- Дай мне его сюда. Быстро, не мни задницу.
      - Перестань сквернословить, мой отец бы тебя выпорол.
      - Мой тоже. Давай быстро!
      Отвернувшись, она захрустела бумагой в лифчике. Она, видимо, считала, что лучшего тайника не сыскать.
      - Вот, только осторожно. - Она протянула мне конверт с воззванием "Слава Вооруженным Силам СССР", изготовленный на Ряжской фабрике Гознака в 1988 году. На стандартном листе хорошей писчей бумаги жирной шариковой ручкой синего цвета было написано:
      "Евдокия! Я решил полностью изменить свой образ жизни. Спасибо тем людям, что увезли меня от мирской суеты. Меня не ищите. Будет нужно - найду сам. Хочу наладить гончарное дело. Жалко, нет специалиста. Без него трудно. Учиться не у кого. Письмо сожги, никому не показывай.
      Целую, твой Федор".
      - Прямо как из "Двенадцати стульев", - невесело усмехнулся я. - Ты не нашла ничего странного в этом письме?
      - Нет.
      - Это его почерк?
      - Конечно. Никаких сомнений тут быть не может.
      - Федор попал в беду, и его необходимо выручать!
      - Почему ты так решил?
      - Евдокия, сколько лет ты прожила с Федором?
      - Он старше меня на девять лет. Мне было шесть, когда он убежал из дому в ваши края, к двоюродной тетке. Значит, его я знаю два года в детстве и последние пять - сейчас.
      - Ты можешь объяснить, откуда у него вдруг появилась этакая тяга к глине?
      - Нет, сколько я помню, ему всегда было начихать, из какой посуды он ест и пьет.
      - Да, элегантный Федя - и вдруг глина, грязь... Почему вдруг в сорок четыре года в нем проснулся ваятель?
      - Не знаю.
      - А мое фамилие тебе известно?
      - Нет.
      - Ты что, не смотрела мои документы?
      - Нет, это некрасиво. Мне было достаточно твоего имени.
      - А фамилие мое - Гончаров. Улавливаешь связь фамилии с письмом?
      В сумрачной комнате было видно, как побелела Евдокия.
      - Господи, он же просит помощи!
      - Мне тоже кажется. Теперь будь добра, ответь мне на несколько вопросов, только не ври.
      - Я еще никогда не врала, - глаза ее гневно и осуждающе, в упор уставились на меня, - я могу смолчать, могу ответить, что ничего не скажу, но врать никогда не врала.
      - Извини! Почему Федор в шестнадцать лет убежал из дому?
      - Он осквернил иконы, наклеил на них срамных женщин. Отец сильно избил его. Он ушел в тайгу. Мать с трудом нашла его, привела в дом, но отец не пустил. Тогда мама дала ему денег и отправила к сестре. Она тоже была геологом, часто залетала в наши места и Федю любила. Это был лучший выход. Отец его не простил даже перед смертью. А мать все время плакала, хотела его повидать, но отец не позволял даже этого. Так и умерла, не повидав его.
      - Евдокия, что сказал Дмитрий по поводу письма?
      - Ничего. Он не знает о нем.
      - То есть ты хочешь сказать, что скрыла от него письмо отца?
      - Да, но откуда ты узнал, что Федор его отец?
      - Догадался сам, он очень похож на семнадцатилетнего отца.
      - Я тоже догадалась сама. Так-то мне никто ничего не говорил.
      - Когда я смогу увидеть его?
      - Он навещал тебя каждый день, думаю, не пропустит и сегодня. Полежи десять минут, я тебе бульон разогрею, с курой.
      - Буду весьма обязан, леди! Да не красней, хороша девочка! Иди, а то сейчас завалю.
      Наконец-то после двухнедельного тумана я начал что-то понимать. Как я не допер до этого раньше! Нет, наверное, смутные подозрения были, но понадобилось десять дней пролежать в горячке, испражняясь под себя, видя всякие мерзопакостные бредовые сны... А потом получить от Федора письмо-сигнал. Боже мой, тупеешь ты, Гончаров, не по дням, а по часам. Вроде бы и бьют тебя перманентно и качественно, один черт, не помогает. Но теперь-то я кое-что знаю, и это дает мне право сузить круг опроса.
      - Вот, Костя, выпей, - протянула миску Евдокия, - я туда белого мяса нащипала. Так мне мать Феодосия велела.
      - О-о-о, а она что, гастроэнтеролог?
      - Нет, она акушер, и тоже с образованием.
      - Все, я молчу, задавленный монастырским интеллектом. Евдокия, у тебя есть какой-нибудь надежный мент, из старослуживых? Который лишнего не болтает?
      - Есть, сосед дядя Саша, но он уже на пенсии.
      - Еще лучше. Позови-ка его, да устрой нам штоф самогонки.
      - У меня нет, но я попрошу у соседей. А может, просто водки купить? Мне неудобно к соседям...
      - Господи, какая разница! Водка даже лучше.
      - Но тебе, наверное, нельзя.
      - Пусть так, для видимости стоит, может, твой сосед пожелает.
      - Дядя Саша? Не сомневаюсь.
      Она ушла, я же, доев бульон с нащипанным мясом, задумался, вновь и вновь прокручивая свою новую версию, пытаясь сам отыскать ее слабые места. Кажется, их не было, все складывалось четко и точно. Теоретически версия выглядела безукоризненно, не хватало только сущего пустяка, реальных фактов, но я интуитивно чувствовал: они появятся. Интересно, что нашел Дмитрий в той железной коробке?
      Стук в дверь отвлек меня от моих гипотетических схем.
      - Войдите! - крикнул я, запоздало подумав, что в случае чего защититься мне нечем.
      - Уже вошел.
      На пороге появился толстяк в мятой милицейской форме без погон. Мне показалось, что ожил герой бессмертного произведения Ярослава Гашека, Швейк.
      - Кому это я понадобился? - строго спросил он, подозрительно принюхиваясь и присматриваясь. - Вы кто такой? Ваши документы, пожалуйста.
      - Не знаю, где они, - едва сдерживая улыбку, ответил я. - Вернется Евдокия - и вы непременно ознакомитесь с ними. Присаживайтесь, будьте любезны. Вас зовут дядя Саша?
      - Никак нет, младший лейтенант Сурок Александр Петрович.
      - Очень приятно, Александр Петрович, это, наверное, вам Людвиг Бетховен посвятил целую пьесу.
      - Так точно, и еще "Аппассионату" и оперу "Фиделио".
      - Да, старик знал, кому что посвящать. Меня зовут Костя.
      - У меня был один знакомый, его тоже звали Костя, так он приспособился к этой жизни тем, что ловил бродячих собак и...
      - ...И продавал их за породистых. Отлично!
      Мы оба захохотали, и я понял, что общий язык найден. Тут очень кстати вернулась Евдокия. К моей кровати она подтащила журнальный столик. Незаметно я ущипнул ее за ляжку. Одного ее взгляда хватило, чтобы мне стало по-пионерски стыдно.
      - Дядя Саша, присаживайтесь к столу, сейчас накрою. Гость вот у меня, Димин знакомый, заболел немного.
      - Евдокия, принеси, пожалуйста, мои документы, товарищ лейтенант хотел бы удостовериться.
      - Хорошо, Костя.
      Тугие жесткие ягодицы под плотной черной юбкой задвигались в такт движению, и мне захотелось забыть о своей дистрофичной немощи.
      - Ладно, Евдокия, отставить, в твой дом плохой не зайдет. Если ты его приняла, значит, все в порядке. Слушаю тебя, Константин.
      - Не знаю, с чего начать... Александр Петрович, вы давно работаете в милиции?
      - Работал, уже два года как на пенсию турнули. Коренным жителям места освобождают. Но я ведь тоже коренной, родился здесь, в РОВД с семидесятого года, сразу после армии. Обидно.
      - В вашей практике бывали случаи пропажи людей?
      - А как же, с десяток наберется.
      - Кто пропадал: дети, взрослые, мужчины, женщины?
      - Я понял, куда ты гнешь. Дай-ка все же ксиву, гляну одним глазком, вопрос-то серьезный. Думаю, ты хочешь увязать все это с Федей. Я прав?
      - Абсолютно!
      И снова очень к месту в комнату вплыла моя русская красавица, с полным подносом сибирских угощений.
      - О, извиняюсь, коллега. - Выпятив толстую нижнюю губу, Сурок изучал мою лицензию. - Вопросов нет. На чем мы остановились? На пропажах, да. Кто исчезал. Да все подряд! И дети, и женщины, и мужчины. Но дети, как правило, находились, а вот взрослые пропадали навсегда. Иногда родные получали от них весточку о том, что они живы и здоровы, но на этом дело и кончалось. Часто семьи получали крупные суммы денег от имени пропавших. Вот и все, что я могу сказать. Лично я этими делами не занимался. Но случаи были, и повторяю: за двадцать пять лет около десяти пропавших, двоих потом нашли. Утопленников. Они не в счет, но и восемь человек - тоже немало. Это только по моему району.
      - Но и не много, - заметил я, разливая водку.
      - Я говорю только о тех, что не вернулись, и тела их не были найдены. Моя информация вам поможет?
      - Она уже помогла. Выпьем за здоровье Федора!
      - Дай-то Бог, чтобы оно так!
      Опьянел я моментом. Александр Петрович честно допил бутылку и, уходя, обещал помощь, если таковая мне потребуется.
      - Евдокия, - позвал я хозяйку, едва она проводила бравого Швейка.
      - Аиньки? - тут же отозвалась она.
      - Я сейчас захраплю. Не могу, глаза закрываются.
      - Это хорошо, значит, выздоравливаешь.
      - Когда приедет Дима, обязательно меня будите, кажется, я знаю, где находится твой брат.
      - Ладно-ладно, спи, Господь с тобой...
      Помню влажный поцелуй, запах ее тела и глубокий сон, без сновидений и кошмаров.
      Я понимал, что меня будят, причем будят давно и безуспешно. Выздоравливающее тело требовало сна. Лишь с третьей попытки мое пробуждение состоялось. Напротив на стуле сидел Дима, пахнущий морозной и свежей улицей.
      - Извините, Константин Иванович, я бы не стал, но вы сами велели вас разбудить.
      - Да, да, Дима. Во-первых, спасибо тебе за мое воскрешение. Во-вторых, что ты нашел в той коробке? В-третьих, что с Вассаровым, а в-четвертых, какая ситуация сложилась на сегодняшний день?
      - В коробке лежали двадцать тысяч баксов и два письма моей покойной матери. В планшетке, что я забрал у Эрнста, ничего интересного нет, я имею в виду ни профилей, ни разрезов к той карте нет. Для меня этот участок по-прежнему висит в воздухе.
      Что касается Вассарова, он по-прежнему находится на перевоспитании. Ловит крыс и матерится. Заставил его написать письмо на имя Гнедых о том, что он срочно уехал к матери, не успев предупредить. Гнедых письмо уже получил, и контора успокоилась. Они уже решили, что всех их потихоньку будут красть. К Вассарову я езжу каждый день, кидаю ему жратву, выпивку и сигареты. Кажется, скоро ему не захочется оттуда вылезать. Он искренне обрадовался, что вы остались живы. И вот что главное. Вассаров проводил негласное расследование и уверен, что к похищению отца контора не причастна.
      - Я это уже знаю, но лишнее подтверждение только укрепляет наши позиции.
      - Откуда вы можете знать?
      - Додумался. Как себя ведет Маргарита?
      - Очень довольна! Когда увидела трупы тех мужиков, ее истязателей, чуть от радости не описалась. Даже забыла о пропаже двадцати тысяч баксов.
      - Она о них и не знала.
      - Почему вы так думаете?
      - Ее рука так глубоко пролезть не может. Это первое, а второе секретка была сделана втайне от нее. Иначе отец не положил бы туда письма твоей матери. Правильно?
      - Правильно, но...
      - ...Все. Где карта?
      - Она в этом доме, я побоялся оставить в сейфе. Притащил и спрятал. Тетка не знает.
      - Молодец, нечего сказать! Карту спас, а тетку мог подставить под нож. Мудак.
      - Но я... Я не хотел... я...
      - Заткнись, тащи ее сюда.
      - Евдокия, иди сюда.
      - Да не тетку, карту тащи. Мудак в квадрате. А тетку пока отошли за водкой.
      - У меня в машине есть.
      - О Боже!.. Не нужна мне водка, Дима, теперь уже в кубе то же самое на "м", отошли Евдокию!
      Через десять минут он вернулся белый, с выпученными глазами и открытым ртом.
      - Карты нет!
      - То есть?
      - Нет карты!
      - Объясни толком.
      - Карты нет.
      - Да где же она, черт возьми!
      - Ее сжевала коза, вот кусочек оставила, пойду зарежу, может, из желудка вытащу.
      - Подожди, пока она ее в гранулах выдаст. Нет, Дима, "мудак" - это для тебя слишком лестный комплимент, ты его не заслуживаешь. Ты просто дебильный кретин, назначенный начальником из-за папочкиной близорукости! Иди, неси свою водку. Я не могу видеть тебя. Все к чертовой матери, псу под хвост.
      - Козе.
      - Пошел вон, придурок, убирайся, приедешь завтра. Но учти, что шансы найти отца уменьшаются с каждым днем. Ты долго ее рассматривал?
      - Раз десять прикидывал. Пытался накладывать на уже известные планы.
      - Постарайся восстановить по памяти.
      - Господи, Константин Иванович, я действительно идиот! У меня же есть калька, я снял ее для наложения. Какой кретин! Мог ведь забыть...
      - Не буду тебя в этом разубеждать. Где она?
      - На участке, в сейфе.
      - Быстро мотай туда и чтоб к утру был обратно! И без коз, пожалуйста. И еще, захвати с собой Вассарова, только присматривай за ним. Попроси соседа, чтоб съездил с тобой для страховки.
      - Да зачем он нам?
      - С тем делом, что я задумал, нам одним не справиться, нужны профессионалы, а Вассаров как раз таковым и является, пятерых стоит. Катись, отцовская ошибка. С Вассаровым осторожнее.
      Нет, определенно, нормальный сон действует благодатно не только на нервную систему, но и на общий тонус. Это я понял, как только увидел Евдокию. Ничего не подозревая, она поставила передо мной бутылку водки и как была в плаще, так подо мной в нем и оказалась.
      - Костя, да что ты делаешь, дурак.
      - Ничего, еще раз добросовестно помолимся за нас.
      - Мне придется молиться дважды, - довольно констатировала она, вставая.
      - Еще не вечер!
      - Лучше скажи - еще не утро. Три часа ночи. Как легкое?
      - Нормально, дай сигарету.
      - Вот этого ты не получишь, даже если заставишь меня обратиться к Богу еще пять раз. Куда это Димка так рванул? Чуть было меня на повороте не сшиб, да еще с каким-то мужичком.
      - Его твоя коза подвела. Жрет что попало, совсем взбесилась.
      - Какая коза, Константин, о чем ты? Куда он поехал? Меня отослал, а сам...
      - Дашь сигарету, скажу.
      - Не дам, во-первых, тебе нельзя, а во-вторых, нечего избу поганить. И так вон водку тут пьете.
      - Ладно, дай одеться, на воздух выйду.
      - Нельзя тебе, там температура минусовая.
      - Да отстань ты, здоров я. Всего на пять минут.
      Замечательна сибирская осень. Воздух чист и прозрачен, словно черный агат. Но долго оставаться нельзя. Все-таки легкое повреждено. Сигарету я закуриваю в сенях, здесь немного потеплее. После пятой затяжки я уплываю. С трудом держась на ногах, по стеночке, по стеночке вваливаюсь в дом. Тут же меня подхватывают сильные руки Евдокии и усаживают на стул.
      - Ну что, накурился, наркоман? Как это вы добровольно всасываете в себя эту гадость? Отродясь народ не курил. Надо же было Петру завезти в страну эдакую отраву. Черт усатый!..
      - Ты Петру пятки целовать должна! Если б не он, то от вашей веры остались бы одни воспоминания. И вообще, ложись в койку.
      * * *
      Они подъехали, когда муть просветлевшего окна подсказывала мне, что пришло время выпить. Евдокия, торопливо накинув халат, побежала в свою опочивальню расправлять койку, а я, натянув штаны, уселся в ожидании.
      Через открытую дверь мне было видно, как первым ввалился Вассаров немытый, небритый, грязный и злой, как лесной вепрь. За ним вплотную, с пистолетом в рукаве шел бравый лейтенант Сурок.
      - Куда его, Евдокия? - спросил конвоир. - Принимай гостей.
      - Господи, да что вы все, с ума посходили, человека наручниками сковали. Присаживайтесь, Георгий Георгиевич, кушать будете?
      - Буду, твои орлы меня чуть было в яме не сгноили. Как собаке сверху куски хлеба бросали.
      - ...И мясо, и сало, и водку, и сигареты, - пунктуально перечислил вошедший Дмитрий и сразу направился ко мне: - Вот, привез.
      Передо мной лег прозрачный лист с контурами знакомой карты. В принципе я ее помнил, но лишний раз проверить не мешало. Да, то, о чем я думал, подтверждалось. Посередине плана находилась окружность, обведенная зубчиками, наподобие шестеренки с крестом внутри. Рядом протекала река.
      - Что это, Дима? - ткнул я пальцем в окружность.
      - Обычно так обозначается месторождение. Точнее, его самая насыщенная часть, а в центре ставится крест.
      - Я тоже так думаю, а что ты можешь сказать о зубцах по периферии? Как вы их истолковываете?
      - Не знаю, возможно, Иконников просто хотел подчеркнуть важность объекта.
      - Нет, Дима. Мне кажется, это изображен скит, именно отсюда Иконников отправлялся в последний путь. И, как мне думается, здесь сейчас находится и твой отец.
      - Если он еще жив, если не приплывет к нам так же, как Сергей Константинович...
      - Успокойся, он жив, по крайней мере, был жив еще двадцать пятого. Твоя очаровательная тетка получила от него письмо.
      - Что-о? Где? Вот стерва - и ничего мне не сказала!
      - Она же не знает, что ты его сын.
      - Да знает она обо всем прекрасно! Давно поняла, притворяется только. Где письмо? У вас?
      - У меня, читай.
      Пока он читал-перечитывал отцовское послание, я занялся очень важным делом. Наполнил два стаканчика и, расчленив холодную курицу, предложил выпить за здоровье хозяйки.
      - Ну-ну, - ехидно протянул Гранин, глядя куда-то за мою спину, - а может быть, за ваше здоровье?
      Незаметно скосив глаз, я заметил тот предмет, что вызвал у Дмитрия такую неадекватную реакцию. Это оказались обычные дамские рейтузы, правда приличного размера, и висели они на спинке моей кровати. Глазастый у Евдокии племянничек.
      - Ну, что скажешь? - облизав косточку, поинтересовался я.
      - Что? Искать надо, мужиков собирать.
      - А не лучше ли с вертолета сначала посмотреть?
      - Нет, Константин Иванович, бесполезно, они так научились прятать свои скиты, что рядом-то будешь проходить - не заметишь.
      - То рядом, а то сверху?
      - Все закрыто кронами кедрача и пихты. Нет, нужно идти самим.
      - Так тебе дорога известна?
      - Нет, но нужно двигаться вверх по Лебедю и исследовать каждый его, может быть пересохший, приток. Иного выхода я не нахожу. Километров сорок можно проехать на машине. Там есть леспромхоз. Попросим лошадей. У них с десяток еще наберется.
      - Какова общая протяженность Лебедя?
      - Километров триста - триста пятьдесят.
      - Шутишь?
      - К сожалению, нет.
      - Дима, с вертолета ты можешь увидеть если не скит, то общую картину местности. Изгибы реки и ее притоков. Возможно, это даст отправной толчок, поможет сузить круг поисков. Рыскать по трехсоткилометровой реке, не зная, где находится нужный приток, просто абсурд.
      - Может, потолковать со старообрядцами, они подскажут?
      - Дима, я здесь всего-то пятнадцать дней, но уже понял, что от них мы не добьемся ничего. И ты это знаешь лучше меня. Зови Вассарова, он ведь давно работает в этих местах?
      - С начала перестройки, пораньше отца. Вы что задумали?
      - Зови, а там посмотрим. Ты вооружен?
      - Да, у меня иконниковский наган, а "стечкин" у Александра Петровича. Забрать?
      - Конечно, и поблагодари от моего имени.
      - Благодарить я буду от своего. - Улыбнувшись, он похлопал по карману.
      Воняло от Вассарова неописуемо. Наверное, так пахнет полуразложившийся кит. Десятидневная щетина еще не оформилась в бороду, но и легкой небритостью ее назвать было уже никак нельзя. Вообще, вид он имел устрашающий. Злые искорки плясали в бесноватых глазах. Но держал он себя скромно и послушно, что было еще хуже. Ни черта он не смирился и не смирится. Обидел его Дмитрий.
      Я молчал, молчал и он, покорно стоя у двери. Пауза затягивалась, повышала напряжение. Мне этого не хотелось. Ну не мог я сюсюкать с этим особистом, чуть было не пославшим меня к праотцам, тем не менее право первого слова оставалось за мной. В каком ключе начать? Это очень важно. От первых слов зависит все.
      - Ну, садись, убивец. - Я великодушно кивнул на стул.
      - Такие вещи еще доказывать надо.
      - Вон ты куда косишь! Не боись, Гоша, все схвачено.
      - Например?
      - Например, есть свидетель того разговора, ну того, сам знаешь, о чем я...
      - Ой, помру, ой, мамонька, и на этот собачий хрен ты думаешь меня посадить? От твоей лапши отряхнется даже пятиклассник! Ой, умора. Дешево купить хочешь, или сам туп, как самаркандский ишак.
      - Это твое дело не верить, а мое предупредить. Есть также свидетели того, как ты их убивал.
      - Не бери на понт, начальник вшивый, и где же я их убивал?
      - У себя дома. Они же к тебе явились!
      - Полный маразм, стал бы я их при жене и детях мочить!
      - Конечно нет, ты их в баньке, в баньке у себя положил...
      - Ага, по пол-обоймы "стечкина" на каждого. Вся бы улица сбежалась. Кончай бодягу, ничего ты не узнаешь! Тычешь вилкой в кисель.
      - Вот, вот, на что-нибудь да наткнусь.
      - На хрен ты у меня скоро наткнешься, Джеймс Бонд сопливый. Нашел, с кем связаться. Меня тут зеки за версту обходят, а ты-то... Только и можешь, что с баб панталоны стягивать. Вот и стягивай дальше, а ко мне не лезь, если хочешь живым отсюда выбраться.
      Господи, я так и не удосужился убрать эти проклятые рейтузы, они, вероятно, смотрятся очень гармонично вкупе с безмозглой гончаровской башкой. Я совершенно потерял инициативу и ничего лучшего предложить не смог:
      - Выпить хочешь?
      - Наливай!
      - Сам наливай.
      - А не боишься?
      - Чего мне тебя бояться?
      - Буду наливать, привстану да ненароком кандалами своими тебе по тыкве заеду.
      - Не успеешь.
      - Почему?
      - Потому что в правой руке у меня револьвер, и направлен он точно тебе в лоб, хоть и через одеяло.
      - Опять блефуешь?
      - Смотри. - Я на мгновение откинул одеяло, чтобы он не заметил пустого барабана. - Устраивает?
      - Вполне. Чего ты от меня хочешь? Ну завалил я двух подонков, мне за это многие люди могли бы спасибо сказать. Да, убил, но ты этого не докажешь никогда. Все пули прошли навылет, в телах не осталось ни одной. Это я узнавал.
      - У меня есть магнитофонная запись наших переговоров в подвале панаевского дома.
      - Оставь, уже неинтересно. Нет у тебя никакой записи, если бы была, ты бы сыграл этим козырем с самого начала. Давай, за твое выздоровление. Я очень рад, что ты остался жив.
      - Удивительно.
      - Ничего удивительного. Димка клялся, что пристрелит меня, если ты помрешь. Живи долго и не путайся под ногами.
      Двумя руками Вассаров поднял стакан. За его спиной приоткрылась дверь. Дима показал большой палец, а потом аудиокассету. Исправляется парень, растет не по дням, а по часам.
      - Отомкни наручники, надоело. Двенадцать дней живу как однорукий бандит! Не бойся, никуда отсюда не побегу, потому что не я, а все вы у меня в плену. Не могу понять, чего вы от меня хотите?
      - Помощи, Георгий Георгиевич, исключительно помощи, если вы нам ее окажете, то мы с Димой забудем все недоразумения и вернем вам кассету.
      - Опять за свое, нет у вас ничего.
      - Есть, Георгий Георгиевич, есть, и в десять часов Дмитрий отвезет ее в банк в сейф-ячейку с заявлением о том, что в случае его смерти кассета передается областному прокурору. У вас с ним хорошие отношения?
      По тому, как он побелел, я понял, что не очень.
      - Слушать будете?
      - Не надо. Что вы хотите, конкретно?
      - Спасти Панаева Федора Александровича. Могу повторить еще раз.
      - Господи, можно об этом было сказать раньше, а не играть в дурацкий детектив. Я бы с радостью согласился без всякого запугивания и подземного мешка.
      - Не уверен.
      - Почему?
      - На то есть целый ряд причин. Все они косвенного характера, но в целом создают картину некоторой неприязни между вами и Панаевым.
      - Это то, что я Ритку трахаю? Так он об этом знает.
      - Не будем копаться во всем этом. Потому что ясно и очевидно одно. Если председателем становится Гнедых, то вам до этого кресла рукой подать. И не надо мне, по вашему выражению, вешать на уши лапшу.
      - Конкретно, что от меня требуется? Где искать Панаева?
      - Сейчас объясню. Видите кальку? Это копия той карты, которую вы, очевидно, искали в подвале. Верно?
      - Не знаю, я ее не видел ни разу, а где сама карта?
      - В надежном месте. Вы работаете в этих местах довольно давно, не кажется ли вам эта местность знакомой?
      - Да тут же ни одной привязки! Ни севера, ни юга. Что за реки? Лебедь или его притоки... Ни одного пояснения. Конспирация полная. А может, это не Лебедь, а какая-нибудь Темза. Ерунда какая-то. Выходит, зря я за ней охотился. Ни черта не разобрать. Может, наш геолог что-нибудь здесь раскумекает.
      - Геолог... Это идея, но нужно ли нам иметь лишнего свидетеля?
      - Тогда поднимайте вертолет и погнали.
      - Дмитрий говорит, что с воздуха скит не разглядеть. Напрасная трата времени.
      - Скит? Какой скит?
      - Вот этот круг в зубчиках, скорее всего, старообрядческий скит, и, скорее всего, там и находится Федор Александрович.
      - Ну, уж скит-то я различу. Дима, иди сюда.
      - Что такое, - остановил я активную атаку Вассарова. - Вы согласны сотрудничать?
      - Да! И вполне серьезно. Димка, сукин сын, где ты там?
      - Да что же это такое? - Недовольный Гранин смотрел то на Вассарова, то на меня. - Чего это он раскомандовался?
      - Он согласен, не щадя живота своего, служить вере, отечеству и начальнику артели. Добровольно и совершенно бескорыстно.
      - Насчет бескорыстия разговора не было. А отца найти помогу. Я в баню, а ты гони сюда вертушку. Сейчас десять, в двенадцать я на аэродроме. Дуся, протопи баньку, а то смердит от меня. Дима, захватишь мою одежду и рюкзак.
      - Дима сначала заедет в банк, - прервал я уж слишком деловое приготовление, - и положит пленку в сейф. Дима, ты слышишь?
      - Я знаю, у меня весь разговор записан, и о прокуроре тоже. Все сделаю как надо.
      - Шантажисты!
      - Замолчите. Георгий Георгиевич, а вдруг этот хрен, в смысле Гнедых, не даст вертушку?
      - Скажи, что я ему намотаю его член на его же шею. А лучше я изложу это письменно. Он у меня со своими аферами вот где.
      Вассаров со вкусом сжал оба кулака и потряс цепью наручников. Получилось очень впечатляюще. Похоже, все три начальника жили подобно Лебедю, Раку и Щуке.
      - Да снимите, наконец, с меня браслеты! Я сказал - работаю с вами, значит, так оно и будет. Без компромиссов. И лучше - без компроматов.
      - Хорошо, попробуем, но оружия ты пока не получишь. Дима, расстегни ему ручки и дуй в банк, а дальше - как он сказал. Какой вертолет?
      - "МИ-4". С запасным баком.
      - Нормально. Отличная старая машина. Во сколько вас ждать?
      - Сейчас соображу!.. На аэродром подходите к часу. Если что, подождете, в два будем точно, если все технически исправно. Провиант брать?
      - Да, на всякий случай, - вмешался Вассаров. - Вдруг сразу найдем.
      - Я кальку заберу - размножу. Может, кого из мужиков прихватить?
      - Нет, ярмарку мы устраивать не будем, - отрезал Вассаров, - справимся вдвоем. Лишние уши имеют глаза и рот. Вперед!
      Дмитрий уехал, а я с некоторым огорчением подумал, что начинаю выходить в тираж. Может, так оно и лучше. Хватит бить по головам других и подставлять свою голову. Без меня справятся. Вассарову я почему-то доверял. То ли из-за его жестокости, то ли из-за алчности. А чего он, собственно, орет, наручники с него сняли, водкой напоили, отогрели, а ему все неймется!
      - Евдокия, Евдокия. - Наконец до меня, до полусонного, дошло, что особист ходит по комнатам и ищет хозяйку.
      - Что ты орешь, Гоша, - не выдержал я, - баню она тебе топит.
      - Уже натопила, зашел, аж яйца звенят. Исчезла твоя Дуська, только панталоны на память оставила.
      - Ты уже исчерпал эту тему. - В полусне я забросил рейтузы под кровать. - Найди новую, а я сплю.
      - Да нету ее, Константин, чтоб я так жил. Смылась куда-то. Не нравится мне это.
      Наконец я проснулся, понимая, что зазря метать икру Вассаров не будет. У особистов, как у ворон, точный нюх на жареное и гнилое.
      - Может, к Сурку пошла? Они вдвоем оставались.
      - Нет ее у Сурка, а сам он только что ушел, наверное, в магазин. С Димкой она тоже не уезжала. Сам его провожал. Давай-ка, Костя, собирайся и линяем отсюда. Береженого Бог бережет.
      - Хорошо, а куда мы пойдем? У меня здесь никого нет, а до прибытия вертушки еще два-три часа.
      - Куда угодно, на улицу, в кабак.
      - У меня нет денег.
      - Зато есть у меня, спасибо, оставил. Одевайся.
      - Да от тебя же смердит!
      - Вот и зайдем в общественную эйскую баню.
      Огородами, через соседский двор мы покинули обитель исчезнувшей хозяйки. На рынке Вассаров купил новую камуфляжную форму, тельняшку, куртку и трусы.
      - Носки постираю, а ботинки сойдут, - пояснил он.
      Перед входом в баню он, сам того не желая, затеял драку, когда выбросил вонючую верхнюю одежду. Три бомжа претендовали на одну вещь. Вырвав куртку из урны, они сплелись в едином клубке жадности и злобы. С рыканьем и воплями этот клубок катался по асфальту, оставляя за собой кровавые мазки и клочья волос. Вассаров с видимым удовольствием наблюдал за ними.
      - Эх, да не оскудеет рука дающего! - С хохотом он содрал с себя штаны и тельник. - Веселись, братва, дядька из тюряги приехал, налетай, эйская шпана.
      - Экспансированная ты личность, Вассаров. А если баня закрыта, что тогда?
      - Пойдем в другую.
      Баня оказалась открытой, но сухопарая длинноносая заведующая наотрез нам отказала, мотивируя это совершенно дурацкой фразой:
      - Мы голых не обслуживаем.
      - Видите ли, - начал я дипломатическую полемику, - одетым неудобно. Особенно когда холодная вода попадает за шиворот. Вы уж обслужите нас в виде исключения.
      - Совсем рехнулись мужики, - обреченно и скорбно пробормотала кассирша, выбивая чеки. - Ладно, пущу, если купите у нас сюрприз-пакет "С легким паром".
      В сюрприз входило два полотенца, две простыни, мочалка, мыло, шампунь и почему-то бутылка пива и бутылка водки. Стоил сюрприз под двести тысяч.
      - Мы приятно удивлены, - поблагодарил я, принимая подарок, - а почему тут нет безопасной бритвы и пары презервативов, заклеенных акцизной маркой?