* * *

      Это вошло в привычку, поднимаясь по лестнице, шагать тихо, а перед тем, как вставить ключ в дверь собственной квартиры, несколько секунд постоять молча. Вот и сейчас на несколько мгновений я затаился, слушая жизнь подъезда. Кажется, тихо. Открыв дверь, я вошел и остолбенел.
      Прямо передо мной на низком стульчике в передней сидел полковник Ефимов.
      – Вы как открыли дверь? – невольно вырвалось у меня.
      – Было бы что открывать, а уж как? Это нетактично с вашей стороны – задавать подобные вопросы. Значит, клоун Гончаров снова на манеже. Значит, вновь меня ожидают ночные кошмарики? Но я думаю избежать этого. И знаешь как?
      – Наложить запрет на мою деятельность, не пролонгировать лицензию.
      – Умный ты, Гончаров, ну прямо как я в юности. Сколько времени?
      – Шестой час.
      – Ну и ладненько. Будем считать, что вечер я посвятил тебе.
      – Благодарю вас, Алексей Николаевич. У меня для вас сюрприз.
      – Начинается. И откуда ты свалился на мою седую голову?
      – Осторожно, стульчик развалится, а сюрприз настоящий, его вам передал один наш знакомый.
      Из тайничка я выудил массивный золотой перстень-печатку с вензелем «Ане» и протянул полковнику.
      – Это что, взятка?
      – Какая же это взятка, когда на перстне ваши инициалы. К, тому же вещь не моя, я просто выполняю поручение известного вам лица.
      – Хорош, собака.
      – Кто, мастер?
      – Нет, изделие. Гляди-ка, как раз впору. Если от чистого сердца, то заберу.
      – Носите на здоровье.
      – Я чего пришел-то?..
      – Вот и я думаю…
      – Не хами, особенно старшим по званию.
      – Да нет у меня никакого звания, полковник, отставной козы барабанщик.
      – Вот и я думаю, не пора бы тебе пересмотреть свое поведение и место в обществе?
      – А я уже пересмотрел и пришел к выводу, что я-то как раз на своем месте. Водку пить будете?
      – Буду. Чего это ты сегодня ошивался возле дома Крутько?
      – Да так, гулял, озоном дышал.
      – Чего надышал?
      – Ничего существенного. Зря день пропал.
      – Не думаю. Серые «девятки» дарят не каждый день.
      – Это не подарок, а оплата.
      – Так вот откажись от нее, потому что лицензию мы тебе не продлим, если, конечно, не поумнеешь.
      – Уже поумнел.
      – Тогда рассказывай все, что знаешь и что успел вынюхать. Только коротко и конкретно.
      Пришлось выложить все, что я знаю, начиная со вчерашнего вечера и кончая бегством четырнадцатилетнего оболтуса.
      – Ну пацанчика-то мы словим, прямо сейчас.
      Подвинув телефон, он набрал номер и выдал известные координаты почтальона.
      – Звоните Гончарову. Я здесь жду. Оперативней! Отбой. Так что ты думаешь, Костя? Ты уверен, что три убийства подряд, совершенные одним почерком, не могли быть совершены Длинным Геной?
      – Почти уверен.
      – Но ведь кругом кровавые отпечатки его пальчиков, чуть ли не на потолке.
      – Это тем более странно. Если он, конечно, не чокнулся. Но если бы он сошел с ума, то проявился бы обязательно.
      – Я тоже так думаю. Сказать только боюсь.
      Затрещал телефон, и полковник первым сдернул трубку. По мере того как его мозг всасывал информацию, физиономия его, словно мешок осьминога, меняла цвета.
      – Что?.. Вы уверены?.. Когда.. Кто опознал?.. Ничего не трогайте, я выезжаю.
      – Ну вот, – раздраженно бросив трубку, Ефимов допил остаток водки, – доигрался ты, Гончаров. Опять труп.
      – Чей?
      – Твоего почтаря.
      – Где?
      – В лесопосадке, едем.
      Через двадцать минут мы стояли перед кучей веток, которыми был забросан труп мальчишки. На этот раз череп был расколот не колотушкой, а острием туристического топорика. Окровавленный, со множеством отпечатков, он лежал туг же. Удивительная забывчивость. Убийца прямо-таки делает рекламное объявление: «Не теряйте напрасно времени. Это сделал я, Длинный Гена».
      – Что скажешь? – гневно пророкотал полковник.
      – Это он, Сергей.
      – И убили его из-за тебя, сукин ты сын, а не Гончаров. Спугнул зверя, и он этого малолетку пришил на всякий случай. Все, гуляй, и чтоб близко я тебя не видел!
      Согласно кивнув, я поплелся к обводному шоссе. Именно там проскакивали редкие автомобили. Голосовал я минут сорок, пока наконец сердобольный частник или закаленный мышелов не подобрал меня. Домой я добрался в густых вязких сумерках.

* * *

      Подъезд встретил меня запахом кошачьей мочи и кромешной темнотой. На ощупь, цепляясь за перила, я начал восхождение на родной четвертый этаж. На лестничном пролете от третьей площадки я вдруг оказался в невесомости. Черный космос с красными всполохами окружил меня. С бешеной скоростью я летел в нем, то и дело натыкаясь на метеориты, спутники и планеты. Легко и стремительно таранил их лбом. Они безмолвно рассыпались миллионами золотистых звездочек и огоньков, освобождая мне путь в дальнейший молниеподобный полет. Огромная базальтовая скала вдруг преградила мне путь. Остановиться или облететь ее я не мог. На всей скорости я врезался в нее головой и застонал от дикой всепроникающей боли.
      Где я и что со мной? С трудом разлепив глаза, я увидел белый потолок с дорогой вычурной люстрой. Из пяти рожков горел только один, потому в комнате стоял полумрак. Пахло незнакомыми духами и псиной. Я попробовал чуть повернуть голову и вновь на какое-то время потерял сознание. Наверное, я вскрикнул, потому что, когда открыл глаза во второй раз, надо мной склонилось красивое женское лицо, обрамленное распущенными, чуть вьющимися волосами. Лицо склонялось все ниже и ниже, растворяя меня черными зрачками зеленых глаз. Эти глаза я уже где-то видел.
      – Пить, – то ли прошипел, то ли прошептал я.
      Кроваво-красный маникюр протер мои пересохшие губы влажной салфеткой. Потом ее руки коснулись головы, а перед глазами в глубоком вырезе халата появились две освобожденные резвящиеся титьки. Розовый сосок одной из них почти касался рта. Вытянув губы трубочкой, я плотно прижал его.
      – Ого, мальчика потянуло на секс, – словно боясь спугнуть меня, констатировала женщина. – Значит, будет жить.
      – Ты кто? – не выпуская соска, одним языком спросил я, чувствуя, как просыпается мое мужское начало вместе с головной болью.
      – Твоя спасительница и соседка со второго этажа.
      – Ты замужем? – лежа трупом, наглел я.
      – Замужем, но мужа дома нет.
      – Где он?
      – Полгода уже по заграницам мотается.
      – Полежи со мной.
      – Тебе нельзя, у тебя сильное сотрясение, а возможно, и черепная трещина.
      – Жалко! Мне очень хочется к тебе прижаться.
      Тихонько засмеявшись, она сбросила халат и осторожно, боясь меня потревожить, легла под бок.
      – Ого, это ты называешь просто полежать?
      – А это не я, это он сам. Он всегда поступает помимо моей воли. А почему я голый?
      – Я раздела тебя, когда притащила сюда. Ты был грязный, как черт. Пришлось тебя протирать влажным полотенцем и туалетной водой. Не двигайся, Господи. Дает же Бог людям. Не двигайся, я сама, только не помри, что я тогда делать буду.
      Женщина изголодалась, впрочем, как и я. До утра продолжалось наше взаимное истязание, для меня оно периодически сменялось головной болью.
      Под утро мы забылись, но ненадолго. Где-то в глубине квартиры послышался посторонний звук. Я, резко открыв глаза, напрягся, готовый тотчас же вскочить.
      – Не волнуйся, – не открывая глаз, успокоила она. – Это Федор хулиганит, в холодильник полез.
      – Какой еще Федор? У тебя сын?
      – Нет.
      – А кто он? Мужу доложит?
      – Нет. Сейчас я тебя с ним познакомлю. Федор, иди сюда. Иди ко мне.
      Послышались странные шаги какого-то непонятного существа. И вот уже над нами нависла громадная голова дога с красноватыми прожилками на белках глаз. Утробно рыкнув, он потянул одеяло.
      – Отстань, пес, поди вон.
      Недовольно буркнув, собака, словно подлодка в узком фарватере, начала разворачиваться.
      – Между прочим, он тебя спас и гнал твоего лиходея до самой дороги.
      Вот оно что. Вчерашнее мое приключение вспомнилось четко и подробно. Я поднимался по лестнице в кромешной тьме, и где-то после второго этажа меня долбанули по лбу.
      – Как ты меня нашла?
      – Мы с Федором собирались на прогулку. Я уже натянула на него намордник и пристегнула поводок, когда в подъезде раздался громкий и сухой выстрел. Открыв дверь, я осветила темноту. Ты лежал на спине с залитым кровью лицом, ноги находились на лестнице, ведущей вверх, а голова лежала на нашей площадке. Над тобой склонился высокий худой человек в темных очках, при бородке. В тот момент он поднимал дубинку, чтобы ударить тебя во второй раз.
      Отпустив поводок, я подтолкнула Федора. Он сбил твоего лиходея с ног, но тот каким-то образом, перекувырнувшись через перила, оказался пролетом ниже и тут же бросился прочь. Первая дверь подъезда у нас открывается вовнутрь. К тому же она на пружине. Это и остановило Федора. Пока я спустилась и освободила ему путь, время было потеряно. И все же он нагнал его, когда тот садился в машину. Если бы не намордник, то твой убивец сидел бы в тюрьме. А так он только прокусил ему одежду и вырвал клок материи.
      – Что?
      – Вырвал клок материи.
      – Где он? – Не реагируя на боль, я привстал.
      – У меня.
      – Покажи. – В натуральном костюме Адама я уже стоял в передней.
      – Лежи, ненормальный, у тебя сотрясение. Там он, на трюмо.
      – У меня не может быть сотрясения, – через минуту, разглядывая клок материи, сообщил я. – Для того чтобы иметь сотрясение мозга, нужно иметь мозг.
      На моей ладони лежал кусок материи зеленого цвета. Именно в таких штанах вчера щеголял Длинный Вован. Какой же я идиот! Ведь все очень просто. Братишки договорились и действуют сообща. Опять меня втягивают в грязное дело, используя как ширму или марионетку.
      – Тебя как зовут, милая женщина?
      – Валентина.
      – А меня…
      – Константин Иванович Гончаров.
      – Откуда тебе известно?
      – Я давно тебя заприметила, так что в моей постели ты оказался не случайно, а кроме того, в твоих туфлях, если их можно так назвать, я нашла твое удостоверение и около миллиона рублей.
      – Это тебе за хлопоты.
      – Сволочь ты, хоть и Гончаров. Мне муж посылает в пять раз больше, так что я не бедствую.
      – Извини, Валя. Скажи, в какую машину он сел?
      – Светлый старенький «жигуленок», кажется, ноль первый.
      – А кто был за рулем?
      – Он сам и сел. Мне показалось, двигатель уже работал.
      – Как он был одет?
      – Малиновый костюм и зеленые штаны, которые и подрал отважный Федор.
      – Его рост и возраст?
      – Рост огромный, наверное, баскетболист, а вот про возраст сказать затрудняюсь. Все-таки было темновато.
      – Цвет волос, тип лица?
      – Короткая стрижка, это точно. А цвет, кажется, светлый. Насчет типа лица сказать ничего не могу. Оно было скрыто большими темными очками и бородкой. Бородка хоть и короткая, но закрывала ему всю нижнюю половину лица, но узнать его я бы, наверное, смогла.
      – А где колотушка, он обычно бросает ее на месте преступления.
      – Нет, он пытался бить ею Федора, а потом с ней и уехал.
      – Хорошо, Валенька, что-то еще необычное было в его облике?
      – Н-не знаю, хотя… Может быть… Не уверена…
      – Рожай, Валенька, рожай.
      – Не знаю, но показалось, что костюм у него какой-то странный.
      – В смысле попугайского сочетания цветов красного и зеленого?
      – Нет, он был какой-то неестественно блестящий. Хрустальный, что ли.
      – Ясно, Валя-Валентина! Спасительница ты моя. Чем же тебя отблагодарить?
      – Ты меня уже отблагодарил.
      – Чем же?
      – Тем, что остался жив.
      – Да. Полковник Ефимов был бы другого мнения.
      – Ну и дурак твой полковник. Ничего в мужиках не соображает. Иди ко мне на секундочку.
      Секундочка растянулась на добрый час. Бессильные, мы выползли на кухню, где я согласился поменять окровавленный тюрбан бинта на сто пятьдесят «Белой лошади». Облив меня шипучей перекисью, Валентина занялась экзекуцией. Через десять минут, когда моя бестолковая голова была распеленута, она поднесла ко мне зеркало. То, что я увидел, на Гончарова походило мало. Кровоизлияние правого глаза плюс багровый синяк под ним венчала огромная кровоточащая шишка на лбу. Если учесть, что все это заплыло и застыло бесформенной парафиновой маской, то картина получится полной.
      – Ну и рожа, – только и сказал я.
      – Да уж такого я бы тебя не полюбила.
      – Но ведь полюбила же.
      – В счет бывшей внешности, – пеленая меня чистым бинтом, успокоила она.
      – Откуда у тебя такой профессиональный медицинский навык?
      – А я бывшая медсестра. Сестричка. Семь лет стажа, причем у хирургического стола. Ныне безработная.
      – Тунеядка, значит.
      – Нет, я просто отдала свое место женщине, которую кормить некому, а мне вполне хватает того, что высылает Борис.
      – Похвально, а скажи мне, сестрица Валентина, тот блестящий костюм убивца не мог быть полиэтиленовым или целлофановым халатом или передником?
      На секунду она прервала свое занятие, видимо взвешивая и прикидывая предположение.
      – Н-не знаю, может быть. Но если это так, то это хорошо пригнанный халат, сделанный по мерке. Он не топорщился и, плотно не стягивая, прилегал к одежде. Готово. Теперь топай на рентген.
      – А где мой гардероб?
      – Твою ветошь я замочила, вечером постираю.
      – А трусы, майку?
      – Тоже.
      – И как ты мыслишь мое дальнейшее передвижение по подъезду?
      – Я могу подняться в твою квартиру и взять все необходимое.
      – Нет, это опасно.
      – Ты что, соседей испугался?
      – Нет. У меня в квартире часто появляются нежелательные люди, причем без моего ведома. Идти нужно мне. Давай штаны, надену мокрые.
      – Подожди, что-нибудь придумаем.
      Через минуту она притащила комплект нижнего белья, спортивный костюм и легкие тапочки.
      – Это что? Борины памперсы? Не надо.
      – Ну и дурак. Это все новое, ни разу не надеванное.
      – Ладно. Только позволь мне заплатить за все это.
      – Если для тебя это принципиально, то плати.
      Борины штанишки оказались мне большеватыми, а вот адидасовский костюмчик пришелся впору, как и тапочки.
      – Ты еще придешь ко мне? – спросила она вроде безразлично, но где-то в глубине я уловил тревожное ожидание возможного отказа.
      – Нет, приходи сегодня ты. Часов в десять вечера. Пока, милая моя сестрица Валентинушка.
      Хлопнула дверь, и я оказался на площадке на месте вчерашнего несостоявшегося моего убийства. Подъезд еще не мыли, значит, кровь смыла Валентина, а жалко, можно было бы найти что-нибудь интересное. Теперь все стерто. Хотя нет. Поднявшись на целый пролет, я увидел то, что меня спасло и что являлось причиной звука, показавшегося Валентине выстрелом. Видимо, дубинка была велика и при ударе зацепилась за предпоследнюю ступеньку четвертого марша, ведущего на четвертый этаж. Благодаря этому обстоятельству я кормил сейчас кота и думал, сколько выпить водки. Существовало три варианта: сто граммов, сто пятьдесят или двести. Я остановился на втором. Три таблетки анальгина, запитые водкой, существенно подняли мой тонус и настроение. Я даже подарил коту половину своей пайки.
      Что же делать, друг Гончаров? Сначала поинтересуемся, во что был одет Длинный Гена в момент исчезновения. Сверяясь со справочником, я набрал номер. Ответил сам хозяин, любезный до приторности.
      – Семушкин слушает вас, Константин Иванович.
      – Здравствуйте, Владимир Яковлевич. Кучеряво живем, телефоны дорогие имеем.
      – А как же. Красиво жить не запретишь.
      – И мерзко тоже. Вы бы мне детальки обсказали, а то вчера второпях-то забыли.
      – Я весь внимание.
      – Во что был одет Длинный Гена в момент исчезновения?
      – Как говорит Владимир Петрович, в малиновый пиджак и зеленые брюки.
      – Премного благодарен. А бородка у него имелась?
      – А как же. Он решительно во всем подражал своему брату.
      – А почему вы говорите о нем в прошедшем времени?
      – Помилуйте, но это вы так начали.
      – Хитер бобер.
      – Кто?
      – Бобер.
      – Да уж такой он зверь. Есть какие-то сдвиги?
      – Скорее наметки.
      – Ну, Бог вам в помощь.
      – Спасибо. Еще вопрос. В джипе, что стоял у ресторана «Будь как дома», кто-нибудь находился?
      – Этого я вам сказать не могу.
      – Всего доброго.
      Я положил трубку и крепко задумался. Зачем братьям Поляковым понадобилось идти на грабеж с убийством? Зачем им понадобилось дурачить милицию и меня, тем более заплатив мне бешеный гонорар? Ведь их финансовое положение блестяще, правда со слов Семушкина. Возможен вариант потемкинской деревни. Это нужно выяснить. А также необходимо узнать, нет ли синяка на заднице Длинного Вована.
      Я вновь набрал номер. Ответила новая, незнакомая мне секретарша.
      – Приемная слушает.
      – Девушка, мне нужен Алексей Николаевич. Беспокоит его Гончаров.
      – Сейчас попробую соединить.
      – Ну что тебе? Все не можешь успокоиться?
      – Сегодня ночью меня пытались укокошить.
      – Жаль, что только пытались.
      – Ага, дубинкой по лбу.
      – Это другое дело. Ты запомнил его?
      – Нет, но кое-что у меня есть.
      – Опять дубинку на память оставил?
      – Нет. Кусок своих штанов.
      – Это уже интересней. Подъезжай.
      – Не могу, говорю же, он меня по лбу дубинкой отоварил. Ходить не могу. И рожу всю разбомбило.
      – Ладно, жди, приеду сам.
      – Вам что, делать больше нечего?
      – Не твое собачье дело. Жди, Пинкертон хренов. Может, врача нужно?
      – Обойдусь пока.
      – Ну жди.

* * *

      Приехал он через полчаса, злой и потный. Уже с порога недовольно забухтел, но, увидя мою исковерканную физиономию, засмеялся радостно и от души.
      – Хороша рожа. Прямо Ален Делон. Ну что у тебя? Рассказывай.
      – Сотрясение мозга и моральный ущерб.
      – Это ты с него взыщешь, если, конечно, он не добьет тебя в скором будущем. Я тогда буду хлопотать об его помиловании. К делу.
      – Ночью, точнее поздним вечером, я возвращался домой. На лестнице было темно. Очевидно, он выкрутил лампочки заранее. На уровне второго этажа, чуть выше, он меня и нахлобучил. Я упал и потерял сознание. Он хотел меня добить, но вмешалась соседская собака, мраморный дог. Жаль, что он был в наморднике. Пес опрокинул его, но он как-то исхитрился перепрыгнуть на нижний пролет. Дверь захлопнулась перед носом пса. Пока хозяйка открывала, убивец уже садился в машину, причем за руль. Единственное, что добыл пес, это кусок его штанов. Вот он.
      – Хм, зеленые штаны.
      – Да, в таких же брюках исчез Длинный Гена, и в таких же брюках ходит его брат Владимир Петрович.
      – А где же дубинка?
      – Ею он оборонялся от собаки. С собой и увез.
      – Ты так образно рассказываешь, будто сам все видел. По идее ты должен был быть без сознания.
      – А я и был без сознания. Рассказываю со слов соседки, хозяйки моего пса-спасителя. Она и привела меня в чувство, оказала первую помощь.
      – И оставила у себя ночевать. «Хорошо, что вдова все смогла пережить, пожалела меня…»
      – Прекратите, всему есть предел.
      – Конечно, и моему терпению тоже. Где живет эта баба?
      – На втором этаже красная дверь, только не беспокойте ее. Я рассказал абсолютно все.
      – Попробуем поверить. Что ты предлагаешь?
      – Осмотреть задницу Владимира Полякова, проверить финансовое состояние фирмы.
      – Ага, вот ты и пришел к моим выводам.
      – Пока нет, но проверить необходимо. Также необходимо проверить, где был сам Вован во время четырех убийств. Но это я смогу сделать сам, если вы продлите мне удостоверение.
      – Если ты будешь работать с нами в тесном контакте, ничего не утаивая, то я это сделаю. Сам поеду в управление.
      – Конечно, когда я от вас что скрывал? Только совместная, коллективная работа может дать реальные, весомые результаты.
      – Ну и жук же ты, Гончаров!
      – Бобер!
      – Какой бобер?
      – Это я так. Сто граммов за мое воскрешение.
      – Давай! Да закуски побольше, не завтракал сегодня. Снимок-то делал?
      – Какой?
      – Бестолковой своей башки.
      – Нет.
      – Собирайся, сейчас отвезу в нашу увэдэшную.
      – Да зачем?
      – Молчать, когда старший по чину разговаривает.
      Через двадцать минут мы подъехали к УВД города.
      – Полковник, а вдруг он откажет мне? Начальник новый, я его не знаю.
      – Вот и хорошо. Для кого новый, а для меня старый. Ты язык-то больно при нем не распускай, хитрый лис, я его давно знаю. У себя? – кивнув на дверь, спросил он секретаршу.
      – У себя, заходите.
      Нам навстречу поднялся маленький человечек в штатском.
      – Заходи, заходи, Николаевич, располагайся. Нина, три чашки кофе. Как твой злыдень с дубинкой поживает? Наверное, нам подключиться придется.
      – Погоди чуток. Видишь мужика?
      – Вижу, хоть бы представил.
      – Константин Иванович Гончаров.
      – Что-о-о?
      – Собственной персоной, а на голове у него огромная шишка, последняя работа убийцы. Некачественно сработал, или череп у него патологически крепок.
      – Так это и есть пресловутый Гончаров? – въедливо расспрашивал коротышка.
      – Так точно, господин подполковник.
      – И какого черта ты его сюда приволок?
      – Познакомить тебя с ним. Да и ксиву ему продлить надо.
      – Ксиву надо не продлить, а отобрать.
      – Погоди, Саша, отобрать никогда не поздно. Он иногда нам здорово помогает. Сыщик-то он классный, а с кадрами у нас сейчас сам знаешь… С преступным миром он легко входит в контакт, всегда располагает нужными сведениями.
      – Да мне его самодеятельность даже по рассказам уже в печенках сидит.
      – Приручим, правда, капитан?
      Я послушно кивнул, желая поскорее избавиться от бесцеремонного судилища.
      – Вот видишь, он на мокрушника уже вышел.
      – По-моему, наоборот. Мокрушник вышел на него.
      – Не важно, главное, они встретились, и довольно продуктивно. Теперь мы знаем хотя бы внешние приметы преступника, и это благодаря Гончарову.
      – А чего он, собственно, ввязался в это дело?
      – Профессиональная жилка сыграла.
      – А мне показалось, что сыграла тут любовь к автомобилям.
      – Саша, новый девиз нашего государства гласит: не считай чужие деньги.
      – Хороший девиз. Сильно он тебя погладил? – уже ко мне обратился подполковник.
      – Достаточно, голова до сих пор трещит.
      – Ты бы, Саша, распорядился, чтобы осмотрели его, вдруг тыква пробита.
      – Ладно. Нина!
      – Я слушаю вас, Александр Семенович.
      – Отвези героя в поликлинику, пусть его Свиридов посмотрит. Скажи, я прислал. Давай свою ксиву.
      Вместе с лицензией я скромно выложил право на ношение газового пистолета.

* * *

      Хирург Свиридов оказался мужиком свирепым и резким. Первым делом он загнал меня в рентген-кабинет, потом велел медсестре сорвать с меня повязку, а мне сесть в кресло, чем-то напоминающее электрический стул. Пришлепав на мою голову полтора десятка датчиков, он углубился в экран монитора, по которому бежали, прыгали и тянулись какие-то кривые, прямые и волнообразные линии.
      – Забинтуйте его. Как фамилия? Говори громче.
      – Гончаров Константин Иванович. Что у меня?
      – Член работать будет, а с головой сложнее. Сильное сотрясение. Тошнит?
      – Подташнивает.
      – Водки надо пить меньше, тогда и тошнить не будет. О чем сейчас думаешь?
      – Выпить сто граммов и пойти с одним знакомым в баню, хорошо бы в парную.
      – А оттуда на кладбище. Это я тебе гарантирую.
      – Тогда в бассейн.
      – Это уже легче, если без водки. А лучше тебе дней десять полежать в тишине и без волнений.
      – Попробую.
      – Выздоравливай. Примочки в аптеке!
      – Спасибо.
      Ефимов ждал меня в коридоре. Тревожно глядя, спросил:
      – Ну как?
      – Сказал, что член работать будет.
      – Тогда все в порядке. Документы заберешь завтра здесь же у секретаря. Начальнику без особой надобности на глаза не рисуйся. Мужик хитрый и коварный. Штирлица вместе с Мюллером расколет. А я бы хотел раскрутить это дело сам.
      – Есть шанс получить генерала?
      – Но-но, ты не очень-то. Разговорился. Какие планы?
      – Первым делом вместе с Длинным Вованом хочу посетить бассейн.
      – Оригинально.
      – Попутно узнаю, где он находился во время убийства. А вас попрошу выяснить, каково финансовое положение его фирмы.
      – Лады. Докладывать мне лично.
      – Хорошо. Но и к вам вопрос. Существовали ли личные связи между убитыми Крутько и Юшкевичем?
      – Этого нам установить не удалось.
      – А были ли контакты у Полякова с убитыми?
      – Если и были, то в этом он не сознается.
      – Зубник должен был вести журнал регистрации.
      – Его не было.
      – Странно.
      – Мне тоже. Не прощаюсь, береги тыкву. Тебя подвезти?
      – Не надо, хочу кое-что проверить.
      Он уехал, а я расположился в скверике возле управления, собрался глубоко и плодотворно думать. Удавалось это с трудом, потому что до тошноты болела голова. И едва мысли выстраивались в стройную цепочку, образуя подобие версии, тут же и рассыпались под натиском этой самой боли.
      Но начнем снова. С главного. Исчезнувший первого августа Длинный Гена уже через пять дней превращает зубного техника в отбивную котлету, зачем-то оставляя следы и отпечатки собственного пребывания в комнате убитого. Причем оставляет не случайно, не по неосторожности, а явно. Можно сказать, с рекламной целью. При этом пропадает журнал регистрации, но остается орудие убийства, дубинка (хорошо бы на нее взглянуть). Золотой запас зубника исчезает тоже, и тут есть над чем подумать. Насколько я представляю себе зубных врачей и протезистов, людей этих голыми руками не возьмешь. И конечно же их золотой телец на открытом месте не лежит, но запрятан глубоко и сокровенно. А значит, либо убийца тайник этот знал, либо под пыткой заставил Юшкевича о нем рассказать. А может быть… Такая мысль мне в голову пришла впервые, но отвязаться от нее я уже не мог. Вполне допустим и такой вариант, что металл и по сей день лежит в тайном месте, убийцей не обнаруженный. Это необходимо проверить.
      Теперь продумаем вариант Крутько. Он аналогичен первому убийству, с той лишь разницей, что в нем замешана еще и женщина. Не повезло бедняжке. Но из этого может следовать то, что убийца не был близким знакомым нумизмата, ибо не знал о существовании любовницы, которая появилась, судя по всему, для него неожиданно. Однако в обоих случаях убийца знал, что на данный период его жертвы ведут холостяцкий образ жизни. И у обоих в доме находится крупный капиталец.
      Еще момент, который я чуть было не упустил из виду. Насколько мне известно, нумизматы, как и прочие коллекционеры, скрупулезно ведут некий реестр-дневник, куда в тиши одиночества сладострастно вписывают свои новые реликвии. Когда, у кого и за сколько куплена или выменяна та либо иная монета. Где же он сейчас, этот самый дневник? И где, наконец, жены убитых? Были ли они на похоронах своих супругов? Какого черта возле подъезда Крутько вчера торчал сержант через десять дней после случившегося? Я похож на крота, что солнечным днем что-то ищет на футбольном поле. Никакой системы.
      Офис коробейника Полякова охраняли два стандартных мальчика в непременном камуфляже. При виде меня они молча заслонили собою проход, ненароком демонстрируя массивные рукоятки пистолетов.
      – Вам куда?
      – Нам туда.
      – Вам кого?
      – Самого.!
      – Владимир Петрович сейчас не принимает.
      – Тогда мне нужен юрист Семушкин. Скажите, что пришел Гончаров.
      – Санек, узнай. А вы присядьте пока. Там сигареты, минералка, пепси.
      – Это же надо, сам Константин Иванович к нам пожаловал, – высовываясь из узкого бокового коридорчика, промурлыкал Блевако. – Почет и наше вам уважение. Мальчики, пропустите господина Гончарова. Сейчас и впредь всегда ему зеленый свет. Чем могу быть полезен, Константин Иванович? – пропуская меня в кабинет, медоточился Семушкин. – Какие-нибудь новости? Есть результаты?
      – Нет, пока вопросы.
      – Постараюсь помочь.
      – Вам никогда не приходила в голову мысль, что убийц было двое?
      – Нет, да и экспертизой установлено, что действовал один человек.
      – Возможно, возможно. Скажите, братья Поляковы не были знакомы с убитыми лично?
      – Этот вопрос следователь задавал нам не раз. Нет, нет и еще раз нет.
      – Почему такая уверенность? Вы ведь не Поляков?
      – Да, конечно. Стопроцентной уверенности у меня быть не может. Но в фирме я работаю два года и ни разу их имен не слышал. Ни в одном документе их фамилии не фигурировали.
      – Но возможно, братья обращались ранее к Юшкевичу и Крутько по вопросам чисто личного характера. Например, установка коронки, моста? Или их объединяло хобби Крутько – нумизматика.
      – Оставьте. У них лошадиные зубы, а нумизматическим объектом мог служить только доллар.
      – Хорошо, кто ведет следствие?
      – Официально прокуратура, следователь Кедров Сергей Анатольевич, а неофициально пытается пристроиться начальник милиции, зачем не знаю. Возомнил себя великим сыщиком.
      – «Осел останется ослом…» Туп, как азиатский сурок…
      Невольно я хмыкнул и, не желая заострять внимание на этом вопросе, переменил тему:
      – Владимир Яковлевич, во всей этой истории или историях вы ничего не рассказали мне о супругах наших мертвецов.
      – Банально. Жена Юшкевича, тридцатилетняя мадам Кати, явилась в день похорон прямо на кладбище, когда гроб уже закопали. С воем она упала на могилу и задрыгала голыми ляжками. Хватило ее минут на пять. На поминках она уже вовсю веселилась и пела скабрезные частушки.
      – Кати? Она что, француженка?