- Благодарю вас.
      - Ты понимаешь, Верочка, - закурив, снова начал рассказывать Константин, усаживаясь в кресло. - Я ведь все это время в своих краях воевал с красными... Выкуривали из сальских степей чертей... раза два даже ночью тайно в станицу свою пробирался... Семью хотя всю и не видел, но с отцом пришлось повидаться... Все это мне устраивал Максим Свиридов - друг детства Прохора... Он председателем ревкома в станице, а делает все то, что я ему велю... Малый он понятливый, старается... Правда, он не даром старается, хочет офицерские погоны получить. Ну, а мне-то что, я обещал. Подумаешь, какое великое дело. Плюнешь - и готов офицер... Действительно, какие все-таки странные дела на свете бывают. Вот, скажем, взять, к примеру, Прохора и Максима Свиридова. Оба одинаковые ребята были, друзья, вместе учились, вместе играли... И вот в результате из Свиридова толк получается, а Прохор свихнулся, связался с красными... Да, кстати, Верочка, - о чем-то вспомнил Константин, - ты помнишь, когда у нас Прохор с Виктором весной прошлого года в Ростове были?
      - Ну как же, конечно, помню.
      - А помнишь, Прохор тогда рассказывал нам, что он на вокзале встретил одного знакомого бантиста из Платовской станицы, по фамилии Буденный?
      - Ну, разве это очень интересно, - наморщила она нос.
      - Ну, так вот, - усмехнулся Константин. - Этот Буденный - гроза края там... Организовал конный отряд большевиков, делает налеты на наши тылы, много побил наших... Ну, и я ему дал духу, - хвастливо проговорил он, косясь на Чернышева. - Правда, в этом бою я человек двести, наверно, убитыми потерял...
      - Двести сорок пять, - поправил адъютант.
      - Ну, Воробьев, - усмехнулся Константин, - ты любишь уточнять.
      На улице вдруг грянула музыка. Все бросились к окнам. По мостовой по три в ряд ехали вооруженные всадники со сверкающими на солнце офицерскими золотыми погонами.
      - А-а! - воскликнул Константин. - Это дроздовцы. Вон смотрите, господа, впереди едет толстый усатый офицер. Это и есть сам полковник Дроздовский. Герой! Молодец!.. Спасибо ему. Он помог нам Новочеркасск взять. Ну, итак, господа, с дороги отдохнем... А потом пойду к начальству получать распоряжения...
      VI
      Жить в Новочеркасске становилось покойнее. Теперь уже здесь не слышно было гула сражений. Говорили, что у атамана Краснова теперь армия насчитывала уже до тридцати тысяч человек. В городе теперь появилось много новых лиц. На улицах шумели фланирующие нарядно одетые люди.
      Веру одолевали тщеславные мысли. Она знала, что Новочеркасск был городом казачье-дворянской аристократии. Здесь много жило семей заслуженных отставных генералов, полковников, донских помещиков, чиновников войсковых учреждений. Все они издавна были знакомы между собой, запросто бывали друг у друга, устраивали балы, вечера. Теперь, когда Константин стал командовать полком и скоро должен получить чин полковника, Вере казалось, что они с мужем вполне заслужили право быть принятыми в этом обществе. Ей очень хотелось быть наравне с казачьими аристократами, бывать в их домах, хотелось, чтобы с ней считались, восторгались ее красотой.
      Но увы! Это были только несбыточные желания. Круг этих людей был для нее недоступен. При всех своих усилиях и попытках она никак не могла проникнуть в дома казачьей аристократии.
      - Костя, вот мы живем с тобой и в Новочеркасске - столице донского казачества, - однажды сказала Вера.
      - Ну, так что?
      - Ты человек уже не молодой...
      - Но, котик, это еще не старость... Я еще...
      - Слушай, Костя, правде надо смотреть в глаза прямо. Ну, ясно, ты человек уже поживший. Скоро ведь и на пятый десяток перевалит...
      - Ну хорошо. А что ты этим хочешь сказать?
      - Я хочу сказать то, что ты уже не маленькое положение занимаешь. Командир полка, да и чин солидный! Может, скоро полковником будешь...
      - Не может, а точно, - приосанился Константин. - Я верю, что при своих способностях и большего достигну.
      - Уж не серьезно ли ты имеешь в виду стать генералом? - засмеялась она.
      - Плохой тот солдат, который не мечтает стать генералом, - рассмеялся и Константин.
      - Ох ты, мой генерал! - похлопала она его ладонью по щеке. - Из тебя выйдет такой же генерал, как из меня полководец...
      - Нет, ты не смейся, - сказал он серьезно. - Сейчас наступил именно такой момент, когда умные люди могут многое сделать... Милочка, - привлек он ее к себе, целуя. - Верь своему Косте. Клянусь тебе всем для меня дорогим на свете, - страстно проговорил он, - я добьюсь многого в жизни. Очень многого!.. Сейчас в мутной водичке много рыбки можно поймать... Я ведь знаю, о чем ты сейчас хотела говорить...
      - А ну-ка?
      - О том, чтобы нам занять в обществе подобающее положение. Не так ли?
      - Ох ты! - изумилась она. - Я не предполагала, что ты такой проницательный. Ты, пожалуй, мои мысли можешь читать. Надо тебя остерегаться...
      - Так вот, милочка, не беспокойся. Ты займешь в высшем свете подобающее положение, в этом будь уверена. Я добьюсь этого. С Константином Ермаковым будут считаться... Митрофан Богаевский ведь тоже был учитель, как и я. А вот, однако, он у атамана Каледина был правой рукой, заместителем войскового атамана... Это, девочка моя, не шутка. А чем, спрашивается, я хуже его?.. Ораторскими способностями меня тоже бог не обидел... Да и здесь есть, - похлопал он себя по лбу. - Только надо уметь приспособиться и использовать как надо надлежащий момент. Пойми, глупышка!..
      Константин замолчал. Глубоко задумавшись, он несколько раз прошелся по комнате, затем снова подошел к жене.
      - Знаешь что, Веруська, давай вместе добиваться своего счастья... Ты такая красивая, обаятельная, просто прелесть... Давай так уговоримся, когда это надо в интересах нашего общего дела, - ты флиртуй, околпачивай дураков, на которых я тебе буду указывать... Иногда влюбленный становится глупее идиота. Поняла? Только, флиртуя, слишком далеко не заходи. Ты уж у меня кокетка, умеешь великолепно за нос глупцов водить...
      - Ну хорошо, а ты ревновать не будешь?
      - Так зачем же ревновать, когда ты с моего ведома все будешь делать?.. Так что у нас с тобой все еще впереди... Одного только не хватает, - с грустью произнес он.
      - Ты опять о ребенке? - спросила Вера.
      - Да. Хочу ребенка.
      - Нет, Костенька, - решительно заявила она. - Только не сейчас. Только не сейчас... Я терпеть не могу маленьких детишек...
      - Верусик!..
      - И не говори!.. Я хочу пожить для себя... Я еще молода... Костенька, - ласкаясь к мужу, продолжала Вера, - ты теперь большой человек, и мне, твоей женушке, неудобно в такой гадкой квартире жить. Надо квартиру сменить, найти где-нибудь на центральной улице... Да как-нибудь получше ее меблировать... А то ведь какого-нибудь видного гостя и пригласить некуда.
      - Все будет сделано, милая, - весело сказал Константин. - Я знаю одну неплохую квартиру... В ней жил большевистский доктор. Его вчера расстреляли, а семью надо выгнать... В квартире, говорят, прекрасная мебель, она нам останется.
      Едва только Константин закончил хлопоты с переездом на новую квартиру, как получил предписание командующего Донской армией выступить со своим полком снова в сальские степи на подавление оперировавших там многочисленных красных партизанских отрядов.
      VII
      Станица погружается в темноту. Все вокруг смолкает, словно прислушиваясь к чему-то таинственному, загадочному... Вдруг где-то возник столб пыли. С шумом и свистом пробежал он по улице и, так же, как и возник, неожиданно исчез в гущине рощи. Деревья в саду взволнованно зароптали, покачивая вершинами. С яблонь, как хлопья снега, посыпались бело-розовые лепестки цветения.
      - Ванятка!.. Леша! - беспокойно закричала с крыльца Анна Андреевна внукам, с хохотом гонявшимся за дворовой собакой - лохматым Полканом.
      - Кому я сказала! - повелительно кричала бабка, видя, что внуки и внимания не обращают на ее зов. - Идите зараз же, негодники, в хату. Смотрите, вот-вот дождь хлынет!.. Так потоком вас и унесет куда-нибудь в буерак...
      Последние слова бабки подействовали на ребятишек. Хотя было и непонятно, какой это поток унесет их в буерак, но все же угроза устрашила ребят, и они послушно взобрались на крыльцо.
      - Луша! - гладя ребят по голове, закричала старуха снохе, вышедшей из летней саманной кухни, - загони телка-то в хлев!
      Василий Петрович, обтесывая грядушку к арбе, то и дело посматривал на разгневанно рычавшую тучу. Звякнув еще раз топором по слеге, откалывая кудрявую стружку, он отнес слегу и топор в сарай.
      Порыв ветра зашумел и унесся прочь. Старая верба, стоявшая у ворот, как в ознобе задрожала. Сверкнула далекая молния. Грохнул гром с такой силой, словно туча раскололась пополам.
      - Бабуня, - пропищал маленький Леша, прижимаясь к бабкиным ногам. Кто это там так страшно гремит?
      - Илья пророк на огненной колеснице поехал.
      - Это он колесами стучит?
      - Да, внучек, колесами.
      - А-а, - сообразил мальчик. - Это он, бабуня, должно, по мосту поехал...
      - Верно, деточка, верно.
      - А куда он поехал?
      - К богу, внучек.
      - Зачем?
      - Рассказать богу, как мы тут, на земле, грешные люди, живем.
      Мальчик задумался.
      На мгновение в природе вдруг снова все замолкло. Наступила настороженная тишина. Лишь откуда-то справа слышался нарастающий шум. Сначала по двору застучали редкие крупные капли дождя, потом хлынул ливень. Все торопливо побежали со двора в сени. Крутившийся у крыльца пес, сопровождаемый хохотом ребятишек, ошалело помчался под сарай. Взволнованно хлопая крыльями и встревоженно кудахча, суетливо забегала по двору наседка с цыплятами. С отчаянным писком они катились за ней желтыми клубочками...
      Наконец наседка забежала под сарай, уселась в Гнездо и, не переставая кудахтать, гостеприимно и широко, как бурку, распахнула крылья. Птенцы с писком покорно юркнули под теплые материнские крылья. Но один цыпленок отстал от наседки. Отчаянно попискивая, он тщетно метался в поисках исчезнувшей матери и, не найдя ее, захлестнутый дождем, слабо трепыхая крылышками, присел у кочки.
      - Матерь божья! - всплеснула руками Анна Андреевна. - Цыпленок-то!
      И, повязав крепче платок, она решительно ринулась на помощь злополучному птенцу.
      - Куда тебя нелегкая понесла? - проворчал Василий Петрович.
      Анна Андреевна, бережно подхватив цыпленка, отнесла его к наседке и сунула ей под крыло.
      - Божья тварь, - прошептала она. - Жалко...
      Дождь шумел, лил потоками. Семья Ермаковых в дверях сеней с радостным любопытством наблюдала за ливнем:
      - Боже ты мой, благодать-то какая! - с восторженным изумлением глядя на разразившуюся стихию, шептал Захар.
      Василий Петрович внимательно посмотрел на сына. В глазах Захара блестели слезы. Старик покачал головой.
      - Немножко запозднился дождичек-то, - сказала Лукерья. - Пораньше б...
      - Ничего, - проговорил Василий Петрович. - И этот дождь кстати, на пользу пойдет... Особливо для огородов.
      Анна Андреевна, успевшая уже переодеться в сухое, вышла из хаты.
      - Что ж, отец, - взглянула она на Василия Петровича, - будем вечерять, что ли?
      - Можно и повечерять, - согласился старик. - Пойдемте.
      Все вошли в хату, вымыли руки, помолившись богу, чинно расселись за столом. Все делалось без лишней суеты, молча, спокойно. Сам хозяин садился за стол последним. Он, по обыкновению, долго и набожно молился перед иконами, шепча молитвы, крестясь и низко кланяясь.
      Василий Петрович с детства был религиозным. Он считал необходимейшим условием своей жизни соблюдать все церковные и домашние обряды; в таком же духе воспитывал и свою семью. Василий Петрович верил в существование божественных сил, в загробную жизнь, страшно боялся попасть в ад, а поэтому старался жить праведной жизнью, меньше грешить, соблюдал посты, не сквернословил, даже не курил. Единственной слабостью его было - иногда любил выпить. Но это он не считал за большой грех.
      - Сам Иисус Христос в Кане Галилейской пил вино, - оправдывал он свою слабость.
      ...Бурная ночь спустилась над станицей. Старая верба у ворот, раскачиваемая порывами ветра, жалобно стонала, скрипела. Потоки воды хлестали в окна. Семья Ермаковых молча сидела за столом, ужинала. Маленькая пятилинейная лампа, свисавшая с потолка, тускло освещала сосредоточенные лица.
      В хату вошла Лукерья, вся вымокшая, посиневшая от холода. С нее ручьями стекала вода.
      - Мамаша, - сказала она, передавая свекрови ведро только что надоенного парного молока. - Возьмите вот, процедите, а я пойду в чуланчик переоденусь...
      Пока семья готовилась ко сну, Василий Петрович ушел в горницу и, опустившись на колени, стал молиться, глядя на образа, перед которыми горела лампада.
      - Батя, не помешаю вам? - сказал Захар, осторожно войдя в горницу.
      Василий Петрович не ответил, продолжая молиться (не любил он, когда его прерывали на молитве). Захар покорно затих у двери. Дочитав молитву, старик, не поднимаясь с колен, повернул голову к сыну:
      - Ну, что?
      - Кто-то стучится в дверь, вас спрашивает, - сказал Захар. - Я побоялся открывать. Зараз такое время, еще прибьют...
      - Меня спрашивают? - изумленно протянул старик и живо поднялся с пола. - Ну-ка, пойдем. Возьми на всякий случай что-нибудь в руки... шашку, что ли...
      В сопровождении вооружившегося шашкой Захара Василий Петрович вышел в сени.
      - Кто там? - крикнул он строго.
      - Открывай, хозяин, - послышался из-за двери тихий голос. - Вымок весь... Мне надобно Василия Петровича.
      - Ну, я - Василий Петрович. А что тебе?
      - Открой, хозяин. Чего боишься? Ведь я один.
      - А все же, чего Тебе надо-то от меня, а?
      - Вот открой, тогда и скажу, - а потом, снижая голос почти до шепота, добавил: - От сынка твоего, полковника Ермакова Константина Васильевича, вестку принес... Открой!
      "Ого! - радостно подумал Василий Петрович, - уже полковник. Надысь видал его войсковым старшиной, а ныне уже полковник".
      - Зараз открою, - весело сказал он и откинул у двери засов.
      Сверкнувшая молния осветила намокшую фигуру на крыльце, закутанную в брезентовый плащ.
      - Входи! - коротко сказал старик.
      Человек в плаще перешагнул порог, вошел в сени и сбросил с себя плащ.
      Василий Петрович повел его в горницу, зажег светильник, закрыл плотно дверь на кухню и оглянул незнакомца.
      Это был небольшого роста, лет тридцати, смуглолицый коренастый казак. На нем была надета защитная суконная гимнастерка с погонами приказного*. Широкие синие с красными лампасами брюки были вобраны в добротные, сильно выпачканные в грязь сапоги.
      _______________
      * П р и к а з н ы й - ефрейтор.
      - Садись! - указал старик на стул.
      - Спасибочка, - кивнул казак, причесываясь перед кривым зеркальцем, висевшим на стене. - Промок. Ну и погодка разыгралась... Может, конешное дело, и на урожай... Вам, старым людям, виднее...
      - Должон быть урожай, - коротко сказал Василий Петрович. - Ну, сказывай, за чем хорошим пожаловал ко мне?
      Казак сел на стул и вынул из бокового кармана гимнастерки конверт.
      - Вот, сынок письмо тебе пишет, почитай.
      Василий Петрович надел очки и, придвинув светильник, разорвал конверт, развернул письмо.
      Константин просил отца связать посланного им казака Котова с Максимом Свиридовым, и только.
      - За каким лядом тебе понадобился Свиридов? - строго посмотрел старик на казака.
      - Надобно, хозяин, - уклонился от ответа казак.
      - Нет, ты уж брось, не вывернешься, - сказал Василий Петрович. - Если уж сын доверил мне тайну, как связать тебя с Максимом, так, стало быть, ты и должон мне сказать, за каким таким делом Свиридов тебе понадобился... Говори.
      - Не могу, отец, - отказался казак.
      - Не можешь? - переспросил Василий Петрович. - Ну и иди тогда к лешему. Не позову Свиридова...
      - Да как же так? - взмолился казак. - Да ежели я не повидаю Свиридова, так меня ж полковник могет за невыполнение приказа наказать. Нет, ты уж, папаша, будь добрый, позови его...
      - Ежели скажешь зачем - позову. Не скажешь - не позову.
      Вспотевший казак, видя упрямство старика, вынужден был кое-что сказать ему. Из его слов Василий Петрович понял, что Константин с полком находится сейчас недалеко от станицы. Не ныне-завтра он предполагает произвести налет на нее и захватить врасплох красных, находящихся в станице.
      - А при чем же тут Свиридов? - спросил старик. - Ведь он же председатель ревкома у большевиков.
      Казак снисходительно усмехнулся.
      - Надо ж понимать, отец, он хоть и у большевиков служит, а душой-то наш. Мне надобно с ним обязательно повидаться. Ради бога, позови его. Да молчи о том, что я тебе говорил... А то ж, как прознает полковник, что я тебе сказал, так и мне и тебе будет на орехи...
      - Ладно, не скажу, - проворчал старик и задумался.
      Василий Петрович понял, для чего понадобился Котову Свиридов. Видимо, Свиридов здесь выполняет роль шпиона и сообщает Константину сведения о силах красногвардейского отряда, находившегося в станице. Одним словом, содействует его разгрому... Но командиром этого отряда ведь Прохор!.. Знает ли об этом Константин?..
      Тут есть над чем призадуматься старику. На его глазах должна разыграться трагедия - битва между его сыновьями. Как же тут быть? Чью же сторону поддерживать? Кому сочувствовать?
      Старик думал: "Константин - полковник. Чего доброго, генералом еще будет. Ведь это же наша гордость, гордость ермаковской семьи! Константин умный человек. Он за восстановление справедливости пошел. За благородных людей стоит, за генералов, за помещиков... А Прохор?.. Тьфу! Нечистый дух! - закипая злобой против младшего сына, мысленно ругается Василий Петрович. - Отцеотступник!.. Ишь, собрал голь перекатную и хочет с ними свою власть установить... Наказать!.. Наказать надо такого своевольника!.. Ишь ты, ведь связался с большевиками... Нет такому сыну прощения... Пусть с ним расправится Константин."
      - Так что ж ты молчишь-то, хозяин? - спросил казак. - За Свиридовым, говорю, надо послать...
      - Зараз пошлю, - сказал Василий Петрович и, встав, решительно вышел на кухню и послал Захара за Максимом Свиридовым.
      IX
      Рождался великолепный солнечный день. Воздух после дождя чистый и прозрачный, как хрусталь, был недвижим. Капли на листве переливались всеми цветами радуги. Уличные лужи курились лиловыми струйками пара. Пахло прогорклым кизячным дымом - бабы затапливали печи. С ревом и мычанием шла на пастбище скотина. По ясному небу торопливо куда-то мчались позолоченные, белые, как клубы свежего снега, пушистые и воздушные облака. Ныряя в облаках, радуясь солнечному обилию, с резким звоном резвились, кувыркались птицы.
      У школы выстраивались красногвардейцы. За станицу выезжали в разъезды кавалеристы. Шли пехотинцы в заставы.
      Отогнав коров на пастбище, Надя несмело подошла к школе. Она остановилась в нерешительности, оглядывая чужие лица красногвардейцев, разыскивая брата. Но среди них Прохора не было видно.
      - Эй, девонька! - озорно закричал ей молодой казак, сидя на лошади. Иди, голубенок, ко мне... Посажу тебя к себе на коня и умчимся в далекие края... Будем поживать да детей рожать...
      - Не дури, Мишка, - осадил его второй казак постарше. - Это ж сестра нашего командира.
      - Ну? - смутился парень. - Да я будто ничего плохого ей не сказал. Я так это, шутейно...
      - Гляди, а то он те даст - шутейно... - усмехнулся его товарищ и крикнул девушке: - Эй, барышня, тебе кого надобно?.. Не брата ли?.. А то позову...
      - Да, - ответила Надя. - Мне надо увидеть братца Прохора Васильевича.
      - Вот писарь его идет, - указал казак на спускавшегося по ступеням крыльца школы молодого темноволосого парня. - Эй, Шушлябин!
      Юноша взглянул на казака. Тот кивнул на Надю.
      - Командир вон ей нужен. Позови!
      Шушлябин взглянул на девушку. Лицо его просветлело. Придерживая шашку, висевшую у него на боку, он подбежал к ней:
      - Надюшка, милая!
      - Митенька, - нежно взглянула на него Надя. - Позови брат. Нужен мне...
      На лице Дмитрия промелькнула тень разочарования.
      - Я думал...
      - Да я и к тебе тож, милый, - ласково шепнула она. - Шла и думала о тебе... Думаю, хоть одним глазком бы увидеть... И вот, видишь, довелось...
      Дмитрий заулыбнулся:
      - Ишь, хитрая ты какая... Зачем тебе Прохор Васильевич?
      - Надо, Митенька, надо.
      - Секрет, что ли?
      - Пока - да.
      - От меня-то? - обиделся парень.
      - Ну, подумаешь, какой ты обидчивый, Митенька, - снова нежно взглянула девушка на него. - Батя послал меня за ним...
      - Твой отец? - изумился Дмитрий. - Да ты что?.. Они ж в ссоре?
      - Ну, вот не знаю. Велел позвать.
      - Ладно, сейчас позову, - сказал Дмитрий и, озираясь на казаков, прошептал: - Где ж, Наденька, с тобой ныне встретимся?
      - Приходи вечерком к нашему саду, - также прошептала девушка, словно их кто-то мог подслушать, хотя близко никого не было.
      И снова, придерживая шашку, чтоб не мешала, Дмитрий легко взбежал по ступеням и исчез в дверях школы.
      Появился Прохор. Он был перекрещен ремнями: на одном боку висела шашка с серебряным эфесом и темляком, на другом - кобура с наганом. Увидев сестру, он кивнул ей, улыбнулся... Гремя ножнами шашки, сбежал по ступеням.
      - Ты чего, сестричка?
      - Батя велел зараз же прийти.
      - Да мне уже Митя об этом сказал, - усмехнулся Прохор. - Удивительное дело, чего я ему понадобился!.. Ведь он даже видеть меня не хотел...
      - Не знаю, братец. Велел беспременно прийти. Будто дело у него к тебе серьезное есть... Пойдем, Проша, а то он меня изругает...
      Прохор, в недоумении пожимая плечами, раздумывал над тем, стоит идти к отцу или нет, все же решил пойти.
      - Ладно, сестричка, пойдем. Подожди только - я тут распоряжения кое-какие отдам...
      Он быстро сходил в школу, и они направились к своему дому. Дорогой Надя, взяв с брата слово, что он об этом никому не скажет, рассказала ему о незнакомом казаке, который вечером в грозу к ним приходил и с которым отец долго о чем-то разговаривал в горнице.
      - А потом отец посылал братца Захара за Свиридовым, - продолжала рассказывать Надя. - Как пришел Свиридов, так они сейчас же куда-то ушли с тем казаком...
      - Что ты говоришь? - поразился Прохор. - А ты не знаешь, как зовут того казака?
      - Слышала, будто Свиридов называл его Котом, - усмехнулась Надя. - А может, Котовым...
      - Котов? - перебирал в своей памяти Прохор. - Что за Котов?
      Он вспомнил, что Котовы жили в хуторе Бураковском. Было их два брата - Фома и Михаил. Фома служил в Красной гвардии, в охране Ленина. Когда в январе Прохор был в Петрограде, у Ленина, он встречался с Фомой. А вот что касается второго брата - Михаила, то Прохор не знал, где он.
      - Какой он из себя, Надюша? - спросил Прохор.
      - Кто?.. Котов, что ль?
      - Да-да.
      - Да я и не помню... Мельком видела... Кажись, маленький такой, чернявенький...
      - Точно, - сказал Прохор. - Он... Михаил... Интересно, зачем он к отцу приходил?..
      Размышляя об этом, Прохор чувствовал, что это ночное посещение таинственным гостем отца каким-то образом связано с его вызовом.
      Надя все порывалась что-то спросить у Прохора. Но, углубленный в свои мысли, он не замечал этого. У ворот своего дома Надя остановила брата.
      - Проша, - срывающимся голосом сказала она, - ну как он? Понравился али нет?
      - Это ты о ком же? - недоумевающе спросил Прохор, но тотчас же по смущенному, порозовевшему лицу девушки догадался, о ком шла речь. - Милая сестричка, - смеясь, обнял и расцеловал он ее. - Хо-ороший паренек Митя. Хороший!.. Ничего плохого не могу сказать. Правильный твой выбор. Одобряю!.. Я его зачислил к себе писарем.
      ...Прохор волновался. Больше года он не переступал порога родного дома. Сердце его замирало, когда открыл дверь в кухню. Первой он увидел мать. Она возилась у печи. Лукерья собирала со стола миски, ложки: видимо, недавно позавтракали. Не малыши еще сидели за столом, аппетитно доедали кашу со сметаной.
      - Здравствуйте! - сказал Прохор.
      - Слава богу! - ответила Анна Андреевна, сразу не поняв, кто это вошел и поздоровался. Но, увидев сына, растерянно всплеснула руками. Проша? Милый мой сыночек, наконец-то! Пришел, родимый. Ну, садись, сынушка, я тебе соберу позавтракать.
      - Спасибо, мама. Уже позавтракал. Где отец?
      - Отец? - с изумлением посмотрела на него мать. - Ты к нему? - Ее лицо просветлело. Она не знала, что Прохор пришел по вызову отца и подумала, наверно, что сын наконец пришел примириться со стариком. Старуха даже всплакнула от радости.
      - В горнице он, - сказала она и подтолкнула Прохора. - Иди, иди, сынушка, помирись с ним.
      Приоткрыв дверь в горницу, Прохор спросил:
      - Можно, батя?
      Василий Петрович не сразу ответил. Он читал библию. Дочитав до точки, захлопнул книгу. Снимая очки, сурово бросил:
      - Заходи! Да прикрой дверь.
      К немалому огорчению Анны Адреевны, которая уже было прильнула ухом к дверной щели, собираясь подслушать разговор отца с сыном, Прохор плотно прикрыл дверь.
      Подойдя к столу, за которым сидел отец, Прохор почтительно вытянулся перед ним. Это понравилось Василию Петровичу.
      - Садись! - кивнул старик на стул.
      - Не беспокойтесь, батя, постою.
      - Как хочешь.
      - Я вас, батя, слушаю.
      Василий Петрович исподлобья испытующе оглянул Прохора. Подобранная, ловкая фигура сына ему тоже понравилась. "Да и хороши ж у меня все-таки дети! - с гордостью подумал он и вздохнул. - Только вот, господи, война их загубила".
      После ухода Котова Василий Петрович понял, что для Прохора наступает тяжелая минута. Если не предупредить, его могут убить. Хоть и сильно был сердит старик на меньшого сына, но сердце защемила жалость... Всю ночь он размышлял об этом. "Ведь сын же он, Прохор-то. И, по правде сказать, люблю его я, люблю, пожалуй, крепче всех своих детей... Можно ли допустить братоубийство? Да и бог мне не простит за то, что допущу убиение своего сына... Долг мой, отца, предупредить сына, спасти его от неминуемой смерти".
      - Вот что, Прохор, - сурово начал Василий Петрович. - Хоть я на тебя и дюже сердце имею, но а все же дите ты мне родное... Навроде жалко...
      "Добрый же все-таки у меня отец", - подумал Прохор.
      - Всех жалко вас, - дрогнувшим голосом продолжал старик. Он поднял рук, растопырив пальцы. - Это все едино, как вот эти пять пальцев. Каждый из них, ежели отрубить, больно. Так и каждого из вас жалко... Дети вы ведь мои... Все вы - кровь и плоть моя... И теперича вот, как зачалось это смутное время, ну и перемешалось все... Помешались все люди, помешались и вы, мои сыны... Захар пострадал на войне, побывал в плену, пришел домой, хуже дурачка стал... Все плачет... Палец ему покажи, будет плакать... Ты к красным пошел, Константин - к белым. Ты командиром стал у красных, Константин - у белых полком командует, уже чин полковника получил...
      Прохор, слушая отца, заметил, как при последних словах в его голосе прозвучали горделивые нотки.
      - Пошли вы супротив друг дружки, - продолжал старик. - И до братоубийства могете дойти... До чего мы дожили, господи!..
      Прохор умилился. "Ведь, действительно, войти только в его положение. Каково переносить его старому сердцу вражду между детьми, которых он породил, вырастил и воспитал!" Прохор хотел было сказать отцу что-то утешительное, но старик нетерпеливо отмахнулся.
      - Погоди!.. Конешное дело, разве ж так могет долго продолжаться? Да это противно богу, его священному писанию, чтобы брат с родным братом воевал, отец на сына поднялся, сын на отца... Все это антихристово смущение, а мы того не могем понять... Скоро все это закончится. Порядок будет наведен. Этим, - не выдержав, озлобленно выкрикнул старик, негодяям-большевикам, богоотступникам, будет конец... Всех их на дрючки вздернут!..
      Потемнев, Прохор взглянул на отца. "Ах, вот ты как запел, - подумал он с огорчением. - А я-то думал, что в самом деле хочешь со мной примириться".
      - Вот что, Прохор, - уже прямо перешел к делу Василий Петрович. Пока не поздно, бросай свой отряд. Бросай своих красных и переходи к брату Константину. Он тут недалечко со своим полком... Он тебя примет как брата родного, защитит от наказания...
      "Ага, вот оно в чем дело! - догадался Прохор. - Понятно. Вот, оказывается, откуда приходил Котов..." Но он до поры до времени сдерживался, желая выяснить, что еще скажет отец.
      - Бросай все, Прохор, и иди к брату, - наставительно говорил старик. - Могу сам тебя провести к нему. Не то гибель тебе неминучая. Не упасешься ты, Прохор, не упасешься. Как отец сыну говорю... Жалко мне тебя, понимаешь, упредить хочу... Подумай, не то будет поздно...
      - Что, Константин на станицу хочет напасть, что ли? - глухо спросил Прохор.
      Василий Петрович заколебался, соображая, можно ли открыть Прохору тайну, которую ему выболтал Котов, или нельзя. И, решив, что делать этого пока нельзя, нахмурился:
      - Этого я уж не знаю... Но надо полагать, раз стоит он с полком недалечко, то, конешное дело, не для прогулки он сюда прибыл...
      - Отец! - спокойно сказал Прохор. - Вначале я вас слушал с волнением... Жалко мне вас стало. Ведь правду вы сказали, тяжело вам видеть, как ваши сыновья сражаются друг с другом. Тяжело, сознаю. И понимаю вас, вам хочется, чтобы сыновья ваши в мире и согласии жили... И мне бы этого хотелось... Очень хотелось бы!.. Но почему же вы, батя, решили именно меня уговорить перейти к Константину, а не его уговариваете, чтобы он ко мне перешел? Ведь, батя, поймите, он, именно он, пошел по неверному пути, а не я... Куда вы, батя, меня зовете? На что наталкиваете?.. Вы зовете меня на то, чтобы я предал своих товарищей, горячо говорил Прохор: - Вы хотите, чтобы я пошел в услужение к белопогонщикам, генералам, помещикам, которые нас за людей не считают?.. Нет, батя, вы ошиблись. Ваш сын Прохор - не подлец!.. Он не помарает ермаковской фамилии. То, что вы предлагаете, делать я не стану. Я сознательно пошел по этому пути, никто насильно меня не тянул, и с него никогда не сверну, хотя бы мне и грозил за это сто смертей... Вот, батя, я вам все сказал...