Гончаров и дама в черном

      - Ну, вот так-то будет лучше. - Закуривая предложенную Максом сигарету, я вышел на крыльцо, чтобы хоть как-то сбросить с себя тяжелую хмарь, вдруг навалившуюся на мои плечи. Чертовски трудная эта работа - приносить в дом и без того обездоленных людей несчастье.
      - Что, Иваныч, не по себе? - положил мне на плечо свою тяжелую руку Макс. - Мне тоже скверно, а что поделаешь, жизнь такая. Пойдем к машине, выпьем по глотку, а то совсем раскиснем.
      Молча выпив, мы снова закурили. Каждый думал о своем, и, возможно, об одном и том же. Прошло не меньше пятнадцати минут, прежде чем Макс с тревогой заметил:
      - Что-то долго нет нашей Любани.
      - Оставь, наверное, с матерью прощается, прощения у нее просит. Эх, и за каким чертом мы довели все это дело до конца. Оказывается, иногда полезно, а может, и правильно останавливаться на полпути.
      - А вот и мамаша! - заметив старуху, тяжело спускающуюся по ступеням крыльца, воскликнул он. - Что это она там несет?
      - Это вам, - протягивая тяжелый тряпичный мешочек, проскрипела она. Здесь золото. Передадите Верке или еще куда... Не знаю, прощайте.
      - Э-э-э, так дело не пойдет, - преградил ей путь Ухов. - А где же Любаня?
      - Нету больше Любани, - строго посмотрела на нас бабка, и вдруг по морщинистым ее щекам покатились слезы. - Повесилась Любаня... И зачем вы только приехали?..
      Всего секунду, переваривая услышанное, мы оставались на месте, а потом, опережая старуху, кинулись в избу.
      Мать уже успела перерезать веревку и освободить захват петли, но поднять свою дочку с пола у нее не хватило сил.
      Любаня лежала на домотканом половичке посредине своей крохотной комнатки, занимая своим грузным телом практически все пространство.
      * * *
      Мы с Максом сидели на даче под яблоней и ждали, когда подъедет Вера Григорьевна в сопровождении полковника. Он, да и вообще никто еще не знал о том, для чего она нам понадобилась, как не знали они и о драме, произошедшей в деревне Излучино. Тяжелый тряпичный мешочек с золотом хранился у Макса за пазухой, и это мешало ему обдирать низкорастущий кустарник вишни. Милка с видимой неохотой накрывала стол для встречи отцовской подруги. За ней из-за кустов укоризненно наблюдал ее громадный приемыш Брут. Весь его обиженный вид красноречиво говорил о том, что она занимается совсем не тем, чем положено бы заниматься хозяйке добропорядочного пса.
      Видеть всю эту картину упорядоченного покоя после того, что случилось в деревне, не было никаких сил. Откинувшись на спину, я закрыл глаза и вскоре забылся тяжелым, почти полуобморочным сном.
      Меня обступали какие-то удавленники с гнилыми веревками на шеях. Чередой, как на параде, они проходили мимо меня и, уплывая вдаль, призывно манили руками. Все они были разными, совершенно непохожими друг на друга, и только два знакомых лица повторялись с завидным постоянством. Одно из них было Ольгино, а другое принадлежало Любе. Потом словно шепот ветра пронесся надо мною, в котором постепенно я начал различать слова. "Бредет, шатаясь, через двор дурацкий маскарад, тяжелых ног и бритых лбов изысканный парад..." И вдруг, перекрывая этот шум ветра, неистово закричала Любаня: "Но ведь не каждый принял смерть за то, что он убил!"
      - Проснись, да проснись же ты, скаженный! - шлепая меня по щекам, прямо в ухо кричала Милка. - Господи, всех соседей на уши поставил. Ты чего кричишь?
      - Нет, ничего, - стряхивая наваждение, затряс я головой. - Так, муть приснилась.
      - Иди умойся и садись к столу. Все уже собрались.
      Действительно, вся компания была в сборе, не хватало только господина Гончарова. Кое-как ополоснув мятую морду, я присоединился к пирующим.
      - Об чем речь? - выпивая штрафную, подключился я к разговору.
      - Речь о соединении двух одиноких сердец, - усмехнулась Милка, глазами показывая на счастливую пару. - Майн фатер и айн фрау того...
      - Не вижу тут ничего дурного. Любви все возрасты покорны, как справедливо заметил классик и недавно повторил наш друг Ухов. А у нас с Максом для молодых готов подарок. Максимилиан, прошу тебя, вручи подобающим образом.
      - Да чего там... Я не умею... Вот, держите. - Вытащив из-за пазухи килограммовый мешочек, Ухов положил его между Верой и полковником.
      - Что это? - встрепенулась Вера. - Можно посмотреть?
      - Для этого он вам и даден.
      - Господи, Алексей, ты посмотри, да это же золото!
      - Точно, золото, - зачем-то понюхав песок, подтвердил тесть. - Откуда? Костя, неужели вам удалось докопаться до самого дна истины?
      - А то как же! - скромно ответил я.
      - Значит, вы знаете, кто задушил Ольгу?
      - Конечно.
      - И кто же этот Маэстро?
      - Любаня Арбузова, племянница Петра Геннадьевича. К сожалению, ее больше нет в живых. Когда мы приперли ее к стенке, она зашла в избу, чтобы собраться, а вместо этого взяла и повесилась.
      - Вот как! Интересно. Расскажите-ка нам все подробно.
      Выполняя просьбу полковника, мы тщательно, во всех деталях пересказали все то, что нам довелось увидеть. Все то, чему мы были свидетелями.
      - Печальная история, - вздохнув, констатировал полковник. - И подарок печальный. Наверное, мы с Верой от него откажемся.
      - Но почему, Алексей? - живо возразила молодая. - Подарок - он и есть подарок.
      - Как знаешь, но я бы от него отказался.
      - Правильно, папаша, - тихо, но внятно прошипела Милка. - Зато от моего подарка ты не откажешься. Будешь хранить его до самой смерти. Держи. - И через весь стол она швырнула небольшой прозрачный пакетик.
      - Что это? - разворачивая полиэтилен, удивился тесть. - Какие-то волосы?
      - Ты не ошибся, отец, - нервно захохотала Милка. - Это действительно волосы, а теперь сравни их с волосами своей невесты.
      - Ну и что? Тут и гадать не приходится, это волосы Верочки. Только я не понимаю твоего юмора, зачем и как ты их отрезала?
      - Я их не отрезала. Я их вытащила из узла веревки, которой была задушена Ольга Арбузова.