Вечером Виктор с Афанасьевым в сопровождении представителя штаба отряда Петрова выехали в Ростов. С собой они везли два тюка большевистской литературы.
      XXI
      Двадцать третьего февраля отряды Красной гвардии выбросили из Ростова отчаянно сопротивлявшихся белогвардейцев. Двадцать пятого был взят и Новочеркасск.
      Военно-революционный комитет во главе с Подтелковым переехал в Ростов.
      Девятого апреля в Ростов из Москвы приехал чрезвычайный комиссар Юга России и уполномоченный ЦК РКП(б) Серго Орджоникидзе. И в тот же день в Ростове открылся Первый съезд Советов Донской Советской социалистической республики.
      В самый разгар работы съезда вдруг в президиуме произошло какое-то оживление. Подтелков что-то зашептал на ухо Орджоникидзе. Тот, мотнув курчавой головой, поднялся.
      - Товарищи, - сказал он, обращаясь к делегатам съезда, - внимание и полное спокойствие! Мы здесь с вами решаем важные дела, а в это время враги не дремлют. Они делают свое гнусное, презренное дело. Они подняли восстание против советской власти в Черкасском округе. Восставшие контрреволюционеры во главе с есаулом Фетисовым захватили Новочеркасск и уже подходят к Ростову...
      Кривошлыков призывно закричал:
      - Товарищи, к оружию!..
      - К оружию! - повторили делегаты. - К оружию!..
      - Давайте винтовки!
      - Пойдем подавим восстание!
      Орджоникидзе приказал раздать делегатам винтовки... Получив оружие, все под руководством Орджоникидзе вышли за город, навстречу белогвардейцам. По пути к делегатам присоединились вооруженные рабочие ростовских заводов. Произошел короткий, но ожесточенный бой. Белогвардейцы были разбиты и бежали.
      Выставив охрану вокруг города, делегаты вернулись в город, и съезд продолжал свою работу.
      Тринадцатого апреля съезд избрал Центральный Исполнительный Комитет и Совет Народных Комиссаров Донской Советской социалистической республики. Председателем ЦИК был избран Ковалев*, казак станицы Кривянской, а председателем Совнаркома Подтелков.
      _______________
      * Ковалев Виктор Семенович, большевик с 1905 г. В 1906 г. за
      революционную деятельность был осужден царским правительством на
      двенадцать лет каторги. Вернулся из Сибири в 1917 г. Умер в 1919 г.
      Но разгромленная донская контрреволюция не прекратила борьбы против советской власти. По станицам открыто стали разъезжать конные шайки офицеров и вербовать в свои отряды казаков.
      В Ростов стали проникать тревожные слухи о том, что в станицах Егорлыкской, Мечетинской, Кривянской, Раздорской и ряде других казаки подняли восстание против советской власти. Через короткое время, пришло известие, что полковнику Мамонтову удалось поднять станицу Нижне-Чирскую, а полковнику Денисову - станицу Заплавскую.
      В то же время шли вести и о том, что остатки "добровольческой" армии, разбитые под Екатеринодаром, под предводительством Деникина, принявшего командование над добровольцами после смерти Корнилова, устремились с Кубани на Дон.
      В довершение ко всему с Украины грозно двигались к Ростову немецкие оккупанты.
      В связи с создавшимся положением 16 апреля по инициативе Орджоникидзе был организован Чрезвычайный штаб по борьбе с контрреволюцией в Донской республике.
      В состав штаба вошли Орджоникидзе, Ковалев, Подтелков, Кривошлыков и некоторые другие. По существу этот Чрезвычайный штаб под руководством Орджоникидзе взял в свои руки власть в республике.
      Контрреволюционная волна захлестывала станицы и хутора Дона. Ежедневно то в одной, то в другой станице вспыхивали мятежи против советской власти.
      Отогнанные от Ростова и выбитые из Новочеркасска советскими войсками белогвардейские отряды есаула Фетисова и других офицеров обосновались в станице Кривянской, в трех верстах от Новочеркасска. Штаб этих белогвардейских отрядов расположился в станице Заплавской, куда стали стекаться отряды из мятежных станиц. Вокруг этого штаба скопилось уже до семи тысяч повстанцев при шести орудиях и тридцати пулеметах.
      В самом Ростове в эти дни было неспокойно. Ежедневно происходили грабежи, убийства, налеты анархистов-бандитов.
      Однажды в штабе стало известно, что из Таганрога на станцию Гниловскую прибыли два эшелона с вооруженными анархистами. Они намеревались захватить Россию.
      Орджоникидзе отдал распоряжение железнодорожной администрации, чтобы один из эшелонов был оторван от другого и загнан в тупик.
      Когда это было сделано, анархисты ворвались в вагон наркома железных дорог Донской республики Безруких и, страшно бранясь и потрясая оружием, стали требовать, чтобы он их эшелон, загнанный в тупик, присоединил ко второму.
      Расправа над Безруких, казалось, была неминуемой, но в это время к нему в вагон вошел Орджоникидзе. Увидев, какой опасности подвергается нарком железных дорог, Орджоникидзе подбежал к одному из бандитов, наставившему наган на Безруких, крепко стиснул ему руку.
      - Брось револьвер! - приказал он.
      Анархист, почувствовав силу этого человека, трусливо заморгал.
      - Тебе чего надо? - огрызнулся было он.
      - Ничего, - сквозь зубы гневно проговорил Орджоникидзе, - говорю, брось револьвер! - и еще сильнее сжал его руку.
      - Да не жми! - взревел от боли анархист, выпуская из руки наган. Вот черт-то!.. Ну и силища!..
      Орджоникидзе отпустил его руку. Анархист нагнулся было поднять револьвер, Орджоникидзе, предупреждая его намерение, отшвырнул носком сапога револьвер в сторону.
      - Ну, это ты брось! - строго крикнул на него Орджоникидзе. - А то тебе хуже будет.
      Второй анархист, пристававший к Безруких, не целясь, выстрелил в Орджоникидзе. Пуля с визгом пролетела над ухом Орджоникидзе, зацепив его кудрявые волосы, и с треском впилась в зеркальное стекло вагона. Подоспевшие спутники Орджоникидзе разоружили бандитов.
      ...Получив от Ленина предупреждение о том, что немцы намереваются оккупировать Россию, Орджоникидзе приказал эвакуировать из города на юг ценное имущество.
      ...Однажды Орджоникидзе позвал к себе Подтелкова.
      - Что будем делать, товарищ Подтелков? - спросил он. - Положение создалось довольно серьезное... Надо что-то придумать...
      Развернув на столе карту Донской области, Орджоникидзе провел карандашом по территории северных округов Дона - Хоперскому и Усть-Медведицкому.
      - Знакомые места, а? - взглянул он на Подтелкова.
      Подтелков сразу же все понял.
      - Правильно, товарищ Орджоникидзе! - воскликнул Подтелков. - Надо пробраться в эти округа... Убежден, что на Хопре и на Медведице я в пару дней соберу несколько полков, надежных полков, революционных. В них, товарищ Орджоникидзе, все спасение... Эти полки помогут нам установить крепко советскую власть на Дону, подавить все контрреволюционные восстания.
      Предложение было убедительное. Всем было известно, что в Хоперском и Усть-Медведицком округах прочно установилась советская власть. Фронтовое казачество там крепко поддерживало большевиков.
      Штаб обороны назначил мобилизационную комиссию в составе пяти человек: Подтелкова, Кривошлыкова, Ивана Лагутина, Константина Мрыхина и Мельникова. В помощь мобкомиссии было выделено сто десять человек, в число которых входили: вооруженная охрана из фронтовых казаков и политотдел из двадцати казаков-коммунистов. Среди этих коммунистов были вахмистр Востропятов и Прохор Ермаков, который в то время уже вступил в партию.
      * * *
      В Ростове Прохор жил у Виктора. Узнав от Подтелкова о предполагаемой экспедиции в верховные станицы Дона, участником которой будет и он, Прохор, радостно взволнованный, пришел к Виктору.
      - Уезжаю, - заявил он брату.
      - Куда?
      Прохор рассказал.
      - Уж наверняка полков пять-шесть наберем. Федор Григорьевич Подтелков сказал, что всем нам, казакам-большевикам, придется в качестве командного состава быть в этих полках. Чем черт не шутит, смотри еще командиром полка сделают, - засмеялся Прохор.
      - Вполне возможно, - сказал Виктор. - Чем ты, например, хуже Константина?.. Он вот, видишь, уже говорят командует большим отрядом белых...
      Прохор потемнел.
      - Не напоминай ты мне о нем, - глухо сказал он. - Если этот гад белопогонный попадется мне под руку, ей-ей, я ему пулю в лоб пущу, не посмотрю, что он мне брат родной.
      - А может быть, он в тебя ее первый пустит.
      - Это правильно, кто первый успеет. Но постараюсь я первый.
      - Проша, ты что же, так и не поедешь в свою станицу повидаться с родными? - спросил Виктор.
      - Нет! - резко мотнул головой Прохор. - По матери да сестре, правда, очень соскучился... Поглядел бы на них. А вот что касается отца, то нет желания мне с ним встречаться... Боюсь, что поругаемся... Видел на днях своих станишных, так они рассказывали, что как узнал отец, что я большевиком стал да в Москву к Ленину ездил, так он проклял меня. Будто дал клятву, что ежели я попадусь ему на глаза, так он меня собственноручно убьет...
      - Да-а, - раздумчиво протянул Виктор. - Дядя - суровый человек... С ним поладить трудно... Мне рассказывали, что он на съезде Советов в Великокняжеской выступал и предлагал всех иногородних выселить с Дона...
      - Да ну? - удивился Прохор. - Этого я не слышал... Чудак-человек. Ведь жена-то у него, наша мать, иногородняя же?.. Ну и зачем бы я поехал туда, Виктор?.. На грех лишь. Ругаться я с ним не намерен, а драться тем более. Как ни говори, а отец... Отослал я ему своего коня строевого. Думаю, раз он справлял его мне на службу, так пусть пользуется...
      - Я думаю, он когда-нибудь образумится, помиритесь еще.
      - Все может быть, - согласился Прохор.
      Виктор видел, что разговор этот не особенно нравится Прохору и, желая переменить его, спросил:
      - Когда ваша экспедиция выезжает?
      - Через неделю, наверно, выедем.
      - Поехал бы и я с вами с удовольствием, - с сожалением проговорил Виктор. - Да не пустят меня.
      - Хочешь, я поговорю с Подтелковым? - сказал Прохор. - Он это дело устроит.
      - Не стоит, - отмахнулся Виктор. - Меня предупредили, чтобы я никуда не отлучался. Положение довольно серьезное. Если не подоспеют сюда наши войска, то немцы или белые, а скорее всего те и другие вместе, ворвутся в город... Ну, понимаешь, я коммунист, имеющий уже некоторый опыт подпольной работы, должен опять остаться в подполье...
      - Опасная эта работа.
      - Конечно, опасная... Но зато полезная для партии, для народа.
      XXII
      Положение все более ухудшалось, поэтому был создан Чрезвычайный штаб обороны Донской Советской социалистической республики. Теперь мятежом были охвачены почти все южные станицы Дона. Повсюду шли кровопролитные схватки отрядов Красной гвардии с восставшими казаками. Оккупационные германские войска уже заняли Таганрог и напирали на Ростов. Обессиленные, слабо вооруженные революционные части отступали.
      Сборы экспедиции на север Дона затягивались. За снаряжением ее следил сам Орджоникидзе.
      - Товарищ Подтелков, деньги получили? - спрашивал он.
      - Получил, товарищ Орджоникидзе. Десять миллионов рублей выдали мне в банке.
      - Хватит на расходы?
      - Думаю, хватит.
      - Зачем еще задержка?
      - Теперь как будто, все в порядке. Народ подобран.
      - Сколько человек идет?
      - Сто двадцать семь. Хороший народ подобран. Боевой... Сам подбирал. Это в большинстве казаки Хоперского и Усть-Медведицкого округов. Они всех знают там, на их зов будут охотно идти казаки...
      - Правильно. Надо выезжать. Медлить нельзя.
      - Первого мая выезжаем, товарищ Орджоникидзе.
      - На железной дороге препятствий нет?
      - Нет. Вагоны готовы, уже часть вещей казаки грузят.
      ... Утро было тихое, солнечное. Где-то за городом ухалипушки. У перрона стоял готовый двинуться в путь поезд. Как и всегда в таких случаях, по платформе суетливо сновали пассажиры с чайниками и котелками, корзинами и узлами. Крыши вагонов густо облеплены людьми.
      Подтелков, одетый в кожаную черную тужурку, перетянутый ремнями, высокий и подобранный, расхаживая по платформе, по-хозяйски наблюдал за погрузкой и посадкой своих людей. К нему подошел худой, тщедушный, на вид почти еще мальчик, Кривошлыков, зябко кутаясь в шинель.
      - Что, Миша, - сочувственно спросил у него Подтелков, - не проходит твоя лихорадка?
      - Пропадаю, Федор, - простонал Кривошлыков.
      - Потерпи, Миша, вот сядем в вагон, я тебе спирту с хиной дам.
      - Да ведь не пью же я, - поморщился Кривошлыков.
      - Надо выпить, - настойчиво сказал Подтелков. - Пройдет. Ермаков! увидев Прохора, крикнул он. - Как у вас, все посадились?
      - Усаживаются, Федор Григорьевич, - ответил Прохор, подходя к Подтелкову с Виктором. - Федор Григорьевич, я тебе как-то говорил о своем двоюродном брате. Так вот он, - кивнул Прохор на Виктора. - Познакомься.
      Блеснув из-под усов белыми зубами, Подтелков улыбнулся, протянул Виктору широченную ладонь.
      - Рад познакомиться. Мне Прохор о вас рассказывал... Навроде имели желание с нами поехать?
      - С удовольствием поехал бы, товарищ Подтелков. Но парторганизация не разрешит. А я не волен распоряжаться собой...
      - А это товарищ Кривошлыков, - представил Прохор.
      Слегка улыбнувшись, Кривошлыков как-то рывком сунул Виктору сухую, как таранка, горячую руку. Он понял, что Кривошлыков сильно болен.
      - Да, - согласился Подтелков. - Это верно. Сейчас все мы не вольны распоряжаться собой. Революция над нами хозяйствует.
      На вокзал приехали Орджоникидзе и Ковалев. Поздоровавшись, Орджоникидзе спросил у Подтелкова:
      - Ну как, подготовились к отъезду?
      - Вас поджидали, товарищ Орджоникидзе, - вытягиваясь по-военному, сказал Подтелков. - А теперь можно и в путь трогаться.
      - Немцы Таганрог заняли, - вздохнул Орджоникидзе. - К Ростову подступают. Я только что получил телеграмму от Ленина. Просит, чтобы я выехал к немецкому командованию и договорился насчет установления демаркационной линии... Буду протестовать против незаконного вторжения германских войск в Таганрог и на Дон... Ну, прощайте, дорогие, - обнял он Подтелкова, а затем Кривошлыкова. - Желаю удачи!.. Уверен, что с задачей, возложенной на вас, вы справитесь хорошо...
      - Обязательно, товарищ Орджоникидзе, - убежденно воскликнул Подтелков. - Может, много и не соберем, а уж полков пять-шесть обязательно.
      Сняв фуражку, Подтелков помахал машинисту:
      - Давай!
      Машинист, увидев сигнал, поданный Подтелковым, дал свисток.
      Еще раз пожав руки Орджоникидзе и Ковалеву, Подтелков и Кривошлыков вскочили на ступеньку тронувшегося вагона.
      - Прощай, Витя, - расцеловал Прохор Виктора. - Прощай, дорогой братишка! Не знаю, когда теперь и увидимся... Да и увидимся ли еще?.. Времена-то наступили грозные.
      - Увидимся, Проша!.. Обязательно!..
      Прохор на ходу вскочил на подножку вагона и, еще раз взмахнув фуражкой, исчез за поворотом...
      Поезд медленно полз в гору, огибая маленькие беленькие домики города. Всюду ярко зеленела молодая трава и кружево юной листвы деревьев. Казаки стояли у дверей и окон вагонов.
      - Благодать-то какая! - слышались радостные восклицания.
      - Теперь у нас в станицах сирень скоро зацветет, - вздохнул кто-то.
      За Кизитеринкой дорога пошла берегом Дона. Красавица река широко разлила свои воды по лугам и займищам. Казаки, не выпуская из рук винтовок, стояли у окон и дверей, любовались родной рекой, воспетой в многочисленных песнях и былинах.
      Контрреволюционерам уже была известна цель поездки Подтелкова с его отрядом в верховые станицы области. И они чинили всяческие препятствия на пути движения эшелона, устраивали засады.
      Разгоняя белых, казаки снова усаживались в вагоны и продолжали ехать. Но длилось это недолго. Впереди опять оказывались засады. Двадцать пять километров - от Зверево до Лихой - экспедиция продвигалась с боями в течение четырех суток.
      Дальше так продолжать путь было невозможно, и Подтелков приказал состав со станции Лихой повернуть по линии железной дороги к Царицыну. Пятого мая поезд прибыл на станцию Белая Калитва. Здесь Подтелков предложил выгрузиться из вагонов и степными дорогами походным порядком пробираться в Усть-Медведицкий, а затем и Хоперской округа.
      - Рановато ты, Федор Григорьевич, задумал разгружаться, - возразил Востропятов.
      - Почему - рановато? Тут, брат мой, начинаются верховые станицы... Здешние казаки нас будут принимать, как дорогих гостей.
      - Давай в этой станице проведем пробную мобилизацию казаков, предложил Лагутин. - Посмотрим, как казаки отнесутся к этому, а тогда уж и будем решать, тут разгружаться или нет.
      - Ладно, - согласился Подтелков. - Давай. Сотен пять мы и тут сможем мобилизовать.
      К вечеру, после объявления мобилизации, на сборный пункт пришло всего с десяток человек, главным образом из числа иногородних жителей. Фронтовики, как сообщили мобилизационной комиссии, сбежали за Донец и попрятались в густых зарослях камыша. А ночью, когда Подтелков со своими товарищами возвращался из ревкома на станцию, в вагоны, его обстреляли из садов, легко ранив одного казака из экспедиции.
      Утром Подтелков созвал в своем вагоне совещание мобилизационной комиссии и политотдела.
      - Мы собрались, товарищи, затем, чтобы обсудить наше положение, сказал он. - Как вам известно, мобилизация фронтовиков здесь не удалась. Собралось на сборный пункт всего тринадцать человек. Пришлось дело наше отложить. Некоторые товарищи думают, что раз мобилизация тут не удалась, так она вообще и везде не пройдет. Это неверно. Я так не думаю. Тут народ пристанционный, разбалованный. А чем дальше мы будем продвигаться от железной дороги, народ будет лучше, сознательней... Я предлагаю идти отсюда походным порядком. Подводы нам обещали дать.
      - Не следовало бы нам отбиваться от железной дороги, - буркнул Лагутин. - Тут все время в движении красногвардейские части. В случае чего, они нам всегда помогут. А вот там, в глуби, надеяться уже не на кого.
      - А на фронтовиков? - спросил Подтелков.
      - А разве ты, Федор Григорьевич, не видел, какие они тут фронтовики стали? - сказал Востропятов. - Чуть было из-за плетня тебя не подстрелили...
      - Да ведь это ж контрреволюционеры стреляли, - возразил Подтелков.
      - А контрреволюционеров разве из числа фронтовиков нет? - спросил Мрыхин.
      Подтелков промолчал.
      - Я думаю, что пока нужно держаться железной дороги, - сказал Кривошлыков.
      - Чудаки, - пожал плечами Подтелков. - Не понимаю, чего вы трусите? Ну, раз возражаете, то ладно, пойдем пока по линии железной дороги...
      Поезд продвигался к Царицыну. Но Подтелков на этом не успокоился. Он снова завел разговор о том, что лучше бы в северные округа идти походным порядком.
      - Ведь пока мы дошли б до места назначения, до Усть-Медведицы и Урюпинской, то собрали бы целую армию фронтовиков, - говорил он. Революционных фронтовиков из казачьей бедноты да иногородних по станицам много. Все они пошли бы за нами.
      - А оружье где для них возьмем? - спросил Востропятов.
      - Ого, брат! - усмехнулся Подтелков. - Оружия по станицам и хуторам хоть завались. Каждый фронтовик принес с собой по винтовке, а некоторые так притащили даже пулеметы... Я уж не говорю о шашках. Их в каждом дворе по две, по три.
      Однажды, когда поезд остановился на разъезде Грачи, Подтелков отдал приказ экспедиции разгружаться.
      - Отсюда пойдем походным порядком, - сказал он.
      * * *
      Когда по составу экспедиции разнеслась весть о разгрузке, к Подтелкову подошли Лагутин с Востропятовым.
      - Смотри, Федор, как бы нам ошибку не допустить, - сказал Лагутин. Зря торопишься.
      - Ничего, - проговорил Подтелков. - Я все продумал. Ничего страшного нет... Все-таки мы большего достигнем, если пойдем походным порядком...
      - Ладно, посмотрим, - пожал плечами Лагутин.
      По дороге, мимо поезда, дымя пылью, мчались два всадника в кожаных тужурках.
      - А ведь это, кажись, Щаденко? - всматриваясь во всадников, сказал Востропятов. - Товарищ Щаденко!.. - крикнул он. - Заезжай к нам!
      Всадники повернули к вагонам. Один из них действительно оказался Щаденко.
      - О, старые знакомые! - закричал он весело. - Все донское правительство. Какими судьбами сюда попали, товарищи? - соскочив с лошади, спросил он, здороваясь с каждым за руку.
      Лагутин рассказал ему о цели поездки экспедиции в северные округа.
      - Это правильно, - одобрил Щаденко. - В Усть-Медведицком округе и на Хопре много революционных казаков и иногородних. Там можно собрать несколько полков. А что вы здесь остановились?
      - Да вот Подтелков вздумал тут разгружаться, - сказал Лагутин. Отсюда хочет идти в Усть-Медведицкий округ походным порядком. Мы же не советуем ему этого делать...
      - Ведь рискованно же здесь идти, - вступил в разговор и Мрыхин. Сюда мы пробивались с боями, а как пойдем пешим порядком, так и вовсе придется на каждом шагу отбиваться от белых банд.
      Щаденко задумался.
      - Это, пожалуй, верно, - сказал он. - Мне с моим отрядом все время приходится иметь схватки с белыми. А не лучше ли вам, товарищ Подтелков, ехать через Царицын на Серебряково или Филоново? А то так прямо через станцию Алексиково на Урюпинскую... Этот путь был бы более безопасным...
      - Слишком долго ехать, - ответил Подтелков. - А нам надо спешить... Пока не поздно, надо собрать полки да двинуть против донской контрреволюции. А ежели поедем на Филоново или Урюпинскую, так время упустим и контрреволюционеры весь Дон под свою власть заберут...
      - Смотрите сами, - пожал плечами Щаденко. - Вам виднее.
      Попрощавшись, он уехал.
      Наняв в поселке несколько подвод, Подтелков погрузил на них имущество экспедиции и приказал трогаться в путь. Часть казаков шла пешком.
      В слободе Николаево-Березовской комиссия попыталась было еще раз провести мобилизацию фронтовиков. Но на собрание явились только старики да женщины с детьми. Ни один фронтовик не пришел на вызов.
      - Где ж ваша молодежь? - допытывался у стариков Подтел ков. - Куда подевались мужчины, солдаты?
      - А бог их знает, де вони девались, - потупляли глаза старики. Разве ж вони кажут нам. Ныне хлопцы своим умом-разумом норовят жить.
      И чем дальше продвигалась экспедиция в глубь казачьей области, тем враждебнее к ней относилось население. При приближении отряда Подтелкова жители прятались.
      Подтелков был мрачен и молчалив. Он убеждался в том, что напрасно не послушался совета Щаденко и других товарищей. Надо бы поездом ехать до Серебряково или Филоново. В тех местах крепко установилась советская власть, и успех экспедиции был бы обеспечен.
      К вечеру девятого мая экспедиция выехала на территорию Усть-Медведицкого округа. Подтелков несколько оживился. Ведь это был тот округ, который являлся целью их путешествия. Проехать еще каких-нибудь, быть может, пятьдесят-шестьдесят километров, и там, твердо был убежден Подтелков, совсем другие люди, все переменится. В родной станице Усть-Хоперской кто не знает Подтелкова?
      Подъезжали к хутору Рубашкину.
      Лагутин выделил трех казаков и на запасной подводе, запряженной парой бойких лошадей, отправил их вперед в хутор.
      Они поскакали и вскоре скрылись за бугром.
      Съезжая с пригорка в хутор, казаки заметили, как из другого конца поселка стремительно выскочили десятка два груженных тачанок и повозок и помчались прочь от хутора.
      - Что это они? - недоумевающе спросил Прохор.
      - Гуляют, должно, - ответил казак. - Ныне же пасха.
      Но когда въехали в хутор, то убедились, что дело тут не в гулянии и не в пасхе. При приближении экспедиции хуторяне всполошились... Нагружая тачанки и телеги шубами, перинами, самоварами и прочим домашним скарбом, сажая наверх возов ребятишек и стариков, хлеща лошадей кнутами, они мчались из хутора, как угорелые. И сейчас хутор был почти пуст.
      - Что тут делается? - в изумлении разводили руками казаки из экспедиции. - С ума, что ли, они сошли?
      К Подтелкову подошел местный житель, молодой щеголеватый солдат.
      - Здравствуйте, - сказал он.
      - Здравствуй, - ответил Подтелков. - Что у вас тут делается? Все, как оглашенные, умчались от нас. Почти весь хутор пустой.
      Солдат рассмеялся:
      - Так они ж вас испугались. Тут кулаки такую брехню распространили, что будто идут китайцы да латыши, по русскому ни бельмеса не понимают... Всех, мол, режут, жгут, грабят да баб и девок насильничают... Ну, слыша такие страхи, поневоле побежишь... Тут такой рев поднялся... Я им, дуракам, говорил, чтоб сидели на месте. Идут, мол, наши же, русские... Так где там, и слухать не хотят... Меня чуток не убили, говорят, за них, мол, стоишь...
      - А наших квартирьеров не видел?
      - Как же, видал. Трое молодых парней приезжало...
      - Так где же они?
      - Казаки тут у нас давеча были. Переловили их и в Краснокутскую погнали... Знаешь что, - зашептал солдат Подтелкову, - ты, видать, у них за начальника. Так послушай меня, что скажу. На вас тут собирается сила большая. Погляди, - указал он на бугор, где в сумерках вечера маячили всадники. - Жалко, побьют вас всех.
      Подтелков сразу же понял, какой огромной опасности подвергнет он свою экспедицию, если здесь останется ночевать.
      - Спасибо, товарищ! - пожал он руку солдату и подал команду:
      - Поворачивай назад!..
      Разбредшиеся было по хутору в поисках съестного казаки в недоумении возвращались.
      - В чем дело? - спрашивали они. - Почему назад?
      - Беляки нас окружают, - пояснил Лагутин. - Оставаться в этом хуторе никак нельзя, побьют.
      Держа винтовки наизготове, казаки, не отставая от подвод, торопливо уходили из хутора Рубашкина.
      Небо заволакивалось рваными, клубящимися тучами. Начал моросить мелкий дождь. Дорога быстро расквасилась. Лошади едва волокли по грязи тяжелые телеги.
      Держась за борт тачанки, тяжело вытаскивая ноги из липкой грязи, молчаливо шел Подтелков. Он ясно отдавал себе отчет в том, какую ответственность взял на себя, поставив людей в такое положение, и тяжко переживал это. Шедший по другую сторону тачанки Лагутин понимал состояние своего друга и в душе жалел его.
      - Ничего, Федор, - сказал он тихо. - Авось, бог даст, выберемся благополучно из такого положения.
      Подтелков вздохнул и не ответил.
      В тачанке лежал укутанный в шинель и накрытый брезентом расхворавшийся Кривошлыков. Он дрожал от лихорадки, постукивая зубами.
      - О, че-рт! - простонал он. - П-по-пали в ло-овушку... Вот, Ф-Федор, - укоризненно глянул он глубоко запавшими глазами на Подтелкова, - все че-рез твое упрямство.
      - Замолчь! - дико взвизгнул Подтелков. - Что ты мне сердце надрываешь?..
      Некоторое время он шел молча.
      - И так все сердце изболелось, - сказал он тихо, почти шепотом, словно стыдясь. - Проклял себя, что совершил такую глупость. Простите, товарищи... Но ведь я же хотел как лучше...
      - Ничего, Федор! - снова мягко, успокаивающе сказал Лагутин. Постараемся выбраться благополучно.
      - Будем биться насмерть! - решительно сказал Подтелков.
      - Ну, это уж ясно, - подтвердил Лагутин.
      - С кем еще биться-то? - криво усмехнулся доселе молчавший Мрыхин.
      Впереди загрохотали выстрелы. Подтелков бросился туда.
      - В чем дело, товарищи?
      - В кустах стояли какие-то верховые и обстреляли нас, - ответил казак. - Должно, засада.
      Казаки из экспедиции, рассыпавшись, прошли кустарники; верховых уже не было.
      Впереди сквозь густую сетку дождя мелькнули огоньки хутора Алексеевского, который экспедиция проехала днем. К Подтелкову подошел Мрыхин.
      - Может, заночуем тут, Федор, а? - спросил он.
      - Поглядим, - буркнул Подтелков.
      В хуторе царила необычная суматоха. Хуторяне увязывали возы, стремглав выезжали из хутора.
      - Куда вас черти несут? - гневно загремел Подтелков. - Куда ты собрался, старый дьявол? - накинулся он на старика, торопливо ведшего быков по улице и испуганно озиравшегося на въезжавших казаков.
      - Да ведь как же, - стал сконфуженно оправдываться старик. - Зараз прискакали к нам верховые казаки, сказали, что, мол, Подтелин возвернулся грабить, убивать... Вот и поиспужались...
      - Дураки! - озлобленно кричал Подтелков. - Что мы - грабители, что ли?..
      - Ну, так что, - спросил снова Мрыхин, - будем, что ли, тут ночевать?
      - Нет! - воскликнул Подтелков. - Не будем здесь ночевать! В этом хуторе мы окажемся как в капкане. Кругом овраги да левады. Отсюда и не выберешься.
      - Люди и лошади устали, - угрюмо проронил Мрыхин. - С ног валятся.
      - Ничего не поделаешь... Поехали.
      И снова измученные люди, увязая по щиколотку в грязи, под непрестанно льющим дождем продолжали свой путь.
      Стояла темная ночь. Шли наугад, ничего не видя перед собой. Наконец, добрели до мирно спавшего села Поляковки. Едва державшиеся от усталости казаки торопливо разошлись по хатам, не слушая, что им предупреждающе кричал Подтелков.
      - Ну, что с ними делать? Так устали, что и слушать не хотят... А разве можно так беспечно располагаться? Надо караулы выставить, а то ведь нас, как кур, всех тепленькими ночью переловят...
      Но кого бы он ни пытался послать в караул, его никто не слушал. Казаки валились на постель и сразу же засыпали, как мертвые...
      Комиссия в полном составе и еще человек пять из политотдела, в том числе и Прохор Ермаков, расположились вместе в одном просторном доме.
      - Хозяюшка, - попросил Подтелков, входя на кухню, - засвети, пожалуйста, лампу да самоварчик бы поставила... А то у нас есть больной, лихорадка его замучила...
      - Сейчас встану, все сделаю, - отозвался с кровати молодой женский голос.
      Через минуту одевшаяся женщина чиркнула спичку. Синеватое пламя осветило ее совсем еще юное, красивое девичье лицо.
      Прохор, разувшись и чувствуя разливающуюся по всему усталому телу приятную истому, сидел на лавке, наблюдал за проворными движениями этой гибкой, стройной девушки.