- Слаб. Очень слаб, - сказал он. - Но будем надеяться на живучесть породы.
      По его распоряжению Андрюшкина кровать превратилась в операционный стол. Не обращая внимания на слабое сопротивление, врач ловко надел медвежонку намордник, перенес его на кровать и на каждую лапу накинул по петле из узких сыромятных ремней. Привязав эти ремни к спинкам кровати и попеременно подтягивая их, Виталий Максимович добился того, что медвежонок лишился малейшей возможности двигаться. Он лежал на спине, будто распятый.
      Андрюшка и Борька думали, что ветеринар сразу начнет искать раны, скрытые слипшейся от крови шерстью. Но Виталий Максимович будто и не замечал этих ран. Сначала он посмотрел глаза медвежонка, потом погрузил пальцы руки в густую шерсть на его шее, постоял так несколько секунд, затем ощупал лапы и грудь, наконец достал стетоскоп и долго слушал, как врач прослушивает больного.
      Вадим Сергеевич, Федор Трофимович, Андрюшка и Борька стояли возле кровати и не спускали глаз с изрезанного морщинами лица ветеринара. Но лицо Виталия Максимовича оставалось таким же сосредоточенно-серьезным, и по нему невозможно было определить, хорошее или плохое слышится ему в трубке.
      - Ну как? - с робкой надеждой спросил Вадим Сергеевич.
      Виталий Максимович неопределенно пожал плечами, но увидел тревожно ждущие глаза Андрюшки и Борьки и сказал:
      - Можете быть уверены - я сделаю все, чтобы он выжил.
      Затаив дыхание, ребята смотрели, как врач делал медвежонку уколы сначала в шею, потом в здоровую лапу. После этого он смочил каким-то раствором слипшуюся шерсть и стал аккуратно обстригать ее. И по мере того как он стриг, на груди медвежонка обнажалась широкая рваная рана. Она показалась ребятам настолько страшной, что надежда на спасение медвежонка почти угасла. Когда Виталий Максимович стал промывать эту рану, медвежонок глухо застонал, и по телу его волнами пошла дрожь.
      - Ничего, потерпи, - бодро говорил Виталий Максимович. - С такой раной ты еще сто лет проживешь!..
      - А что, разве она не опасная? - спросил Федор Трофимович.
      - Все раны опасны, - возразил ветеринар. - Однако это ранение можно отнести к категории легких. Самое главное - что пуля не проникла в полость груди и легкие и плевра целы. А грудная кость, хоть и сильно разбита, срастется.
      Ребята повеселели.
      Промытую и очищенную от шерсти рану Виталий Максимович присыпал каким-то белым порошком, смазал желтоватой мазью и залил чем-то таким, отчего поверхность раны стала как бы подсыхать. После этого он снова делал медвежонку уколы, а уж затем приступил к обработке раны на лапе. Рана оказалась сквозной, но кость была не задета.
      - Это, видимо, одна и та же пуля, - сказал Виталий Максимович. Пробила лапу, а потом пропахала грудину. Попади она сантиметров на пять выше - и тогда всё.
      - Тогда бы медвежонок сразу умер? - спросил Борька.
      - Не сразу, но вы бы нашли его мертвым. В общем, можете считать, что вашему мишке крупно повезло!
      Окончив обработку ран, врач сделал медвежонку еще один укол, теперь уже в бедро задней ноги, собрал свой инструмент и осмотрел отгороженный досками угол.
      - Нормально, - кивнул он одобрительно. - Только шубу надо убрать, а вместо нее постелите грубую чистую ткань - мешковину или кусок брезента. И воду поставьте.
      - Может, лучше молока? - спросил Андрюшка.
      - И молоко можно. Но воду обязательно.
      - А кормить чем?
      - Что будет есть, тем и кормите: молоком, творогом, мясным фаршем, полувареной рыбой... День-два он, вероятно, ничего есть не будет, но это не беда - жиру у него накоплено порядочно, не страшно. В случае чего звоните мне. Только не бегайте опять за три километра, как сегодня...
      Виталий Максимович развязал ремни, перенес медвежонка в угол и сдернул с головы намордник. Мишка тотчас забился в самый уголок между стеной и досками и улегся там, поджав под себя лапы. Он дрожал как в лихорадке.
      - Это от волнения, - пояснил Виталий Максимович. - И мой настоятельный совет - старайтесь как можно меньше его беспокоить. Чем реже он будет волноваться, тем быстрей поправится.
      Уже на улице, усевшись в легкие санки и взяв в руки вожжи, чтобы придержать застоявшегося нетерпеливого рысака, ветеринар сказал:
      - Хочу предупредить: когда узнают, что у вас есть медвежонок, появится много любопытных. Постарайтесь как-нибудь оградить медвежонка от их посещений. Это очень важно.
      Виталий Максимович уехал. Тут же, у крыльца, Вадим Сергеевич, Федор Трофимович и ребята договорились о медвежонке пока никому ничего не говорить.
      36
      В понедельник вечером, возвратившись с работы, Валентин Игнатьевич застал Валерку и Лариску за выполнением домашних заданий.
      - Чего поздно уроки делаете? - удивился он.
      - А мы кино смотрели! - бойко отозвалась Лариска. - Про индейцев. Интересное!.. И еще мультики...
      - Понятно. А медвежонка смотреть не ходили?
      - Что? Какого медвежонка? - разом спросили Валерка и Лариска.
      Валентин Игнатьевич на секунду растерялся: было просто невероятно, что Андрюшка, с которым Валерка учится в одном классе, промолчал о таком событии. Он вдруг понял, что ссора сына с Андрюшкой Перьевым - не обычная размолвка, какие часто случаются у ребят.
      - О каком медвежонке ты спрашиваешь? - нетерпеливо произнес Валерка.
      Валентин Игнатьевич сел на диван и задумчиво уставился на сына.
      - Не торопи... Вчера Андрюшка и Борька ходили в лес по следам этих... браконьеров. С какой целью, я уж не знаю. И вот где-то там, недалеко от берлоги, поймали раненого медвежонка.
      - Ой, правда?! - вскрикнула Лариска и, выскочив из-за стола, подсела на диван к отцу. - И они принесли его домой?
      - Конечно! Это уже вечером было. Вызвали ветврача. Он что-то там поделал, рану, видимо, обработал... Вот, собственно, и все.
      Не в состоянии скрыть смятение, вызванное такой невероятной вестью, Валерка, заикаясь, спросил:
      - А ты-то... откуда все это... узнал?
      - Я к Перьевым в обед заходил.
      Лариска, сгорая от нетерпения, дергала отца за рукав:
      - И ты видел этого медвежонка?
      - А как же. Ему отгородили угол в спальне, вот там он и лежит.
      У Валерки горело лицо, пылали уши.
      "Надо же!.. Андрюшка... Ни слова! И даже виду не показал..." билось в голове.
      - Пап!.. А как они его поймали? Расскажи! - теребила отца Лариска.
      - Этого я не знаю. Некогда было спрашивать... Кстати, Андрюшка-то был сегодня в школе?
      - Был, - глухо ответил Валерка.
      - И ничего тебе не сказал?
      В последнем вопросе не было необходимости, но он сорвался с языка как-то сам собой.
      - Он никому ничего не говорил. Я даже и не знал, что вчера они в лес ходили.
      Валентин Игнатьевич подумал, что, кажется, наступил благоприятный момент попытаться все-таки помирить ребят, и сказал:
      - Просто поскромничал. И так о нем с Борькой разговоров хватает браконьеров помогли задержать, а тут еще медвежонок... Вот и промолчал... А вы сходите к нему сейчас. И медвежонка посмотрите и расспросите, что да как было.
      - Пошли? - Лариска просительно глянула на брата.
      - Я не пойду.
      - Почему? - удивился Валентин Игнатьевич. - Интересно же! И в этом нет ничего плохого.
      - Не пойду, и все. Мне... уроки делать надо. - Валерка отвернулся и склонился над тетрадью.
      - Ну вот, он всегда так! - надулась Лариска.
      Догадавшись, что творится в душе сына, Валентин Игнатьевич сказал дочери:
      - Между прочим, у тебя тоже не все уроки сделаны. А медвежонка можно посмотреть и завтра. Пойдете из школы и зайдете по пути. Днем еще лучше, светлее.
      В этот вечер Валерка лег спать раньше обычного.
      Никто, ни один человек даже не предполагал, какую горькую обиду перенес он, когда узнал, что Андрюшка и Борька, делая все возможное, чтобы разоблачить браконьеров, так и не вспомнили о нем.
      Но там были особые обстоятельства: Андрюшка и Борька спешили, им дорога была каждая минута, да и вряд ли он, Валерка, мог в чем-то оказаться полезным. Но вчера, когда они отправились в лес, когда шли мимо его, Валеркиного, дома, разве не могли сказаться? Долго ли подняться на крыльцо и постучать в дверь? В конце концов, ведь не кто другой, а он, Валерка, предупредил Андрюшку о приезде охотников. А если бы промолчал?.. Ведь они понимали все это и тем не менее прошли мимо. У них был свой план действий, и они не сочли нужным поделиться им.
      Однако самое горькое для Валерки заключалось не в том, что Андрюшка и Борька, отправляясь в лес, не зашли к нему. Если бы они поступили так в отместку за старое, обида была бы меньше: Валерка понимал, что заслуживает и не такой мести... Но он был почти уверен, что Андрюшка и Борька в самом деле забыли о нем! Борька не вспомнил - это еще понятно, но Андрюшка, с которым он целый год сидел за одной партой, с которым столько раз ходил на рыбалку и караулил с лабаза медведей?! Трудно было поверить, что он тоже не вспомнил и что никакие чувства не шевельнулись в нем, когда он проходил мимо Валеркиного дома.
      37
      Во вторник утром в школе уже все знали, что Андрюшка Перьев и Борька Сизов в воскресенье поймали в лесу раненого медвежонка. Борька, внезапно оказавшийся в центре внимания пятиклассников, занял позицию "постороннего".
      - Медвежонка поймал Андрюшка, а не я, - говорил он, - Андрюшка и нес его. И живет медвежонок у Перьевых. Вот у него и спрашивайте.
      - Но ты же ходил с ним в лес! - напирали ребята.
      - Ну и что? Я за Андрюшкой ходил. Сзади. Он след медвежонка увидел и пошел по этому следу. А медвежонок под елкой лежал, чуть живой. Андрюшка завернул его в фуфайку, взял на руки и понес. Вот и все. Чего еще рассказывать? Я-то тут при чем?
      Зато Андрюшке пришлось труднее. Его упрекали за скрытность, некоторые даже обвиняли в зазнайстве: "Подумаешь, героизм - сбегал к участковому, чтобы тот браконьеров задержал!" Выпытывали подробности, как же все-таки удалось изловить медвежонка, и очень многие заявляли, что после уроков непременно пойдут в Овинцево посмотреть мишку.
      Как ни скупился Андрюшка на подробности, но из него постепенно вытянули все, даже узнали, куда, в какое именно место ранен медвежонок и как обрабатывал раны ветеринарный врач. И только по отношению к желающим посмотреть мишку Андрюшка остался непреклонен.
      - Медвежонка не покажем. - В отличие от Борьки он говорил от имени обоих. - Врач сказал, что сейчас от любого беспокойства он может погибнуть. Когда поправится и немножко привыкнет к людям, тогда хоть всем классом приходите.
      - Но если сегодня придем, неужели в дом не пустишь?
      - Не пущу. Ни одного человека.
      Ребята, зная характер Андрюшки, поверили: не пустит. И отступились: в самом деле, когда медвежонок выздоровеет и будет бегать, тогда и посмотреть на него интереснее.
      А Валерка ничего не спрашивал. Был он в этот день молчаливый, на лице его проступила нездоровая бледность. И Андрюшка вдруг почувствовал себя виноватым перед ним: ведь Валерка еще в августе видел этого медвежонка и потому имел право и должен был узнать о том, что медвежонок пойман, раньше других, узнать именно от него, от Андрюшки. Или от Борьки. Но только не от кого-то третьего, как это получилось.
      После уроков Валерку в коридоре ждала Лариска. Встретив ее удивленно-восторженный взгляд, Андрюшка, будто между прочим, сказал:
      - Чего, Лариска, пошли вместе домой!
      - А мы с Валерой... Он скоро?
      - Скоро. Он дежурил сегодня...
      У Борьки в этот день тоже было пять уроков, и они одевались вместе. На крыльце школы Андрюшка остановился, сказал:
      - Знаешь, давай обождем... Валерку и Лариску.
      - Ага, - с готовностью ответил Борька. - Я еще вчера хотел тебе об этом сказать.
      - Чего ж не сказал?
      - Не знаю. Думал, тебе виднее...
      - Какой ты все-таки чудак!.. Ты мне всегда говори что думаешь.
      - А я и говорю. Только... не всегда сразу.
      На крыльцо вышли Валерка и Лариска.
      - Вас ждем, - сказал Андрюшка.
      Валерка вскинул на него глаза, но тотчас опустил их.
      Вчетвером спустились с крыльца и медленно, хотя всем хотелось спешить, двинулись к дому.
      Андрюшка решительно не знал, что говорить. Оправдываться за вчерашнее молчание было нелепо: он не умел этого делать, когда чувствовал себя виноватым. Говорить о чем-либо постороннем, не имеющем отношения к медвежонку, придумывать что-то, делая вид, что ничего особенного не случилось, было и вовсе противно его натуре. И он молчал.
      - А что, медвежонок в самом деле очень слабый? - спросил Валерка, и вопрос его прозвучал естественно, с искренней озабоченностью.
      - Конечно!.. - Андрюшка вздохнул. - Столько потерял крови и больше суток пролежал на морозе.
      - И у него есть на груди белый треугольничек?
      - Есть, - кивнул Андрюшка, поняв, что Валерку до сих пор мучит сомнение, действительно ли убита именно та медведица и те медвежата, которых удалось подкараулить на Стрелихе. - Да и не может быть в одном месте двух совершенно одинаковых медвежьих семей. Ведь от Стрелихи до берлоги, если по прямой, не больше четырех километров.
      Валерка долго молчал, потом сказал с легкой досадой и грустью:
      - А я все считал, что медведица была ранена. Думал, что и медвежата давно погибли...
      И опять долго шли молча.
      - А медвежонок не кусается? - спросила Лариска.
      - Если тронешь, кусается. - Андрюшка оттянул рукав куртки к локтю и показал запястье правой руки. - Видишь, синие пятнышки? Это от клыков. Укусил, когда я его на фуфайку хотел положить.
      Валерка тоже посмотрел на руку Андрюшки и невольно подумал, что надо быть очень решительным и смелым, чтобы вот так, голыми руками, взять в лесу раненого медвежонка. Пусть он маленький, не больше собаки, но все равно - зверь!..
      - Вы как его назвали? - спросил он.
      - Никак!.. - вырвалось у Борьки.
      Андрюшка тоже удивился: в самом деле, почему они не сообразили, что медвежонка-то надо назвать!..
      - Давайте, - сказал он, - каждый из нас придумает ему имя. А дома мы напишем эти имена на отдельные листочки, скатаем в трубочки, перемешаем, и кто-нибудь вытащит одну. Какое там будет написано имя, так и назовем.
      - И мне можно придумывать? - спросила Лариска.
      - Конечно!
      - Я уже придумала! "Мишка".
      - Разве это имя? - усмехнулся Валерка. - Все медвежата - "мишки". Надо по-другому, поинтереснее.
      - Как по-другому? - не поняла Лариска.
      - Не знаю. Думай! Например, "Смелый", "Белогрудый" или еще как...
      Весь остаток пути до деревни ребята подбирали медвежонку имя. Каких только кличек на было предложено! В конце концов выбор был сделан: Андрюшка пожелал назвать медвежонка "Черный Коготь", Борька - "Силач", Валерка - "Потапыч" и Лариска - "Топтыжка".
      38
      У тропки, что сворачивала к дому Перьевых, Валерка и Лариска остановились.
      - Вы чего? - насторожился Андрюшка.
      - Но ты же сам говорил, что пока никого не пускаешь, - ответил Валерка. В голосе ни обиды, ни насмешки.
      Андрюшка нахмурился.
      - А мы и не пустим никого, - сказал он. - Но медвежонок-то - наш общий знакомый! Ты ведь раньше тоже его видел. И Лариска видела.
      - Когда, когда видела? - удивилась Лариска.
      - Когда с отцом на Стрелиху ездила. Сама же рассказывала, как медвежата бежали с поля.
      - А-а!.. - Девочка заулыбалась.
      - Пошли! - И Андрюшка взял Лариску за руку.
      Едва ребята переступили порог, бабка Перьиха проворчала:
      - Господи! Опять целая артель.
      - А что, разве уже кто был у нас? - с беспокойством спросил Андрюшка.
      - Целый день и двери не закрываются! - сердито ответила старуха.
      - А ты зачем пускаешь?
      - Как не пускать, если ворота открытые!
      - Заперла бы.
      - Запирала, так еще хуже - стукотят! Знают, что я-то дома сижу. Не только бабки с маленькими ребятишками - мужики и бабы идут!
      - Ты хоть сама-то потише говорила бы, - заметил Андрюшка. - Как радио, на полную катушку! - И обернулся к ребятам: - Раздевайтесь.
      Осторожно ступая по половицам, все четверо направились в другую половину избы. Мимо кроватки, в которой спал Вовка, они тихонько прошли в передний угол, остановились.
      Медвежонок лежал на животе, поджав под себя лапы и зарывшись мордой под мешковину. Он мелко-мелко дрожал. Ни молоко в миске, ни конфеты и сахар, что лежали на блюдечке, не были тронуты.
      - Опять ничего не ел!.. - вздохнул Андрюшка.
      - А чего он дрожит? - спросила Лариска. - Ему холодно?
      - Не холодно, а страшно. Бабушка же говорит, что весь день люди ходили.
      - Ему надо попробовать меду дать, - тихо сказал Валерка, - медведи же очень его любят.
      - У нас нету меду, - печально отозвался Борька.
      - Я сейчас принесу. Я быстро! - И Валерка убежал.
      Пока он ходил за медом, Андрюшка вырезал из тетрадного листка четыре билетика и написал на них придуманные в дороге клички. Потом глянул на бабку, которая сидела на диване и вязала носок, спросил:
      - Бабушка, как, по-твоему, медвежонка назвать?
      Перьиха подняла на внука глаза и, нимало не задумываясь, сказала:
      - "Бурко". Он бурый, как же еще назовешь? - и опять уткнулась в свою работу.
      - А чего, хорошо! - улыбнулся Борька, которому предложенная кличка очень понравилась.
      - Ладно, - согласился Андрюшка. - Тогда еще один билетик сделаем. Пусть будет и "Бурко".
      Бумажки с кличками ребята скатали в плотные трубочки, положили в Андрюшкину шапку, и Борька долго тряс их, перемешивая.
      Прибежал Валерка. Борька подскочил к нему с шапкой в руках.
      - Тяни!
      Валерка, на секунду задумавшись, опустил левую руку в шапку - в правой он держал банку меда - и, не глядя, вытащил один рулончик.
      - Сейчас посмотрим, чье имя будет носить наш медвежонок! - Борька отложил шапку и торопливо раскатал билетик. - "Топтыжка"! - объявил он.
      Лариска так и подскочила:
      - Топтыжка, Топтыжка, Топтыжка!.. - и захлопала в ладоши.
      - Тише ты! - цыкнул на нее Валерка. - Топтыжка так Топтыжка. - И подал мед Андрюшке.
      Перьиха глянула на ребят исподлобья и запоздало проворчала:
      - Ну и имя придумали! "Бурко" - самое подходящее было бы.
      - Хорошее имя, - без тени сомнения сказал Андрюшка. - Самое медвежье. А "Бурко" - это для жеребенка подходит...
      Мед был густой, и Валерка посоветовал выложить его на чистую доску.
      - Почему на доску? - удивился Андрюшка.
      - Ну, потому что доска... деревом пахнет. И брякать не будет, если он начнет мед слизывать. А молоко, конфеты и сахар надо пока убрать. Пусть один мед останется.
      Андрюшка так и сделал.
      - Только бы есть начал, тогда бы сразу стал поправляться, - с надеждой сказал он.
      Хлопнула входная дверь, в сенях раздался топот многих ног, и в избу ввалилась толпа ребятишек-младшеклассников.
      - А где медвежонок? Покажите! Мы медвежонка пришли посмотреть! весело загалдели ребята.
      Андрюшка на миг растерялся, но Валерка выручил его.
      - Никакого медвежонка! - сказал он. - Если будете ходить да беспокоить, он умрет. Он же раненый и ничего не ест, потому что целый день его тревожили.
      - А мы тихонечко!..
      - Нельзя! - отрезал Валерка.
      - Вот когда он поправится, - сказал Андрюшка, - тогда и приходите. Договорились?
      Ребята ушли.
      - Давайте повесим на дверях объявление, - предложил Борька, - чтобы не ходили...
      Все посмотрели на Андрюшку.
      - Неудобно как-то, - сказал он, подумав.
      - Чего неудобного? - возразил Валерка. - Можно вежливо написать: "Пожалуйста, не беспокойте!"...
      - И правда, - сказала Перьиха, - напишите-ка такую бумагу да прилепите на дверь. Совесть-то у людей есть, прочитают и не станут ломиться.
      Общими силами текст объявления был составлен. На чистой фанерке от посылочного ящика Андрюшка написал крупными печатными буквами:
      О Б Ъ Я В Л Е Н И Е
      ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ЗАХОДИТЕ!
      МЕДВЕЖОНОК СОВСЕМ СЛАБЫЙ
      И ОТ ЛИШНЕГО БЕСПОКОЙСТВА МОЖЕТ УМЕРЕТЬ.
      О ВЫЗДОРОВЛЕНИИ СООБЩИМ.
      Все вышли на крыльцо, и Андрюшка четырьмя гвоздиками прибил фанерку посреди двери. Валерке и Лариске, которые собрались уходить домой, он сказал:
      - Вас это объявление, конечно, не касается.
      Дома Лариска спросила у брата:
      - А завтра мы зайдем посмотреть Топтыжку?
      - Нет, завтра не зайдем, - ответил Валерка.
      Личико Лариски вытянулось.
      - А почему? - обиженно спросила она.
      - Потому что его нельзя тревожить. Ты же сама видела, какое объявление приколотили на дверь!
      - Ну и что? Андрюшка же сказал, что это нас... не касается!
      - Касается, - задумчиво сказал Валерка. - Всех касается.
      Лариска долго молчала, потом вдруг спросила:
      - Ты с Андрюшкой еще... не помирился? Да?
      Валерка искоса глянул на сестренку. "Помирился!.." Если бы она хоть сколько-нибудь знала, понимала...
      - Ты почему молчишь? Не помирился?.. Борька меня уже давно не дразнит, и у них медвежонок...
      Но Валерка молчал, а Лариска так и не дождалась от него ответа.
      ...Ночью Андрюшка проснулся от странных звуков: из угла, где был медвежонок, доносились то ли хрипы, то ли урчание и мерно повторяющийся шелест. По телу Андрюшки пошли мурашки.
      "Медвежонок умирает! - пронеслось в голове. - Это он так дышит!.."
      Дрожащей рукой Андрюшка нашарил под подушкой фонарик, направил его в угол и включил. Топтыжка лежал грудью на доске и, тихо поуркивая, долизывал остатки меда. Даже на свет фонаря он среагировал не сразу. Потом повернул голову, глаза его сверкнули фосфорическим светом.
      - Топтыжка! Какой умница, какой молодец! - взволнованно прошептал Андрюшка. - Хочешь, я еще тебе медку дам?
      Медвежонок утробно прорычал, продолжая смотреть на фонарь.
      - Ты свету боишься? А что делать? Я ведь не вижу без фонарика.
      Андрюшка поднялся, тихонько шагнул к окну, где стояла банка, зачерпнул полную ложку меду и осторожно приблизился к доскам, которыми был отгорожен медвежонок. Шерсть на спине Топтыжки начала подниматься, но он продолжал лежать и не мигая смотрел на свет фонаря.
      - Топтыжка, успокойся, я ведь меду хочу тебе дать, - ласково сказал Андрюшка.
      Верхняя губа медвежонка начала нервно вздрагивать.
      - Ишь ты какой дикий!..
      Не рискуя склониться, Андрюшка занес ложку над доской, перевернул ее. Мед густой, тягучей лентой потек вниз и искрящимися завитушками стал ложиться возле лапы медвежонка. Черные ноздри Топтыжки зашевелились, но глаза по-прежнему диковато смотрели на фонарик. Когда мед стек, Андрюшка так же осторожно отошел от медвежонка, сунул ложку в банку, забрался в постель и выключил фонарь. Несколько секунд в комнате было тихо, потом из угла опять послышались слабое поуркивание и мерно чередующийся шелест медвежонок слизывал мед шершавым языком.
      "Начал есть - значит, выживет!.." - с этой радостной мыслью Андрюшка снова уснул.
      39
      Объявление, прибитое к дверям, дало поразительный результат: за всю неделю к Перьевым никто не заходил, и лишь на улице при случайной встрече наиболее любопытные и нетерпеливые интересовались, как чувствует себя медвежонок и скоро ли он поправится.
      Навестил медвежонка ветеринарный врач Виталий Максимович. Пришел он в субботу вечером. Веселый, не по годам энергичный, он сразу скинул с себя дубленку, причесал седые волосы и спросил, щуря в улыбке добрые серые глаза:
      - Ну, как ваше грозное объявление, действует?
      - Это пацаны придумали, - смутился Вадим Сергеевич. - Я уж говорил им, что неловко, чтобы сняли...
      - Нет, нет, снимать не надо, - возразил ветеринар. - Если действует, пусть висит.
      В сопровождении ребят и Вадима Сергеевича он прошел в спальню. Андрюшка включил свет. В углу фыркнуло. Медвежонок, взъерошив шерсть, стоял на трех лапах - переднюю он держал на весу - и пристально смотрел на людей.
      - О, да он совсем герой! - воскликнул Виталий Максимович.
      - Мы его Топтыжкой назвали, - подсказал Борька. - Топтыжка, Топтыжка!..
      Медвежонок повел ушами, но остался недвижим и все смотрел на Виталия Максимовича, который подошел к нему ближе всех.
      - Видели? Он ушами шевельнул! - восторженно сказал Андрюшка. - Уже понимает...
      - Видел, видел. Что ест?
      - Молоко, мед, мясо, - ответил Андрюшка. - А конфеты, пряники, консервы не трогает.
      - А вы и не давайте ему чисто человеческой еды, всяких конфеток, пряников. Хорошо бы морковку, репу, овсяную кашу на молоке, только без соли. - Виталий Максимович наклонился, чтобы лучше рассмотреть, как заживают раны, но Топтыжка вдруг фыркнул, коротко подскочил и взмахнул левой здоровой лапой; ветеринар отпрянул. - Ишь какой агрессивный!..
      - Он и в самом деле что-то уж больно злой, - сказал Вадим Сергеевич.
      - И чем дальше, тем злей будет, - заметил Виталий Максимович.
      - Но ведь на меня и на Борьку он уже не кидается, - возразил Андрюшка. - Урчит только, когда корм даем, да шерсть топорщит.
      - Еще бы кидаться! - проворчала Перьиха. - Вы с Борькой только возле медведя и торчите. Уроки и те около него делаете.
      - Ну и правильно, - одобрил Виталий Максимович. - Очень важно, чтобы медвежонок кого-то хоть немножко признавал, иначе беда.
      - А что может быть? - о беспокойством спросил Вадим Сергеевич.
      - Что может быть? - Виталий Максимович на секунду задумался. - В первый же день, когда у медвежонка хватит силы вылезть из своего угла, он начнет хозяйничать в доме. Даже трудно предположить, что он тут натворит. И главное, его не тронь: ярость у медведя вспыхивает мгновенно.
      - Господи! - прошептала Перьиха. - Так он и мальчонка покусает! - И она взглянула на Вовку, который сидел на руках у отца.
      - Может и покусать, - согласно кивнул Виталий Максимович.
      - И думаете, нас с Борькой не послушает? - взволнованно спросил Андрюшка.
      - Уверен, что не послушает. Но, раз вы его кормите, он будет терпеть вас, пока вы не попытаетесь что-то с ним сделать. А потом нападет, точнее - будет яростно защищаться, считая нападением на себя любую вашу попытку водворить его на место. И вам с ним не сладить.
      - Но что же тогда нам делать? - растерянно спросил Вадим Сергеевич.
      Виталий Максимович отошел от медвежонка.
      - Уйдемте отсюда, - сказал он тихо, - пусть успокоится, а мы обсудим, что же в самом деле вам предпринять.
      Андрюшка выключил свет, и все перешли из спальни в горницу. Виталий Максимович сел к столу. Вид у него был озабоченный и серьезный.
      - Ну что вам посоветовать? - задумчиво сказал он. - Прежде всего стараться ничем не раздражать медвежонка. Ребята пусть кормят его, пусть и он привыкает к ним. А потом, когда увидите, что медвежонок достаточно окреп и начинает делать попытки вылезть из угла, нужно будет приготовить ему какое-то холодное помещение. Может, кладовка у вас есть, или в сарае специальную загородку для него сделать из крепких досок, лишь бы он не мог оттуда выбраться. Положите туда побольше соломы, сена, хвои, кормите реже - раз в сутки или даже раз в двое суток. И не беспокойте. Он сам устроит себе что-то вроде берлоги и заляжет. До весны проспит, а потом в лес. Вот и всё.
      Андрюшка и Борька переглянулись: нет, не такая перспектива жила в их мечтах! Виталий Максимович перехватил взгляд ребят, улыбнулся.
      - Ваше стремление сделать медвежонка ручным понятно, - сказал он, но если вы желаете своему Топтыжке добра, не усердствуйте с приручением. Поверьте мне: взрослый медведь в неволе - это жалкое и страшное зрелище. Даже берложные медвежата, выкормленные из бутылочки с соской, становятся агрессивными, когда вырастают, и конец их всегда одинаково печален: их приходится пристреливать.
      - А в цирке? - не выдержал Борька. - Ведь там и взрослые медведи бывают!
      - Стоит ли говорить о цирке? - пожав плечами, сказал Виталий Максимович. - В цирк попадают только те медвежата, которые были отняты от матерей в самом раннем возрасте и выкормлены людьми. И то далеко не каждый медвежонок поддается дрессировке. А Топтыжку вскормила дикая медведица, Топтыжка рос в лесу вольным зверем. Больше того, как зверь он уже пострадал при первом же столкновении с человеком. Рассчитывать в таких обстоятельствах на полное приручение немыслимо. Как вы ни старайтесь, но уже через год, если не раньше, вашего Топтыжку придется приковать на цепь и вдеть в его нос кольцо. Знавший волю и лишенный ее, он станет свирепым и будет признавать лишь того, кто его постоянно кормит. А какая вам радость видеть такие мучения зверя? Разве для того вы его спасли, чтобы потом подвергнуть столь жестокой пытке?
      - Нет, нет, такого мы никогда не сделаем! - с жаром сказал Андрюшка. - Мы ведь ничего этого не знали, нам все казалось проще. А теперь... Мы поступим так, как вы советуете и как Топтыжке будет лучше.
      - Я же не сомневаюсь! - Виталий Максимович опять улыбнулся и встал из-за стола. - Лучше всего будет ему в лесу. Увезем его весной куда-нибудь подальше, и пусть он там живет на здоровье!..
      40
      Медвежонок выздоравливал на удивление быстро и чем лучше себя чувствовал, тем становился беспокойнее. Лежал он совсем мало и, если в спальне никого не было, ходил в своем тесном углу, припадая на раненую ногу и царапая острыми когтями доски, которыми был отгорожен угол.
      Присутствие Андрюшки и Борьки он терпел, но зорко наблюдал за ними. Плавные и осторожные движения его не раздражали, но стоило быстро встать со стула или резко повернуться, шерсть на спине и загривке медвежонка тотчас вставала дыбом, а верхняя губа начинала вздрагивать, обнажая острые кончики белых клыков. Если же к углу, где сидел медвежонок, приближался кто-то другой - Вадим Сергеевич с младшим сынишкой на руках, мать Андрюшки Евдокия Марковна или бабка Перьиха, - Топтыжка не только топорщил шерсть, но и слегка прижимал округлые уши, отчего вид его становился угрожающим; при этом он глухо рычал, и всем казалось, что вот-вот бросится на людей.
      В дальнем углу сарая Вадимом Сергеевичем с помощью ребят уже было приготовлено для медвежонка новое место - просторная клеть с потолком и крепко запирающейся дверью. Туда Андрюшка и Борька натаскали соломы и принесли две вязанки молоденьких еловых лапок. Но переводить медвежонка в сарай не торопились, считая его недостаточно окрепшим.