Подойдя к нему, Семаков оглянулся по сторонам и, убедившись, что, кроме него и Виктора, никого на улице нет, нырнул в гостеприимно распахнутую калитку. Виктор последовал за ним.
      - Заждалась вас, - шепнула им молодая женщина в платке, запирая Калитку.
      - Все уже собрались? - так же тихо спросил у нее Семаков.
      - Все. Идите, они вон там, в садике.
      Семаков и Виктор пошли по узенькой тропинке, пробитой в густой траве.
      На лужайке, за кустами распустившейся сирени, сидело несколько мужчин и молодая красивая брюнетка. Белокурый молодой человек, по виду рабочий, стоял на коленях, что-то писал на табурете. Двое в защитных гимнастерках, чуть постарше, склонившись к табурету, покуривая, смотрели, как писал белокурый. В стороне от них, прислонясь спиной к створу акации, сидел Василий Афанасьев и о чем-то беседовал с Андреевым.
      Плотный мужчина лет сорока с русой бородой посмотрел на Семакова и Виктора и сказал:
      - Здравствуйте, товарищи! Садитесь!
      Виктор присел на траву, а Семаков опустился на корточки и заговорил о чем-то с женщиной, полулежавшей на траве. В руках у нее был букет сирени.
      - Познакомься, крестник, - сказал Семаков Виктору. - Это товарищ Елена.
      Виктор пожал маленькую горячую руку женщины. Она улыбнулась и сказала:
      - Вы совсем молоденький, еще мальчик... - И, заговорив о чем-то с Семаковым, крикнула писавшему: - Скоро ты, Журычев?
      - Кончаем, - сказал тот, не отрываясь от писания. - Сейчас прочту. Желаете послушать?
      - Ну конечно, - ответил Андреев. - Читай, послушаем.
      Журычев встал.
      - Слушайте, товарищи, - обвел он всех взглядом и стал читать:
      "Товарищи!
      Полчища корниловско-деникинских бандитов огнем и мечом водворяют на тихом Дону старый режим. Революционные солдаты и казаки вместе со своими братьями рабочими и крестьянами завоевали себе свободу, но генералы, капиталисты и помещики решили ее отнять у нас. Казаков мобилизуют на непонятную им войну. Иногородних крестьян снова намереваются превратить в бесправных людей и отнять у них землю, дарованную им революцией. На шею им сажают помещиков. У рабочих отнимают фабрики, заводы и все свободы, завоеванные ими. За нашими спинами снова встают полицейские и жандармы.
      Товарищи, не поддавайтесь увещеваниям генералов. Они - ваши враги. Не вступайте в белую армию. Она будет вашей гибелью. Крепко держите революционное знамя свободы в своих руках..."
      - Ну как, товарищи? - снова оглядел всех голубыми глазами Журычев.
      - Вообще-то неплохо, - сказал Андрей, задумчиво ущипнув бородку. Вот коротковато только, пожалуй... Но ничего... Миша, - обратился он к молодому, пареньку, сидевшему одиноко в стороне, - возьми-ка это воззвание и беги в типографию, к Лукьяну Лукичу... Знаешь ведь его?..
      - Знаю, - мотнул головой парень.
      - Делай это осторожно. Если у тебя найдут эту бумажку, - не помилуют... Скажи Лукьяну Лукичу, пусть наберет и отпечатает экземпляров пятьсот...
      Взяв у Журычева исписанный лист бумаги, паренек его свернул и сунул в карман.
      - Нет, Миша, - покачал головой Журычев, - так не годится. Плохой ты конспиратор. А ну скидай сапог.
      Паренек послушно сбросил с себя сапог и подал Журычеву. Тот внимательно осмотрел его.
      - Ни одной дырки, - сказал он с сожалением. - Новый сапог.
      Вынув из кармана перочинный нож, он аккуратно подрезал подклейку и засунул под нее бумажку.
      - Вот так-то будет надежное. Надевай, мчись!
      Надев сапог, паренек убежал.
      - Ну что, товарищ Журычев, поговоришь с народом? - спросил Андреев.
      - Обязательно, - кивнул тот головой.
      Журычев сел на табурет. Виктор уже слышал о нем. Несмотря на то, что он был сравнительно еще молод - лет двадцати семи-восьми - он пользовался среди рабочих большим авторитетом.
      - Поговорим, товарищи, - сказал Журычев, снова оглядывая всех. - Вам, конечно, уже известно о том, что у нас в Ростове для работы в тылу белогвардейской армии и германских оккупантов организован подпольный большевистский комитет, объединяющий многих истинных революционеров-большевиков. Мы с вами являемся частью этой организации...
      Он коротко и ясно рассказал о целях и задачах деятельности большевистской организации в подполье.
      - Наряду с большой политической массовой работой среди рабочих, крестьян и казаков мы начнем, а можно сказать, что уже и начали, развертывать широкую деятельность в воинских частях белой армии. Белые части быстро формируются. Оккупация германцами Ростова и других городов и станиц Дона способствует этому. Надо приложить все усилия к тому, чтобы изнутри разложить эти части. Мы связались с представителями некоторых белых воинских частей, преданными большевистской партии. Через них мы проводим агитационную и пропагандистскую работу. Снабжаем их прокламациями и нелегальной литературой. Но этого мало. Некоторым нашим товарищам-фронтовикам придется под вымышленными фамилиями зачислиться на непродолжительное время в ряд формирующихся белых частей с целью разложения их, а также и для разведывательной работы. В первую очередь, я имею в виду таких товарищей, как Волков, Курицын, Афанасьев и другие...
      - Да вы что, товарищ Журычев! - с возмущением выкрикнул Афанасьев. Мыслимое ли дело, чтоб я вступил в ряды белогвардейцев?.. Нет, на это я не согласен. За кого вы меня считаете?..
      - До сих пор считал вас дисциплинированным большевиком, - строго сказал Журычев. - А вот как дальше буду считать - будет зависеть от вашего поведения, от вашего подчинения партийной дисциплине... Напрасно вы, товарищ Афанасьев, кипятитесь. Разве я вас заставляю служить белогвардейцам?! Ведь вы только наладите в белой части работу, завербуете несколько надежных товарищей для продолжения работы, свяжете этих товарищей с подпольной большевистской организацией... Вот и все... Причем, это я говорю не от своего имени, а от имени Ростово-Нахичеванского большевистского подпольного комитета, который на этот счет имеет свое решение. Товарищ Афанасьев, вы должны зачислиться в формируемую белогвардейцами так называемую Астраханскую армию, товарищ Волков по документам прапорщика Викентьева вступит в Саратовскую армию, формируемую в Новочеркасске... Вы, товарищ Курицын...
      Распределив всех присутствующих по белогвардейским частям, Журычев сказал:
      - Завтра каждый из вас получит документы. Они так хорошо сделаны, что никакого подозрения у белогвардейцев не вызовут... Получите и инструкции от товарища Андреева... Договоритесь с ним о встрече. Вот пока и все.
      XIV
      Штаб 37-й стрелковой дивизии Шевкопляса обосновался на станции Ремонтная.
      В окрестности станции шныряли белогвардейские шайки, и не было такого дня, чтобы в том или другом месте не происходили мелкие стычки. Но крупных боев пока еще не было. По данным разведки и по показаниям пленных белогвардейцев, белые на этом участке фронта сосредоточивали крумые силы для того, чтобы сразу же нанести сокрушительный удар советским войскам.
      Дни стояли знойные, душные. Весь мир, казалось, изнемогал в напряженном томлении. Тоскливо посвистывали суслики в выжженной степи, нудно звенели кузнечики. Ленивыми тенями в горячем сухом воздухе носились степные орлы, выискивая зорким оком добычу...
      Буденный, только что назначенный заместителем командира кавалерийской части, лежал под телегой в тени, сосредоточенно всматриваясь в карту сальских степей, иногда что-то в ней отмечая карандашом, прочерчивал какие-то линии, стрелы. Он изучал местность, расположение частей противника...
      Стало вечереть. Солнце, разбухая и багровея, покатилось к закату. Небосклон на западе запылал в зареве. Из-под сараев полезли сумеречные синие тени. Кавалеристы начали уборку лошадей. Скребли их атласные спины скребницами, чистили щетками, гремя ведрами, подводили коней к колодцам, поили, а потом привязывали их на ночь к коновязям.
      Буденный свернул карту и хотел было встать, но начавшийся разговор между конниками заставил его задержаться. О чем-то спорило несколько голосов.
      - Пошел ты к чертовой матери со своими комитетчиками! - выругался чей-то хрипловатый голос. - Какая от них польза?
      - Нет, ты так не говори, - возразил кто-то. - Я ведь сам был членом полкового комитета и знаю. Если, бывало, комитет что постановит, так черта с два командир что мог сделать своевольно.
      - Так то же было при Керенском. А при советской-то власти на что они сдались?
      - Нет, брат, ты неправильно говоришь...
      Заинтересовавшись спором кавалеристов, Буденный встал из-под телеги, подошел к спорившим.
      - О чем митингуете, товарищи?
      - Да вот, товарищ Буденный, - ответил высокий сухощавый солдат. - О полковых комитетах разговор ведем.
      - Чего вы о них вспомнили?
      - По-моему, товарищ Буденный, - проговорил высокий солдат, - надо комитеты снова ввести, как это, скажем, было при Керенском. Я сейчас был в штабе дивизии, - дружок мой там писарем служит, - так он мне сказал, что из Царицына приехали какие-то двое. Один из них будто прозывается Ворошиловым. Так вот они-то и будут вводить эти комитеты в каждой воинской части...
      О приезде Ворошилова Буденному ничего не было известно. Он не поверил солдату.
      - Что зря болтаешь, Мищенко, - оборвал он солдата. - Ты, наверно, перепутал все.
      - Я - болтаю?! - изумленно всплеснул руками солдат. - Да вы что, товарищ Буденный?.. Тридцать один год на свете прожил, никогда зря не болтал... Ведь говорю ж я вам, что сейчас самолично был в штабе у Шевкопляса, собственными своими глазами видел, как прошли мимо меня какие-то двое к начдиву. Я спросил у своего дружка, кто это, мол? А он говорит, что это, мол, товарищ Ворошилов из Царицына... Хотите верьте, товарищ Буденный, хотите не верьте... Дело ваше. Да что о том толковать, вы пойдите сами в штаб и узнаете... Там, говорят, сейчас совещание командиров состоится...
      - Схожу узнаю, - сказал Буденный. - Так ты, Мищенко, стоишь за то, чтобы снова ввести полковые комитеты?
      - Обязательно, товарищ Буденный, - убежденно проговорил солдат. - Они же будут контролировать командиров, чтоб не изменили... А то ж ныне, извиняйте, всякая дрань в командиры лезет.
      Буденный засмеялся. Он снова подошел к телеге, надел свою драгунскую, желтую с синим околышем, фуражку, перекинул через плечо ремень шашки и направился в штаб дивизии.
      В большой комнате школы, где помещался штаб, набилось много народу. Сюда явились командиры полков, рот и эскадронов... Собрание уже началось. У стола, накрытого красной скатертью, говорил, как сказали Буденному, военрук Северо-Кавказского военного округа, бывший царский генерал Снесарев, прибывший в Ремонтную вместе с Ворошиловым. Чтобы не помешать этому, небольшого роста, с крупным мясистым носом плотному седоволосому человеку в очках, Буденный, осторожно ступая, прошел в угол и сел.
      Снесарев кончил. Стали выступать командиры. Каждый из них заявлял о своем, наболевшем. Кто жаловался на отсутствие дисциплины в его части, кто просил обмундирования и оружия. Человека два-три с жаром говорили о необходимости создания при воинских частях полковых и дивизионных комитетов, которые должны сыграть роль помощников командира части.
      Буденный рассеянно слушал выступления командира. Он разыскивал глазами Ворошилова. Но сколько ни оглядывался вокруг, кроме своих командиров да этого человека в очках, только что выступавшего здесь, никого не было.
      Впрочем, вот кто-то незнакомый сидит в противоположном углу в наброшенной на плечи кожаной тужурке и, внимательно слушая выступления ораторов, записывает что-то в блокнот.
      "Вот это и есть Ворошилов", - подумал Буденный.
      - Буденный, будешь выступать? - спросил у него Шевкопляс.
      Буденный поднялся. Он подошел к столу, за которым сидели Шевкопляс и Снесарев.
      - Товарищи! - начал Буденный. - Здесь выступали многие командиры и говорили каждый о том, что тревожит его сердце. Говорили правильно, дельно. Согласен я со многими. А вот некоторые мои товарищи, выступая здесь, требовали создания при полках, бригадах и дивизиях солдатских комитетов по примеру, как это, скажем, было при Керенском... Эти товарищи забыли о том, что когда при правительстве Керенского существовали комитеты, то тогда время было другое. Теперь же победила пролетарская революция, и комитеты, раньше сыгравшие свою полезную роль, отжили. Спрашивается, зачем они сейчас, при советской власти, эти комитеты, понадобились? Некоторые командиры говорили, что комитеты-де нужны будут как помощники командира той или другой части. Так ли это?.. А вот наши красноармейцы рассуждают по-другому. Шел вот я сейчас сюда, вижу на улице собралась группа наших конников, о чем-то спорят, шумят... Прислушался я. Оказывается, спорят они тоже о комитетах - нужны комитеты или не нужны. Спрашиваю у одного: "А зачем они нужны, эти комитеты-то?" "А как же, отвечает, - непременно нужны, чтоб следить за командирами, как бы не изменили..."
      Кругом раздался хохот. Рассмеялся и Буденный.
      - Ну, уж если те командиры, которые здесь выступали, и требовали создания комитетов по тем же соображениям, что мне высказывали кавалеристы, то тогда я возражать не буду... Видимо, эти командиры на себя не надеются...
      Смех усилился. Буденный взглянул на Ворошилова. У того в глазах дрожали смешливые искорки.
      - Но я думаю, товарищи, - продолжал Буденный, - что большинство командиров с такими доводами не согласится. Я повторяю, что при Керенском солдатские комитеты сыграли свою положительную роль. Я сам был комитетчиком и в своем драгунском полку и в бригаде и отлично это знаю... Но сейчас другое дело. Мы должны в своих советских частях укрепить твердую сознательную дисциплину. Все же эти комитеты будут лишь разлагать воинскую часть. Какая может быть дисциплина при комитетах, если командир части без согласия комитета не имеет права отдать приказа?.. Предлагаю, товарищи, не обсуждать этого вопроса.
      После Буденного выступало еще несколько командиров. Одни поддерживали Буденного и требовали прекратить разговоры о создании солдатских комитетов. Другие, наоборот, пылко опровергали доводы Буденного и доказывали необходимость введения комитетов.
      К столу неторопливо подошел Ворошилов. Сняв фуражку, он что-то сказал Шевкоплясу. Тот, мотнув головой, приподнялся.
      - Слово имеет командующий Десятой Красной Армией товарищ Ворошилов! выкрикнул он.
      - Я внимательно слушал выступления товарищей, - негромко проговорил Ворошилов. - Многие командиры говорили полезные вещи. Вопрос дисциплины, вопрос продовольствия и ряд других вопросов, поднимаемых здесь товарищами, требует самого пристального внимания и рассмотрения. Требования эти справедливые, и я обещаю вам, товарищи, доложить о них Военному совету и убежден в том, что он рассмотрит их и удовлетворит. Некоторые товарищи командиры выступали здесь за создание комитетов. Но много было и против. Те и другие говорили убедительно. Приводили много доводов за и против. Но мне больше всех понравилось выступление вот этого товарища в желтой фуражке, - показал он на Буденного, - товарища...
      - Буденного, - подсказал Шевкопляс.
      - Да, именно выступление товарища Буденного, - повторил Ворошилов. Говорил он убедительно и правильно, но, к сожалению, неправильно только сделал выводы. Зачем же снимать с повестки дня этот вопрос? - взглянул он на Буденного. - Нет! Совсем не следует его снимать. Наоборот, этот вопрос надо тщательно обсудить, взвесить все предложения за и все предложения против и только тогда найти истину. Только тогда делать выводы, приемлемо ли для нас с вами предложение о создании комитетов при воинских частях или неприемлемо. И почему неприемлемо. Только во всесторонних обстоятельных суждениях рождается правильное решение. Так или нет, товарищи?
      - Так! - послышались голоса. - Так, товарищ Ворошилов!
      - И я думаю, что так, - улыбнулся Ворошилов. - Если спросят мое мнение по этому вопросу, то я прямо скажу: комитеты нам не нужны. Нам надо идти не по этому пути. Этот путь ложный, и он приведет нас не к той цели, которую мы с вами преследуем... Нам надо идти по пути создания боеспособной, сплоченной, мужественной, бесстрашной армии рабочих и крестьян, способной защитить Октябрьские завоевания рабочего класса. Армии сознательной, отлично понимающей, за что она борется, армии, в основу которой заложена товарищеская суровая дисциплина... Я думаю правильно говорю, товарищи.
      - Правильно! - дружно отозвались голоса командиров. - Правильно!.. Правильно, товарищ Ворошилов!..
      - А если мы создадим солдатские комитеты, то такой армии мы иметь не будем. Я думаю, по этому вопросу много говорить не нужно. Мы разобрались с этим вопросом - комитеты не нужны. Но в выступлениях многих товарищей проскальзывало такое мнение, что командному составу Красной Армии, выдвинутому из рабочих и крестьян, а нередко и из специалистов царской армии, необходим помощник... Хороший, политически грамотный помощник. Кто же может быть помощником строевому командиру? Я думаю, что таким помощником будет, политический комиссар. Весной этого года, в апреле, по решению Центрального Комитета нашей партии учрежден институт военных комиссаров. В каждой воинской части наряду с командиром должен существовать и военный комиссар. Это решение Центрального Комитета партии еще не везде проведено в жизнь. Надо его осуществить немедленно. Умных, знающих, политически грамотных, преданных делу революции работников надо насаждать в каждую роту, батарею, в каждый эскадрон, полк, в каждую дивизию, армию... Толковый, умный, политически грамотный политработник очень поможет строевому командиру. Поможет уяснить ему стоящие перед ним задачи... Политработник будет воспитывать бойцов в духе преданности революции, в духе преданности рабочему классу и трудящемуся крестьянству, поможет быть сознательным солдатом революции. И я думаю, что вокруг каждого такого политработника должны быть сгруппированы политбойцы. Они должны так воспитываться, чтобы впоследствии из каждого политбойца вырос понимающий свое дело политработник... Это важная, большая наша задача...
      Затем Ворошилов стал рассказывать о внутреннем положении страны.
      - Положение, товарищи, серьезное, - говорил он. - И мы, большевики, не имеем права умалять эти трудности. Казачья контрреволюция захватывает важные пункты, срывает нам возможность планомерной заготовки хлеба для голодающих Москвы, Петрограда и других промышленных городов. И сам город Царицын находится в чрезвычайно опасном положении... Вы сами понимаете, при потере Царицына мы можем лишиться снабжения хлебом с Северного Кавказа, из Ставрополья, с Кубани, с Дона... Мы не должны этого допустить. Напряжением всех своих сил, воли, своим мужеством мы должны исправить положение... Во имя Октябрьской революции, во имя светлого будущего мы должны оправдать то доверие, которое возлагает на нас рабочий класс, вся страна, партия, советское правительство, лично товарищ Ленин... Я приехал сюда, к вам, по поручению Царицынского Военного революционного совета, чтобы познакомиться с вами, товарищи, изучить условия и обстановку, в которых вы находитесь, призвать вас к революционной стойкости в борьбе с нашими врагами...
      Речь Ворошилова произвела огромное впечатление на присутствующих. Прорвался гул голосов:
      - Оправдаем доверие товарища Ленина!
      - Не подведем, товарищ Ворошилов!
      После совещания Буденный подошел к Ворошилову:
      - Большое вам спасибо, товарищ Ворошилов, - сказал он. - Правильно вы говорили.
      - Стараюсь всегда говорить правильно, - улыбнулся Ворошилов. - Вы казак, товарищ Буденный?
      - Нет, я иногородний, но всю жизнь живу на Дону. Из Платовской станицы я.
      - Товарищ Черемисов рассказывал мне о вас, - сказал Ворошилов. Говорит, что вы лихой наездник и отчаянный рубака.
      - Не знаю, товарищ Ворошилов, - усмехнулся Буденный. - О себе неудобно говорить.
      - Скромничаете. Судя по вашему виду, вы, наверно, командуете кавалерийским отрядом?
      - Я - заместитель командира отряда.
      - Я думаю, что вы смогли бы занять и более высокую должность. Будем надеяться, что в будущем это осуществится. - Помолчав, Ворошилов дружески произнес: - Извините меня, товарищ Буденный, я хотел бы дать вам один товарищеский совет: никогда не горячитесь во время своих выступлений... Вот вы сегодня правильно выступали, но горячились. А это нехорошо. Каждое такое собрание, как сегодняшнее, известную пользу приносит... Мы сейчас находимся в стадии организации своей армии, укрепления ее, в стадии организации народного хозяйства страны, упрочения советской власти, поэтому каждая разумная подсказка дорога нам... Вот общими усилиями мы и разобрались в вопросе о комитетах, поняв, что они нам не нужны. Вместо них будут работать кадры политработников. Для армии они значительно полезнее... Я очень рад с вами познакомиться, товарищ Буденный. Надеюсь, не последний раз встречаемся. А пока пожелаю вам хороших успехов в борьбе с белогвардейцами.
      - Спасибо за науку, товарищ Ворошилов, - крепко пожал ему руку Буденный. - Ваше доверие оправдаем. Передайте об этом товарищам из Реввоенсовета.
      Передам. До свидания.
      XV
      Над станицей не спеша всплывало солнце, торопко ощупывая лучами влажные от ночной росы крыши домов, сверкающие алмазами влажные листья на деревьях, траву... В садах звонко болтали птицы. На базах призывно мычала скотина, просясь на пастбище. Но никто в это утро не гнал по улицам коров и овец на пастбище... Станица казалась пустынной и мертвой... Ничто не нарушало ее тяжкого покоя.
      Хотя кругом было тихо и покойно, но во всем чувствовалось какое-то напряжение, ожидание чего-то неотвратимого...
      Проводив Сазона, Прохор взял с собой Дмитрия Шушлябина и поехал по заставам.
      Все было в порядке. Бойцы бодры и непоколебимы, готовы каждое мгновение дать белым дружный отпор. Но беда была в том, что каждый солдат имел не более пяти-семи патронов и поэтому долго продержаться нельзя было. Прохор отчетливо представлял себе, что сегодняшний день - решающий. На Сазона Прохор мало возлагал надежд. Правда, если бы он сумел проскочить через окружение белых, то тогда спасение было бы еще возможно. Буденный, конечно, постарался бы выручить его отряд из беды. Но Прохор считал маловероятным, чтобы Сазон мог невредимым проскочить через кольцо врага. Тем более, что командир той заставы, через которую под утро проехал Сазон, рассказал, что после того, как Меркулов осторожно поехал в сторону белых, там минут через двадцать открылась ружейная стрельба, вскоре прекратившаяся. Видимо, белые обнаружили Сазона и стреляли по нему: "Наверняка убит", - думал Прохор.
      Часов в десять утра конники привели к Прохору белого казака-парламентера. Белогвардеец был небольшого роста, коренастый, смуглолицый, с тонкими закрученными усиками, ловкий и щеголеватый. На плечах новенькой гимнастерки синели погоны с серебряными нашивками приказного. Все на нем было пригнано, добротно.
      Войдя в учительскую, он насмешливо оглянул комнату серыми нагловатыми глазами.
      Прохор сразу же узнал его.
      - Котов? - спросил он.
      - Так точно, Прохор Васильевич, - блеснув ровными крупными зубами, весело осклабился казак, - он самый и есть, Котов Михаил...
      - Брат Фома у тебя есть?
      - Ну а как же? - ухмыльнулся Котов. - Старший брат. Где-то бандюгой заделался.
      - Не бреши! - сурово прикрикнул Прохор. - Это ты бандюгой стал, а брат твой служит честью и правдой народу. Ты знаешь, где твой брат?
      - А черти его знают, - пожал плечами Котов. - Будто в Петрограде был...
      - Он служит у самого товарища Ленина! - торжественно проговорил Прохор. - Каждый день его видит. Ты б гордиться должен таким братом. Я в январе нынешнего года был в Петрограде и видел Фому. Молодец он!
      Насмешливое выражение сбежало с лица Котова. Он с вниманием выслушал Прохора и вздохнул.
      - Все может быть. Помешались мы все...
      - Ну, а ты с чем ко мне пришел, Котов? - спросил Прохор.
      - Один на один надо говорить, - покосился глазами Котов на казаков, приведших его.
      - У меня ни от кого секретов нет! - вспылил Прохор. - Говори при них.
      - У тебя нет, зато у меня есть, - невозмутимо промолвил Котов. Приказано с тобой один на один поговорить.
      - Кем приказано?
      - Начальством.
      - Говори, ч-черт!.. Плохо тебе будет...
      - Дело твое, - спокойно пожал плечами Котов. - Ты можешь со мною что угодно делать... Но только надо знать, что парламентеров не в обычае обижать. Так что, Прохор Васильевич, не будем об этом говорить...
      - Не скажешь, гад? - сорвалось у Прохора.
      - Только с тобой наедине скажу.
      Прохор видел, что ему не сломить упрямство Котова.
      - Ну, черт с тобой! Ладно. Выйдите, товарищи, на минуту, - сказал он казакам.
      Все вышли.
      Котов, оглянувшись на дверь и убедившись в том, что она плотно прикрыта, прошептал:
      - Меня к тебе прислал брат твой Константин Васильевич.
      - Чего ему от меня надо?
      - Велел тебе передать, что, пока не поздно, надо тебе сдаться.
      - Ах, сволочи! - выругался Прохор.
      - Подожди, подожди, - поднял руку Котов. - Ругаться ты еще успеешь, допрежде выслушай меня... Константин Васильевич велел сказать тебе, что если ты сдашься со своим отрядом, то ничего ни тебе, ни твоим красногвардейцам не будет... Господин полковник под свою ответственность зачислит всех вас в свой полк... А тебя, односум, обещал назначить командиром сотни...
      - Замолчи, паскуда! - привскочил Прохор. - Ежели еще хоть слово скажешь, пристрелю проклятого, не посмотрю, что ты парламентер. Ей-богу, пристрелю!..
      - Зря ругаешься, односум, - примирительно проговорил Котов. - Ты так это подумай хорошенько да взвесь, что тебе хорохориться-то?.. Ведь два полка тебя окружили, - приврал он. - Ну, что ты со своими двумя сотнями бойцов будешь делать супротив нас?.. Чем будете обороняться?.. Ни оружия у вас, ни патронов нет...
      - На вас, собак, хватит.
      - Не хвались, - ухмыльнулся Котов. - Все ведь нам доподлинно известно. Свиридов с Адучиновым все нам пересказали.
      - Попадется мне эта стерва, Свиридов...
      - Брось, односум, - махнул рукой Котов. - Он к тебе попадется али нет, а ты уже попался к нему.
      - Ну, это еще посмотрим, - сказал Прохор. - Попробуйте взять нас. Вот что, Котов, скажи моим именем братцу Константину, этому гаду белопогонному, что взять нас будет нелегко. Все мы сложим свои головы, но не сдадимся... Скажи, Котов, брат мой ранен?
      - А ты откуда знаешь? - изумился Котов.
      - Сорока на хвосте эту весть принесла, - хмуро усмехнулся Прохор. Сильно он ранен?
      - Ранен-то он хоть и не тяжело, - не переставая удивляться, произнес Котов, - ну а все же, откуда ты знаешь?.. В руку он ранен. Из ваших кто-то вчера ранил, когда полковник на кургане стоял...
      - Скажи, что это я его ранил. Жалеет, мол, Прохор, что совсем не убил.
      - Стало быть, это ты его? - мрачнея, спросил Котов. - Только зря этим бахвалишься. Себе же хуже делаешь... Обозлится человек... Слышишь, Ермаков, ежели хочешь, то навроде я ничего не слыхал, не скажу об этом... А то ж наговоришь себе на погибель.
      - Скажи ему все то, что я тебе говорил, - резко сказал Прохор. - Я его не боюсь. Так и скажи, что жалеет, мол, Прохор, что тебя, собаку, не пристрелил насмерть.
      - Ну, гляди, Ермаков, - пожал плечами Котов. - Тебе виднее, могу все передать полковнику так, как ты мне говорил... Потом не обижайся. Прощевай!..
      Прохор позвал казаков.
      - Товарищи, проводите его, - кивнул он на Котова. - Да не троньте.
      XVI
      Михаил Котов, благополучно вернувшись к Константину, подробно рассказал ему о своей беседе с Прохором. Константин рассвирепел:
      - Молокосос!.. Я его хотел по-братски пожалеть и спасти, а он еще нос воротит. Гм... ладно! Первым я его на виселицу вздерну. Не пощажу дрянь...
      Константин сидел на сене в тени скирды, прислонясь к ней спиной. Забинтованная левая рука его покоилась на перевязи, переброшенной через голову. Перед ним на разостланной газете лежали нарезанные куски сала, хлеб. Константин неловко, одной рукой, налил в кружку спирту из баклаги, выпил, потом налил еще и подал Котову.
      - Выпей!
      - Благодарю покорно, - с готовностью взял кружку Котов.
      - Закуси вот сальцем.
      Котов выпил, крякнул и, взяв кусок сала, стал жевать.
      - Значит, не хочет Прохор сдаваться? - спросил Константин.
      - Где там, господин полковник, - жуя сало, сказал Котов. - И слушать не хочет.
      - Ну и черт с ним!.. Пусть, собака, погибает... Была б оказана честь...
      Константин повернулся и, толкнув руку, простонал:
      - У-у, черт!
      - Как ваша рука, господин полковник? - почтительно осведомился Котов.
      - Побаливает, - поморщился Константин. - Рана сама по себе пустяковая, но а все же приходится с ней нянчиться, как с куклой.
      - А знаете, кто вас ранил? - ухмыльнулся Котов.
      - Н-нет... А кто?..
      - Ваш братец Прохор.
      - Прохор? - даже приподнялся от изумления Константин. - Да брось глупости говорить... Как это можно на таком расстоянии. Просто случайная пуля...
      - Не знаю, господин полковник, - пожал плечами Котов. - Сам Прохор мне о том говорил...
      - Что же он тебе говорил?.. Каким образом он мог меня ранить?.. Глупости.
      Котов сообщил все, что ему говорил Прохор. Константин в ярости вскочил на ноги и забегал вокруг скирды.
      - Что ж, вполне возможно, - забормотал он. - Прохор еще хвалился, что на фронте считался снайпером... Ах ты, дрянь такая!.. Братоубийца!.. Ладно, дорогой! Ты мне за это расплатишься.
      Константин остановился.
      - Сотник! - крикнул он своему адъютанту, сидевшему поодаль с ординарцами. - Иди-ка сюда!..
      Звеня шпорами, к Константину подбежал молоденький офицер, его адъютант Воробьев.
      - Чего изволите, господин полковник? - приложив руку к козырьку, вытянулся он.
      - Передай, Воробьев, приказ командирам сотен, - чеканя слова, строго говорил Константин, - чтобы сейчас же, сию минуту, не считаясь ни с чем, начать наступление на станицу. К четырнадцати часам, - взглянув на свои ручные часы, сказал он, - чтобы мне было доложено о взятии станицы... Понятно?