего это с тобой всегда такая несуразица происходит? — крикнул он с кухни, чувствуя, что отходит душою. — И чего это ты такая непутевая?! — с ехидцей, но доброжелательно, говорил он, сводя все к шутке.
      — Ты зато путевый! — донеслось из комнаты. — Такой путевый, что дальше некуда!
      Сашка поплелся в комнату. Но по дороге, в прихожей, остановился. Из-за открытой двери высовывалась небритая рожа слесаря.
      — Вот что, хозяин, — проговорил слесарь прежним баском, но с иными интонациями, — ты это, трояк за работу давай гони.
      — Чего? — искренне удивился Сашка.
      — Чего-чего, все путем, замочек врезал, так что за работу троячок гони! Коли чего поломал сам, так это твое дело. Давай, трояк гони, хозяин, а потом, если хошь, я тебе и замочек заново врежу и дверцу подправлю…
      Сашка не выдержал.
      — А ну, вали отсюда! — он вытолкнул мужика за дверь. Чтоб я тебя не видел больше! — и щелкнул входным замком.
      С лестницы пробилась сквозь древесину и дермантин с поролоном такая матерщина, что Сашка резко распахнул дверь, вышел на порог.
      Небритый пижон в шляпе сориентировался тут же, замолк.
      — Все, хозяин, лады, — пробурчал он примиряюще и улыбнулся. — Давай рупь, и дело с концом!
      Сашка понял, что дальнейшей борьбы он не выдержит, таких наглецов надо было поискать. Он полез в карман — самой мелкой из купюр была трешка.
      — Держи!
      Слесарь воровато заозирался по сторонам, сгорбился.
      — Сдачи нету, — сказал он шепотом.
      — Да иди ты уже! — Сашка переступил порог.
      Вернувшись в комнату, он спросил:
      — Ты заплатила ему?
      Светка кивнула, встала с дивана, подошла ближе и обняла Сашку за плечи.
      — А ты думаешь — по двум квитанциям каким-то замусоленным, четыре сорок… Я ему пятерку дала, да бог с ним!
      — Ну и дурочка ты все же, — ласково проговорил Сашка, прижимая ее к себе. Чуть позже добавил на ухо: — А впрочем, бесплатных развлечений не бывает. — Ему было так хорошо и уютно с ней, что о цели своего сегодняшнего визита, как и об утренней необычайной решительности, он уже и не помнил.

Контакт