Соседу Юрке я позвонил еще в июне. Тогда же он и сообщил мне, что страсти вокруг оганяновского дела утихли и я могу смело возвращаться домой. Но прервать наше затянувшееся турне по России и странам СНГ удалось только в середине августа.
      В родимый город я вернулся один, оставив Ленку на попечение многочисленной ярославской ее родни. Она активно сопротивлялась, но я многозначительно поднял палец: «Еще опасно», втайне мечтая отдохнуть от нашего долгого и жесткого общения.
      Прибыл я в воскресенье и прямо с вокзала зашел к Юрке, забрал кота, выплатил причитающийся другу гонорар и поднялся на свой этаж. Весь косяк, начиная от пола, был утыкан квитанциями, предупреждениями, угрозами от ЖЭУ и прочая и прочая. Подобрав ядовитые листочки, я аккуратно порвал их на четыре части и сбросил в унитаз. Воду, слава Богу, не отключили, свет тоже. Только телефон молчал этакой египетской мумией. Но это даже хорошо, думал я, матеря про себя Юрку, который обещал аккуратно и вовремя оплачивать все мои коммунальные услуги.
      Неожиданно громко заорал кот. Обследовав все углы и потайные места, не найдя при этом даже мышиного хвоста, он был разгневан. Впрочем, жрать хотел и я Поэтому, тщательно спрятав остатки оганяновского вознаграждения, я отправился в близлежащее кафе.
      В два часа дня, когда рычащий кот дожирал сардельку, а я скручивал голову «Столичной», в дверь позвонили условным кодом.
      – Ты, свинья, почему не заплатил за телефон? – едва открыв дверь, пошел я в наступление.
      – Понимаешь, с бабками напряг…
      – Не с бабками, а с бабами у тебя напряг, и с мозгами тоже. Заходи уж…
      Состроив виноватую рожу, он протопал на кухню и уселся на мое место.
      – Зато, Кот, гляди, чистота-то какая, каждую неделю убирался.
      – Так я тебе и поверил, небось своих шлюх заставлял. Небось все постельное белье мне перепачкали.
      – Кот, все простыни, наволочки добросовестно выстираны, тщательно выглажены, аккуратно сложены. Посмотри в шифоньере. А вообще, не рычи, самое главное я сделал точно и в срок – написанную тобой и тебя же компрометирующую записку я уничтожил.
      – Ну, тогда наливай!
      – Это мы могем. – Юрка воспрянул духом и приволок из комнаты два хрустальных стопарика. – Будем?
      – Будем!
      – Кот, а у меня к тебе дело, – зачавкав сарделькой, сообщил сосед.
      – Шел бы ты… – поперхнулся я водкой. – От твоих дел разит моргом, как сивухой от этой «Столичной».
      – Да нет, на этот раз дело пустяковое.
      – Все! Допивай и топай домой.
      – Как знаешь.
      Проснулся я под вечер, с похмелья, но в хорошем настроении.
      – А что, Константин Иваныч, – спросил я себя сам, – не сходить ли нам к нашей знакомой, тридцатилетней вдовушке Аннушке? Отчего же не сходить? Можно и сходить. Путь не дальний. Вдова веселая, детьми не обременена. Напитки первоклассные. Тело приятственное. Сходи, раб Божий Константин.
      В девять вечера, постриженный и отмытый, в наилучшем фраке, я нажимал кнопку звонка, которой не касался больше года.
      «Дурак, – подумал я запоздало, – а вдруг она успела выскочить замуж? Ладно, скажу, ошибся квартирой», – в последний момент, когда дверь уже открывалась, решил я.
      Мои опасения оказались напрасными, потому что за двойной дверью гремела музыка, булькал хохот вперемежку с пьяными выкриками.
      – Ба! Кто к нам пришел! – Полупьяная Анна орденом повисла на шее. – Котик мой милый, совсем меня забыл, – размазывая по моей морде тушь и губную помаду, причитала она. – Заходи, мой ненаглядный, всегда тебе рада. Сейчас всех выгоню.
      – А ты, кажется, курвишься?
      – А что делать, Котик, тоска зеленая: «Посмотрите, я больная, жить осталось мне так мало…»
      – На таких больных еще жеребцов огуливать можно. Пропадешь ведь.
      – Гляди, какой моралист. Вот взял бы да и женился, а то все вы сначала оттрахаете, а потом мораль читаете. Скоты.
      Гуляли давно, долго и качественно. Варварски разделанный поросенок одним боком щерил ребра. Аккуратными горками прямо на скатерти лежала черная и красная икра. Веселилось три пары. Одного из парней я узнал сразу. Местный авторитет – Длинный Вован собственной персоной пожаловал в гости к моей старой знакомой. Интересно, в качестве кого? Если учесть, что из всех находящихся здесь дам Анна является самой привлекательной, то догадаться нетрудно.
      – Дамы и господа, – зарезвилась хозяйка, – разрешите представить вам моего эпизодичного любовника, умного и бесстрашного сыщика, грозу преступников, Константина Ивановича Гончарова. Прошу любить и жаловать.
      Пьяно захлопав в ладоши, две девки представились в унисон:
      – Анжелика.
      – Ангелина.
      – Очень приятно! – лукаво заверил я.
      – Вован я! – сообщил авторитет. – А это мои пацаны: Тузик и Билл. Присаживайтесь!
      Видит Бог, присаживаться мне не хотелось, но иногда я бываю очень мягкотел, особенно когда рядом особа типа Анны и водка «Абсолют».
      – Ну как дела? Все путем? – осведомился Длинный Вован после первой.
      – А почему должно быть по-другому?
      – Да хорош ты, мужик, тюльку гнать. Я в курсах. Помощь нужна?
      – Благодарю вас, все прекрасно.
      – А мне надо подсобить.
      – Ничем не могу помочь, с делами я завязал.
      – А если я попрошу лично?
      – Я больше не работаю.
      Почти двухметровая нескладная фигура, выбравшись из кресла, подошла ко мне.
      – Иваныч, ты не подумай, там никакого криминала нет, а новую «девятку» я на тебя оформлю хоть завтра.
      – Благодарю вас, но – нет. Извините, мне пора!
      – Котик, ты что? – расстроилась Анна.
      – Голова разболелась, как-нибудь в другой раз.
      – Тузик, проводи Константина Ивановича.
      – Не стоит.
      Все-таки они настояли на своем. К подъезду меня доставили в роскошном «мерседесе».
      Сидящий на скамейке Юрка курил. Он внимательно и понимающе следил, как я выбираюсь из мафиозного автомобиля.
      – Решил прокатиться?
      – Ага, перед сном проветриться.
      – А ты знаешь, чья это машина?
      – Без понятия, попросил подвезти, они и подвезли меня как левака.
      – Ага, а денег не взяли.
      – Да иди ты…
      – Ну-ну.
      – Гну-гну!
      – Так и должно быть, случайный пассажир.
      Спать я лег в самом наигнуснейшем состоянии.

* * *

      Утром вскочил от острой боли в плече и дикого вопля над ухом. Голодный кот требовал жратвы. И он получил, сначала по морде, а потом – замерзшей сарделькой по хребту. С грохотом он катал ее по всей кухне, а я стоял перед сложной дилеммой: либо сначала умыться, а потом выпить полстакана водки, либо наоборот. Получилось наоборот. Настроение улучшилось настолько, что в кипятке я разогрел кошачий харч.
      Телефон зазвонил резко и неожиданно.
      «Кто и когда успел его включить? Еще нет и десяти, обычно на эту процедуру уходит неделя. И кто заплатил?»
      В недоумении я снял трубку.
      – Константин Иванович?
      – Да.
      – Доброе утро, Семушкин беспокоит, помните такого?
      – Конечно же, Владимир Яковлевич.
      Перед глазами сразу всплыло одутловатое, бесформенное лицо не слишком чистоплотного адвоката.
      – Надеюсь, не разбудил вас?
      – Нет, меня разбудили до вас.
      – Вы позволите мне подняться к вам?
      – Зачем?
      – Я защищаю одного гражданина и в некотором роде своего начальника. Есть несколько моментов, где ваша помощь была бы желательна, за хорошую оплату, разумеется.
      – Заходите. Откуда вы знаете мой адрес? – едва он вошел, спросил я.
      – Помилуйте, Константин Иванович, вы становитесь нашей знаменитостью. Гончарова знает не только правоохранительный и криминальный мир, но и досужие кумушки, и дети дошкольного возраста. Вы позволите мне пройти?
      Бегающие его глазки уже из передней прошарили всю квартиру, и он понял, что кабинетом мне служит кухня. Туда он и направился, бережно прижимая к груди старый кожаный портфель. Почему-то все входящие всегда садятся на мое личное, хозяйское место. Этот червяк тоже уселся на мой стул, обнюхал только что опорожненный стакан и укоризненно затряс бурлами.
      – Ай-я-яй, Константин Иванович, негоже с утра-то, десяти еще нет, вы бы уж как-то после обеда, а то… С вашими-то мозгами да с вашей хваткой можно миллионером стать.
      – Или получить пулю в лоб.
      – Увы, такая наша работа.
      – Моя, но не ваша.
      – Согласен, согласен отчасти.
      – Что вам нужно? Если вы пришли наставлять меня на путь истинный, то уходите, я буду завтракать.
      – А вы завтракайте, не обращайте на меня внимания. Кушайте, а я тем временем сообщу вам некоторую информацию.
      – Сообщайте, только покороче.
      – Обязательно. Проживает в нашем городе некий гражданин Поляков Владимир Петрович…
      – Местный авторитет по кличке Длинный Вован, крутой мафиози и миллионер, – уточнил я.
      – Ну зачем вы так сразу. Он мой клиент и просит защиты.
      – Вот и защищайте его хоть собственным задом, а меня увольте. Аудиенция окончена. Всего доброго.
      – Выслушайте меня, дело совершенно иного окраса, чем вы думаете, а потом, вот…
      Короткими пухлыми пальчиками с плоскими ногтями он извлек из портфеля какую-то гербовую бумажку с печатями и подвинул ее мне.
      – Это справка-счет на автомобиль 2109, который сейчас стоит под вашими окнами. Стоит только вписать ваши данные, и автомобиль ваш.
      Невольно я взглянул в окно. Там стояло это чудо цвета «мокрый асфальт».
      – Рассказывайте, – неуверенно выдавил я, – жадность фраера сгубила.
      – Две с половиной недели назад, а точнее, первого августа, в пятницу, а еще точнее, в ночь на субботу, исчезает брат Владимира Петровича Геннадий Петрович. Последний раз его видели в ресторане «Будь как дома»…
      – Господи, да это же просто как куриное яйцо. Либо Длинный Гена кому-то задолжал и теперь скрывается, либо его замочила враждующая группировка. Неужели вам-то непонятно?
      Он согласно закивал и, не спрашивая, закурил сигарету.
      – Это и есть самый вероятный вариант, если бы не несколько «но».
      – Прокомментируйте.
      – Длинный Гена никому не был должен.
      – Значит, должны были ему. Он начал требовать долг, и от него избавились.
      – Нет. Долги взимают совершенно другие люди. И вообще, Гена Длинный в конторе Владимира Петровича не имел никакого веса. Так, нечто вроде мальчика на побегушках.
      – Значит, это предупреждение самому Вовану.
      – Когда предупреждают, то расстреливают на виду, в нашем случае труп Геннадия отсутствует вообще. Это первое, а второе – сейчас между группировками достигнуто официальное, задокументированное перемирие. А это, как вы понимаете, уже серьезно.
      – Значит, скрывается, возможно, по личным причинам.
      – И мне так казалось, но в этом случае Владимир Петрович был бы в курсе, однако он совершенно ничего не знает.
      – Что же вы полагаете? Я должен искать этого самого Длинного Гену?
      – Погодите, я не рассказал самого главного, из-за чего, собственно, сыр-бор.
      – Я весь внимание!
      – В ночь с шестого на седьмое ограблена квартира зубного техника Юшкевича, при этом сам он убит, причем зверски.
      – Как?
      – Палкой, колотушкой какой-то он изувечен так, что его череп напоминал раздавленное куриное яйцо.
      – Он жил один?
      – В тот момент один. Жена с дочерью, когда его месили, отдыхали на Капри.
      – Это имеет какое-то отношение к Геннадию Полякову?
      – Увы. Вся комната, где произошло убийство, залита кровью и заляпана отпечатками пальцев. Так же явно видны следы протектора башмаков.
      – И следы эти принадлежат?..
      – Да! Геннадию Петровичу Полякову.
      – Отлично. Вот вам и весь ответ.
      – Послушайте, Гончаров, не держите меня за идиота. Может быть, я несимпатичен вам, я многим неприятен, но в отсутствии профессионализма меня обвинить невозможно.
      И тут я был полностью с ним согласен. Преступника он видел насквозь, впрочем, как и следователя, как и прокурора. Острый мозг его на пять ходов опережал мысль обвинителя, а логика и хорошо подвешенный язык заставляли судей выносить аховые приговоры. Его побаивались, относились брезгливо и за глаза называли Блевако.
      – Нет, Владимир Яковлевич, чего-чего, а профессионализма у вас не отнять, но…
      – Никаких «но». Во-первых, поляковской группировке это гребаное грабленое зубное золото совершенно без надобности, своего хватает. Добытого, между прочим, относительно легальным путем. Во-вторых, разбой, грабеж и убийства посторонних граждан идут вразрез с их негласным уставом. И в-третьих, чего ради Гена Длинный отбивал зубника, как кореец пуделя перед съедением. У него довольно богатый арсенал оружия со всевозможными глушителями. Пук, и зубник тихонько ложится кверху копытами с минимальной потерей крови. Там же устроили целый мясокомбинат.
      – Будем считать, что я с вами согласен, убил не Геннадий.
      – Конечно. Если бы я в этом сомневался хоть на йоту, то, не обращаясь к вам, провел бы процесс сам и, возможно, его выиграл бы.
      – Не сомневаюсь. А виноватым оказался бы зубник, который по небрежности вместо гнилого зуба вытащил у убийцы всю челюсть.
      – Возможно. Но пойдем дальше.
      – Да, прощу вас. С вашего позволения? – Я опять нацедил себе полстакана.
      – Не пейте по утрам, это одурманивает мозг.
      – А по вечерам?
      – Не в такой степени.
      – Да вы, наверное, сами хотите, только лукавите.
      – Упаси Бог, ни в коей мере.
      – Никогда не бурчите под руку!
      – Совсем себя не жалеете, Гончаров.
      – Продолжайте, господин Плевако.
      – Десять дней тому назад в нашем городе проживал гражданин Крутько, собиратель старинных и золотых монет, словом, нумизмат.
      – А нынче он уехал?
      – На тот свет, аналогично зубнику, при помощи уже известной дубины.
      – Монеты исчезли?
      – Естественно.
      – И опять хозяин был один?
      – Нет, на сей раз убийце пришлось поработать вдвойне. Он просчитался. Хотя жена и отдыхала на югах, это не означало, что свято место пусто. В кроватку нумизмата заплыла рыбка, которая вынырнула из нее в самый неподходящий момент. В тот самый, когда хозяйские мозги весело летали по комнате. Ее, рыбьи, он вышиб тоже.
      – А соседи?
      – Как всегда – «Ничего не вижу, ничего не слышу…», но тем не менее кто-то из них утром сообщил в милицию о ночном скандале в квартире нумизмата. Кто? Большой вопрос.
      – А в первом случае?
      – То же самое, кто-то из соседей – из автомата, инкогнито.
      – Еще какие подробности?
      – Любопытная деталь. Дверь подъезда зубного техника открыта днем и ночью, оно и ясно. Юшкевич вел прием на дому, и то, что он ночью открыл дверь квартиры, тоже объяснимо. Иногда он принимал с острой зубной болью даже ночью. Так говорят соседи. Не имея на то права, он тем не менее классно драл гнилые зубы. Здесь все понятно. Второй случай несколько своеобразен. Дело в том, что входная подъездная дверь нумизмата Крутько закрыта постоянно, и у каждого жильца свой ключ.
      – Что из этого?
      – Часов с восьми вечера замок вдруг сломался, а как потом выяснилось: секретка и механизм были щедро залиты раствором цемента и клея «Момент». То есть акция была запланирована, подъездная дверь всю ночь оставалась открытой.
      – Допустим, но зачем нумизмат ночью открыл дверь незнакомцу, ведь взлома не было?
      – Взлома не было. А открыл он дверь либо соседу, либо хорошо знакомому человеку.
      – Который товарит его колотушкой по черепу.
      – Да, и к колотушку эту убийца, как и в первом случае, бросает на месте преступления.
      – И опять со следами и отпечатками Гениных пальчиков.
      – Вы правы абсолютно.
      – Абсолютный тут абсурд, господин Семушкин.
      – Я рад, что вы поняли это, господин Гончаров.
      – Какие действия предпринимают органы?
      – Самые примитивные. Насели на Владимира Петровича и требуют с него брата. Если бы все было так, как они думают, уж мы бы нашли ходы и выходы. Но Геннадий действительно исчез.
      – Кстати – как, поподробнее можно?
      – Вы не возражаете, если вам об этом расскажет очевидец?
      – Кто?
      – Сам Владимир Петрович.
      – Хорошо.
      Вытащив из портфеля пейджер, он отправил сообщение хозяину. Через пару минут в дверь позвонили.
      – Открывайте, – разрешил я, – только пусть войдет один, без свиты.
      – Хорошо.
      Вчерашняя долговязая фигура с окладистой бородкой, помаячив на пороге, двинулась на кухню. Одет он был в униформу: малиновый пиджак и зеленые брюки, на жестком белом воротнике сорочки распласталась черная бабочка, наколотая золотой булавкой.
      – Ну ты че, Яковлевич, перетер?
      – Да, Владимир Петрович, я ввел Константина Ивановича в суть дела.
      – Ну и че? – Это уже относилось ко мне.
      – Да ниче, – в тон ему ответил я. – У нас в деревне здоровкаются, даже когда идут до ветру.
      – А-а-а, извиняюсь, здорово, Иваныч.
      Он протянул длинную, костлявую, как смерть, руку.
      – А по утрам водку пьют только аристократы…
      – И дегенераты, – закончил я, подвигая ему полный стакан.
      Хорошо, что он был туп, как жираф, не то бы непременно обиделся.
      – Че звали-то, какие проблемы? – отодвигая стакан, спросил он.
      – У меня проблем нет, насколько я знаю, они есть у вас.
      – Ну да, ты с Яковлевичем договорился?
      – Нет, а если будете тыкать, не договоримся вообще.
      – Да ладно тебе, мужик.
      – Это мое условие.
      – Базара нет. «Вы» так «вы». Только не обижайтесь, если иногда забуду, я всех на «ты» зову.
      – Ладно расскажи, когда, где и как ты в последний раз видел брата.
      – Первого августа в кабаке «Будь как дома». А как видел? Да как вас сейчас. Мы туда вечером завалили. Я, Генка и еще две телки.
      – Какие?
      – Из нашей фирмы, Настя и Белка. У нее какой-то праздник был – то ли день рождения отца, то ли день его смерти. Посидели, отдохнули, хотели уже к Насте сваливать. У нее дача недалеко. Только смотрю, Тузика все нет и нет.
      – Кто такой Тузик?
      – Водила мой. Он привез нас и отпросился на пару часов, по своим делам. Я не против, когда дел нет. Сидим, ждем, пьем коньяк, шампанское. Мы-то в норме, а Генку повело, он с бодуна был. Начал девкам юбки задирать, трусы стаскивать. Я его вывел на свежий воздух, чтоб отошел немного, а сам вернулся в кабак.
      – Как ты его оставил? Кто был с ним рядом?
      – На пенек его посадил. Там пеньки такие, вроде стульев, а посередине большой пень, вместо стола. А вокруг никого не было, кроме Ленькиного джипа.
      – А в зале много народу? Знакомые были?
      – Откуда там много народу? Весь зал как твоя квартира. Шесть или восемь столиков. Кроме Ленькиной компании да нас, никого и не было.
      – В каких вы отношениях?
      – С кем? С Ленькой? Да ни в каких. У него свой бизнес, у меня свой.
      – Какой бизнес у него?
      – Шмотки из Турции подгоняет.
      – Он не мог пойти на ограбление?
      – Зачем, у него всего хватает. Две квартиры, дача, джип и «мерс». Стадо телок из двадцати продавщиц. Нет, не туда, начальник, клонишь, не в ту степь.
      – Может, были еще посторонние, незнакомые?
      – А туда посторонних не пускают, только проверенных, солидных клиентов.
      – А вы каким бизнесом занимаетесь?
      – Не боись, легальным, автозапчасти по России расталкиваем. Документы в порядке. Заполняю, что ли? – кивнул он на справку-счет.
      – Да! – согласился я, потому что какая-то зацепочка у меня появилась.
      – Давай, Яковлевич, оформляй, а то милиция меня с этим Генкой затрахала.
      – Подождите, – остановил я, – оговорим условия.
      – Какие еще условия?
      – Если я нахожу вашего брата, но он мертв?
      – Оставляешь «девятку» себе.
      – Если он жив?
      – Получаешь еще одну.
      – Если после месяца работы я не нахожу ничего и никого?
      – Если мне скажут, что ты действительно работал, то отдаю тебе прошлогоднюю «семерку».
      – И кто же тебе скажет?
      – Ты знаешь сам, и не думай, что я тупой и не заметил, как ты назвал меня дегенератом. Пользуйся. – Он пододвинул ко мне справку-счет и ключи. – Техпаспорт получишь сам. Пойдем, Яковлевич.
      Они ушли, оставив мне тревогу, неуверенность и новенькую «девятку». Но пока она мне была без надобности. Пока мне нужен был приличный, вусмерть измазанный и мятый костюм интеллигентного бомжа.
      Отгоняя машину на стоянку, я твердо решил, что прошлогодняя «семерка» мне не нужна.
      По телефону-автомату через 09 я попытался выяснить телефон Крутько. После секундного замешательства справочная девочка испуганно ответила, что такой фамилии у них не значится. Все верно! Значит, он на собачке у моих бывших коллег, а связываться с ними не хотелось. Если Юрка уже не раззвонил, какой гость был у меня сегодня, то пока проявляться не стоит.
      Легко и просто его адрес я узнал через общество нумизматов. Гражданин Крутько Александр Алексеевич проживал по улице Космонавтов в пятиэтажном «хрущевском» доме на втором этаже в третьем подъезде. Возле него, в кусточках, я и расположился. Неторопливо разрезал соленый огурец, разломил булку и, как приманку, на видном месте поставил чуть начатую бутылку.
      Время шло, но поплавок оставался неподвижным. Такое со мной случалось впервые. Куда же подевались мои родные разговорчивые свидетели-алкаши? Прошел час, и никто не тронул моей наживки. А в довершение к моему невезению чумазый шестилетний карапуз приволок в кусты картонную коробку из-под телевизора и заявил:
      – Ты, дядька-алкас, уходи отсюда! Мы с Натаской сисяс иглать будем.
      – Играйте на здоровье.
      – А ты месаес. Посол вон! Пьянь подзаболная!
      На всякий случай, избегая конфронтации, я перебазировался на скамейку возле самого подъезда. Меня никто не замечал. Похмельные мужики проходили мимо, торопясь по своим сакраментальным делам. Одному я даже кивнул и показал на бутылку, но он отрицательно затряс нечесаной башкой.
      А детская игра в кустах меж тем разгоралась, поневоле я прислушался.
      – Где деньги? – звенел девчоночий голосок. – Опять пропил, ирод. Навязался на мою душу, чтоб ты сдох.
      – Сто ты на меня орес? Лахудла! Ну выпил суть-суть! Слазу слать надо?
      – Убирайся, где был. Иди к своей шлюхе.
      – Заткнись, убью, сука!
      Послышалось что-то похожее на шлепки. Они становились все громче и явственней. Взахлеб заверещала девчонка.
      – Убью суку, завалю, как дядю Сасу, – входил в роль карапуз.
      – А-а-а, я всем расскажу! Всем расскажу!
      – Что ты рассказес?
      – Как ты в замок кашу напихал! Все расскажу.
      Опять послышались удары и громкий взаправдашний Наташкин рев. Я понял, что нужно вмешаться. Отогнув кусты, я за шиворот вытащил вредного карапуза. Теперь заверещал он, а из окна третьего этажа на меня посыпался отборный мат на вид благообразной старушки, видимо карапузовской бабушки. А его мамаша уже старательно охаживала меня ковровой выбивалкой.
      – Чтоб вы все посдыхали, алкаши чертовы, жизни от вас нет. Мама! – заорала она старухе. – Вызывай милицию, чуть ребенка не убил. Погоди у меня, упрячу я тебя лет на пять, может, поумнеешь.
      – В чем дело, гражданка?
      Сивый парень в спортивном костюме показал милицейское удостоверение. Минуту назад он сидел на скамейке противоположного дома. Какой же я лопух, за домом слежка. И алкаши это прекрасно знали, потому и не заглотили моего живца. А я-то!… Глупеем, Гончаров, глупеем.
      – Арестуйте его, товарищ милиционер, – визжала между тем баба, – он сына моего чуть не убил.
      – Неправда, гражданка, он лишь оттащил его от девочки, которую ваш сын избивал всерьез.
      – Да вы ничего не знаете!
      – Я наблюдаю за ними давно. Гражданин, ваши документы.
      – Отойдем, сержант, – буркнул я.
      – Отойдем, только бутылочку с собой прихватите, придется составить акт.
      С бутылкой, нарезанным огурцом, в грязном костюме, я шкандыбал впереди сержанта, проклиная себя за глупость и легкомыслие.
      – Ваши документы, – дойдя до середины двора, потребовал мент.
      – У меня их нет.
      – Вот и отлично, сейчас бригаду вызовем, и до выяснения…
      Из-под мышки он вытащил рацию.
      – Погоди, сержант, две минуты.
      – Ну?
      Я начал снимать стоптанный башмак. Заинтересованный, он оставил рацию в покое.
      – Что вы здесь делали?
      – Наверное, то же, что и ты.
      Из-под стельки башмака я извлек ламинированную лицензию, кстати, не продленную, а значит, и не действительную. Он старательно сверил фото с моей образиной, а на срок годности внимания не обратил.
      – Гончаров? Это вы и есть? Много о вас слышал, но почему такой костюм, водка? Вы же бывший офицер, должны себя держать в рамках.
      – Сержант, когда идут на охоту, не обязательно надевать смокинг.
      – Я понял. Вы свободны, но доложить о вашем визите сюда я обязан.
      – Ничего не имею против. Только просьба, сержант, там плачет девочка. Вот вам деньги, сходите и купите какую-нибудь шоколадку. А я тем временем постараюсь ее успокоить. Видно, до нее нет никому дела.
      – Я на посту.
      – Тогда успокойте ее вы, а я сбегаю в «комок».
      Очевидно, в подобного рода делах сержант был неискушен, потому что после минутного замешательства решился на первый вариант.
      – Только вы посматривайте за подъездом.
      – Я для этого сюда и пришел.
      Раздвинув кусты, я увидел ее. Забившись в угол картонной коробки, девочка горестно всхлипывала.
      – Наташка, здорово, чего ревешь?
      – Сла-а-вик побил. Он злой, он скотина, чтоб он сдох.
      – Ну зачем же так сразу, а где мама?
      – На работе, а папанька спит, с утра напился пьяным и спит.
      – Ну ничего, сейчас дядя милиционер принесет тебе шоколадку.
      – Мент поганый? – с ходу спросила она.
      Я обалдел:
      – Почему же поганый?
      – Папанька всегда так говорит. А еще говорит – мусор поганый.
      – Твой папа говорит плохо. А что за кашу пихал в замок тот мальчик, Славик?
      – А это не он пихал, он только смотрел, а кашу из клизмы в замок выдавливал Сережа.
      – Какой Сережа?
      – Который газеты носит. Он думал, что мы не видим его, а мы со Славкой все видели и клизму потом взяли, когда он ее выбросил.
      – А где она?
      – Клизма? У меня в сумке.
      – Подари ее мне.
      – Не могу. Я дежурная медсестра.
      – Ну и отлично. Я тебе дам денег на две новые клизмы. Мединструмент всегда должен быть новым. Держи. – Я протянул ей десятку и взамен получил грязно-желтую грушу с отбитым пластмассовым наконечником. Наташкин потенциальный пациент был бы только рад нашей сделке.
      – А что это вы с клизмой делаете, гражданин Гончаров? – резко и подозрительно спросил склонившийся над нами сержант.
      – Играем, – глупо ответил я.
      – Ага, играем, – поддержала меня семилетняя бестия, крепко зажав в кулачке десятку. – Я сейчас дяденьке буду промывать кишечник.
      – Вот как, – задумчиво протянул сержант. – На, девочка, держи свой шоколад, а с незнакомыми дяденьками больше не играй, хорошо?
      – Хорошо.
      – А вам бы, Гончаров, лучше уйти отсюда подобру-поздорову. Не нравится мне это. Попахивает чем-то.
      – Поменяйте носки.
      – Что?
      – Сдачу оставьте себе, – уже в арке ответил я.
      Отлично, везет же дуракам. С первого же раза и в яблочко. Жаль только одного: потери статуса инкогнито. Сержант накрыл меня сразу. Я уверен на все сто, что обо мне он доложит в первую очередь. И про девочку, и про шоколадку, и про клизму конечно же не забудет. Ну и черт с ним. Главное, начало положено. Я ухватил за хвостик какую-то мышку. К какой крысе она меня приведет, это уже вопрос.
      В ближайшем почтовом отделении я нашел начальницу, унылую и сутулую, как жизнь старой девы.
      – Добрый день, – приветливо поздоровался я.
      – Что вам нужно? – бесцветно спросила она.
      – Почтальон по имени Сергей.
      – Он на сортировке, подождите.
      – А может быть, я сам…
      – Посторонним вход воспрещен, – бесстрастно и бескомпромиссно проговорила она, ни единым мускулом при этом не шевельнув.
      Разбитной приблатненный пацанчик лет четырнадцати появился через десять минут. За собой он тащил сумку на колесиках, беременную разнообразной прессой.
      – Пойди сюда, голубок, – грязно улыбаясь, поманил я его пальчиком. По тому, как он съежился, я понял, что взял в разговоре нужную тональность.
      – Что тебе? – немного осмелев и обнаглев, подошел он ко мне, вихляясь. Ухватив парня за нос, я пригнул его к земле. Он загундосил, то ли жалуясь, то ли возмущаясь.
      – Ты зачем замок испортил, гаденыш?
      – Какой замок? Отпусти.
      Отпустив сопливую носопырку, я ухватил малого за ухо и, медленно выворачивая, ласково спросил:
      – Ты не знаешь какой?
      – Не знаю. Отстань, больно.
      – А будет еще больней, в камере всегда больней. Есть у нас сержант, дядя Коля, он любит делать больно плохим мальчикам. Сейчас пойдем к нему.
      – Не надо, – захлюпал мальчишка.
      – Тогда рассказывай, зачем испортил замок.
      – Я ничего не знаю.
      – Тогда пойдем. Дядя Коля тебя ждет не дождется. Колись, говнюк.
      – Это не я. Я ничего не знаю.
      – Кто знает?
      – Не знаю!
      – А этот клистир тоже не твой?
      – Не мой.
      – Только отпечатки пальцев на нем твои, усек, шелудивый? А в остальном с тобой разберутся в камере предварительного заключения. Может, девочку из тебя сделают. И выйдешь ты оттуда уже не Сергеем, а какой-нибудь Снежаной или Серафимой. Тебе как больше нравится?
      – Никак, я все скажу, отпусти ухо.
      Все-таки никудышный я психолог. Поверив ему, я отпустил ухо. Подскочив козлом, он еще в воздухе заработал ногами и задал бешеного стрекача. Гнаться за ним было бесполезно. «Ну да ничего, – успокоил я себя. – Не сегодня так завтра проявится, а ночью я наведаюсь к нему домой. С чисто превентивной целью».
      На сегодня – все. Недовольный собой, я отправился к родному очагу и вечно голодному коту.