- Попозже я немного подремлю в кресле, когда шеф уснет.
      - Конечно, еще не вечер. А вот я устал. Дай мне снотворного.
      - Да, вам нужен покой. Вам таблетки или укол?
      - Лучше укол. От таблеток толку мало.
      - Не говорите так. У нас есть препараты активного действия. Очень дорогие. Вот, например, морферон. Две таблетки, и через пять-десять минут вы в полном улете, не разбудишь пушкой.
      Перед моим носом она потрясла полупрозрачным пузырьком с очень нужным мне лекарством. Я протянул руку.
      - Осторожнее, не рассыпьте.
      Я понюхал розовые горошины драже и, с отвращением возвращая, выронил пару штук. Незамеченные, они закатились под покрывало.
      - Нет, вонючие больно!
      - Да вы что? Они вообще безвкусные.
      - Не хочу, давай укол.
      - Как хотите. - Она сломала ампулу, жадно всосав ее содержимое хищной иглой одноразового шприца. - Подставляйте ягодицу и готовьтесь часов на шесть уплыть в кайф.
      - Отлично, Сонечка. Но сначала давай пожрать.
      На столе-каталке она разложила несколько разновидностей каш, которые я не терплю с детства.
      - Вам масла побольше? Молоко согреть?
      - Молоко оставь, а кашу убери с глаз долой
      - Но что же вам?
      - Чего-нибудь остренького, национального.
      - Вам нельзя.
      - А я хочу, соедините с врачом.
      - Самуил Исаакович, он просит поесть.
      - Пусть лопает.
      - Но он просит острого, соленого.
      - Значит, все нормально, выздоравливает. Дай зернистой икры, только немного, граммов сто, можно пару ломтиков мяса.
      - Все сделаю.
      Дурочка, она пошла к холодильнику, а я бросил в стакан молока две уже раздавленные таблетки снотворного, с тревогой ожидая окончания процесса их полного растворения. В хрустальных вазочках она приволокла икру и красную рыбу.
      - Приятного аппетита, вам это разрешили.
      - А что разрешено вам?
      - Н-не знаю. Мы питаемся в нашем кафе внизу.
      - А я хочу, чтобы вы составили мне компанию.
      - У нас не принято.
      - А я хочу, иначе я разнервничаюсь, и у меня заболит голова. Ну! Или я пожалуюсь на вас.
      - Хорошо, сейчас что-нибудь принесу себе.
      - Не нужно, здесь все есть, угощайтесь. Придвинув кресло, она потянулась за вазочкой с рыбой.
      - Руки!
      - Что? - удивленно зашлепала она накладными ресницами, ничего еще не понимая.
      - Руки прочь! Уберите руки от еды больного.
      - Но вы же сами... Вы же сказали. - Она была готова разреветься.
      - Конечно сказал, - проворчал я, смягчаясь, - но я хотел, чтобы вы съели предназначенную мне кашу и молоко.
      - Я их не люблю с детского сада.
      - Я тоже. Но тем не менее ты заставляла меня их съесть. Теперь лопай сама, чтоб неповадно было. А если откажешься, то у меня поднимется давление и я пожалуюсь твоему врачу.
      - Ладно, съем вашу кашу. Но я была о вас лучшего мнения.
      - И выпьете молоко. Мне кажется, оно улучшает пищеварение.
      Залпом она опрокинула сонное молоко и пододвинула тарелку с геркулесом.
      Я с видимым удовольствием конструировал крохотные затейливые бутерброды и проглатывал их один за другим, наблюдая за действием моего снадобья. Через пять минут она зевнула. В первый раз. Второй раз ее челюсть открылась до самого желудка. Наконец, ложка выпала у нее из рук, измазав мой халат серой клейкой кашей.
      Подождав еще несколько минут, я слез с кушетки, заголил Сонечкину задницу, аккуратно смазал спиртом верхнюю треть ягодицы и с удовольствием всадил в нее добрую половину иглы. Послушный поршень добросовестно закачал в мою сестричку пять кубиков дефицитного снотворного. (Прости, друг Подвойко, но иначе я не мог.)
      Бережно раздев беззащитную мою сиделку, я осторожно перенес ее на свое место, тщательно укутав в простыню. Потом, скинув свои белые подштанники, натянул на себя голубую комбинацию и голубой халат медсестры. Получилось ничего. Я даже показался себе симпатичным. Вид портило полнейшее отсутствие титек и коротко остриженный череп, да еще босые желтые ступни. Но и с этим я вскоре справился. Оставался последний штрих. Полное отсутствие косметики. Поскольку я начисто был лишен дара художника, то ограничился тем, что, достав из Сониной сумочки сиреневую помаду, обильно намазал ею губы да еще основательно напудрил щеки и нос. Мне показалось, что выгляжу я безупречно. Правда, очень плохо смотрелись глубокие разрезы задников на туфлях, но и тут спас пластырь.
      Разодрав надвое плотную портьеру, я начал пятиметровый спуск, моля только об одном, как бы опять не стукнуться котелком об асфальт. Я понимал, что этот удар будет последний, и уж никакой Исаак или сам Самуил мне не помогут. Когда спускаешься вниз по канату при помощи одних только рук, даже самый длинный халат задирается почти до пупа. Сонечка не страдала чопорностью, и поэтому легкий, короткий ее халатик был очень откровенен даже при обычной ходьбе. На уровне окна первого этажа я увидел двух курящих мужиков и пожалел, что снял свои больничные полукальсоны. Когда я надежно стоял на газоне, из их ушей все еще валил густой дым. Послав очумевшим курякам воздушный поцелуй, я легко потрусил за деревья к задней ограде больницы. Как в каждом уважающем себя заборе, здесь имелся пролом. Беспрепятственно миновав его, я оказался в незнакомом мне переулке без малейшего понятия, куда двигаться дальше. Время близилось к восьми, начинало смеркаться. В карманчиках Сониного халата, кроме знакомых мне лекарств и сугубо дамских безделиц, ничего не было. Слева от меня по шоссе примерно в полукилометре то и дело проносились машины. Вздохнув, я побрел туда. Туфли все же жали. Я запинался и хромал. Кажется, со спины у меня был вид пьяной девицы, потому что уже через пять-десять метров меня нагнал и нагло остановился "жигуленок". Из него высунулась усатая толстая рожа и предложила:
      - Сестричка, вас подвезти?
      Боясь спугнуть идиота, я молча кивнул в белой целомудренной шапочке.
      - Тебя как зовут?
      - Тсс. - Я приложил к губам палец, наконец-то сориентировавшись.
      - Может, покатаемся? Кофе попьем, шампанского?
      Опять я молча согласился, достал у него из-под козырька ручку и на ладони нацарапал: "В бар "Будь как дома".
      Он уважительно посмотрел на меня, покачал головой и прибавил скорость.
      Через пару километров его правая рука непроизвольно лежала на моем колене. Постепенно она продвигалась все выше и выше. Я невольно заржал, представив себе, какой сюрприз ждет его там. Водитель воспринял это как поощрение и, сально улыбаясь, продолжил атаку. Мне пришлось его осадить. Чтобы бесплатно добраться до места, трудно найти второго такого дурака. Несильно ударив нахала по руке, я показал ему язык.
      После первого поста ГАИ я сделал знак остановиться, многозначительно кивнув на лесные заросли. Поспешно тормознув, он свернул в первую же пролысину и остановился, похотливо ожидая платы. Открыв дверцу, я радостно помахал ему на прощанье и углубился в кусты. Он догнал меня сразу. Хищно оскалив зубы, прошипел:
      - Сука! Динамо крутишь? Сейчас ты у меня на... будешь крутиться. Нашла лоха! Ложись, шлюха.
      Он попытался повалить меня. Меня, Константина Ивановича Гончарова. Повалить на холодную прелость листьев, да еще при этом старался разодрать чужой халатик. Видит Бог, такое терпеть было выше моих сил. Но поскольку резкие движения были мне противопоказаны, я ограничился тем, что резко ткнул ему пальцем в глаз, а потом, когда он по-медвежьи заорал, оголяя жирный кадык, я выключил звук ребром ладони по открытому горлу.
      Если не считать трех пар, на пляже было пустынно. Они занимались собой, мало замечая мое присутствие. Откуда взялся этот хмырь, я толком не понял. Вынырнул откуда-то слева, где кончался пляж и лежала куча хвороста или выловленного топляка. В спортивном костюме, белобрысый и наглый, он стоял передо мной, бесцеремонно рассматривая мою узкобедрую и безгрудую фигуру.
      - Сколько хочешь? - наконец спросил он.
      - Чего?
      - Ну не баксов же. Такую корягу только за дерево берут. Ну?
      - А сколько дашь? - уловив суть, поинтересовался я.
      - Ну, два чирика дам, если клиент найдется. Это за один раз.
      - А ты тогда при чем?
      - Закрой хавальник. Зачем я, тебе расскажут в морге. И вообще, старая лохань, вали отсюда. Не по кайфу ты. У меня тут двенадцатилетние работают. Я и им больше тридцатника не даю.
      - Извини, парень, я согласна, - почувствовав дичь, взмолился я.
      - То-то! А то стоишь, целку тянешь. Как зовут?
      - Кого?
      - Тебя?
      - Констанция.
      - Констанция, станция, - противно передразнил подонок. - Вот и будешь у меня "станцией", поняла, старая кляча? Кликуха у тебя теперь Станция.
      - Хорошо. Но что я должна делать?
      - Все, что захочет клиент, и без базара. Клиент всегда прав. Захочет лежа, будешь лежа, захочет стоя, будешь стоя. Захочет на дереве, повиснешь на дереве...
      - Но я... так... сразу...
      - А не сделаешь чего, пустим на котел, а потом паспорт попортим. Кто узнает, тебя вообще замочит.
      - А сколько клиентов за ночь?
      - По-разному. Чем больше, тем лучше. Иногда до тридцати мужиков бывает. Но редко. Обычно человек десять.
      - А кто такие?
      - Много спрашиваешь. Кто такие? Всякие: старые, молодые, черные, белые. Иногда на троих одну бабу берут, но и платят больше. А когда во все места, то вообще ништяк, только бабки успевай считать.
      - Считать я умею.
      - Это не твое дело. Твое дело вовремя встать раком. Поняла? А считаю я сам. Поутру выдаю получку. Сдельно, сколько выработала. Если попадешься и кроить будешь, на первый раз тебя все наши пацаны оттрахают при всех на виду. На второй раз посадим на иглу и будешь ты у бомжей глотать... бесплатно. Первых клиентов приведу. Потом ищи сама.
      - За что же вам платить?
      - За крышу. За то, что конура у тебя будет. За то, что пьяный садист тебя не убьет. За то, что жлоб клиент деньги заплатит. Зовут меня Курас. Это все, что ты должна знать. А теперь иди к телкам. Когда надо, я позову.
      Веселая перспектива ожидает тебя, господин Гончаров. Как быть? Иду я в верном направлении. Несомненно, здесь бывал разыскиваемый мною Гена. Возможно, не один раз. И возможно, именно здесь теряются его следы. Отсюда и нужно начинать поиски. Как начинать, я примерно знал, но что мне делать? Как быть с моими потенциальными клиентами? Даже при всем моем желании помочь я им не смогу. Если только они не педики, тьфу, доразмышлялся. Час от часу не легче.
      - Иди, чего стоишь-то, особое приглашение требуется?
      - Я не знаю, куда идти.
      - Зайдешь за кучу дров, там узнаешь.
      За кучей дров скрывался небольшой песчаный пляж, совершенно неприметный со всех сторон - кроме реки. Функции пляжа он перестал выполнять давно. На нем вместо положенных грибков и павильончиков кверху брюхом лежало десятка полтора лодок. Под ними, возле них копошились неясные в сумраке фигуры. Кое-где вспыхивал приглушенный свет фонариков. Четыре катера, уткнувшись носами в песок, ограждали этот походный дом терпимости. Впрочем, совершенно замкнутым этот круг не был. Дальше по берегу метрах в пятидесяти стояло несколько автомашин, средства передвижения сутенеров, проституток или клиентов. У меня появился шанс. Правда, я не знал какой. Бесцельно я подошел к компании, что находилась возле одной из перевернутых лодок. На красном пледе расположились пять голых девок. Они пили водку и грызли кукурузу.
      Крайняя проститутка с огромной задницей и совершенно детским лицом заметила меня первой.
      - Эй, ты кто? Девочки, тут какая-то посторонняя шляется!
      - Я не посторонняя. Я Констанция. Меня к вам Курас прислал.
      - А, тогда топай дальше, к последней лодке, там у нас старухи кучкуются.
      - А ты что, молодуха? - зло спросила невесть откуда появившаяся ночная фея моих лет. - Ты молодуха? В четырнадцать лет три раза сифон ловила. Блядешка вислозадая.
      Нога у подошедшей женщины была сухая и спортивная, как и сама она, видимо ранее занимавшаяся спортом. И эта самая спортивная нога вдруг резко погрузилась в бок юной сифилитички. Завизжав свиньей, девка позвала на помощь.
      - Помогите, убивают! Санек, помоги, девки убивают!
      - Пойдемте отсюда.
      Моя неожиданная подружка потащила меня прочь к той самой дальней лодке, где собирались дамы зрелого возраста и мировоззрения.
      - Вы, кажется, новенькая.
      - Как вам сказать...
      - Понимаю. Здесь не принято задавать лишних вопросов. У всякого своя судьба и свои причины, заставившие нас очутиться здесь. Но всех нас, увы, роднит наша общая профессия - проституция. Стечение жизненных обстоятельств, скрещение судеб бывает столь разнообразным, что одних это приводит к славе, а других на панель. Присаживайтесь. Сейчас мы немного выпьем для смелости. Ведь вы впервые? Знакомьтесь: Вера, Татьяна и я, Элла.
      - Констанция, - принимая стакан водки, представился я.
      - Не волнуйтесь, Констанция, все будет хорошо.
      - Ага, - прохрипела пьяная Вера, - все будет хорошо, просто отлично, когда тебе в рот насуют штук пять... Да выльют с пол-литра мужицкой дряни. Отлично!
      - Татьяна, второй катер, третья полка! - приказал невидимый голос. Быстро!
      - Иду, чтоб у них у всех поотсохло! - Тяжко поднявшись, Татьяна скинула халат и нехотя поплелась к трапу.
      - Не любит она свою работу, - огорченно посетовала Элла.
      - А вы? - задал я откровенный вопрос.
      - Работу надо любить, иначе она не приносит удовлетворения. А если так, то и дело делается спустя рукава. Значит, и клиент недоволен. Отсюда и заработок невелик. А при том, что клиенты предпочитают молоденьких шлюшек, которые ничего не умеют, нам приходится постоянно повышать свое мастерство. Хочешь, я дам тебе несколько рецептов и советов на случай, если у старого хрена этот предмет абсолютно атрофирован.
      Не спрашивая согласия, она зашептала мне в ухо такие откровенные пакости, что даже мой развращенный ум и стаж взбунтовались.
      - Элла, - меняя суперинтимную тему, спросил я, - а ты давно промышляешь на этом месте?
      - С начала лета, скоро уж третий месяц будет, чего я только тут не перевидела - и толстых, и тонких. Кто только меня не драл, сколько мужиков через себя пропустила, представить трудно. Однажды меня вшестером всю ночь тарабанили, думала, с ума сойду.
      - Позвала бы на помощь своего сутенера.
      - Ты что, дура, такой кайф хоть раз в жизни попробовать надо. Это блаженство. Я в ту ночь полмиллиона заработала, сразу же дочке всяких шмоток к зиме поднакупила. Теперь и голова не болит.
      - А сколько обычно зарабатываешь?
      - Когда как. Когда густо, а когда и пусто. В среднем "штук" сто за ночь выходит.
      - Тебе, случайно, не попадался высокий симпатичный клиент в малиновом пиджаке и зеленых брюках?
      - Ой, рассмешила, ты знаешь, сколько их было, этих зеленых брюк? В месяц больше сотни. Я уже и не смотрю на них. Знаю только, у этого больше, а у того толще. Вот и вся мне разница.
      - Да нет, этого бы ты запомнила. Высокий, под два метра роста, костлявый, с бородкой, блондин. Шикарный клиент с толстым лепнем. Вспомни, он с месяц назад здесь был. Молодой, лет тридцать.
      - А чего он тебе? Муж, брат, кум, сват? Большой интерес имеешь?
      - Как тебе сказать... Он мой постоянный партнер. Платил всегда хорошо и вдруг, прикинь, первого августа он исчез. Мы с ним вечером в кабаке балдели, там, наверху. Он вышел на пять минут - и все, с концами.
      - Что ты лажу гонишь, сука драная, - вмешалась паяная Верка. - Элла, это она про Гену Длинного трекает. Щас описаюсь. Он ее постоянный партнер? Да он с тобой на одном гектаре... не сядет. Я балдею, Элка, во лажу вешает! Да ты хоть знаешь, кого он здесь в постоянку берет?
      - Кого? - выражая полное недоумение, обозлился я.
      - Кого, кого, - передразнила меня пьяная шлюха, - ... моего. Ты че думаешь...
      Договорить нам не дал грозный окрик сутенера-надсмотрщика.
      - Развалились, коровы! Три машины подъехали, а вы задницы чешете, быстро наверх и эту новенькую Станцию с собой захватите. Все уже давно на станках бабки делают... Забастовку мне устроили. Еще раз увижу, отправлю к Жоре на воспитание.
      - А кто такой Жора? - поднимаясь к подъехавшим машинам, поинтересовался я.
      - Местный палач, - зло ответила Элла, - ему бы в Освенциме работать. Что он с нами вытворял! А теперь еще хуже стал.
      - Почему стал?
      - Мы ему в прошлом году член отрубили. Очень просто. Устроили темную, связали и топором под самый корень купировали.
      - За что?
      - Чтоб девчонок не уродовал. Придет к нам новенькая девчонка лет тринадцати-четырнадцати, он тут как тут, сразу к себе в каюту тащит. Заплатит ей или напоит до полусмерти и барабанит всю ночь. Одну насмерть задрал.
      - И такое бывает? - невольно вздрогнув, спросил я.
      - А ты попробовала бы, - усмехнулась Верка, - те, кто его знал, ни за что с ним не хотели, боялись!
      - После него многие по месяцу встать не могли. Зверюга.
      - Садист, что ли?
      - Садистом он сейчас стал, когда отрубили его тридцатисантиметровую балду.
      - Да, говорят, ты это классно сделала.
      - Замолчи, Элка! Он же убьет меня. За Маринку я отомстила. Ты, Станция, тоже молчи. Жалко девчонку стало, она к утру умерла. Он ей там все разворотил, она и умерла. К утру. Вся каюта в крови, она громко кричала, все только посмеивались. Ничего, говорят, отлежится, через месяц еще захочет. Господи Боже мой, как она кричала, до сих пор слышу. Я б его там же убила. Потом глядим, он с якоря снялся и ушел к тому берегу. Мы с девками завели моторку, погоню устроили. Вслед еще один катер пошел. Прищучили мы его, только поздно. Маринку он уже успел утопить. Но что мы увидели в каюте... Вот тогда я и поклялась убить его. Устроили темную. Три подруги его держали, а у меня в руках топорик. Я должна была его обушком через покрывало ударить. Ну и ударила. Он упал. Девчонки разбежались, то ли струсили, то ли вида мертвеца испугались. Покрывало я сдернула, а он дышит. Только сознание потерял. Что делать? Добивать надо, а я не могу, рука не поднимается, точнее, не опускается. Замахнуться замахнулась и стою... не могу и все. Расстегнула ему ширинку, вытянула его кишку на всю длину и тут же на чурбачке рубанула. Кровь хлестнула. Я и отскочить не успела, как все колготки черные стали. От боли он очнулся, заорал, только я успела скрыться. Из-под лодки наблюдала, ждала, что кровью изойдет. Не дождалась. Он носовым платком обрубок перетянул, сел в машину и ходу. Успел до больницы.
      - Почему же вы не заявили в милицию?
      - Что толку? Маринку не воскресишь, а себе наделаешь кучу неприятностей. Да и он хоть как-то отомщен, лишился своей оглобли.
      - Чего же теперь его бояться?
      - Эх, Станция, совсем ты, видать, девушка. То, что раньше он делал своим хреном, теперь творит руками. С тем же результатом. Недели три тому назад он Галке все там вывернул. Едва удалось спасти. Чего это, девочки, на нас сегодня нет спроса? Хоть пару индюков словить надо.
      - Стоп, это мой! - Элла заторопилась навстречу пожилому одноногому калеке.
      В тусклом свете подфарников, опираясь на костыли, он тщетно высматривал минутную подругу, чтобы хоть на мгновение вернуть былую удаль. Старик был жалок и смешон.
      - Бонжур, мадам, - донесся до нас его хриплый прокуренный голос, позвольте ручку.
      - Не кривляйся, Иннокентий, - ответила проститутка, - надолго пожаловал?
      - Насколько позволят средства.
      - Меня возьмешь?
      - С превеликим удовольствием, моя девочка, но позволит ли мой бюджет? Хотя вы и бесценны, моя розочка, но сколько вы нынче стоите?
      - Кеша, для вас, как всегда, пятьдесят "штук".
      - Но, учитывая нашу давнюю старую дружбу, не могли бы вы немного уступить? К тому же я все делаю очень быстро.
      - Ты же знаешь, что половину я отдаю хозяину... Ну, черт с тобой, поехали.
      Тут же на капоте, не выпуская костылей, старик справил свои надобности. Освободившаяся потоптанная Элка побежала к реке смывать грехи.
      - Лихо, - только и сказала Вера.
      - А что ты хотела сказать насчет Гениной девушки? Кто она? Когда он с ней начал встречаться?
      - Ревнуешь, мать. Глупо, в нашем деле особенно. Вижу, ревнуешь!
      - Ревную и ничего не могу поделать. Скажи мне, кто она?
      - Ха-ха-ха! - то ли засмеялась, то ли закашлялась проститутка. - Скажу, а что дашь?
      - Сейчас у меня ничего нет, а вот завтра... Хотя постой. - В Сонином карманчике я нащупал пузырек с морфероном. - Верочка, ты как к психотропам относишься?
      Она недоверчиво смотрела на меня, а заметив в моих руках препарат, цепко и жадно выхватила его.
      - Морферон? Никогда еще не пробовала. Какое действие?
      - Через пять минут улетаешь в сказочные дали. Новое, только что запатентованное средство. Берешь?
      - Беру.
      - Но?..
      - Да вон она, Галка! Возле самой воды. В два смычка ее оттягивают! Ты сразу-то не подходи, подожди, пока кончат, а то схлопотать можно. Пока.
      - Подожди! У тебя бабки есть?
      - А что? В долг я не даю.
      - У меня еще другой психотроп есть. Транквилизатор, тоже французский. Две таблетки, и ты хлопаешь ушами, как крыльями птица.
      - Сколько?
      - Сорок штук, и только для тебя. В аптеках его не сыщешь.
      - Сколько?
      - Я же тебе русским языком сказала, с рецептом не найти.
      - Сколько оно действует? Продолжительность? Характер?
      - Я же тебе сказал, это сон Шахерезады сроком на пять часов, причем безо всяких неприятных последствий.
      - Держи. - Из внутреннего кармана трусиков она вытащила деньги. - Здесь полтинник, гуляй, лесбиянка.
      - Какая лесбиянка, ты о чем?
      - Все о том же, только лесбиянка, претендующая на мужскую роль, может машинально спутать глаголы "сказал" и "сказала". Теперь я поняла, кого ты ищешь. Ну будь здорова, Констанция-Константин.
      - Да пошла ты в... Подстилка вонючая.
      - Всего доброго, гомосексуалистка драная, мужик с влагалищем.
      Плюнув под ноги, она сбежала вниз, а я со смехом подумал, что сегодня мне только и не хватает побывать в шкуре гермафродита.
      Трио на берегу, кажется, исполняло последние такты. Осторожно обходя ревущие, кричащие и стонущие пары, я подбирался к Галке, не имея представления, с чего начать разговор. Подошел я к ним не вовремя, как раз к бурным заключительным аккордам коды.
      - Галка, - негромко позвал я двадцатилетнюю рыжую и красивую девку, когда она выходила из воды.
      - Ну Галка, и что? Кто ты такая, я уже знаю, сообщили. Для тебя я интереса не представляю. Лесбийская любовь не моя стихия. Ищи, милая, других.
      - Да я не затем. Ширнуться хочешь?
      - Хочу, но не с тобой. Поезжай на западный пляж, там твоих единомышленников из общества сексуальных меньшинств хоть ж... ешь, а мне не мешай работать.
      - Ты чего болтаешься? - над ухом раздался гнусный голос подонка Кураса. Хоть одного подцепила?
      - На, подавись. - Я протянул ему Веркину купюру.
      Он внимательно и долго ее рассматривал и мял.
      - Еще понюхай, может, узнаешь, откуда ее достали.
      - А ты мне тут базара не устраивай, а то...
      Не договорив, мерзавец пошел дальше по кругу, собирая дань с проституток и их дружков. Галка стояла рядом. Набросив на плечи махровый халат, она нерешительно мялась, кажется желая продолжить разговор.
      - Ну че, подруга, кольнемся? - продолжил я начатую мысль. - Отдохнем немного.
      - Да в принципе можно. Бабок я ему сегодня до хрена отдала. Можно отвязаться. А у тебя че? Травка или порошок?
      - И то и другое, но есть и покруче. В натуре вчера первый раз попробовала и поняла - полный финиш. Я читала характеристику - прикол. Я сама в одной больничке пашу, ну в такой, знаешь, для сверхновых русских. Короче, три дня назад закупил наш лекарь целую коробку. Таблетки выдает только сам и только под роспись, но я-то медсестра, а какая медсестра не об... доктора? Короче, насобирала я кое-чего. Идем?
      - Куда? Давай здесь.
      - Не, мы забалдеем, растащимся, и нас обшмонают. Ты знаешь, сколько стоит одна таблетка? Двадцать долларов. Вот так, коза.
      - А кайф козырный?
      - Мне теперь никакого порошка, никакой травки близко не надо, только эти французские таблетки.
      - Уговорила, пойдем. Знаю тут одно местечко, только без глупостей. Начнешь меня облизывать, сразу крикну Кураса, и угодишь ты прямо к Жорику.
      - Это который тебе матку вывернул? - пошел я на пробную провокацию и понял, что поспешил.
      Она захлопнулась, как дверь сейфа, тихо, но капитально. Сразу сломавшись, тупо побрела к воде. Жалкая и вместе с тем до омерзения отвратительная.
      - Ну, идем, что ли? - крикнул вдогонку, пытаясь грубостью исправить положение.
      Но все было бесполезно. Наверное, ей казалось, что ее моральная и физическая неполноценность видна всем.
      - Постой, дуреха. - Догнав ее у самой кромки воды, я преградил ей путь. Послушай, Галка, я могу ему за тебя отомстить. Я сделаю так, что он совсем не захочет жить. Он будет лизать твои пятки, просить прощения при всех и у всех, кого обидел.
      - Брехня! Он никого не боится. Он всегда вооружен. Он не человек! Да, я знаю, что и я не человек, но плохого никому и никогда не делала... Кроме себя и матери.
      - Успокойся, пойдем в твое потайное место, там все и обговорим. И не бойся меня. Никакая я не лесбиянка, клянусь тебе. Придет время, и ты убедишься в этом сама.
      - Ладно, идем, только осторожно, чтобы никто не видел. Это место знали только двое - я и Генка.
      Если бы я был лошадью, то весь блядский пляж сейчас бы слышал, как у меня ухнула селезенка. Боясь спугнуть, не задавая больше вопросов, я послушно шел за ночной феей, чуть осветившей мне перспективу моего дела. Три сосны, упавшие внахлест, образовали нечто вроде шалаша, причем дальний и глубокий его угол был выстлан чем-то мягким и сухим. Это было тем более кстати, что у реки становилось холодно, а шелковая комбинация и легкий халатик грели весьма относительно.
      В полной темноте, забившись в этот самый непродуваемый угол, мы тесно прижались, вколачивая друг в друга крупный, бивший нас озноб. Где-то сбоку щелкнул выключатель, и наша пещера осветилась слабым желтым светом подвесной "электромыши".
      - Да у тебя тут полный комфорт? Прямо как в баре "Будь как дома".
      Она вздрогнула, на минуту перестав дрожать, а после ее заколотило с новой силой. Она отстранилась от меня, настороженная, готовая ко всему.
      - Ты там бывала?
      - Приходилось, а что?
      - Нет, ничего. Давай твои колеса.
      - Держи.
      - А сама?
      - Нет, я только после тебя.
      - Тебя как зовут?
      - Констанция.
      - Имя чудное. Ты первая их глотай, я только после тебя.
      - Пожалуйста. - Упрятав две горошины под язык, я имитировал несколько глотательных движений, всем своим видом рисуя, что я на пути к блаженству. Однако повторять она не торопилась, видимо ожидая реакции моего организма.
      - Пей, дуреха, чего боишься? Зачем мне тебя травить? Какой смысл? Дай чем-нибудь укрыться.
      - Сейчас.
      Наконец-то, проглотив таблетки, она протянула мне малиновый пиджак.
      - Откуда он у тебя? - чувствуя, как начинает кружиться голова, безразлично спросил я.
      - Да так, был у меня один знакомый. Оставил случайно.
      - Кто это и когда?..
      И тут я с ужасом обнаружил, что таблетки под языком растворились без следа, а значит, через пять минут растворюсь и я, отпустив только что выловленную рыбку.
      - Кто и когда? - требовательно и пьяно повторил я.
      - А тебе-то какое дело? - глупо улыбаясь, спросила проститутка. - Может, это мое личное дело и самая сокровенная тайна. Крутые колеса, я уже плыву.
      - Как его зовут? Чучело, говори же.
      - Ничего никому не скажу. Констанция, милая, он любит меня, а я его, а тебя он не любит. Он не любит костлявых баб. Ты же костлявая, а я мягонькая. Вот потрогай вот здесь и здесь. Приятно? Поцелуй меня, моя хорошая, ну поцелуй, пожалуйста, делай со мной все, что ты хотела, я тоже тебя лю-ю-блю... Ну давай, я разденусь вся.
      - Заткнись, параститутка, - выворачивал я язык в необъятном небе, улетая в неотвратимом блаженстве.
      - Зачем ты так, милая, - слюнявилась улетающая следом соседка. - Не надо, мы же обе проститутки, мы одной крови...
      Из блаженного оцепенения меня вырвал истошный вопль. Еще не проснувшись, я открыл глаза и не сразу понял, что происходит. Прямо надо мной с широко распахнутыми глазами стояла полуголая женщина. Даже при сером свете раннего утра я уловил, куда направлен ее взгляд. А направлен он был именно туда, куда и должна смотреть баба, если, конечно, она настоящая. С этим все понятно, но почему такой ужас написан на ее физиономии, что страшного для себя она могла там увидеть?
      Невольно я перевел свой взгляд на предмет, так испугавший ее. Убедившись, что все мое богатство в полном порядке, я спросил:
      - Ты че орешь, никогда не видела?
      - Но, Констанция, ты гермафродитка?
      - Какая Констанция? - Наконец-то я все вспомнил и заржал сытым жеребцом. Я-то Константин, а ты, дура, могла бы поправить халатик, а то и присесть на секундочку, эка невидаль для тебя. Что молчишь-то?
      - Я испугалась.
      - Как козел капусты. У тебя есть чего-нибудь пожрать?
      - Под тобой ящик, там должно что-нибудь найтись.
      Нагнувшись, я открыл крышку сундука и, запустив руку внутрь, вытащил кучу пакетов. При ближайшем рассмотрении это оказались презервативы.
      - Ты меня этим хочешь накормить? Наверное, я похож на Жевастика?
      - Ты похож на сбежавшего уголовника, убившего медсестру. Я ухожу.
      - Стой. - Я откинул ее к раскрытому сундуку и для верности придавил коленом. - Нам с тобой есть о чем поговорить.
      - Не надо, не убивай меня, я никому ничего о тебе не скажу, правда, не убивай, я боюсь! Хочешь, я возьму у тебя? Я хорошо беру, только не убивай. Давай, я сейчас, у меня классно получается, клиенты довольны...
      - Тьфу ты, - я грязно выругался, - если б ты не напоминала о своих платных донорах, может быть, я и позволил бы тебе... А теперь слушай внимательно. Я буду задавать вопросы, а ты, умненькая девочка, должна мне все-все рассказывать. Если начнешь хитрить, то заберу тебя как свидетеля.