- Марину?! - вскрикнул обрадованно Виктор и так тряхнул своего друга, что чуть пуговицы не оторвал у его шинели. - Говори скорей, где ты ее видел?.. Что она обо мне спрашивала?..
      - Бешеный! - с Недоумением посмотрел на Виктора Колчанов. - Ты не с ума ли сошел?
      - Говори, Васька, где видел Мариночку?
      - Недавно встретил в Ростове... Откуда она тебя знает, а?.. Спрашивала о тебе - не видел ли я тебя... Мне тогда было некогда, и я ее вопросу не придал значения...
      Виктор захохотал.
      - Ты, правда, не сошел с ума? - с опаской спросил Колчанов.
      - Ей-богу, сошел, Вася, - хохотал Виктор. - Дай я тебя обниму, дурака. - И он, обняв прапорщика, звучно расцеловал его в щеки. - Спасибо, Вася, за сообщение.
      - Ах, вот оно в чем дело! - догадливо протянул Колчанов. - Ну, теперь все понятно... А я, дурак, сразу-то и ничего не понял, думал, что ты с ума сошел... Ну что ж, поздравляю, выбор твой вполне одобряю. Марина - девушка замечательная.
      - Где она живет?
      - Не знаю.
      - Адреса не знаешь?
      - Нет.
      - Дурак!
      - Правильно, - согласился Колчанов. - Да еще набитый.
      - Ну как же это так, Вася! - огорченно воскликнул Виктор. Разговаривать со знакомой девушкой и не спросить ее, где она живет, чем занимается, - это же просто надо быть олухом царя небесного.
      - Теперь я понял, - с сожалением покачал головой прапорщик, - что большую оплошность совершил.
      - Ну расскажи все-таки, как ты с ней встретился?
      - Ну, встретились на Садовой, обрадовались. Поговорили, вспомнили гимназические вечера, как танцевали... А потом она спросила о тебе, не видел ли я тебя. Я сказал, что давно не видел...
      - И все?
      - И все. Много мы не говорили, некогда мне было...
      Виктор огорченно поник головой.
      - Не огорчайся, Витенька, - пожал ему руку Колчанов. - Мы ее найдем!.. Ей-богу, разыщем. Я сам тебе помогу ее разыскать!.. Ведь я же, брат ты мой, в таком служу месте, что по моему приказу мне любого типа в Ростове разыщут... А она определенно живет в Ростове, я это почувствовал...
      - А где ты служишь?
      - О, брат ты мой, я служу в за-амечательном месте, - засмеялся Колчанов. - В тепленьком... В канцелярии градоначальника города Ростова, полковника Грекова... Почти ничего не делаю... Некоторое касательство имею, так сказать, к тюрьмам...
      - Тюрьмам? - удивился Виктор. - Какое же касательство?
      - Да так, вроде надзора... Есть такой отдел в градоначальстве...
      - А новочеркасская тюрьма не в вашем ведении?
      - Нет, новочеркасская тюрьма нам не подчинена, хотя смотря как. Иногда имеем касательство и к ней... Например, если нам потребуется тот или иной арестованный, можем востребовать...
      Виктор задумался.
      - Ты понимаешь, Витя, - начал весело рассказывать прапорщик. - Я служу по тюремной части... главное, от фронта избавлен... Ты посмотрел бы на нашего градоначальника Грекова... Фрукт, я тебе скажу. Высокий, красивый, пышные усы, из гвардейцев... Шикарный, всегда надушен, аристократ... А взяточник непомерный. Ты, понимаешь, такие фокусы проделывает... Большущие деньги, жулик, наживает. Говорят, в Лондонском банке счет свой имеет... А юморист - невероятный. Посмотри, вот какие он приказы публикует в суворинском "Вечернем времени", - полез в карман за газетой Колчанов. - Вот слушай: "Опять в г. Ростове-на-Дону появились прокламации с призывом "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" Право, понять не могу, почему пролетариям надо соединяться именно в Ростове? Здесь и без того тесно. Прокламации расклеивала госпожа Ревекка Ильяшевна Альбаум. Ее следовало бы расстрелять, но я приказываю ее лишь выслать к большевикам, за которых она ратует..." Каково? - расхохотался Колчанов, взглянув на Виктора.
      Виктор, почти не слушая Колчанова, думал о чем-то своем.
      - Вася, - внимательно посмотрел он в глаза Колчанову, - скажи по правде, ты мне такой же друг, как и раньше?
      - Странный вопрос, Витька, - обиделся тот. - Считаю тебя самым искренним, близким другом.
      XVI
      В туманную муть ноябрьского рассвета к новочеркасской тюрьме подъехал военный грузовой автомобиль. Из кабины машины выскочил молодой черноусый офицер и, предъявив пропуск часовому, стоявшему у ворот, вошел во двор тюрьмы. Он разыскал тюремную канцелярию.
      - Где у вас тут начальство? - спросил он, войдя в душную комнату канцелярии.
      - Что надобно, господин офицер?
      - Начальника, - властно сказал офицер. - Срочно надо. Дело важное.
      - Зараз, господин поручик, - глянув на погоны прибывшего офицера, произнес казак и, приоткрыв дверь в другую комнату, откуда доносился густой храп, негромко позвал: - Господин есаул!.. Господин есаул, встаньте на минуточку!.. До вас пришли.
      - Какого черта надо? - послышался из комнаты сиплый голос. - Чего будишь среди ночи?..
      - Да говорю ж вам, господин есаул, что до вас пришли... Говорят, что срочно, мол, надо.
      - О-о, черт! Какому это дьяволу я понадобился... Скажи - сейчас. Сапоги надену...
      Минут через десять в канцелярию вошел кудлатый, рябой казачий офицер.
      - Что угодно? - недружелюбно взглянул он на прибывшего.
      - Извольте, господин есаул, получить орден на выдачу пятнадцати арестованных для ростовского военно-полевого суда.
      - О-о! - зевнул есаул, прикрывая рот рукой. - Ну, и время же вы выбрали приехать, господин поручик. Нет ни начальства тюрьмы, ни письмоводителей. Разве я могу их выдать без них?..
      - Сколько же ждать?
      - До девяти утра.
      - О, это невозможно! - воскликнул прибывший офицер. - К девяти арестованные уже должны быть в Ростове. В девять часов утра там начинается крупный процесс над большевиками. Ваши арестованные нужны в качестве свидетелей. К пяти вечера они будут возвращены вам обратно.
      - Дайте-ка ордер, - потребовал есаул и, взяв его от прибывшего офицера, поднес к тускло горевшей электрической лампочке, прищурившись, стал читать. - Кто это подписал? - спросил он.
      - Что вы, не разберете? - покручивая усы, усмехнулся прибывший. Войсковой старшина Икаев.
      - А кто это - Икаев?
      - А вы разве не знаете? - пожал плечами поручик. - Начальник контрразведки, он же и председатель ростовского военно-полевого суда.
      - А-а, - протянул понимающе есаул. Хотя ему и не был известен этот Икаев, но, боясь, чтоб его не упрекнули в незнании начальства, сделал вид, что он Икаева прекрасно знает.
      Постояв мгновение в раздумье, почесав затылок, он сказал казаку:
      - А ну, Коротков, пойди разыщи старшего надзирателя.
      Казак неторопливо натянул на себя шинель, надвинул на голову папаху и вышел из канцелярии.
      - Присядьте пока, - уже дружелюбнее предложил есаул прибывшему офицеру.
      - Спасибо, я не устал.
      Есаул закурил и тотчас же захлебнулся в кашле.
      - Вот... кхе-кхе... Черт побрал... кхе-кхе... про-остудился.
      Вошли посланный казак и надзиратель.
      - Чего изволили просить, ваше благородие? - вытянулся перед есаулом высокий, рыжеусый надзиратель.
      - Вот что, братец, вот ордер, подписанный самим председателем военно-полевого суда, войсковым старшиной Икаевым, - подал он ордер надзирателю. - Понимаешь, самим Икаевым. Знаешь, кто Икаев?
      - Как же не знать, ваше благородие, - щелкнул каблуками надзиратель. - Очень даже знаю. Начальник контрразведки. Он у нас частенько бывает.
      - Ну, так вот, - внушительно проговорил есаул. - Немедленно собери по этому списку арестованных и под расписку сдай господину офицеру...
      - Лебедеву, - подсказал прибывший.
      - ...господину Лебедеву, - повторил есаул.
      - С вещами али нет? - спросил надзиратель.
      - Зачем же вещи? Они ведь к вечеру вернутся.
      - Слушаюсь, - козырнул надзиратель и вышел.
      * * *
      Через полчаса пятнадцать арестованных большевиков стояли у тюремных ворот, дожидаясь своей участи. Почти все они были убеждены в том, что их ведут на расстрел.
      Среди арестованных, зябко запахнувшись шинелью, стоял Семаков. Он был мрачен.
      - Иван Гаврилович, - спрашивал его удрученно какой-то паренек, неужто все, а?..
      - Ничего не знаю, Коля, - угрюмо шептал Семаков. - Возможно, поведут расстреливать... Впрочем, вряд ли они будут расстреливать днем. Видишь, совсем рассвело. Они больше ночью расстреливают...
      - Может, на допрос нас?
      - Возможно.
      С крылечка тюремной канцелярии сошли два офицера и торопливо подошли к арестованным.
      - Все? - обвел взглядом по толпе арестованных молодой черноусый офицер.
      - Так точно, господин офицер, - ответил рыжеусый надзиратель, прикладывая руку к папахе. - Все полностью по списку. Желаете перекличку сделать?
      - Некогда! - махнул рукой черноусый офицер. - Запаздываем. Выпускай из ворот арестованных, - властно приказал он. - Усаживайте в автомобиль.
      Загремев засовами, распахнулись тяжелые чугунные ворота тюрьмы. Арестованных вывели из ворот. Они увидели военный автомобиль, в кузове которого стояли два солдата с винтовками и прапорщик.
      - А ну быстро рассаживайся в машину! - прикрикнул черноусый поручик на арестованных.
      Сопровождаемые бранью и толчками, арестованные уселись в машину. Проследив за посадкой арестованных, молодой поручик вскочил в кабину.
      - Гони, Ваня! - сказал он офицеру.
      Но мотор что-то закапризничал, и, пока с ним возился шофер, к тюрьме, на линейке, запряженной парой сытых гнедых подъехал толстый, пожилой офицер. Тяжело поднявшись, он сошел с линейки. Поручик из кабины автомобиля встревоженно следил за ним. Он видел, как к толстяку подбежал рябой есаул, который только что выдал ему арестованных, и что-то стал докладывать, то показывая ордер, то указывая на автомобиль.
      - Давай, Ваня! - снова беспокойно вскричал поручик. - Гони скорее, родной!
      - Сейчас, - отозвался тот. - Что-то мотор барахлит.
      - Что вы наделали? - донесся до поручика визгливый голос толстого офицера. - Стой! - заорал он, выхватывая из кобуры револьвер и бросаясь к автомобилю. - Стой! Стрелять буду!..
      - Да гони ж ты, Иван! - в отчаянии крикнул поручик, вынимая наган из кобуры.
      Мотор, наконец, затарахтел. Шофер вскочил в кабину, сел за руль. Автомобиль качнулся и тронулся с места.
      Толстый офицер, видимо начальник тюрьмы, есаул и надзиратели с перепуганными лицами, на ходу стреляя из револьверов, некоторое время бежали вслед за машиной, вопя:
      - Стой!.. Стой!..
      Поручик высунулся из кабины и озорно, по-мальчишески, помахал им рукой.
      - Всего хорошего, господа! До скорого свидания на том свете!..
      Когда от тюрьмы отъехали верст на двадцать, поручик велел шоферу остановить машину. Выскочив из кабины, он заявил:
      - Ну, теперь, друзья, вылезайте из машины и быстрее расходитесь.
      Семаков соскочил с машины и бросился в объятья офицера.
      - Витя! Дьяволина ты этакий... - и слезы хлынули у него из глаз.
      - Иван Гаврилович! - изумился Виктор. - Да ты что же это?
      - Прости за слабость, - вытирая рукавом глаза, сказал Семаков. Видно, стар стал, что ли... Давай, крестник, еще раз поцелую... Как это ты все устроил?
      - О! - сказал Виктор. - Все это устроил подпольный комитет. Я только с товарищами выполнял его волю. Помог нам очень и вот этот мой товарищ по гимназии, - указал он на Колчанова.
      Все освобожденные из тюрьмы торопливо жали Виктору руки, благодарили его.
      ...Раскидывая грязь по сторонам, машина помчалась по шоссе и вскоре скрылась из виду.
      Семаков посмотрел на быстро уходившего к Аксайской станице Колчанова, сказал:
      - Ну, товарищи, расходись по одному, по двое в разные стороны...
      Семаков с Виктором решили идти в Аксай и там, дождавшись поезда, ехать в Ростов.
      XVII
      В декабре в Новочеркасск прибыла англо-французская союзная делегация в составе: от англичан - генерала Пуля, полковника Киса, майора Эдварса и капитана Олкока и от французов - капитанов Бертело, Фукэ и лейтенанта Эрлиша.
      После бала, прошедшего с большой помпезностью в атаманском дворце, где многие гости перепились до бесчувствия, союзников на следующий день повезли осматривать столицу Дона.
      В числе других казачьих офицеров Константину, как знающему английский язык, пришлось сопровождать гостей в их поездке по городу. Он сидел в фаэтоне с флегматичными и равнодушными ко всему англичанами майором Эдварсом и капитаном Олкоком.
      Майор Эдварс - выбритый, высокий и тощий, с сильно развитой челюстью - иногда вглядывался серыми, холодными, скучающими глазами в какой-нибудь заинтересовавший его предмет и, посасывая трубку, указывал сухим длинным пальцем:
      - Это что? Кому монумент?
      - Памятник атаману Платову, - отвечал Константин. - Работы скульптора Антокольского. Платов - герой Отечественной войны 1812 года. Побывал у вас в Лондоне в 1814 году.
      - Олл райт! - удовлетворенно кивал головой Эдварс. - А это кто?
      - Атаманцы, - пояснял Константин. - Казачьи гвардейцы.
      - Угу.
      Когда проезжали Соборную площадь, иностранцев поразил мощный вид чугунного Ермака, одиноко стоявшего на гранитном пьедестале. Выскочив из автомобилей и саней, иностранные офицеры пошли осматривать памятник. Казалось, что Ермак глядел на них хмуро и мрачно, как на незваных пришельцев.
      Гостей повезли в музей донского казачества, затем в офицерскую школу и кадетский корпус, а оттуда прямо на вокзал.
      Здесь уже поджидал союзников специальный атаманский поезд, который должен был повезти их на восточный, царицынский фронт. Многие иностранные офицеры не хотели ехать. Но атаман Краснов убедительно просил их сделать ему одолжение. Краснову нужно было показать союзной миссии, в каких трудных условиях сражаются казаки на фронте. Этим он хотел вызвать у них больше сочувствия и щедрости. Сам атаман со своей свитой и сопровождал иностранцев на фронт. Как адъютант атамана Константин также был в числе свиты.
      Когда наутро за завтраком встретились все, Константин среди иностранных офицеров увидел Брюса Брэйнарда. Зачем ехал этот делец на фронт, было непонятно. Расспрашивать же его об этом Константину был неудобно.
      После завтрака Константин ушел к себе в вагон и стал смотреть в окно. На заснеженных полях то там, то сям лежали полуобглоданные бродячими собаками трупы лошадей и верблюдов - следы недавних боев. Местами были видны черные провалы окопов, оборванные проволочные заграждения. Мимо окон бежали разбитые снарядами красные кирпичные железнодорожные будки и казармы для рабочих. Почти повсюду мосты были взорваны.
      Замедляя ход, поезд осторожно, словно крадучись, переполз по временно поставленному мосту через какую-то реку. Все вокруг, в разных направлениях, изборождено глубокими морщинами окопов. Совсем недавно, всего несколько дней назад, здесь кипели ожесточенные сражения.
      Показалась станция Чир.
      - Господа, - пригласил Краснов англичан и французов, - прошу вас на минутку выйти на платформу. Народ вышел вас встречать.
      Константин также вслед за всеми вышел из вагона.
      Посреди платформы выстроился почетный караул: на правом фланге седобородые старики, на левом - молодые, фронтовые казаки. Перед караулом, вытянувшись, топорща усы, стоял генерал Мамонтов, за ним - генерал Толкушкин.
      - Здравствуйте, родные мои! - поздоровался со стариками Краснов.
      - Здравия же... ваше высокопревосходительство! - выкатывая глаза на атамана, рявкнули старики.
      Атаман произнес речь.
      - ...Пусть ваши сыновья, - закончил он, - завершают священное дело спасения славы казачьей, начатой вами.
      Под крики "ура" атаман перешел к шеренге молодых казаков.
      Высокий костлявый старик, генерал Пуль, посасывая потухшую трубку, стоял со своими офицерами у вагона, дожидаясь, когда атаман представит его казакам.
      - Прошу, генерал, - любезно улыбаясь, обратился к нему по-английски Краснов, - принять почетный караул.
      Пуль медленно стал обходить шеренгу казаков, вглядываясь в каждого, временами останавливаясь, рассматривая у казаков одежду, оружие, иногда поднимая полы шинелей, ощупывая пальцами добротность сукна. Подойдя к какому-то горбоносому, бородатому казаку, стоявшему в строю, Пуль ткнул ему кулаком в живот. Казак охнул и выронил из рук шашку. Иностранные офицеры засмеялись шутке генерала.
      - Нельзя так солдату живот выпячивать, - строго поджав губы, сказал Пуль побагровевшему от стыда казаку. Краснов с нарочитой любезной улыбкой перевел ему фразу, брошенную английским генералом. И когда тот отошел, гневно посмотрев на казака, прошипел:
      - Подвел, подлец!
      Константин подошел ближе, взглянул на сконфуженного старика и побагровел от стыда: он узнал своего отца. Избегая его смущенного, страдальческого взгляда, он прошел мимо.
      К генералу Пулю с поклонами подошли станичные атаманы ближайших станиц. С краткой речью выступил атаман Нижне-Чирской станицы, тучный, сивобородый подъесаул.
      От имени генерала Пуля и всей союзной миссии ответную речь держал на русском языке еще совсем молоденький румяный французский лейтенант Эрлиш.
      - Добрый казак, - нервно повизгивал он тенорком, отчаянно жестикулируя. - Слюшай меня, слюшай, пожалюста! Скоро сюда, Дон, придет много союзников. О, очень много! Придет франс пушка, придет инглиш танка, много танка... Все пойдет Москва... Москва спасать нужно. Ой, как нужно Москва. Ура-а!.. Кричи много ура-а!
      Краснов, несколько смущенный бессвязной и мало вразумительной речью французского союзника, взмахивал руками, дирижируя, и по его указке до хрипоты кричали "ура!".
      Кряжистый, с длинным красным носом, генерал Толкушкин, успевший по случаю приезда союзной миссии проглотить лишних стакана два водки, покачиваясь из стороны в сторону, хрипло пробасил:
      - Эх, братцы вы мои! Дали б мне наши союзники два танка, я б с ними да с одним лишь казачьим разъездом через неделю вошел бы в Москву. Ей-богу, не вру! Господин Пуль, разрешите...
      Оттолкнув стоявшего на пути Мамонтова, Толкушкин, пошатываясь, подошел к Пулю, помахивая красиво отделанной плеткой.
      - Господин генерал!
      Краснов, с опаской доглядывая на пьяного Толкушкина, сказал по-английски Пулю:
      - Этот генерал хочет с вами говорить.
      - Слушаю вас, - сказал Пуль, останавливаясь и смотря на Толкушкина.
      Толкушкин взмахнул нагайкой. Краснов похолодел - ударит. Но нет, тот не ударил.
      - Генерал, - сказал Толкушкин, пьяно всхлипывая. - Все казачество радо вашему приезду... И я рад... Потому как вы ведь наши союзники... А раз союзники, то и пойдем вместе бить нашего общего врага - большевиков... Будем бить их в хвост и в гриву, не давать с...
      Краснов смутился и не перевел последней фразы. Заметив улыбки на лицах белогвардейских офицеров, Пуль потребовал от Краснова, чтобы тот дословно перевел сказанное Толкушкиным.
      - Это непристойность, сэр, - сказал Краснов.
      - Ничего, скажите, - настаивал Пуль.
      Краснов перевел. Пуль громко расхохотался.
      - Остро сказано.
      - Возьмите, генерал, эту плеть на память от донских казаков, - вдруг предложил Толкушкин нагайку Пулю. - Она вам пригодится... Этой нагайкой вы крепко будете хлестать нашего врага.
      - Оригинальный подарок, - улыбаясь, сказал Пуль, рассматривая красиво отделанную нагайку. - Я рад принять этот подарок от донского казачества. Подарок мне этот, действительно, пригодится.
      ...Расстроенный происшествием с отцом, Константин, хмурясь, стоял у вагона, дожидаясь, когда члены миссии пойдут в него. Здесь-то его и разыскал Василий Петрович.
      - Сынок, - сокрушенно сказал он.
      Константин вздрогнул и воровато огляделся вокруг: не наблюдает ли кто. Убедившись в том, что на них никто не обращает внимания, он недовольно спросил:
      - Ну что тебе надо, отец?
      Старик ошарашенно посмотрел на него.
      - Да ты сын мне али кто?
      - Сын, - мрачно промолвил Константин. - Но ты сегодня в такую глупую историю влип, что мне просто стыдно с тобой разговаривать...
      - С отцом стыдно?!
      - Да, - сердито выкрикнул Константин. - Именно с тобой, с отцом. Какой тебя черт заставил в этот дурацкий почетный караул становиться?.. А если уж стал, то надо бы не выпячивать брюхо, как беременная баба. И вообще-то, зачем ты сюда попал? Почему ты бросил дом, мать, семью?.. Ведь не могли же тебя мобилизовать, старика.
      - Сам пошел, добровольно, - угрюмо буркнул Василий Петрович.
      - Сам, - озлобленно усмехнулся Константин. - Глупость сделал. В твоих ли летах это делать?
      - Хотел помочь...
      - Помощник мне тоже. Что ты сегодня натворил? Ты ж меня осрамил. Хорошо еще, что никто здесь не знает, что ты мой отец, а то прямо-таки хоть убегай отсюда. Иди, я с тобой больше не могу говорить. Вот, кажется, на нас обращают внимание. Иди!
      Василий Петрович ошеломленно смотрел на сына.
      - Так ты, стало быть, своего отца стыдишься, а? - наливаясь гневом, спросил он у Константина. - Гонишь отца?
      - Не кричи! - сморщившись, - зашипел Константин. - Услышать могут.
      - Ах ты, сукин сын! - вдруг громко завопил Василий Петрович. - Нехай все слышат, какой ты мерзавец. Отца застыдился... Будь ты проклят, сатана!.. Ишь ты, в полковники его вывел, а он теперь с отцом не желает разговаривать, стыдно, вишь, ему.
      Константин, как обожженный, рванулся к вагону, ухватился за поручни, вспрыгнул на площадку и скрылся за дверью.
      - Ишь ты, - продолжал бушевать старик. - Полковником стал, ваше высокоблагородие. Значит, теперь и родителей не надо признавать. Пожалуюсь самому атаману Краснову.
      Вокруг него собиралась толпа любопытных.
      - Я те дам, проклятый полковник! - грозился в окно вагона Василий Петрович. - Отца постыдился...
      - В чем дело, казак? - подходя к старику, строго спросил Мамонтов. Что ругаешься?
      - Да как же, ваше превосходительство, - стал жаловаться ему Василий Петрович, - он хоть и полковник, а ведь сын мне родной...
      И он рассказал Мамонтову о своей обиде на сына.
      Выглянув украдкой в окно, Константин увидел, что Мамонтов за что-то распекал отца.
      "Пусть, - махнул он рукой. - Его стоит пробрать".
      Проходя мимо Константина, Краснов спросил у него:
      - Полковник, что это там бушевал казак?
      - Пьяный, господин генерал.
      - А-а, - понимающе протянул Краснов. - Тогда понятно. Он, кажется, вас оскорблял?.. Почему вы его не посадили под арест?
      - Бог с ним, ваше превосходительство, - великодушно проговорил Константин. - Наш станичный он, сосед, неудобно будто это сделать.
      - А-а, сосед? Ну, тогда не стоит.
      XVIII
      ...В то время подпольный большевистский комитет возглавлял Журычев. Это был сравнительно молодой человек, небольшого роста, сухощавый. Он вел огромную революционную работу в тылу врага, помогал объединять вокруг подпольного комитета всех коммунистов не только Ростова, но и Таганрога, Александровск-Грушевского, Новочеркасска, Сулина, Азова и многих казачьих станиц Дона. Под руководством Журычева подпольный комитет развернул работу среди рабочих промышленных предприятий городов, среди казаков и крестьян станиц и слобод. Смелую агитационно-пропагандистскую работу вели большевики в воинских частях белой армии, для чего подпольщики под видом добровольцев вступали в ряды белогвардейцев, как это и было с Виктором и Афанасьевым.
      Сам Журычев, подвергаясь риску быть пойманным и расстрелянным, дважды переходил линию фронта для налаживания связи с Зарубежным Донским бюро РКП(б), которое руководило всей подпольной работой на территории Донской области, занятой белыми.
      В Донбюро Журычев получал партийные директивы, политическую литературу, воззвания к населению. Во второй его приход ему дали даже десяток опытных подпольных работников из числа донских казаков для работы в казачьих станицах и частях.
      Напряженно работала подпольная типография, в которой печатали прокламации, листовки, воззвания. Весь этот материал распространялся не только среди населения территории, занятой белыми, но даже и на фронте. Иногда подпольный комитет выпускал прокламации на английском и французском языках, и они попадали в руки иностранных солдат, наводнивших Кубань и Дон.
      Вся эта работа подпольщиков давала заметные результаты. Под влиянием устной и печатной агитации и пропаганды большевиков рабочие и многие казаки отказывались идти в белую армию, тысячами дезертировали, создавали партизанские "зеленые" отряды и дрались против белогвардейцев...
      ...Однажды Семаков пришел к Виктору поздно вечером. Был он страшно бледен, чем-то сильно взволнован. Не поздоровавшись с ним, тяжело опустился на диван.
      - В чем дело, Иван Гаврилович? - встревоженно спросил юноша, чувствуя, что с его другом что-то произошло.
      - Беда, Виктор! - хрипло прошептал Семаков. - Большая беда... Полный провал... полиция открыла нашу типографию. Много товарищей арестовано... Арестован и Журычев...
      - Что ты говоришь! - всплеснул руками Виктор. - Журычев арестован?.. Что же делать теперь?.. Надо попытаться освободить его.
      - Едва ли это теперь возможно, - сказал Семаков. - Контрразведчики, после нашего побега, стали более бдительными. Сейчас идет по городу повальная облава. Беляки рыщут по всем квартирам наших подпольщиков, арестовывают всех, кого застают дома... Я тоже чуть не попался в их лапы. Чудом уцелел... Подхожу к квартире, смотрю - в окнах свет. "Что за диковина, думаю, кто это в моей квартире?" Иду к подъезду, смотрю у двери стоит полицейский, я - круть, да назад. Он за мной, стрелять стал... Едва убежал... Пришел вот к тебе, думаю, что о твоей квартире никто не знает. Переночевать можно у тебя?
      - Что за вопрос, Иван Гаврилович! - воскликнул Виктор. - Конечно, можно. Только я боюсь, как бы не нагрянули и сюда.
      - Нет, - успокаивающе сказал Семаков. - Ты же совсем недавно здесь стал жить. Никто еще не знает из наших о твоей квартире.
      - Да, это верно, - согласился Виктор. - Иван Гаврилович, как белые могли узнать адреса типографии, Журычева и других наших товарищей?
      - Может быть, провокатор у нас завелся, - угрюмо буркнул Семаков. Он и выдал всех.
      - Неужели среди нас есть такие люди?..
      - Наивный ты, Витя, - горько сказал Семаков. - Мы ведем с классовым врагом борьбу не на жизнь, а на смерть... Враг ухищряется всевозможными методами вредить нам, мешать нашей борьбе. Они протаскивают в наши ряды своих агентов. Эти-то подлецы и предают нас...
      XIX
      Арест руководителя подпольного комитета Журычева и многих других подпольщиков, а также провал типографии не сломил воли подпольной партийной организации. Коммунисты не опустили рук, не растерялись. Они продолжали выполнять дело, порученное им партией.
      На партийной конференции единодушно был избран комитет из пяти человек. В число их вошла волевая большевичка Клара Боркова, носившая кличку "Елена". По поручению подпольного комитета она занялась подготовкой к освобождению Журычева из тюрьмы. Об этом знали только самые проверенные, преданные товарищи, в том числе и Иван Гаврилович Семаков.
      Как-то Виктор спросил у Семакова:
      - Иван Гаврилович, неужели наша руководительница, товарищ Елена, именно та женщина, с которой ты меня познакомил весной?.. Помнишь? На подпольном собрании в Нахичевани?
      - Совершенно верно, она. Сейчас я к ней иду...
      - Я пойду с тобой, Иван Гаврилович.
      - Нельзя, - нерешительно промолвил Семаков. - Не предупредил ее... А впрочем, пойдем, она к тебе относится очень хорошо...
      Клара жила в Нахичевани, в низеньком стареньком домике. Встретила она Семакова и Виктора приветливо.
      - Молодец, - улыбчиво оглядывая юношу, проговорила Клара. - Я знаю, как вы с товарищами освободили Семакова и других. Я даже и не предполагала, что вы такой молоденький. Сколько вам лет?
      - Девятнадцать.
      - Совсем мальчик, - вздохнула Клара. - В таком возрасте самое бы учиться.
      - А я и буду учиться, - с жаром воскликнул Виктор. - Вот окончится война... в университет пойду.
      - Вы правильно говорите, - заметила Клара. - Когда окончится гражданская война и всюду установится советская власть, какие огромные перспективы для образования будут у нашей молодежи.
      - А вы думаете, я не буду учиться? - весело сказал Семаков. Обязательно буду... Всю жизнь тяготение к учению имею...
      - Иван Гаврилович, я вас позвала поговорить по одному важному делу...
      Виктор поднялся.
      - До свиданья, - сказал он. - Я пойду.
      - Сидите, пожалуйста, - произнесла Клара. - Вы не мешаете. Послушайте, что я скажу Ивану Гавриловичу. Может быть, вы ему поможете... Иван Гаврилович, - обратилась она к Семакову, - во что бы то ни стало надо вот это письмо передать в тюрьму Журычеву. С ним надо наладить связь, предупредить его о том, что мы предпринимаем попытки спасти его... В этом письме я пишу ему об этом, а также информирую обо всей нашей работе. Посылаю ему первый номер нашей подпольной газеты "Донская беднота" и несколько прокламаций. Пусть прочитает и убедится, что мы без него не прекращаем нашей деятельности и организовали новую подпольную типографию.
      - Хорошо, товарищ Елена, - просто сказал Семаков. - Постараюсь выполнить это задание.
      - Как думаешь, Иван Гаврилович, удастся ли?
      Семаков пожал плечами.
      - Пока затрудняюсь сказать.
      - Надо завести хорошие отношения с каким-нибудь надзирателем тюрьмы, - подсказала Клара. - Подкупить его и через него передать письмо и получить ответ от Журычева. Вот тебе деньги на это, - подала она Семакову пакет.
      - Хорошо, - беря деньги, сказал Семаков. - Все сделаю, что возможно в моих силах. Крестник мне будет помогать.
      - Что за "крестник"? - с недоумением посмотрела на него Клара. - О ком ты говоришь?
      Семаков весело рассмеялся.
      - Да это я его зову "крестником"... - И он рассказал, по какой причине так Виктора называет.