Хотя Топтыжка пока не пытался вылезть из угла, но для большей надежности Вадим Сергеевич нашил еще одну широкую доску на дощатый барьер, которым был отгорожен в спальне медвежонок. Стенка получилась выше метра, и никто не сомневался, что медвежонку ее, конечно же, не одолеть. Но он одолел.
Случилось это ночью. Никто не слышал долгой возни медвежонка в углу спальни, но все, кроме Вовки, сразу проснулись, когда в доме, погруженном в ночную тишину, что-то грохнуло на пол и медвежонок отрывисто рявкнул на всю избу.
Андрюшка мгновенно вскочил в своей кровати, выхватил из-под подушки фонарик, включил его. Топтыжка, со вздыбленной шерстью и оттого показавшийся непомерно высоким, стоял посреди спальни и, прижав уши, смотрел на Андрюшку зелеными глазами.
- Господи! Медведь!.. - испуганно вскрикнула бабка Перьиха и села в своей кровати, прижавшись спиной к стене.
- Да не кричи ты! - дрожащим голосом сказал Андрюшка. - Свет включи!
Выключатель был над бабкиной кроватью, но старуха долго шарила по стене рукой, прежде чем вспыхнула под потолком электрическая лампа. Топтыжка зарычал, еще сильней прижал уши и сделал шаг назад, к своему углу. В дверях показались Вадим Сергеевич и Евдокия Марковна.
- Все-таки выскочил?! - изумленно воскликнул Вадим Сергеевич, и по его растерянному лицу было видно, что он не знает, что делать, как водворить медвежонка на место.
- Вы пока не заходите, - сказал Андрюшка отцу и матери, а сам свесил ноги с кровати, намереваясь стать на пол.
- Убери ноги-то! - закричала Перьиха. - Искусает!..
Топтыжка бросил короткий взгляд на старуху и опять уставился на Андрюшку, который был к нему ближе.
- Топтыжка, Топты-ижка!.. - ласково позвал Андрюшка.
Уши медвежонка встали торчком, он облизнулся, переступил лапами.
- Надо бы как-то одеяло на него накинуть, - сказал Андрюшка.
- Попробуй, - согласился отец. - А я его быстренько скручу - и в угол.
- А я думаю, лучше сразу в сарай его унести.
- Конечно, в сарай! - поддержала сына Евдокия Марковна.
Андрюшка стал на пол, шагнул к окну, взял банку с медом, зачерпнул ложку и протянул ее в сторону медвежонка:
- Топтыжка, Топтыжка!..
Медвежонок зашевелил ноздрями и сделал короткий шаг навстречу Андрюшке.
- Молодец, Топтыжка, молодец!.. - И Андрюшка тоже чуть отступил к своей кровати.
Мед тягучими каплями стекал с ложки на пол. Медвежонок дотянулся до первой капли, слизнул ее, потом дотянулся до следующей и так, слизывая мед, стал потихоньку двигаться за Андрюшкой. Напротив своей кровати Андрюшка вылил на пол остатки меда, сунул ложку в банку и осторожно забрался на кровать. Положив банку в уголок, чтобы не опрокинулась, он встал на колени, взялся руками за край одеяла и приподнял его над кроватью.
- Приготовься, папа, сейчас я его накрою, - тихо сказал Андрюшка.
Когда медвежонок, жадно слизывая мед, оказался рядом с кроватью, Андрюшка ловко накинул на него одеяло. Топтыжка рявкнул, метнулся в сторону, но запутался в одеяле и упал на бок. Тут его и сгреб Вадим Сергеевич. Медвежонок отчаянно барахтался и рычал, трещала разрываемая когтями материя, но Вадим Сергеевич подвернул края одеяла, и вылезть Топтыжке из этого глухого мешка было некуда.
- Кажется, обратали, - облегченно вздохнула Перьиха. - Эдакого страшного только в сарае и держать. Малого-то чуть с ума не свел!..
Андрюшка невольно рассмеялся: малый, то есть Вовка, продолжал безмятежно спать в своей кроватке.
В сопровождении Андрюшки Вадим Сергеевич унес рычащего и бьющегося медвежонка в приготовленную загородку, опустил на солому.
Рядом с дверью в стенке загородки была оставлена между брусьями широкая горизонтальная щель, чтобы можно было давать медвежонку корм, не заходя внутрь клети. Вадим Сергеевич придвинул медвежонка к этой щели, а Андрюшка снаружи ухватился руками за одеяло.
- Как выйдешь, сразу запри дверь, - предупредил он отца.
Едва Вадим Сергеевич отнял руки от медвежонка, тот рванулся из свернутого одеяла с такой силой, что пальцы Андрюшки чуть было не разжались. Однако первая попытка вырваться из ватного мешка оказалась неудачной. Медвежонок глухо заревел, заворочался, наконец отыскал, куда можно выйти, и пулей вылетел из одеяла. Со вздыбленной шерстью и коротко рявкая, он ошалело заметался по клети, сбивая солому и слепо натыкаясь на стенки загородки.
- Ну и зверюга!.. - изумленно покачал головой Вадим Сергеевич. Ладно, что сюда его закрыли.
Андрюшка вытащил через щель порядком изорванное одеяло, позвал:
- Топтыжка, Топтыжка!
Но медвежонок не реагировал на звук его голоса.
- Ладно, оставим его, пусть успокоится, - сказал отец.
Они вышли из сарая и выключили свет.
Утром, как обычно, Андрюшка приготовил медвежонку еду - сварил кашу, подогрел молоко, намыл морковки. Потом он взял доску, с которой Топтыжка впервые поел меду, и, как на поднос, положил на нее миски с молоком и кашей, морковку, выскреб из банки остатки меда. Он хотел уже все это отнести медвежонку, но передумал - решил дождаться Борьку. Пока лазил на чердак за рябиной для снегирей и сыпал в кормушки корм птицам, пришел Борька.
Андрюшка рассказал, что произошло ночью, и друзья вместе отправились к медвежонку.
В сарае было тихо и темно. Включили свет, прислушались. Ни звука. Осторожно приблизились к загородке. Андрюшка просунул доску с медвежьим завтраком в щель, и ребята вместе заглянули внутрь клетки. Солома, с таким усердием разостланная по полу ровным слоем, была разметана и лежала кучами в страшном беспорядке. Медвежонка не было видно. Но не мог же он выбраться из клети!
- Обожди, я открою дверь, - шепнул Андрюшка и тихонько вытащил из скоб деревянный засов.
Распахнув дверь, ребята внимательно оглядели бугры соломы, надеясь увидеть спящего или затаившегося медвежонка, но опять ничего не заметили.
- Топтыжка, ты где? - громко позвал Андрюшки.
И тут же из дальнего угла клети, где возвышалась особенно большая куча соломы вперемешку с хвоей, раздалось приглушенное урчание.
Ребята переглянулись.
- Ты что, на зиму, что ли, завалился? - снова сказал Андрюшка, не понижая голоса: ему хотелось, чтобы Топтыжка хотя бы голову высунул из-под соломы.
Но медвежонок лишь уркнул в ответ и не пошевелился.
- Ну и спи! Не больно и хотелось на тебя поглядеть, - с легкой досадой проговорил Андрюшка.
А Борька добавил:
- А вообще-то мы завтрак тебе принесли. Может, вылезешь?
"Ур-р-р!" - добродушно и сонно прозвучало в ответ.
Ребята постояли еще немного и, решив, что беспокоить медвежонка все-таки не стоит, плотно закрыли дверь.
- Вот и всё, - грустно сказал Андрюшка. - Теперь - до весны...
- А может, все-таки проголодается и встанет поесть?
- Не встанет. Во сне ведь медведю есть не хочется...
Возвратившись из школы, Андрюшка и Борька сразу зашли в сарай. Еда была не тронута. Из угла клети слышались едва различимые звуки - то ли урчание, то ли храп, будто там работал маленький моторчик.
- Спит, - вздохнул Андрюшка. - Так и не привык к нам. Даже погладить ни разу не удалось...
41
Каждый день, прежде чем уйти в школу, Андрюшка и Борька забегали в сарай послушать, как спит Топтыжка. Осторожно приблизившись к загородке, они тихонько открывали дверь и замирали. Из угла, где под кучей соломы и хвои спал медвежонок, явственно доносилось монотонно повторяющееся с большими паузами: "Уррр, уррр, уррр..." Андрюшка и Борька понимающе переглядывались, так же неслышно запирали дверь и уходили из сарая, унося в сердце светлую радость и тихую грусть - их Топтыжка безмятежно спал.
А на улице свирепствовала зима. Выдалась она на редкость морозной и снежной. Сутки, двое, трое суток валит и валит снег, потом вдруг поднимется ветер и пойдут гулять по полям да перелескам шальные метели, вихря и перенося с места на место не успевший еще слежаться снежный покров. В деревенских закоулках подле изгородей и заборов метели навили сугробы чуть ли не до карнизов домов.
В этих сугробах, затвердевших от морозов, деревенские ребятишки в пору зимних каникул выкапывали для своих игр не только длинные тоннели, но и настоящие снежные залы со сводчатыми потолками и голубовато-белыми колоннами.
Занимались такими делами не только младшеклассники, но и ребята постарше. У Андрюшки с Борькой возле дома Перьевых тоже был сделан такой зал, где ребята любили сидеть на деревянных чурбачках, наблюдая за птицами, снующими в палисаднике возле кормушек.
Посмотреть на красногрудых снегирей и хохлатых, ярко расцвеченных свиристелей, слетающихся на ягоды рябины, прибегала сюда и Лариска. Первый раз увидев свиристелей, она пришла в восторг от их красоты, а потом чуть не заплакала от обиды, что к ее кормушке эти "самые лучшие птички" не летают. Андрюшка тут же слазил на чердак и принес девочке добрый десяток хороших рябиновых кистей. С тех пор каждый раз Лариска уходила из "снежного замка" Андрюшки и Борьки, бережно унося в кулечке кисточки багряных мороженых ягод.
Но по-прежнему не заходил к Андрюшке Валерка. Вообще с ним творилось что-то странное. Он все больше и больше сторонился ребят, не участвовал в играх, но к урокам всегда готовился хорошо и по результатам второй четверти вошел в пятерку лучших в классе; поведение его было безукоризненным.
Борька - добрая душа - давно простил Валерке все на свете и искренне желал, чтобы Андрюшка и Валерка помирились по-настоящему.
- Мало ли что раньше было! - не раз говорил он Андрюшке. - Теперь он не такой, и ты сам видишь, что худо ему одному...
Худо ли, хорошо ли - этого Андрюшка не мог сказать, но то, что Валерка действительно стал не такой, это он видел.
- Ты бы поговорил с ним один на один, - советовал Борька. - А то мы всегда вместе, а при мне он не хочет говорить всего, что думает.
- Не хочет - и не надо, - возражал Андрюшка. - Я и сам не буду разговаривать с ним за твоей спиной. У нас нет и не может быть секретов друг от друга.
- Да не в том дело! - настаивал Борька. - Он ведь знает, что нету секретов, но лучше, если ты один, без меня...
- Может, и лучше, но я так не хочу.
И все-таки Борька добился своего.
Однажды после шестого урока Андрюшка не увидел Борьки возле раздевалки. Ничего не подозревая - мало ли куда тот мог отлучиться! Андрюшка оделся и тут обнаружил в кармане своей куртки записку. На клочке тетрадного листка некрасивым, но аккуратным Борькиным почерком было написано: "Я ушел домой с Лариской. А ты иди с Валеркой и поговори с ним".
Валерка только что вышел из школы, и Андрюшка догнал его у колодца, возле которого в октябре они с Борькой замывали заляпанную грязью куртку.
Дорожка была узкая, и Валерка посторонился, чтобы пропустить Андрюшку вперед. Но Андрюшка замедлил шаг.
- Пошли вместе, - сказал он миролюбиво. - Или все еще дуешься на меня?
- Я ни на кого не дуюсь, - сумрачно отозвался Валерка, но продолжал стоять.
Андрюшка тоже остановился.
- Послушай, может, хватит? У Борьки на тебя никаких обид нет, у меня тоже.
Валерка поднял на Андрюшку невеселые глаза и ответил:
- Знаю.
- Так в чем дело? Не будем ничего вспоминать, и Борька, ты сам теперь убедился, парень надежный.
- Вижу.
- Вот и порядок! - Андрюшка улыбнулся. - Значит, мир и дружба? протянул руку.
- Нет, - тряхнул головой Валерка и ступил шаг назад. - Не могу.
- Но почему?! - растерялся Андрюшка, невольно опуская свою руку.
- Не могу, и всё!
- По-прежнему считаешь меня... предателем?
Валерка отрицательно покачал головой.
- Тогда объясни, в чем дело.
- Ты ничего не знаешь, - выдавил Валерка после долгого молчания, и губы его задрожали. - Никто не знает правды... Куртку-то мою... я сам порезал. И бритву... Борьке в карман...
ЭПИЛОГ
Солнечным утром, когда воздух звенел трелями жаворонков и далеко окрест разносились немолчные песни буйно токующих тетеревов, по проселку, прихваченному морозцем, двигалась от Овинцева в сторону леса странная процессия: крупная каряя лошадь неспешно тащила сани, на которых сидел дед Макар с вожжами в руках, а по сторонам саней и сзади них шла довольно многочисленная толпа ребятишек, подростков и взрослых.
Посреди саней за спиной деда Макара лежал на соломе головастый лохматый медвежонок, ловко занузданный и связанный умелыми руками Виталия Максимовича. На правом ухе медвежонка поблескивала в лучах солнца металлическая пластинка с номером, которую охотовед выписал из Бюро кольцевания специально для Топтыжки. Медвежонок щурил глаза на солнце, щупал чуткими ноздрями весеннюю свежесть и время от времени шевелился, будто проверяя, всё ли еще держат его крепкие веревки. И когда он шевелился, на груди его был хорошо заметен след браконьерской пули синеватый шрам от зарубцевавшейся раны.
На опушке, перед въездом в лес, дед Макар остановил лошадь, окинул взглядом толпу провожающих и сказал:
- Малолеткам-ребятишкам пора вертаться. Мы еще далёко поедем, устанете.
- И ты домой, - распорядился Валерка, взглянув на Лариску.
Девочка чуть не заплакала.
- Я-то ведь не совсем малолетка! - возразила она и с надеждой посмотрела на Андрюшку и Борьку.
- Пускай идет, - тихо сказал Андрюшка. - Обратно вместо Топтыжки на санях уедет.
Те, что возвращались в деревню, долго еще стояли на опушке. Они кричали медвежонку прощальные слова и махали руками, пока подвода и люди, идущие за ней, не скрылись в лесу. Теперь, кроме четверых ребят и деда Макара, правящего лошадью, медвежонка провожали Виталий Максимович и охотовед.
Несмотря на раннюю и бурную весну, в ельниках еще белел снег как последнее напоминание о лютой и метельной зиме. Сородичи Топтыжки, конечно, уже давно покинули свои берлоги и бродили по лесу в поисках всегда скудного по весне корма. Топтыжка же поднялся позднее - может, потому, что зимний сон его был с перерывом, а может, просто "проспал" урочное время, так как в сарае постоянно царил полумрак, солнце туда не заглядывало и вешняя вода не проникла в "берлогу".
Ребятам, которые с наступлением весны со дня на день ждали, когда Топтыжка проснется, очень хотелось сразу досыта накормить его, но Виталий Максимович и охотовед не посоветовали делать этого: ни к чему раньше времени растравлять аппетит медвежонка, которому с таким трудом придется самостоятельно добывать себе корм. И теперь, молча шагая за санями, ребята с грустью думали, что медвежонок так и остался некормленый; даже ложечку меду ему не разрешили дать.
Еще в деревне, обсуждая, куда лучше отвезти медвежонка, все решили, что самое правильное выпустить Топтыжку у Слудного болота - там и корм найти легче, и место Топтыжке должно быть знакомо: осенью, прежде чем лечь в берлогу, медведица, конечно, водила своих медвежат по тем местам.
На поляне перед болотом дед Макар слез с саней, подвел лошадь к дереву, привязал ее. Все собрались вокруг саней. Медвежонок лежал спокойно, по-прежнему щурил глаза, и, если бы не веревки, которыми он был связан, можно б было подумать, что ему очень нравится вот так лежать на этой мягкой желтой соломе.
- Можно хоть теперь-то его погладить? - робко спросила Лариска.
- Можно, - великодушно разрешил дед Макар. - Погладь на прощанье.
Девочка сняла вязаную рукавичку и осторожно провела ладошкой по спине Топтыжки. Медвежонок дернулся, по телу его прошла дрожь.
Виталий Максимович и охотовед подняли медвежонка с саней и вдвоем понесли его в лес. Дед Макар и ребята пошли следом. На краю болота Топтыжку опустили на землю, и Виталий Максимович одним движением руки сдернул с его головы намордник. Медвежонок тотчас вскинул голову и хотел вскочить на ноги, но лапы его все еще оставались связанными.
- Встаньте за нами поплотней, - предупредил ребят охотовед. - А то бросится он куда глаза глядят и сшибить может.
Наступил самый волнующий момент. Топтыжка еще лежал на боку и, повернув голову, по-звериному злобно смотрел на людей. Конец веревки, которой были стянуты его лапы, Виталий Максимович держал в руке. Стоило резко дернуть, и тогда узлы разом распустятся и медвежонок получит свободу. Оглянувшись на ребят и убедившись, что они стоят за спинами взрослых, охотовед сказал:
- Можно развязывать.
Виталий Максимович дернул за веревку.
Медвежонок мгновенно оказался на ногах. Через секунду он уже мчался по болоту, отрывисто рявкая и делая неимоверно большие прыжки.
- Топтыжка! Топтыжка! До свиданья!.. - кричали ему ребята.
Но медвежонок не оглянулся и скоро исчез за соснами.
Растаяло в неподвижном воздухе эхо, и стало слышно, как поют, заливаются вокруг птицы. Над вершинами деревьев по-праздничному сияло майское солнце. День обещал быть по-весеннему теплым, ясным.