Михаил ПЕТРОВ
      ГОНЧАРОВ И ТАЕЖНЫЕ БАНДИТЫ
      Анонс
      Приятель из Сибири попросил Гончарова приехать на золотой прииск, чтобы найти неизвестных налетчиков. Но по приезде сыщик обнаружил, что сам приятель похищен, а следы похитителей ведут в тайгу. Ему ничего не остается, как отправиться в разбойничье логово...
      По пыльному оконному стеклу лениво ползла жирная осенняя муха. На подоконнике сидел кот и внимательно следил за флегматичным насекомым.
      "Сейчас убьет, - безразлично подумал я, - плевать он хотел на мои запреты и предупреждения, прекрасно знает, что с дивана я не встану. В худшем случае запущу в него тапкой".
      Шлеп - и кроваво-белое пятно, как на картине абсурдиста, появилось на стекле. Кот с опаской обернулся, но, заметив полное мое безразличие, преспокойно продолжил свои занятия. Он брезгливо отряхнул лапку и, задрав заднюю ногу, приступил к дневному туалету.
      Ленка бы тут же кинулась оттирать мушиные кишки, а кот бы уже летел вверх тормашками. Но Ленка ушла от меня, как только обнаружила в нашей постели соседку Валентину. Сама Валентина слиняла через неделю, устав от меня и моей дискомфортной квартиры, полной мусора и окурков. Вставать и убирать все это безобразие не было ни сил, ни желания. Подобно той мухе, я был раздавлен. Только не кошачьей лапой, а своею собственной тоской. Никогда бы не подумал, что хандра может довести человека даже до трезвого образа жизни.
      Сегодня - двенадцатое октября, день моего рождения. И мысль, что могут заявиться визитеры с поздравлениями и жертвоприношениями, казалась мне невыносимой. А в том, что кое-кто явится, сомнений не было, потому как с самого утра, с девяти часов, начал верещать телефон, да так, что к двенадцати из красного сделался бордовым. Я уже подумывал вырубить его к чертям собачьим, да просто не хотелось вставать.
      Но вставать все равно нужно, хотя бы затем, чтобы проглотить чашку чаю и выйти на улицу за продуктами. Все это я проделал с величайшей неохотой. Правда, на улице стало немного получше, я взбодрился и даже решил прервать затянувшуюся десятидневную трезвость. Тем более повод имелся существенный: помянуть родителей и поблагодарить их за свое появление на свет.
      Чтобы подольше пошататься по улице, я нацелился в фешенебельный гастроном за две остановки от дома. Через час я возвращался назад, вполне довольный собой и окружающими. Плечо приятно оттягивала набитая всякой всячиной спортивная сумка. Ненавязчивое осеннее солнце дружелюбно лизало меня в ухо. Гончарову вновь захотелось жить. Хандра была побеждена.
      В подъезде нос к носу пришлось столкнуться с Валентиной, недопетой моей песней. Величаво задрав мордаху, она сделала "куриную слепоту" и хотела проскользнуть мимо. Но мною овладело полное всепрощенчество и хорошее отношение к лошадям и женщинам.
      - Валентина, не бери в голову. Что было, то было. Останемся друзьями! - великодушно предложил я.
      - Много чести, - высокомерно ответила эта "гранд-дама". Потом, воровато оглянувшись, чмокнула меня в щеку, хохотнула и скрылась.
      - Баба, она и есть баба, - вслух философствовал я на кухне, раскладывая добытые суррогатные деликатесы, - правда, Маша? Баба, она глупее двух котов, вместе взятых.
      Кот Маша урчал, согласно кивал башкой и незаметно откатывал паштетную колбаску. Потакать воровству я не собирался, но и отнимать у него трофей не хотел, поэтому дипломатично удалился в комнату, тем более что там истерично верещал телефон. Пора наконец снять трубку.
      - Але? Костя, ты?
      - Нет, его дух! - учтиво ответил я.
      - "Дорогой мой Гончаров, пей вино и будь здоров..." - перефразируя заздравную князю из "Ханумы", пропел незнакомый баритон.
      - Благодарю вас, но чем и кому я обязан таким емким и душевным пожеланием?
      - Федору Панаеву. Не узнаешь, ищейка легавая?
      Конечно, я его узнал. В девятом классе он пришел к нам застенчивый и скромный, а уже в десятом успел перетискать всех девчонок, наших одноклассниц. После школы поступил в какой-то горно-геологический институт и почти скрылся с горизонта, не переставая все же периодически поздравлять избранных однокашников с праздниками и юбилеями.
      - Помню-помню, - не особенно радостно откликнулся я, - но голос твой я стал забывать! Ты откуда?
      - Из Новосибирска. А тебя я признал сразу. Слышал, ты следователем вламываешь? В каком звании?
      - Вламывал, а звание у меня нынче "не пришей кобыле хвост".
      - Жаль, я так надеялся на твою помощь.
      - Что такое? Старый алкаш Гончаров имеет право работать частным образом, и если дело несложное, то... У меня и лицензия есть.
      - Частный сыщик? Отлично! Это даже лучше. Значит, поможешь?
      - Приходи, адрес старый. Спасибо за открытки, прости, что ни разу тебе не ответил.
      - Да и Бог с тобой. С этикой и эстетикой. Только дело, увы, не в этом.
      - В чем же?
      - Костя, огромная к тебе просьба.
      - Не тяни, говори скорей, а то водка стынет.
      - Мой приезд к тебе результата не принесет. Ты нужен здесь, на месте.
      - Ничего себе заявочка! Ты, случаем, не из психушки звонишь?
      - Нет, из гостиницы, из люкса. Тебе закажу такой же. Приезжай, а?
      "А чего бы мне, собственно, не поехать? - подумал я. - Детей, которые лежат по лавкам, у меня нет, жены тоже. Да и само жилище опаскудело. Сменить на время местонахождение - это выход".
      - Хорошо, отец Федор, завтра выеду, встречай.
      - Не завтра, а сегодня, и не выеду, а вылечу, - враз обнаглел блудный однокашник. - Встречаю тебя в аэропорту Толмачево. Проезд, проживание и гонорар оплачиваю по высшей категории.
      - Пусть будет так, хотя самолета не люблю. Но как я тебя найду? Прошло почти тридцать лет.
      - А ты ищи не меня, а вишневую "тойоту", джип, номер восемь-три-восемь. Тебе час добираться до аэропорта, два часа лету, так что через три часа я жду тебя на платной стоянке в Толмачеве.
      - Это ты хватил лишку, но часов через пять могу и подлететь.
      - Лады. Жду!
      Сегодня воскресенье, я позвонил и вежливо попросил Юркину "кобру" пригласить супруга к телефону. Удивительно, сегодня она материть меня не стала, ограничилась лишь дежурным комплиментом:
      - Оставь моего мужа в покое, пьяный козел!
      Через пять минут в спортивном костюме и с мусорным ведром в руках майор стоял передо мной.
      - Какие проблемы, шеф? - Он вопросительно покосился на водочные бутылки, что торчали посреди колбас, сыров и яиц.
      - Угощайся. - Широким жестом я обвел кухонный стол. - Все это твое, пей, приводи своих шлюх, а я покидаю город.
      - Надолго? - Юркин глаз блеснул похотью. - Когда вернешься?
      - Не знаю!
      - Отлично, за кота не беспокойся. Кушать будет то же, что и я.
      - Бедный Машка, он сдохнет с голоду или заработает себе язву. Вторые ключи у тебя?
      - Ну да.
      - Тогда все. На дорожку, на посошок да за мой день рождения!
      * * *
      После четырехчасового ожидания я наконец-то погрузился в жесткое и узкое кресло лайнера любимого "Аэрофлота". Не летал я уже лет десять, но с удовлетворением заметил, что в салоне ничего не изменилось, как, впрочем, и во всем остальном, не считая цен, разумеется. Правда, вислозадая бортпроводница предложила вмазать, но при этом назвала столь астрономическую цену, что всякое желание отпало. Обиженный и разочарованный, я уснул, а проснулся, когда уже объявили посадку. В общем, на Великую Сибирскую землю я ступил в ноль часов ноль пять минут уже в понедельник тринадцатого октября. День моего рождения окончился.
      Вишневый джип на платной стоянке я заметил сразу, наверное, потому, что других машин тут не имелось. Вокруг него расхаживал респектабельный господин в серой шляпе и серебристо-сером длинном плаще. Тонкие позолоченные, а возможно, и золотые очки громоздились на тонком, крючковатом носу, сближая и без того близко посаженные, пронзительные глаза. Мягкий безвольный подбородок совершенно не вязался с остальными властными чертами его облика. Но все равно это был Федя, элегантный, как английский лорд. Точно так же он выглядел еще в школе. Сейчас он, очевидно, занимал большой пост либо прикормился у больших денег.
      - Здрас-с-сьте вам, Федор, э-э-э, как по батюшке-то?..
      - Александрович, - невольно ответил он, но, спохватившись, обнял меня неестественно горячо и залопотал, заохал.
      - Да ладно тебе гукать и пукать, я не для этого тратил свои деньги, здоровье и время, говори, что у тебя? Какие проблемы? Внематочная беременность или выкидыш?
      - Сам ты выкидыш. Садись в машину, поговорим по дороге.
      - А почему такой солидный дядя без шофера?
      - В этом как раз и есть начало или причина твоего приезда.
      - Вот как? И сколько ты платишь водителю, которого вызвал за две тысячи километров?
      - Костя, я был бы рад просто встретиться с тобою, похохмить, вспомнить школу, но... дело у меня аховое, хоть бросай все да становись дачником.
      - Неплохая мысль, я таковым являюсь уже четыре года.
      - Вот уж не думал. Я все-таки был уверен, что ты в органах.
      - Нет, занимаюсь частным извозом, а почему ты уверен, что тебе нужен именно я?
      - Подсказали люди добрые, наши общие знакомые.
      - О-ля-ля! Оказывается, и в Сибири могут быть общие знакомые - и кто же это, если не секрет?
      - Я бы не хотел говорить, хотя... Может быть, догадаешься сам. Весна девяносто четвертого года. По моим сведениям, ты был в наших краях в это время. И не просто был, но блистал сыскными талантами и мордобитиями.
      - Все ясно, комментарии излишни. А конкретнее, кто навел?
      - Потом, да и к делу это не относится.
      - Ясно, Федя, давай рассказывай о своем горюшке.
      - С чего бы начать?
      - Бабы обычно начинают с конца...
      - Ну да, твой тонкий юмор я помню еще по школе. В общем, я являюсь президентом и председателем акционерной старательской артели "Тайга".
      - Вот это да! И над чем же вы стараетесь?
      - Мы добываем металл, то бишь аурум, то бишь золото.
      - Помоги мне, Господи, это золото когда-нибудь встанет мне поперек глотки.
      - Что так?
      - Да ничего, просто последнее время все мои злоключения вертятся вокруг него.
      - Что поделаешь. Испокон веков так было, где появляется золото, там выступает кровь, как и в моем случае. Ты намекал начать с начала, тогда с него и начну.
      Пять лет тому назад я принял старательскую артель "Тайга" в дохлом состоянии. Два десятка полупьяных мужиков вяло копошились над жалкой, убитой техникой. Ее пытались восстанавливать, кидали те несчастные гроши, что добывали еще двадцать старателей, работающих в шахте. В первый же день я спустился в их забой. Боже мой, Костя, что я увидел! У меня сложилось впечатление, что это вовсе и не старатели, а отловленные в Африке негры. Работали они по пять человек в четыре смены. Два буровика, один откатчик, машинист электровоза, и еще наверху сидел пятый, тот, кто разбивал слишком уж большие куски, которые не принимала обогатительная фабрика. Костя, он разбивал их вручную, кувалдой! Это было еще полбеды, в самой шахте была беда. Бревна крепи не годились даже на дачный сортир. И это в таежной глуши! Заколы шли через каждые пять метров, а про сам забой уж и говорить нечего. Там могли работать только камикадзе. О вентиляции говорить вообще нечего. Каждый час синие парни выскакивали на поверхность отдышаться. А после отпалки, взрыва, не работали целую смену, давая время поработать полудохлому вентилятору. Артель тогда находилась в подчинении государственного рудника, и директор измывался, как мог. Самодовольный такой пес попался. Его из главка турнули, так он на старателях оттягивался. Но я не о нем.
      Я о себе, о том, как уже хотел развернуться и удрать оттуда подальше. На мое счастье, единственно умным и порядочным человеком оказался геолог артели Иконников Сергей Константинович. Его уже нет. Пусть земля ему пухом будет. Он подсказал мне единственно правильное решение в сложившейся ситуации. Кроме того, подкинул с виду бредовую идею, благодаря которой мы сейчас живем, и, скажу тебе, живем неплохо. Но я, наверное, надоел тебе со своей геологией?
      - Немного... Я бы выпил пять капель.
      - Господи, чего ж молчишь, открывай бар, выбирай, наливай, выпивай.
      - Отлично сказано. - Я открыл крышку засветившегося ящика и, выбрав простой и знакомый мне напиток, вежливо выпил стакан.
      - А не много ли с устатку-то будет?
      - А я бекончиком закушу, оно и нормально, Феденька. Продолжай.
      - Ты знаешь, что золото бывает рудным, оно обычно добывается подземным способом, и себестоимость его очень высока. Но бывают и россыпные месторождения, когда металл лежит наверху и подобрать его труда не составляет. Только вот беда, содержание его обычно столь низкое, что приходится промыть кубометры песка, чтобы получить один-два грамма. В то время как на тонну рудного выходит несколько граммов. Скажем, пять-шесть и больше. Менее пяти в наших условиях его добыча считается нерентабельной.
      - Слушай, академик Ферсман, ты что меня сюда вызвал, лекции по геологии слушать? Ты мне давай убийцу, труп, грабителя-разбойника, наконец.
      - Убийцу предстоит найти тебе самому, а трупы уже похоронили, - мрачно изрек Федор. - Но без некоторых элементарных геологических понятий тебе в этом деле не разобраться. Так что слушай, я буду краток.
      На реке Лебедь, где стоит моя контора, в простонародье именуемая бичарней, есть несколько любопытных месторождений. Это золотосодержащий гравий или щебень - называй, как пожелаешь. Расположены эти месторождения по берегам речушек, что впадают в Лебедь. Находятся они на виду и известны всем со времен царя Гороха. Содержание металла в них порядка трех граммов на кубометр. Заметь: рудное золото добываем из тонны, а рассыпное из кубометра. Наше щебеночное мы определяем сначала в тоннах, а потом в кубах, что в три раза меньше, то есть в одном кубометре содержится три тонны. Но вернемся к вопросу, почему тысячу лет эти месторождения никто не трогал. Все довольно просто. Содержание металла ниже нижнего уровня, когда можно наш щебень тащить на обогатительную фабрику. Но и промывке на промприборе он не поддается. Попросту все вылетает в отвал. Все, рельсы кончились, дело зашло в тупик. И вот тогда Сергей Константинович Иконников выдает свою гениально простую идею... А вот и Новосибирск.
      - В чем же идея? - Невольно я заинтересовался горным делом.
      - Идея в снегоочистителе... Все. Приехали. Я специально остановился на окраине. Не хочу, чтобы нас видели вместе, а номера здесь вполне приличные. Поднимайся в триста четвертый номер, а я отгоню машину шоферу, через полчаса буду, договорим.
      Гостиница действительно была приличной, если не сказать больше. Уже в вестибюле на меня накинулся свирепый швейцар и с угрожающей вежливостью потребовал карту проживающего.
      - У меня нету, - честно сознался я, - но на мое имя заказан триста четвертый номер.
      - Сейчас проверим, ваши документы.
      Что-то родное, милицейское, сквозило в его интонации, мимике и готовности в любую минуту душевно приложиться к моей печени.
      - Проходите, - с огорчением разрешил надзиратель, обнюхав мой паспорт. - Ключ на этаже у коридорной.
      В два часа ночи коридорная не была расположена к светским любезностям. Она брезгливо швырнула мне ключ, широко, до хруста, зевнула и вновь, уже спящая, рухнула на велюровый диван. И здесь по-прежнему царил старый отлаженный уклад. Изменились только цены.
      Я улегся на широкую кровать и подумал, что Федя вызвал меня совершенно напрасно, поскольку в их хреномутологии я разбираюсь как боров в апельсинах. Видимо, дело крутилось на разнице между кубатурой и тоннажем и кто-то ловил на этом своих "павлинов". Но я, хоть убей, в этом деле был полный профан. Насколько я знал, подобными вещами когда-то занимался Госгортехнадзор или что-то в этом роде, это их компетенция. Зачем я приехал? Скорее для того, чтобы разогнать тоску и скуку.
      - К вам гость. Впустить? - приоткрыла дверь сонная коридорная.
      - Смотря кто.
      - Федор Александрович Панаев.
      - Давай, детка, тем более что за номер платит он.
      Слегка отодвинув тетку, Федор вежливо просочился в номер. В любой ситуации он оставался джентльменом - не давил женщин.
      - Извини, Костя, долго ждал такси.
      - Ничего-ничего, клиент всегда прав.
      - А в меня опять стреляли, и опять мимо!
      - Что? Кто? Зачем и почему?
      - Кто - я могу только подозревать, конкретно не знаю. Зачем? Об этом поговорим позже. Они не смерти моей хотят, просто пугают, и это не в первый раз.
      - Где это случилось?
      - Возле гостиницы, где живет мой водитель Ефим. Я только припарковал джип, открыл дверцу, они и шарахнули. Лобовое стекло менять надо.
      - Что за Ефим? Ты ему веришь?
      - Если бы не верил, взял бы другого водителя. Пару раз он вытаскивал меня из крутых переплетов. Я не имею в виду что-то особо серьезное, но в ресторане была драка, на меня набросились человек пять обиженных старателей. Он их вырубил за минуту.
      - Хороший сценарий, как в американском боевике. Федя, не может один самый суперсупермен за минуту положить пять здоровых дяденек, неужели тебе непонятно?
      - Костя, - тоскливо взвыл он, - да я уже никому не верю, даже в собственной жене вижу опасность!
      - А давно ты с ней живешь?
      - Уже три года. Мы сошлись почти сразу после того, как пропал Сергей Константинович Иконников, ее отец. Он при жизни не раз поговаривал, что был бы совсем не против понянчить внуков от нашего брака.
      - И что же?
      - Детей у нас до сих пор нет...
      - Я не об этом. Как пропал твой тесть? Его что, до сих пор не нашли? Что с ним могло случиться?'
      Федор тяжело и смутно посмотрел на меня, стараясь то ли уйти в себя, то ли отогнать страшные воспоминания. Потряс головой и вылетел в коридор. Из гулкого холла я услышал его голос:
      - Черт вас возьми, кто-нибудь живой здесь есть?
      В ответ раздалось глухо и враждебно:
      - Все нормальные люди спят, а если вы напились, то держите себя прилично и не будите спящих девушек, они укусить могут...
      Через десять минут он вернулся с большой бутылкой паршивого, хоть и дорогого коньяка. Открутив пробку, он налил два полных стакана и молча, как будто пил лимонад, высосал один за другим оба.
      - Ты спрашиваешь, не нашли ли мы Сергея Константиновича? Нет, мы его не нашли. Он пришел сам. Точнее, не пришел, а приплыл, как только на Лебеде начался ледоход. Он висел на длинном толстом шесте, надежно укрепленном между бревнами плота. Это был скелет: время, солнце и вороны свое дело знают отлично... Пропал он осенью. О его судьбе мы ничего не знали полгода. Его убили, а потом надругались над телом. Судя по переломам костей предплечья и пальцев, его пытали. А когда поняли, что добиться от него ничего невозможно, убили и... и... Укрепили тело на плоту, чтобы весной он появился у нас... Кое-кому в назидание.
      - Кому?
      - Мне. Кому же еще? И выстрелы - предупреждение. И убийство инкассаторов - тоже предупреждение.
      - Расскажи об этом поподробнее.
      - Да, для этого я тебя и вызвал. Благодаря идее Сергея Константиновича мои промприборы намывали деньги и благополучие. Артель становилась на ноги. На сегодня каждый промывочный прибор пропускает через себя за сутки порядка двухсот пятидесяти кубометров перетертого щебня, что дает примерно полкило металла, а таких промприборов у меня десять, не считая резервных. Суммарно это дает порядка ста пятидесяти килограммов в месяц. Сдаем мы его государству по пятьдесят тысяч за грамм. Даже если учесть сумасшедшие налоги, что нам приходится отваливать, жить вполне можно. В среднем старатель получает пять "лимонов" в месяц.
      - Ничего себе, Клондайк прямо.
      - Ты не учитываешь того, что у нас двенадцатичасовой рабочий день, и работаем мы без выходных. И тем не менее все довольны. Устроиться к нам очень трудно. Питание, спецодежда и даже сигареты у нас бесплатные, живем своим замкнутым мирком. Но вот кому-то захотелось все разрушить. Кому? Уж конечно, не самим артельщикам. Тогда кому? Я исправно плачу бешеные налоги, аккуратно сдаю золото в государственную казну, а в ответ...
      - Федя, довольно эмоций, расскажи конкретней, как убили инкассаторов.
      - Их убили первого октября. Инкассатора, съемщика и сопровождающего! Снайперы поработали. На манер финских стрелков они сидели на деревьях. После того как сняли водителя, машина врезалась в кедровый ствол и заглохла. Грабители спустились вниз, спокойно забрали четырнадцать килограммов золота, которые остались на участке со вчера, и преспокойно удалились в неизвестном направлении. Вот и все. В прошлом году тоже случилось нечто подобное. Но тогда металла забрали в два раза меньше. Милиция щурилась косыми глазами, хитро разводила руками. Поболтались они с полмесяца, заполняя для проформы всякие протоколы опросов и допросов, кого-то забирали, потом отпускали, опять забирали. На том дело и закончилось. Правда, они до сих пор клянутся найти разбойников, но... Нынче это в порядке вещей. Если уж президенты клянутся жизнью, то что говорить о хитром алтайце, да еще и милиционере вдобавок...
      - Откуда и куда везли металл?
      - У меня шесть участков. Три основных, они находятся в одном районе это Пайдол, Лебедь и Ушкан. С них в основном я и стригу шерсть. У них один лагерь, одна столовая и общий ЗПК. ЗПК - это охраняемая лаборатория, место, где металл отделяют от шлиха и доводят до кондиции. Именно оттуда и шла машина с химчистым золотом.
      - И куда?
      - Ко мне в Тунчак. Там у меня тоже неплохой участок. В Тунчаке машина забирает оставшуюся часть и следует дальше в конечный пункт, где и сдает весь металл с четырех участков.
      - А что с остальными двумя?
      - Один участок с коренным месторождением мы пускаем в эксплуатацию осенью, когда реки перемерзают и россыпи останавливают работу. Что же касается шестого, Кукша, то пока он находится в подготовительной стадии и дохода не приносит.
      - И часто вы перевозите золото?
      - Не менее двух раз в неделю. По идее рейс первого октября был ненужным, просто инкассатор ездил на участок по своим делам, вот и решил попутно забрать аурум, на свою голову.
      - Кто знал об этом?
      - Ну, я знал, да многие из конторы... Он, как туда ехал, к нам заскочил. Сказал, что на обратном пути прихватит металл. Ничего особенного в этом не было.
      - Конечно, если не считать того, что на обратном пути его поджидала хорошо подготовленная засада. Тебе не кажется это странным?
      - Теперь-то кажется! Мне многое кажется не то что странным, а опасным.
      - Что, например?
      - Это долгий сказ. В Тунчаке я тебе все подробно расскажу.
      - Как знаешь. Кому ты доверяешь?
      - Никому.
      - Хорошо, а кому ты не доверяешь?
      - Всем.
      - Хорошенькое дело, из такого омута непросто выбраться! Кто, по-твоему, мог совершить последнее преступление?
      - Да кто угодно!
      - А если немножко подумать? Поконкретней?
      - А если конкретней, то мне очень не нравится мой любимый зам Виктор Алексеевич Гнедых.
      - Почему?
      - Рожа у него паскудная, и, потом, я давно его знаю. Если меня убьют, то все хозяйство переходит в его руки.
      - А если убьют и его, то в чье ведение переходит артель?
      - Здесь уже решает общее собрание.
      - У кого на руках большая часть акций?
      - У меня.
      - Вы зарегистрированы с... с...
      - Маргаритой. Да.
      - Значит...
      - Ничего не значит, она любит меня.
      - Возможно. Только почему ты, Феденька, такой напуганный? Вроде мужик ты не слабый, один кольт из-за пазухи торчит, а второй под мышкой светится. Тебя рабочие любят?
      - Вроде да! Но ведь старатель что проститутка, кто пожирнее протянет, тому он и оближет.
      - А на каком уровне морального падения задержались твои рабочие?
      - Что тут говорить - сброд. Из двухсот человек едва ли наберешь полсотни нормальных ребят. Бывшие зеки, бомжи, просто дураки, всяких хватает. Но я их не держу на коротком поводке, не как раньше. Можешь шляться по поселку, баловаться с бабами, но ровно в восемь ты должен быть на рабочем месте! Если этого не произошло, то выдаются "сапоги", то есть увольнение без претензий на окончательный расчет.
      - Круто.
      - Так было заведено еще бог знает когда. А теперь мы просто пугаем этим, если даже увольняем, то деньги выплачиваем сполна.
      - У них есть свой комитет? Я не имею в виду профсоюз.
      - Есть, но их "шестерка" у меня на ушах.
      Федор опьянел минут через десять. Я с трудом уволок его на диван, а сам, приняв еще малую толику, безмятежно откинулся на хрустящие простыни, мало думая о старательских делах своего однокашника.
      В девять утра он поднял меня, слегка остекленевший и благоухающий, как пустая пивная бутылка.
      - Костя, я уезжаю.
      - Замечательно, благодарю за интересный вечер. Значит, все отменяется? Шикарно! Вечерком полечу в Питер...
      - Ты не понял, я уезжаю сейчас, а ты подъедешь ко мне через сутки-двое.
      - То есть?
      - Я тебе говорил, что не хочу рисоваться вместе с тобой?
      - Говорил. Но я-то что должен делать?
      - Пожить в этом номере еще сутки, отрастить пьяную небритость, отпустить приличные мешки под глазами и ехать в Эйск.
      - Оригинально, я там уже бывал. Зачем?
      - Там прикинешься бичом - тебе это не сложно, потом спросишь у алкашей, как добраться до артели "Тайга", и попутным транспортом доберешься в Тунчак. Найдешь меня, и я тебя устрою каким-нибудь бульдозеристом, а дальше передаю инициативу в твои руки. Понял? Только паспорт, пушку и удостоверение оставь в Эйске у сестры.
      - А ху-ху не хо-хо?
      - Подумай лучше, как это ко мне может подойти человек с пушкой? Да еще и мент. А если без документов...
      - Ладно, понял. Адрес сестры?
      - Сиди на Вокзальной площади напротив центрального входа...
      - ...И в руках держи газету со славянским шкафом.
      - Напрасно иронизируешь, меня действительно хотят убить! Сестра, ее зовут Евдокия, об этом осведомлена. Она встретит тебя, заберет документы, пушку и скажет, что делать дальше. Все, Костя, до встречи. Жду тебя приличным бичом. То есть бывшим интеллигентным человеком.
      Он повернулся спиной, направляясь к двери, и эта спина показалась мне какой-то стариковской и беззащитной. Почему-то подумалось, что он уже никогда не разогнется.
      Уже открыв дверь, он вопросительно посмотрел на меня и медленно произнес, словно напоследок:
      - Ко мне хорошо относится начальник второго участка Тунчака Дима Гранин. Запомни...
      Дверь он прикрыл тихо, но основательно. Сразу стало тихо и стыло, как в склепе. Я выглянул в окно. Джип уже увозил его.
      * * *
      Ровно через сутки, в десять утра, я вышел из плацкартного вагона на конечной станции Эйск. От моего первоначального облика не осталось и следа. Города, в которые приезжаешь второй раз, кажутся родными, но это только иллюзия. По перрону шастала другая шпана, с другими материальными запросами и идейными мировоззрениями. Но город оставался тем же: старинным, провинциальным и шукшинским.
      Возле киоска, где когда-то продавали газ-воду и соки, стояла пожилая статная баба, показывая из-под мышки горлышко бутылки. Куда тебе, телевидение! Вот она, настоящая русская реклама! С теткой мы сошлись на ничьей, по шесть за сто пятьдесят и в придачу душистый пупырчатый огурец.
      Хрумкая огурцом, я водрузился на заранее выбранную скамейку, зажав между ног кейс и стараясь унять тревогу.
      Женщина лет тридцати пяти подошла минут через десять. Была она черноглаза, красива и чем-то походила на Чурсину. Я сразу понял, что это и есть сестра Федора, а с самим Федором что-то случилось.
      - Дайте сигарету, - хрипловато попросила она.
      - Пожалуйста. Вы - Евдокия?
      - Да. А вы - Константин?
      - Да.
      - Опоздал ты, Константин. Федя пропал.
      - Но он мне сам назначил...
      - Я знаю. Я тебя не виню. Направо дом с синей крышей, видишь? Я там живу с двумя детьми. Когда стемнеет, подходи. Собаки нет. Давай свое барахло.
      Что-то господин Гончаров стал стареть, появилась сентиментальность. Твердый ком застрял в горле. К чему бы это? Не хватало еще и разреветься. Я смотрел, как удаляется сильная женщина, горем, как дубиной, переломленная пополам. Противно и тоскливо завыло в ушах, словно десяток взбесившихся волынок устроили в моей голове перепляс.
      - Эх-хе, старые знакомые, - закряхтел подошедший старичок, пытаясь втиснуть узкий зад между мной и урной.
      - Старые, Альберт, старые, - даже не удивился я.
      - Какими же ветрами в наши пенаты?
      - Горькими. Подгони тачку, поедем куда-нибудь.
      - Куда?
      - Куда глаза глядят.
      - Тогда знаю. Чего-нибудь возьмем?
      - По дороге.
      На старой дребезжащей "Волге" мы приехали на берег Катуни. Эйнштейн ни о чем не расспрашивал, видимо понимая мое состояние. Молча разделал рыбеху, молча налил два стакана.
      - Давай-ка, Константин, за Федора!
      - Давай, Альберт, за Федора... Постой, а ты откуда знаешь?
      - Слухами земля полнится. Говорят, мужик хороший был, незлобивый. Сестра его Евдокия куда как покруче будет.
      - А кто его мог...
      - Нет, Константин, этого не знаю. Там у них свои дела. На золоте да на крови замешенные. Нам, привокзальным бомжам, этого знать не надо. Дальше небо покоптим.
      - Где ты живешь, старик?
      - Там же, где и три года назад.
      - Что у тебя случилось, ты совсем не похож на обычного алкаша?
      - Это, Костя, не твоя печаль. Ты приехал, видно, разбираться со старателями? Тогда не отвлекайся, занимайся делом. Может, у тебя что и получится, сынок. Только здесь не рисуйся. Засвечен уже по прошлому делу. Поезжай в Алтайск, там тоже есть бичи. Язык ты с нами находишь легко.
      - Ладно, до вечера потремся здесь, а там видно будет. Кстати, старик, в прошлый раз ты из-за меня здорово пострадал, прими вот в качестве компенсации.
      Я протянул ему две стотысячные бумажки.
      - Не надо. Вот как вернешься, тогда и возьму.
      - Я могу и не вернуться, ты это знаешь, а так хоть помянете.