Людмила Стефановна Петрушевская
      Барби-волшебница и лес
      Однажды вечером Барби (дед назвал ее Машенька) сидела и играла на своем игрушечном рояле, который ей купил дед на распродаже старинных игрушек: рояль был весь раскрыт, и в нем очень дрожали струны, но дед Иван починил, подвинтил где надо, закрыл его новой красивой крышкой из карельской березы, и Барби Маша вечерами играла на нем прекрасные вещи - вальсы Штрауса и Мееровича.
      Барби играла знаменитый вальс Михаила Мееровича из кинофильма "Журавль и цапля", не подозревая, что ее ждет страшная ночь.
      И ночь действительно настала, а дедушки Ивана все не было.
      Надо сказать, что запас дерева, который сохранился в его квартире с прежних времен, подходил к концу, и дед Иван рыскал по помойкам, стройкам и рынкам в поисках старых досок и негодной мебели - из этого великолепного, сухого материала он и выделывал все свои кукольные шкафчики, креслица и комоды.
      И вот теперь он решился и на целый день поехал на автобусе в ближайший лес за поселком Восточный: дед решил поискать березовые наплывы на старых пнях небывалое по красоте дерево для шкатулок.
      Из него получались дощечки, похожие по рисунку на павлиний глаз.
      И стоили такие шкатулки довольно дорого.
      Одна такая шкатулочка освещала собой весь дом: правда, ее надо было еще и отполировать, чтобы она сверкала, как свежий мед.
      Дед Иван это умел, оставалось только разыскать такой неприметный пенек, где мог громоздиться уродливый, как носище застарелого пьяницы, нарост, который для знатока был прекрасней цветка розы.
      За этим он и поехал.
      И вот погас последний свет длинного весеннего вечера, а дедушка Иван все не возвращался.
      Барби аккуратно сложила ноты, погасила свою крошечную свечу в подсвечнике дедушкиной работы, посмотрела, который час (дед сделал из маленьких дамских часиков для своей Маши большие столовые часы, которые стояли у нее в домике на полу в гостиной и отбивали время на мотив "Светит месяц, светит ясный").
      На часах было уже девять часов пятнадцать минут.
      В это время автобусы ходили редко, один раз в час, да и деду совершенно нечего было делать ночью в лесу.
      Разве что он заблудился.
      Но и заблудиться в редком пригородном лесу довольно трудно.
      Правда, тот лес, в который навострился ездить дед, был объявлен заповедником - но это никому не мешало там гулять, дрессировать собак, бросать бутылки и консервные банки, а также стрелять из рогаток по воронам, так что это был совершенно пустяковый лесок.
      И по всем признакам дед должен был вот-вот приехать.
      Барби села в свою розовую машину и помчалась на конечную остановку автобуса встречать дедушку Ивана.
      Барби ведь была волшебница и поэтому ездила на своем скоростном автомобиле по улицам совершенно свободно, никто ее не замечал.
      И на остановке она увидела, что подошел последний автобус из поселка Восточный, с которого сошла семейка с ребенком, бабушка с пуделем, затем пьяный человек в сопровождении двух женщин, которые его вели молча, временами встряхивая, а он один громко беседовал сам с собой на политические темы; кроме этого, из автобуса вышла молодая пара с магнитофоном, и на тихой автостанции, заглушив вопли пьяного, лай пуделя, плач ребенка и советы бабушки, запели Битлы:"Мишел, ма бел".
      Барби догадалась, во-первых, что сегодня воскресенье (только по воскресеньям из поселка Восточный приезжают такие празднично настроенные пассажиры) и, второе, что дедушка Иван не успел на последний автобус, а от поселка Восточный в воскресенье вечером больше не ходит ничего.
      И Барби на своей маленькой машине пустилась в дальний путь туда, в заповедный лес.
      Разумеется, она не рассчитывала, что может довезти деда Ивана оттуда домой, но ей надо было знать, где он и что с ним.
      Приехав на конечную остановку в поселок Восточный, она нашла там только двух собак, которые ругались из-за кости.
      К сожалению, Барби понимала язык собак и смутилась.
      Они вели себя как иностранные туристы в чужой стране, где никто их не понимает, и совершенно не стеснялись в выражениях.
      Одна из собак прокричала:
      - А чтоб ты оказалась в капкане, сука, где подох твой седьмой муж дядя Тузик!
      Барби тут же на вежливом международном языке спросила, где этот капкан.
      Собаки не растерялись, прижали кость каждая одной лапой и дружно показали другими лапами направление.
      - А кто ставит этот капкан? - спросила Барби на международном языке.
      Собаки ответили громким и возмущенным лаем, что ставит этот капкан малый по кличке "Чума", ему уже двенадцать лет, и пять лет от него нет никакого спасения.
      У парня три рогатки, капкан и мама-пьяница, которая одобряет поведение сына и охотно варит суп из голубей, а то и из собак, так как в доме нечего есть, она все пропивает.
      Барби помчалась в указанном направлении (собаки, разумеется, побежали ее провожать, причем одна из собак скакала с костью в зубах, окончательно победив) и скоро на своем маленьком автомобиле, который умел ездить и без дороги, Барби доехала до места, где мальчик по кличке "Чума" обычно ставил свой капкан.
      Дедушка Иван лежал там без сознания с капканом, замкнувшимся у него на руке.
      Рядом с дедом валялась его сумка, в которой находилось что-то бугристое.
      Видимо, дедушка нашел большой наплыв на пне, провозился с ним дотемна, отпиливая свою драгоценную находку, и не заметил, как задел капкан.
      Барби мгновенно освободила деда, подула на него, достала из машины крошечный пузырек с ярко-зеленой, светящейся во тьме жидкостью (это была волшебная зеленка) и смочила им окровавленную руку деда.
      Дедушка Иван глубоко вздохнул и, кряхтя, встал на ноги.
      - Гм-гм, - сказал он сам себе. - Угораздило споткнуться.
      Он даже не понял, что был ранен и пролежал на земле несколько часов.
      Дед Иван поднял с земли свою сумку и, пошатываясь, побрел неведомо куда в темноте.
      Разумеется, Барби Маша не показалась ему, она стояла в стороне, но попросила обеих собак довести деда до поселка.
      Собаки с радостью (одна из них не выпуская кости изо рта) побежали вперед, оглядываясь, и дед почему-то пошел следом за ними.
      А вот Барби не пошла никуда, она молча стояла и ждала.
      Вскоре послышался топот, и к месту происшествия прибыл сам охотник, мальчик по имени Чума, которого боялись все собаки, птицы и кошки поселка Восточный.
      Осмотрев пустой капкан, мальчик Чума громко выругался и тут же неожиданно для себя превратился в лису.
      Растерянно повертевшись на месте, новоявленная маленькая лиса мигом угодила в капкан и громко завопила.
      Капкан прокусил лисе ее тонкую ножку.
      Барби продолжала стоять под ближайшим деревом.
      Тут опять раздались шаги, на этот раз тяжелые и неуверенные: это поспешала за своим сыном-охотником его мамаша, прозвище которой было Шашка.
      Шашка ворчала:
      - Есть он хочет! Я т-тебе дам воровать у матери! Я тебя знаю где ты есть! Я т-тебя поймаю!
      С этими словами Шашка выбралась на небольшую поляну, где скулила молодая лиса, попавшая в капкан.
      Увидев мать, лиса издала крик радости и, волоча ножку с капканом, потащилась к Шашке со стонами.
      Барби хорошо поняла, что кричал лисенок:
      - Мама, мама! Как хорошо, что ты меня нашла! Помоги мне! Мне больно!
      Мать же по имени Шашка бормотала:
      - Ща я тебя поймаю... Шкуру сворочу... Мясо сварю... Неуклюжими, непослушными пальцами она открыла капкан, вытащила лисенка и стала ругаться:
      - Одна кожа да кости! Че тут варить! Шкура драная и все! Шею тебе свернуть и все!
      Она бросила лисенка оземь (лисенок взвизгнул) и снова привела в боевую готовность капкан, довольно умело для своих толстых пальцев.
      После этого она повернулась уходить. Лисенок завопил:
      - Не бросай меня, мама! У меня льется кровь! Я подохну здесь!
      А мама его громогласно выругалась и сплюнула, вытирая окровавленные руки о куртку, но тут же превратилась в большую волчицу, грязную и драную.
      И, как все волки, она быстро нанюхала кровавый след лисенка.
      С ворчанием большая грязная волчица кинулась к лисенку, который, скуля, пытался отползти, и уже разинула над ним свою жадную пасть...
      Но немедленно угодила лапой в капкан!
      И, забыв обо всем, она завыла:
      - Ой, пустите, ой как больно, да за что же мне такая жизнь собачья!
      А раненый лисенок отвечал ей жалобным визгом.
      - Мама, мама, ты меня не узнала? Мама, я погибаю.
      - И я погибаю, сынок, - отвечала хрипло старая волчица. - Ой, больно, больно!
      - Мама, - вопил лисенок, - ты же меня чуть не съела!
      - Откуда же я знала, что это ты!
      - Мама, давай я тебе помогу, - пищал лисенок. - Я зубами открою капкан.
      - Помоги, помоги маме, сыночка, - хрипела волчица. - Иди сюда!
      - А ты не съешь меня, мама? - спрашивал лисенок, подползая.
      - Ой, съем, съем, сынок, - плакала волчица. - Я съем тебя, не подходи.
      Но лисенок, скуля, все-таки подполз к волчице и уткнулся в ее теплый, грязный бок, а она, плача, стала вылизывать его больную, раненую ножку.
      Затем они вдвоем дружно начали грызть капкан.
      И этот капкан, который был сделан прочно, на добрый десяток лет, вдруг сломался.
      Волчица взяла в пасть загривок лисенка и, хромая, потащила его куда глаза глядят.
      Лисенок верещал:
      - Как это больно, попадать в капкан!
      - Теперь мы звери с тобой, сынок. Куда нам деваться! На нас все будут охотиться. Мы пропали.
      - Мама, а мы с тобой и были звери. Если бы я тебе принес мертвую волчицу и лису, ты была бы рада?
      - Была бы, сынок.
      - Мама, как бы я хотел снова стать человеком, мамочка!
      - Я бы тоже хотела стать человеком, я давно хочу стать человеком, но я уже не человек, сынок! Я зверь, сынок. Прости меня, сынок.
      А маленькая Барби Маша слушала этот их разговор и вдруг молча кивнула.
      И тут же Шашка и Чума оказались на лесной тропинке вдвоем, причем Шашка, хромая, несла сына на руках.
      Шашка говорила:
      - Чтобы больше никаких капканов, сынок. Я завтра же устраиваюсь на работу, пойду уборщицей в столовую. Там не хватает уборщиц. Там нас будут кормить. Ты вернешься в школу. Годится?
      И маленький, худой Чума, повиснув у нее на шее, отвечал:
      - Годится, мама. Я хочу пойти в школу летчиков.
      - Ну вот, это ты правильно решил. Тебя бы подкормить, ты бы поздоровел. В летчики берут ведь здоровых, понял?
      И так, мирно беседуя, мать и сын продвигались домой.
      Они даже не заметили, как зажили их раны, и мамаша все так же несла своего худого Чуму на руках, а он все так же прижимался к ней, как младенец.
      А Барби села в свою машину и догнала деда Ивана, который довольно быстро в сопровождении двух собак пришел в поселок Восточный, как раз когда последний откуда-то взявшийся дополнительный автобус собирался отъезжать от остановки.
      Дед Иван, войдя в автобус, кое-что вспомнил и успел бросить в закрывающуюся дверь на асфальт два бутерброда с колбасой из своей сумочки.
      И благодарные собаки приступили к ужину, заботливо оставив кость рядом для дальнейших переговоров.
      А Барби быстро приехала домой и тоже приготовила ужин: макароны с томатным соусом и компот.
      А вот как она их приготовила, это ее секрет.
      Но дед Иван не заметил ничего, он вытащил из своей сумки березовый нарост, зажег настольную лампу и сел размышлять над своим сокровищем.
      Барби Маша только подумала, что этот нарост чем-то похож на лицо одной бывшей пьяницы по имени Шашка...