Вскоре после этого инцидента, как-то будучи в ростовском кафешантане "Марс", Сфорца в антракте, разгуливая со своими приятелями, усмехнувшись, сказал:
      - Думаю, что я все же выдающийся человек. Просто феномен!.. Меня одолевают порой гениальные мысли. Вот сейчас, как не отгоняю я, а навязчивая идея сверлит мой мозг...
      - Какая, Серж? - сгорая от любопытства, спросил Яковлев.
      - Да она не осуществима...
      - Ну, а все-таки скажи...
      - Если б осуществить ее, - проговорил Сфорца.
      - О! - подпрыгнул от любопытства Розалион-Сашальский. - Что ж за идея? Будь другом, так сказать, не томи... на свете нет ни одной такой мысли, которую не мог бы, так сказать, реализовать шляхтич Владислав Розалион-Сашальский... Скажи, друг!
      - Вы все, по-моему, знаете американца Брэйнарда?.. - таинственно прошептал Сфорца.
      - Это того самого, который натянул вам всем носы, отбил у вас Верку Ермакову и живет с ней? - мрачно хмыкнул Яковлев.
      - Ну, тож, Миша, скажешь, - недовольно проговорил Розалион-Сашальский. - Никто там, так сказать, не натягивал носов. Мы сами отдалились, так сказать, от этой вульгарной женщины. Если б я хотел... браво покрутил свой рыжий ус поляк.
      - Не хвались! - оборвал его Яковлев.
      - Знаем, конечно, этого американца. Так что? - сказал Розалион-Сашальский.
      - Этот американец, - зашептал Сфорца, - ежедневно скупал у новочеркасских ювелиров драгоценности. Я как-то был у него в номере... По-моему, все скупленные драгоценности он прячет в большом свело-желтом кожаном чемодане, который стоит у него около кровати...
      - Ну-ну? - с любопытством прислушивались Розалион-Сашальский и Яковлев к рассказу Сфорца.
      - Он боится отдавать драгоценности в банк на хранение.
      - Похитить бы у него этот чемодан.
      - Вот это мечта! - захохотав, хлопнул себя ладонью по лбу Яковлев.
      - Да, дело соблазнительное, - крутя ус, задумчиво проговорил Розалион-Сашальский. - Это, так сказать, была бы важнецкая добыча... Да-а, надо это дело, так сказать, обмозговать...
      - Как ты, Миша, на это смотришь? - посмотрел Сфорца на Яковлева.
      - Как я на это смотрю? - захохотал Яковлев. - На все то, где пахнет деньгами, а смотрю влюбленными глазами... Вы можете даже не спрашивать моего согласия. Располагайте мной, как собой...
      - Ну и прекрасно, - сказал Сфорца. - Надо продумать план похищения этого чемодана. Все втроем выедем в Новочеркасск. Только вот беда: говорят, к этому американцу приехал его секретарь из Лондона... Надо это все учесть.
      - Ерунда, - махнул рукой Яковлев. - Сумеем спереть чемодан и из-под носа этого секретаря...
      - Дал бы бог! - сказал Розалион-Сашальский.
      XXI
      Высокий и высушенный, как тарань, белобрысый, с осыпанным веснушками длинным, тонким носом, мистер Тренч производил впечатление простодушного, бесхитростного малого, которого нетрудно было обвести.
      Жил он в гостинице "Лондон", рядом с номером своего патрона. По приказанию Брэйнарда он почти никуда не отлучался из гостиницы, как цербер сторожил комнату своего хозяина. И если уборщицам приходилось убирать номер Брэйнарда, то делали они это под надзором Тренча.
      Однажды мистер Тренч, проводив хозяина, прохаживался около номера Брэйнарда, наблюдая за тем, как уборщица мыла полы. По коридору, поскрипывая лаковыми туфлями, прошел одетый в синий новенький костюм, полнотелый рыжеватый мужчина средних лет с пышными усами.
      - Гуд морнинг, мистер Тренч, - улыбаясь, раскланялся он с англичанином.
      - О, сенк ю! - живо обернулся Тренч, с любопытством меряя взглядом с ног до головы рыжеусого господина, - ви мне знайт?
      - Как же вас не знать, мистер Тренч? - остановился незнакомец. Меня, так сказать, познакомил с вами сам мистер Брэйнард... Разве вы меня забыли?
      Англичанин сморщил лоб. Потом, как бы вспомнил, смущенно заулыбался:
      - О, простите мне, мистер...
      - Пятаков Петр Петрович, - подсказал рыжеусый господин, улыбаясь и почтительно кланяясь. - Так сказать, потомственный русский дворянин и помещик...
      - Олл райт! - воскликнул англичанин. - Пиетр Пиетровиц... Я вас не вдруг узнавайт...
      - Ничего, - добродушно усмехнулся рыжеусый. - Вспомнили же...
      - Ви здесь жил? - спросил Тренч.
      - Ну да, - кивнул рыжеусый. - Я здесь живу, в этой гостинице. Вон мой номер, - махнул он рукой в неопределенном направлении. - Не угодно ли, мистер Тренч, ради приятной встречи, так сказать, спуститься со мной в ресторанчик и, так сказать, выпить коктейль, виски или водки, что угодно?
      - О! - улыбаясь и прижимая руку к сердцу, закивал головой англичанин. - Спасыб болшой... Мне нелза ходит туда...
      - Нельзя ходить туда? - переспросил рыжеусый господин. - Ну что же, и не надо... Мы закажем в мой или в ваш номер завтрак. Хорошо, мистер Тренч?
      Хотя и плохо, но все-таки англичанин понимал своего русского собеседника. На его приглашение выпить он решительно замотал головой:
      - Но!.. Но!.. Пить нелза... Но!..
      - Немножко, мистер Тренч, немножко...
      - Немножка?..
      - Чуть-чуть, - показал полпальца рыжеусый. - Вот столечко, так сказать.
      - Цут-цут можна, - кивнул англичанин.
      Уборщица, помыв номер Брэйнарда, заперла дверь и ключ передала Тренчу. Тот сунул его в жилетный карман.
      Из приоткрытой двери номера, напротив, тонкий голос запел:
      Плыви, моя гондола-а,
      Озаренная луной.
      Раздайся баркарола
      Над сонною ре-екой...
      Рыжеусый покосился туда и громко закашлялся.
      - Отлично, мистер Тренч, - сказал он. - Где же мы выпьем, у меня или у вас?
      - Мне, - ткнул пальцем англичанин в дверь своего номера.
      - Очень хорошо. Гут! Послушайте, - подозвал рыжеусый горничную и сказал ей, что принести им из ресторана.
      * * *
      Напоив до потери сознания англичанина, Розалион-Сашальский вынул у него из жилетного кармана ключ от номера Брэйнарда, и приоткрыв дверь, передал его прохаживающемуся по коридору маленькому улану. Сфорца подозвал Яковлева, шепнул что-то и сунул ему ключ. Тот кивнул головой. Взяв в своем номере гитару, Сфорца вошел в комнату хорошенькой горничной. Оттуда вскоре послышался девичий смех, взвизги.
      И в то время, когда Розалион-Сашальский занимался с пьяным англичанином, а маленький граф развлекал горничную, Яковлев вытащил из номера Брэйнарда огромный светло-желтый кожаный чемодан...
      * * *
      Через час в гостиницу вернулся Брэйнард. Его встретил совершенно трезвый секретарь.
      - Все в порядке, Томас? - спросил его Брэйнард.
      - О'кей! - весело воскликнул Трэнч. - Хотя случилось довольно комическое происшествие.
      - Какое же? - заинтересовался Брэйнард.
      - Чемодан из вашего номера стащили.
      - Все-таки стащили?.. Расскажи, как это случилось?
      Тренч подробно рассказал обо всем, что с ним произошло.
      - Я сразу понял, что этот господин с рыжими усами жулик. Я дал возможность ему делать все, что ему хотелось. Он начал меня спаивать. Я притворился пьяным. Потом он вытащил из моего кармана ваш ключ и передал его своим двум товарищам... Он остался здесь, а они воровали ваш чемодан. Потом я притворился уснувшим, тогда он ушел от меня.
      Брэйнард расхохотался.
      - Томас, вы чудесный малый! - воскликнул он. - Вы заслуживаете большой награды. Имейте в виду - вы ее получите в Англии. Ведь так классически провести негодяев - это же чудо.
      - Благодарю вас, сэр, - поклонился Тренч.
      - Какие из себя эти мошенники?
      - Один толстый с рыжими усами...
      - Так.
      - Второй маленький, с черными усиками.
      - Так.
      - Третий худой, высокий, рябой.
      - Понятно. Этих авантюристов я знаю. Но теперь они во второй раз не полезут... Воображаю, как они раскроют чемодан, набитый простыми камнями. Ха-ха!.. А мешок-то цел?..
      - Будьте покойны, сэр, - кивнул Тренч. - Вот, - откинул он подушку на своей кровати. Там, под подушкой, лежал большой кожаный мешок, закрытый двумя замками. - Я с него глаз не спускаю. А если б кто коснулся, то познакомился б вот с этой штукой, - вытащил он из кармана браунинг.
      - Молодчина вы, Томас! - крепко пожал ему руку Брэйнард. - Я вам обязан, и вы за все получите мою благодарность.
      XXII
      К январю 1919 года частями Первой Конной армии был полностью очищен от белогвардейцев Донбасс.
      Теперь перед Первой Конной ставилась задача - во взаимодействии с VIII армией нанести решительный удар по остаткам белой армии, находящимся в Ростове.
      До Ростова хотя и не особенно далеко, но подступы к городу сильно укреплены. Деникинцы сюда стянули отборные казачьи и офицерские полки, много артиллерии. Кругом курсировали бронепоезда. Англичане подбросили танковые отряды.
      Шестого января 11-я кавалерийская дивизия Первой Конной армии совместно с 9-й стрелковой дивизией при активной поддержке советских бронепоездов взяли Таганрог. Белогвардейцы бежали к Ростову.
      * * *
      Хотя до рассвета еще и далеко, но небольшое село Милость Кураки уже живет суматошной жизнью.
      В маленьких оконцах нахохлившихся соломенными заснеженными крышами низких хат мерцают огни. По улицам под яростный лай собак с шумом и криком проходят конные Части. Звонко ржут кони. Скрипит морозный снег под санями и телегами обозов...
      Ворошилов и Буденный остановились обогреться и отдохнуть в большой, просторной хате. Здесь шумно и весело. Вокруг жарко натопленной печки стоят, грея руки, начдивы, комбриги, военкомы, заскочившие сюда на минуту получить дальнейшие распоряжения. То и дело слышатся взрывы смеха.
      - Эй, Мироненко! - кричит весело кто-то. - Что у тебя уши-то мотаются, как у лягавой? Ай, отморозил?..
      - Это он их в воде размочил, - отвечает кто-то, смеясь.
      Сидящих за столом над картой Ворошилова и Буденного окружила группа командиров.
      - Товарищ Ворошилов, объясните, пожалуйста... - задает один вопрос.
      - Товарищ Буденный, скажите... - перебивает его второй.
      И Ворошилов, и Буденный терпеливо отвечают на каждый вопрос, объясняют задачи, поставленные перед той или другой частью.
      На улице вдруг возникает частая ружейная стрельба. Несколько пуль с взвизгом влетают в хату. Кто-то, заскрежетав зубами, простонал.
      - Ранили! - крикнул чей-то тонкий голос.
      На ходу одеваясь и надевая шапки, все ринулись к дверям, столпившись у порога.
      - Спокойствие, товарищи! - закричал Ворошилов. - Спокойствие!.. Без волнения!.. Выходите по одному.
      Возня у порога прекратилась. Ворошилов с Буденным вышли из хаты последними. Ординарцы уже держали под уздцы разгоряченных лошадей. Кони взволнованно танцевали, косясь на крики и выстрелы.
      - Ну-ну, что ты волнуешься? - похлопал по шее свою Волгу Ворошилов и, коснувшись носком левой ноги стремени, взлетел в седло. Волга ринулась по улице. Буденный на своем Казбеке догнал Ворошилова. Все остальные начдивы, комбриги и военкомы следовали за ними.
      Они проехали квартал. То там, то сям по селу вспыхивала трескотня ружейной перестрелки. Серая мгла ночи светлела - начинался мутный рассвет. Где-то кричали "ура".
      - В чем все-таки дело? - придерживая кобылу, спросил Ворошилов, оборачиваясь. - Ничего не пойму.
      - Может быть, разрешите выяснить? - выдвигаясь из толпы командиров, спросил Прохор, который также только что приехал к Ворошилову по Делу.
      - Выясните, товарищ Ермаков, - согласился Ворошилов. - Нам нет, конечно, нужды ехать всем. Мы подождем здесь... Только, прошу вас, будьте осторожны.
      - Не беспокойтесь, товарищ Ворошилов, - сказал Прохор. Пришпорив коня, он помчался в темь, туда, где трещали выстрелы.
      Но в селе теперь стало спокойно, выстрелы слышались уже где-то вдалеке. Выехав из села, Прохор увидел во мгле рассвета мчавшегося навстречу всадника. Он резко натянул поводья. Жеребец от неожиданности присел на задние ноги.
      - Кто? - крикнул Прохор, наставляя наган в сторону неведомого всадника.
      - А ты кто? - остановился и тот.
      В голосе почудились знакомые нотки.
      - Сазон, ты? - неуверенно спросил Прохор.
      - Я, а ты кто?
      Прохор засмеялся и поехал к нему.
      - Что ж, Сазон, не узнаешь? А тож друг...
      - О, Прохор Васильевич! - обрадовался Сазон и подскакал к Прохору. Здорово, товарищ военкомдив!
      - Здравствуй! Что за стрельба?
      - Беляки хотели на нас врасплох напасть. Да номер не прошел... Бросились мы на них в атаку, отогнали... Многих чертей порубали, а многих в плен позабирали... Одного я своего станичного забрал в плен... Помнишь, тогда к тебе приходил-то, Мишка Котов?.. Так вот я его, сволочугу, поймал... Ха-ха!.. Говорит, что среди пленных должны быть еще наши станичные...
      - А почему сейчас-то идет стрельба?
      - Да это так уж, для острастки, - засмеялся Сазон. - Так вот Котов говорит, что командиром полка у них был Максимка Свиридов... Вот гад!.. Чин у него уже войскового старшины... Ежели не убили, то, может, тоже в плен к нам попал...
      - А где пленные? - спросил Прохор.
      - А вон ведут, - обернувшись, указал Сазон на бредшую в утренней мгле толпу пленных, конвоируемую конармейцами.
      - А ты куда направляешься?
      - К товарищу Буденному послан с рапортом, - сказал Сазон.
      Он уже намеревался было мчаться, но, заметив выезжавшую из села кавалькаду всадников, остановился.
      - Никак, товарищ Буденный?.. - угадывал он. - Он и есть... и товарищ Ворошилов тоже...
      Сопровождаемые ординарцами и адъютантами, к Прохору и Сазону подъезжали Ворошилов и Буденный.
      - Так что тут происходит, товарищ Ермаков? - спросил Ворошилов.
      Прохор рассказал.
      - Вот участник атаки, он может вам подробнее рассказать, - указал он на Сазона.
      - Я к вам с донесением, товарищ командарм, - козырнул Сазон и передал Буденному пакет.
      Прочитав донесение, Буденный спросил, указывая на пленных, уныло бредших по дороге:
      - А что это за народ?
      - Пленные, товарищ командарм, - ответил Прохор.
      - Пленные? - переспросил Ворошилов. - Интересно. Посмотрим.
      Они подождали пленных. Буденный пристально вглядывался в лица белогвардейцев.
      - Стой! - вдруг поднял он руку.
      Колонна пленных остановилась.
      - Тут, оказывается, и наши, платовские, есть, - сказал Буденный Ворошилову. - Ей, Ергенов! - крикнул он высокому калмыку в офицерской папахе, прятавшемуся за спины пленных казаков. - Иди-ка сюда!
      Калмык испуганно глянул на Буденного и, узнав его, воровато забегал глазами, присел.
      - Ну, чего прячешься-то? - повысил голос Буденный. - Говорю, иди сюда!
      Калмык, посерев от страха, зябко поежился. Пугливо озираясь на пленных, словно ища у них защиты, он вышел из толпы.
      - Эх ты! - окинул его презрительным взглядом Буденный. - Докатился. Что ж с тобой теперь делать, а?
      Ергенов молчал, потупив взор.
      - А в чем дело, Семен Михайлович? - спросил Ворошилов.
      Буденный стал рассказывать о калмыке, о его предательстве.
      - Народ доверил ему, - говорил гневно Буденный. - Советская власть доверила ему. Выбрали его членом ревкома Великокняжеского округа, назначили заведовать военным комиссариатом, а он обманул, предал нас. Все оружие, которое находилось в военном комиссариате, сдал белым и сам сбежал к ним... У белых служил... Кем ты, Ергенов, служил?..
      - Командиром сотни, - глухо сказал Ергенов.
      - Да, это, конечно, предательство, - сказал Ворошилов. - За это надо судить.
      Пленные были мрачны и растерянны. Переглядываясь, они настороженно прислушивались к тому, что говорили Ворошилов и Буденный.
      - Из какой он семьи? - спросил у Буденного Ворошилов.
      - Отец у него был скотовод, - сказал Буденный. - Но наемного труда не имел, сам трудился...
      - Да, товарищи, - проговорил громко Ворошилов. - Этот человек за свое предательство и активную службу у белых заслуживает суда военного ревтрибунала, но, принимая во внимание, что он происходит из семьи трудового казака-калмыка, то, я думаю, Семен Михайлович, мы его отпустим домой... Как ваше мнение?
      Калмык был поражен таким великодушием. Он изумленно взглянул на Ворошилова, не веря своим ушам. Столько он натворил злого против советской власти, против народа, что, когда попал в плен к красным, уже обрек себя на смерть. Разве он мог предполагать, чтоб его простили?..
      - Ты слышал, Ергенов, что сказал представитель Центрального Комитета Коммунистической партии и Советског о правительства товарищ Ворошилов? спросил Буденный. - Тебя прощает советская власть за все твои злодеяния. Как только Платовская станица будет освобождена Красной Армией, можешь идти домой и честно трудиться... В штабе армии тебе выдадут документ.
      Калмык упал на колени. Слезы полились по его желто-смуглому лицу.
      - Ой, как я виноват!.. Ой, как виноват!.. Советская власть простил меня... Бей меня, плюй меня!.. Я дрянный человек!
      Лица у пленных казаков прояснились. В сердце у каждого из них появилась надежда: раз уж такого заядлого преступника, как Ергенов, простили, то их уж, простых казаков, обманутых офицерством, подавно простят и распустят по домам...
      - Ах мать твою черт! - вдруг смачно выругался кто-то за спиной Буденного.
      Буденный оглянулся. Его ординарец, Фома Котов, разъяренно жиганув плетью своего коня, в два прыжка очутился у толпы пленников. Со свистом выхватил он шашку из ножен и, потрясая ею над головой какого-то пленного казака, орал:
      - Зар...рррублю, гад ползучий!.. Ишь ты, супротив своего родного брата пошел!.. Супротив народной советской власти пошел!.. Супротив самого товарища Ленина пошел!.. Я тебе голову срублю, беляку проклятому... Гад непомерный!..
      - Фома! - сердито прикрикнул Буденный. - Отставить!.. Кого ты собираешься рубить?.. Чего буянишь?..
      - Извиняюсь, товарищ командарм, - сказал, стихая, Фома. - Да как же не буянить?.. Поневоле забуянишь, коль вот этот сволочной казачишка является всенастоящим родным братом моим. Да как вы думаете, что я за мерзячие дела обнимать, что ли, должон его?..
      Понурив голову, подобранный, щеголеватый казачок, Михаил Котов, уныло выслушивал брань своего старшего брата.
      - Выходи сюда! - приказал ему Буденный.
      Михаил, высоко поднимая носки, решительно вышагнул из толпы пленных, прищелкнул каблуками, вытянулся, опустил глаза в землю и замер.
      Выправка казака понравилась Буденному.
      - Ты кем служил у белых? - спросил он у него.
      - Взводным урядником, - ответил Михали Котов. - А два дня тому назад наш станишный казак Максим Свиридов, какой, мол, зараз командовал полком нашим, для смеха назначил меня командовать сотней...
      - Почему же - для смеха?
      - Да какой из меня командир сотни? - усмехнулся застенчиво Михаил.
      - Ну, это ты зря скромничаешь, - сказал Буденный. - Парень ты боевой... Это наш станичный, товарищ военком? - спросил он, обернувшись к Прохору.
      - Да, наш, - кивнул Прохор.
      - Ну, как он?
      - Казак боевой и неплохой. Только вот с братом моим белогвардейцем спутался... На услужении у него был. Парламентером ко мне приходил, предлагал сдаться вместе с моим отрядом...
      - Ишь ты! - удивленно покачал головой Буденный. - Какой ты, действительно, боевой. Видишь, Котов, какой брат у тебя, - кивнул он на Фому. - Молодец!.. Честно служит народу и советской власти. А тебя ослепили офицеры... Эх ты!..
      - Заблудился, товарищ командующий, - вздохнул Михаил.
      - Заблудился, - усмехнулся Буденный. - Все вы говорите, что заблудились, как круто приходится... Поздно больно вы прозреваете... Что же с тобой делать?.. Что делать с твоим братом, Фома?..
      - Расстрелять, товарищ командарм, - с сердцем ответил Фома.
      - Что вы такой кровожадный, товарищ Котов? - смеясь, сказал Ворошилов. - Зачем же его расстреливать, когда из него может быть, полезный человек?.. Как вы думаете, - обратился он к Михаилу Котову, отпустить вас домой или вы будете служить у нас?
      - Буду служить у вас, товарищ начальник, - с готовностью ответил Михаил.
      - А не сбежите снова к белым?
      - Да что вы, товарищ начальник! - даже отшатнулся Котов. - Да мыслимое ли это дело?.. Уж ежели я пойду к вам служить, так, верьте мне, жизнь положу, а доверие ваше оправдаю...
      - Как думаешь, Фома, правду он говорит? - спросил у своего ординарца Буденный.
      - Брешет! - мрачно проворчал Фома.
      - Брат! - вскричал со слезами на глазах Михаил. - Да ты что же это на своего одноутробного, родного брата наговариваешь?.. Богом прошу тебя прости меня... - И он повалился в снег, земно кланяясь в ноги коню, на котором сидел Фома. Лошадь испуганно попятилась. Фома задержал ее.
      - Прости, братуша, - всхлипывал Михаил. - Вот те господь, буду служить верой и правдой и свою провинность отслужу. Прощаешь, что ль, брат? - приподнял он заплаканное лицо, заглядывая на Фому.
      Но тот безмолвно сидел на коне.
      - Да, я вижу вы, товарищ Котов, бесчувственный, - улыбнулся Ворошилов. - Неужели у вас сердце не дрогнет?
      - Как же быть, Фома? - сказал и Буденный. - Советская власть прощает заблудившихся, обманутых казаков, а ты не хочешь брата своего простить.
      Фома покосился сначала на Ворошилова, затем на Буденного, молча соскочил с коня, поднял брата.
      - Ну, ладно, Миша, вставай, - сказал он ворчливо. - Раз уж советская власть тебя прощает, то, стало быть, и я тебя прощаю...
      XXIII
      Стояли крепкие морозы, но тротуары были забиты веселой гуляющей публикой, среди которой особенно много военных.
      - "Приазовский край"! - расталкивая толпу, пронзительно кричит мальчишка, мчась по тротуару с кипой газет под мышкой. - Красные разбиты под Никитовкой!.. Красные разбиты!..
      По мостовой, высоко поднимая ноги и отбивая шаг, под гром духового оркестра, ритмично колыша из стороны в сторону щетиной штыков, проходит офицерская рота.
      - Кра-асные разби-иты под Никитовкой! - кричат мальчишки. - Отступают в панике!..
      - Вот мерзавцы! - смеется Семаков, на ходу просматривая газету. Выдумают же - "красные разбиты под Никитовкой..." Ха-ха-ха!.. Обыватели, конечно, могут поверить... Витя, сунь вот этому в карман листовку... Так!.. Молодец!.. Пусть почитает...
      - Может, Иван Гаврилович, сядем на трамвай? - предлагает Виктор.
      - Да ты глянь. Там и сесть-то некуда... Пойдем уж так, кстати, листовки разбросаем...
      Семаков с Виктором направляются на вокзал. Ростово-Нахичеванскому подпольному комитету доподлинно известно, что буденновские полки уже подходят к городу. Вся подпольная организация на ногах, она вооружилась и вооружила многих рабочих ростовских заводов. Все с нетерпением ждут сигнала подпольного комитета, чтоб начать вооруженное восстание и помочь Красной Армии захватить город.
      Семаков и Виктор посланы на вокзал выяснить положение. По слухам, там уже вторые сутки стоит состав из Новочеркасска с золотом Донского правительства. Возникла идея - нельзя ли захватить это золото или во всяком случае, если к этому представится возможность, задержать состав до прихода Красной Армии.
      - Иван Гаврилович, - воскликнул Виктор. - Да брось ты эту брехливую газету! Что ты нашел в ней хорошего?
      - Нет, постой, постой, крестник, - продолжая на ходу просматривать газету, сказал Семаков. - Тут есть любопытные вещи... Вот, например, послушай!
      Они остановились. Семаков стал читать:
      - "Пролежав более месяца в лазарете, не видел за это время улиц города. Теперь я выздоравливаю, можно выходить гулять, но во время боя с красными я лишился брюк и сапог. Не имею возможности их приобрести и получить помощь от родных, так как они в Киеве. Я покорнейше прошу добросердечных людей откликнуться и пожертвовать мне брюки и сапоги. Хочется ведь и мне попраздновать светлое Рождество Христово.
      Прапорщик Р у д а к о в".
      - Вот так вояка! - рассмеялся Семаков. - Так навоевался, что растерял портки и сапоги...
      Виктор даже не улыбнулся шутке своего друга. Он был под впечатлением, которое произвело на него сообщение Васи Колчанова о смерти Марины.
      "Нет!.. Нет!.. - с горечью подумал он. - Не верю!.. Неужели я не увижу ее больше?"
      Переживая свое горе, Виктор похудел, в глазах затаилась печаль.
      Семаков пристально посмотрел на юношу.
      - Нет, крестник, так никуда не годится, - покачал он укоризненно головой. - Надо взять себя в руки. Так распускаться большевику не годится.
      Виктор молчал.
      ...На вокзале лихорадочная суета. Ошалело мечутся по перрону люди с узлами, чемоданами, торопясь сесть в отходящие на юг поезда. У вагонов крики, давка, ругань, плач...
      - Удирают, сволочи! - усмехнулся Семаков. - Почуяли...
      Рассовывая листовки в карманы, узлы и корзины толпящихся на платформе пассажиров, Виктор и Семаков скоро разыскали то, что им было надо. На четвертом пути стоял состав из пяти вагонов: одного классного и четырех товарных. Состав плотным кольцом окружала атаманская гвардия в серых папахах с голубыми верхами.
      Еще издали Семаков и Виктор увидели, что один вагон опечатан несколькими сургучными печатями и свинцовыми пломбами.
      - Правильные слухи, - прошептал Семаков. - Золото... А ну-ка, давай пройдем...
      Они хотели пройти мимо состава по платформе, но молодой есаул, грозно закричал:
      - А ну, ну проваливайте!.. Здесь нельзя расхаживать!..
      Они отошли на порядочное расстояние от состава и стали тихо рассуждать между собой.
      - Этот состав, конечно, - сказал Семаков. - Но как его захватить?
      - Пойти на риск, - прошептал Виктор. - Ночью собрать человек тридцать подпольщиков и окружить состав... Тут, я думаю, атаманцев человек пятьдесят, не больше...
      - Нет, человек сто, наверно...
      - Возможно, и сто.
      Они замолкли и оба стали изучать место, где стоял состав с золотом.
      - Кажется, зря мы стараемся, - сказал Семаков.
      - Почему?
      - А вон, видишь, садятся... Сейчас поедут.
      И, действительно, атаманцы торопливо посадились в вагоны и, не отходя от дверей теплушек, зорко наблюдали за опечатанным вагоном. Паровоз без свистка медленно потащил состав.
      Семаков и Виктор переглянулись и молча пошли.
      * * *
      В конце декабря морозы спали, стояла приятная погода. С синего звездного неба падали крупные хлопья снега. При свете фонарей они отливали золотом и, казалось, как в сказке, все вокруг - и небо и земля - было заполнено играющими звездами...
      Город праздновал Рождество. Сквозь ярко освещенные окна видны вальсирующие пары. В ресторанах и барах - веселье. Звенели бокалы, произносились тосты в честь победы белой армии, рекой лилось шампанское.
      Походив по улицам, насмотревшись на пьяное веселье, Виктор вернулся на свою новую квартиру. Делать было нечего, читать не хотелось, и он лег спать, но долго не мог уснуть. Из головы не выходил образ Марины... Потом Виктор уснул.
      В полночь его разбудили. В комнату вошел радостно возбужденный Семаков.
      - Вставай, крестник!.. Пойдем праздновать Рождество.
      - Что случилось, Иван Гаврилович? - приподнялся Виктор, не понимая еще причин его радости.
      - А ты одевайся, скорей, тогда узнаешь. Где твоя винтовка?
      - В сарае, в дровах.
      - Захватывай.
      Виктор быстро оделся, сунул в карман револьвер, сбегал в сарай за винтовкой. Он догадывался: видно, красные подходят к Ростову.
      Они вышли на улицу. Семаков на ремне нес винтовку. Снег перестал. Стояла тихая лунная ночь. Где-то на окраине Нахичевани злобно лаяли собаки и похлопывали выстрелы.
      - Уже? - спросил Виктор.
      - Уже-то уже, - весело сказал Семаков. - Но самое интересное ты проспал... Красная Армия уже побывала в Ростове!
      - Что ты, Иван Гаврилович!
      - Верное слово, побывала, - повторил Семаков. - Правда, пока что лишь разъезды... Город-то весь пьяный, никто его не защищает... Сколько пьяных офицеров повыловили - страсть...
      - Что ты мне говоришь, Иван Гаврилович, я же весь вечер бродил по улицам и никого не видел...
      - Так ты где ходил?.. Тут вот, наверно, в центре?.. А они ездили по Нахичевани... Вот только сейчас белогвардейцы опомнились и стали оказывать сопротивление. Слышишь, постреливают? Это бой начался... Сейчас мы нашу организацию собираем, в тыл белым ударим... А нам с тобой другое дело поручено... Пошли!
      - Какое? - спросил Виктор.
      - Потом узнаешь... Вон наши ребята в переулочке ждут. Они с нами пойдут.
      За углом стояла группа в полтора десятка молодых рабочих, вооруженных винтовками.
      - Пошли, ребята! - сказал им Семаков. - Только тише!
      Осторожно ступая, придерживая винтовки, все молча двинулись по улице.
      - Из тюрьмы наших пойдем освобождать, - шепнул дорогой Семаков Виктору. - Гулдена и других.
      - Вот это правильно! - кивнул юноша.
      Когда проходили Садовую - главную улицу города, то чуть не наткнулись на промчавшуюся в сторону Нахичевани кавалерийскую часть белых.
      Убедившись, что за ней никто не следует, Семаков махнул рукой, и все проворно перебежали освещенную улицу.
      Подбежав к чугунным воротам тюрьмы, Семаков грозно загремел прикладом.
      - Именем революции, требуем открыть ворота! - закричал он.
      Перепуганные надзиратели не сразу сделали это.
      - А кто вы такие? - спросил один из них, высунув в окошко седую голову.
      - Представители советской власти, - сказал Семаков. - Открывай быстрее, а то повесим. Разве тебе не известно, что город уже занят Красной Армией?
      Надзирателям было известно, что по городу разъезжали красные кавалеристы, да и они слышали перестрелку в Нахичевани. Посовещавшись между собой, открыли ворота.
      - Кто из вас старший? - окинул Семаков строгим взглядом вытянувшихся, перепуганных до смерти надзирателей. - Да вы не бойтесь. Мы вас не тронем, если будете выполнять мои распоряжения...
      - Я буду старший, - вышагнул вперед плечистый старик, который высунул в окошко голову. Он дрожал от страха.
      - Не трясись, - сказал ему Семаков. - Сказал, что вреда вам не причиним. Большевики свое слово твердо держат. Ведите ребят по камерам, выпускайте всех политических, которые сидят за большевизм... Понял?..