Это было хуже всего. Ника сидела напротив, бесцельно ковыряя вилкой в пустой тарелке. Было видно, как она вся поникла, ушла в себя, лишь патрицианское воспитание не давало ей устроить Джеку допрос с пристрастием: куда, зачем, надолго ли. Утром за завтраком он сказал княжне, что вынужден уехать дней на десять по своим делам.
      — Джек, — спросила она, пристально посмотрев ему в глаза, — это действительно нужно?
      — Да, — ответил он. — Пришло время позаботиться о нашем будущем.
      — Опять деньги... — наполовину вопросительно, наполовину утверждающе сказала девушка.
      — Да. Мне может понадобиться некоторая сумма, я верну ее, когда приеду обратно.
      В глазах Ники Эндфилд прочитал: «Вернешься ли сам?»
      — Ты меня любишь, милый? — спросила она вместо этого.
      — Да, любимая, — ответил Джек.
      Девушка долго молчала. Она смотрела на Эндфилда, точно видела его в последний раз. На лице Ники, быстро сменяя друг друга, появлялись обрывки эмоций, которые она даже не пыталась скрывать, — подозрение, страх за своего избранника, предчувствие долгой разлуки, любовь и надежда.
      — Ну ладно, иди собирайся, — наконец сказала она. Вскоре Джек был готов. Компьютер и телефон лежали в чемодане вместе со сменой белья, полотенцем, зубной щеткой и бритвой. «Громобой» удобно устроился в подмышечной кобуре, в рукаве малинового пиджака был зашит адской остроты стилет с полевым лезвием. Капитан поменял идентификационный браслет на другой, в чип которого были вложены программы для обмана терминалов, взлома замков, перенастройки процессоров. Нелишним дополнением был бластер для метания отравленных ядом мгновенного действия стрелок, спрятанный в корпусе под микросхемами.
      — Ты готов, — печально сказала Ника. — Я сделала тебе бутерброды... Девушка крепко обняла Эндфилда и почти оттолкнула его от себя. — Уезжай... И скорее возвращайся...
      Пока они летели к терминалу орбитальной станции, на регистрации и посадке княжна была весела и спокойна, наслаждаясь временем, которое им еще осталось, избегая разговоров о разлуке, строя планы на будущее, чтобы не расстраиваться самой и не расстраивать своего избранника перед трудной, возможно, опасной миссией, хотя Капитан чувствовал, как тяжело девушке отпускать его в тревожную неизвестность.
      Номер «люкс» Джека Эндфилда располагался на 230-м этаже небоскреба делового центра. Если не смотреть в окна, где в вечно безоблачном небе Победы горели яркие звезды, трудно было бы представить, что между ним и поверхностью 920 метров, а сверху еще сто этажей, где уже трудно дышать в разреженной атмосфере без герметизации окон и мощных компрессоров. Несколько других, таких же ярко освещенных зданий, на полтора километра выпирающих из песчаной бесплодной почвы, были видны поодаль. Ночь скрадывала расстояния и их размеры, и они казались совсем близкими, непропорционально вытянутыми, похожими на иглы или антенны древних станций радиосвязи.
      Плафоны поставленной на минимальный свет люстры медленно вращались вокруг своей оси, создавая причудливую игру теней на предметах роскошного, но все же неуютного интерьера. Было видно, что Эндфилд здесь только ночует: большинство кресел стояло в том же положении, что и при его вселении, на журнальном столике лежал нераспечатанный конверт с буклетами модных театров, дорогих магазинов и ресторанов. В баре скучали нетронутые бутылки с пойлом, запыленные фужеры, сифоны с минеральной водой.
      Вторая комната вообще была закрыта, в ней были установлены звуковые и инфракрасные датчики объема и биодетекторы. По углам расположились два малоимпульсных комплекса активных глубинных радаров. Эндфилд не ходил туда, чтобы не сбивать их настройку. По этой же причине он не пускал в номер горничных и выключил систему автоматической уборки.
      Администрация, привыкшая к причудам клиентов, вынуждена была мириться с этим. На экране, который Джек разместил над визором, плыли проекции помещений гостиницы. При желании Эндфилд мог контролировать пространство вокруг на много километров. Система наблюдения служила ему в основном для подстраховки во время сна. Визор молотил без звука, на экране музыканты, одетые по входящей в моду старинной манере — в черных фраках и белых манишках, сосредоточенно махали руками возле рецепторных зон цветовоксов, заполняя зал протяжными звуками и световыми бликами. Это продолжалось уже пару часов и порядком прискучило бы Джеку, если бы он обращал внимание на передачу. Эндфилд не любил видеовещания. Сегодня он включил ящик исключительно по делу. То, что полутраурная музыка заполняла все каналы, было хорошим признаком.
      Капитан вспоминал сегодняшний день. Последний конкурент, особенно сильно ему надоедавший, с утра обнаружил свою кабину опечатанной, а счета блокированными. Полицейские чины взяли бизнесмена под стражу.
      Джек был в курсе того, какие обвинения предъявят конкуренту, электронный шпионаж, нарушение целостности секретных коммуникаций, мошенничество. Почему именно эти, Эндфилд знал отнюдь не от сверхчувственного восприятия, именно он состряпал анонимку в службу безопасности биржевого комплекса. Не совсем красиво, но зато просто и действенно.
      Закупленные горе-предпринимателем акции были централизованно распроданы по цене макулатуры. Благодаря взятке, которую Джек дал чиновнику административного контроля, они все попали к Капитану, и ему на бирже больше нечего было делать. Свой план Эндфилд выполнил. Теперь, даже если акции будут давать ему даром, брать он их не будет. Но, скорее всего, и остальные биржевые дельцы притихли сейчас в тоскливом ожидании...
      Слишком резкий контраст представляли ажиотажные программы последних дней, наполненные старыми патриотическими песнями, митингами, репортажами о подготовке армады вторжения, интервью с боевыми генералами, командирами ударных частей, полковниками, капитанами и зелеными лейтенантами, которые в один голос утверждали, что враг не устоит, с сегодняшним страшным, безнадежно затянувшимся концертом симфонической музыки.
      Собственно, Капитан Электронная Отмычка прекрасно знал, чем закончился бой, знал потери Объединенного Флота. Он ожидал реакции правительства. Будут ли данные преданы огласке, какие выводы будут сделаны из чудовищного разгрома?
      Шли томительные минуты. Наконец музыка оборвалась на половине такта. На экране появилась заставка новостей. Так и есть. Траурные костюмчики, приспущенный флаг Союза Планет, скорбные лица. Эндфилд не стал включать звук, все было понятно и без слов.
      На экране появились снятые рапидом кадры боя. Замедленные в десятки тысяч раз движения боевых кораблей казались неуклюжими и нестрашными. Звездолеты медленно, основательно, точно морские посудины прошлых эпох или старинные космические линкоры, выполняли маневры, уворачиваясь от лучей и ракет, перестраивались, крутили двойные спирали. Гигантские туши летающих крепостей противника тучами извергали из себя автоматические крейсеры-перехватчики.
      В пространстве экрана плыли комья сверхгорячей плазмы от взрывов и слоистые жгуты «черных облаков», наполненные слепящей тьмой антиэнергии. Картинка на экране прыгала и рябила от сильнейших помех. Лавина «берсерков» прижимала машины «драконов» к поверхности Сфероида.
      Корабли-крепости били орудиями главного калибра, срывая с боевых звездолетов защитные энергетические оболочки. .Автоматические крейсеры-истребители огромными стаями набрасывались на звенья кораблей Патруля, загоняя их в поля стационарных мин, взрывая и расстреливая заметно потерявшего маневренность противника. «Драконы» были просто смяты, подавлены численным превосходством противника, мощью перекрестного огня.
      Все получилось, как предсказывал Капитан. Когда полки ударной группы вышли из нуль-пространства и почти вплотную приблизились к поверхности вражеской базы, а прибывшие по тревоге корабли противника были связаны боем, поверхность Сфероида раскрылась, выпуская тысячи новеньких, только со стапелей, крепостей.
      Звездолеты Черного Патруля горели, взрывались, становясь огненными шарами плазмы, которая, остывая, медленно рассеивалась в пространстве, превращаясь в разреженный позитронный газ.
      Флот вторжения погибал, рассеченный на несколько частей, зажатый в смертельные ловушки между несокрушимой поверхностью Черного Сфероида и мобильными группами «берсерков».
      Как завороженный Джек смотрел на экран. Там умирали его друзья. Когда показали, как пара крейсеров, все, что осталось от одного из звеньев, пытается выйти -из-под огня, двигаясь заячьим скоком, петляя и уворачиваясь, Эндфилд едва не крикнул: «На шесть часов с переворотом». Машина, выполнившая этот маневр, благополучно вышла из-под обстрела, замешкавшийся второй корабль получил ракету в корму. «Я же учил вас, придурки, -не выдержал Капитан. Объединитесь!»
      Словно услышав его, на экране «драконы» образовали несколько центров согласованного сопротивления. Десятки и сотни боевых звездолетов выполняли головоломные маневры, последовательно расстреливая «берсерков» и взаимно прикрывая друг друга. Очаги сопротивления росли, и вскоре с кораблями-роботами билось полтора десятка организованных групп, которые вобрали в себя все крейсеры Черного Патруля, образовав защищенное пространство, куда стали стекаться подбитые корабли на такую ценную в бою передышку: сбить пламя, дать время ремонтным роботам и самонастраивающимся системам привести крейсеры в относительный порядок.
      Планетной Охране и Белому Патрулю, казалось, передалась решимость «драконов» не дать себя уничтожить. Части, практически непригодные для высокоскоростного, маневренного боя, построенные по командам пилотов «драконьих» кораблей в плотные порядки, смогли быть эффективно использованы в качестве прикрытых общим полем летающих батарей, огрызаясь предельно концентрированным огнем на падающих в их боевые построения «берсерков».
      Избиению крейсеров Объединенного Флота пришел конец. Против силы численного превосходства и огневой мощи «берсерков» встала сила, хоть и не такая могущественная, чтобы победить в этих условиях, но способная свести итог боя к ничейному результату, обеспечив отход основной массы кораблей в безопасную зону. На экране мелькали кадры отступления, которое уже не было беспорядочным бегством.
      Если действительно можно охватить ментальным суперполем десятки тысяч экипажей Черного Патруля, чтобы образовать единый монолитный организм, который бы шутя справился с любым противником, то наибольшие шансы сделать это были у того, кто придумал эту тактику, — отставного командира звена, майора ВКС Джека Эндфилда, по прозвищу Капитан Электронная Отмычка.
      «Товарищи, я не предатель», — повторял он про себя, проклиная бескомпромиссную верность присяге «драконов», черных рыцарей звездных бездн, Службу Безопасности, время. Управителей Жизни. По щекам Капитана текли горькие, мутные слезы, которые он и не думал вытирать...
      Аэротакси шло выделенным ему воздушным коридором над пустыней. Море барханов, невидимое в темноте ночи человеческими глазами, проплывало на инфракрасных мониторах систем обзора. Изредка на локаторах появлялся огонек, идущий параллельным курсом попутно или навстречу, и вскоре огни летящих глайдеров проплывали мимо и пропадали во мраке. Джек сидел на широком заднем сиденье, придерживая чемодан. Он слушал пространство вокруг машины, не надеясь на хилую систему наблюдения аэротакси. Минуты шли, приближая цель полета космопорт планеты Победа. Еще полчаса, и он будет в безопасности. Капитан подумал, что зря он себя уговаривает. Он чувствует, что «они» где-то рядом. Несмотря на то что не было слежки, после того, как он покинул отель, противник не сдался. Может быть, преследователи ждут его в космопорту, а может быть, уже летят по следу. Так просто Электронной Отмычке не уйти. Слишком лакомый для бандитов кусок увозит Эндфилд, слишком хочется врагам наказать дерзкого одиночку.
      Ощущение опасности росло, но ничего не происходило. Так же плыли барханы, так же изредка пролетали машины. «Интересно, как они начнут? Догонят и атакуют или зайдут с разворотом со встречного курса?» — подумал Джек. Он наметил себе уровень опасности, при котором необходимо немедленно действовать, и наблюдал, как растет ощущение тревоги и беспокойства.
      «Пора!» — решил он, одевая на лоб объемный кроссполяризатор из спасательного набора в дополнение к кроссполяризационным очкам. Какая-то часть его личности обиженно вздохнула, признавая реальность угрозы, сожалея о том, что спокойствие так быстро закончилось. Теперь ему предстоял бой, возможно, смерть. Капитан активировал поля чемодана, пожалев, что не может залезть в него сам, вытащил излучатель, приготовил его к стрельбе. В зеркале заднего вида было видно, как от ужаса округляются глаза и перекашивается лицо таксиста. Шофер заметил пистолет в руках своего пассажира и, видимо, подумал, что его собираются грабить.
      Водитель не успел закричать. Наперерез метнулись три серые тени глайдеры без опознавательных знаков, номеров и габаритных огней.
      Джек не видел их на радаре и не чувствовал их присутствия внутренним слухом. Мгновение назад нападающих вообще не было. Под крыльями машин замелькали вспышки. Пятидесятимиллиметровые пули ударили по корпусу такси, пробивая обшивку, повреждая генераторы и накопители. Вспыхнули развороченные двигатели. Машина дернулась и резко пошла, вниз. Струи тысячеградусного пламени ударили из пробоин. Все про изошло слишком быстро. Кто-то хорошо знал время человеческой реакции, лишив Джека всех шансов оказать сопротивление враги появились слишком близко.
      У Эндфилда включилось скоростное восприятие, и теперь его плотное, тяжелое, медленное тело бесконечно долго наклонялось, чтобы увернуться от фонтанов пламени, поворачивало с пистолет на цель, чтобы ответить. Восприятие металось в поисках выхода. Скорость больше ста метров в секунду, искореженные двигатели, близкий горб песчаной горы, куда поле гравитации тянуло машину. Грозящие взрывом накопители оставляли ему мало шансов на спасение.
      В какой-то момент у Капитана пронеслось в голове, что будь он хотя бы на штурмовике без пушек, который сосватал ему Лазарев, то уничтожил бы нападающих быстрее, чем те успели открыть огонь, смяв бронированным корпусом.
      Краем сознания Джек ощущал, как горит под струёй пламени кожа, а в открытую дверцу бьет плотный поток воздуха.
      Прикинув траекторию падения машины, он понял, что есть шанс остаться в живых. Аэротакси едва не коснулось гребня бархана, и в этот момент Эндфилд выпрыгнул из салона вместе со своим чемоданом. В самоубийственном прыжке был тонкий расчет — пологий склон должен был погасить скорость тела. Джек долго кувыркался и пахал песок, прежде чем остановился у основания песчаной горы. Спина были ободрана, руки и ноги разбиты в кровь.
      Он лежал на спине, наблюдая, как разрастается пульсирующая боль в обожженном левом боку, как растекается она по всему телу. С удовлетворением отметил, что суставы и кости целы, мускулы и связки не порваны. Тело получило минимальные повреждения и было вполне еще боеспособно, если бы не этот страшный ожог.
      За барханами, коснувшись поверхности в нижней точке гибельного полета, гулко взорвалось такси, осветив мертвенным ослепительным светом пустыню. Белый столб превращенного в тончайший аэрозоль песка взлетел в небо, приобретая в своем движении характерные грибообразные очертания. Видимо, кому-то хорошо заплатили, чтобы никто не увидел этого вопиющего безобразия.
      Ведомая инфракрасными сканерами и биополевыми локаторами пара глайдеров вышла из-за гребня бархана, наводя пулеметы на цель, хорошо просматривавшуюся в тепловых лучах на фоне холодного песка.
      Капитан, преодолев слабость, дважды выстрелил из «громобоя» на максимальной мощности. Ночь стала еще темнее — поляризаторы сработали, защищая глаза от чудовищной вспышки, комья огня, которые мгновение назад были наполненными людьми машинами, высоко пролетели над Эндфилдом и взорвались, воткнувшись в землю далеко от этого места.
      Последний глайдер не рискнул сунуться под луч и открыл навесной огонь из всех пулеметов, прикрываясь складками местности. Вокруг заплясали фонтаны песка от пятидесятимиллиметровых пуль. В голове у Джека промелькнуло, что эти, полукустарно изготавливаемые бандитами по подобию древних массометных пушек пулеметы — достаточно мощное оружие. Хорошо, что навесная стрельба не давала возможность операторам увеличить скорость полета зарядов: когда они взрываются, оставляя глубокие воронки, наполненные расплавленной породой, бьют осколками и ударной волной.
      Внезапно поодаль сверкнула неяркая вспышка и следом раздался скрежет. Шальная пуля попала в полевую броню чемодана. Капитан мысленно отметил это место. Пулеметы бандитской машины израсходовали боекомплект. Огонь прекратился. В смертельной игре наступил вынужденный перерыв. Атакующие знали, что Эндфилд ранен, возможно, убит, но не могли себя заставить выйти на прямую видимость, чтобы не быть уничтоженными. Улететь они тоже не могли. Глайдер кружил поблизости, как падалыцик, справедливо полагая, что время работает против Джека, надеясь, что вскоре ночь, холод и раны сделают свое дело.
      Капитан заблокировал их сканеры и локаторы, поэтому они не могли видеть, где он находится, и обнаружить багаж, из-за которого бандиты за ним охотились. Тело отчаянно болело, ныли ободранные руки, ноги, спина, в такт с приступами боли в обожженном боку туманилось сознание. Удары сердца, толкающего отравленную продуктами термической деструкции кровь, молотом отзывались в голове. Джек едва подавлял желание выть и кататься, тереться раной, покрытой толстой коркой песка, пропитанной сукровицей, раздирать ее до живого мяса, чтобы утолить зуд и жжение. Капитан временами оказывался над своим телом, со стороны наблюдая, как оно, избитое и обожженное, медленно ползет к месту, где лежит чемодан. Эндфилду никогда не было так больно. Мысли путались, он досадовал, что человеческая плоть немощна, а боль так огромна. Зарыв свой багаж в песок, Капитан отполз подальше. Израсходовав остаток сил, он провалился в забытье.
      Ника посмотрела на него и полетела дальше, несомая какой-то силой, не отрываясь глядя на Джека с сочувствием и любовью. Бритоголовые урки в цепях и наколках ржали, показывая на него пальцами. Мерзкие рожи появлялись на краю и зрительного поля и пропадали, стоило сосредоточить на них внимание.
      Капитан знал, что скоро они перестанут таиться. Тогда, приблизясь к нему, эти спутники близкой смерти будут выкрикивать оскорбления, угрозы и мерзкие, как плевки, обвинения ему в лицо.
      Внезапно вокруг разлилось сияние. Огромные фигуры потеснили нечисть. «Драконы» стояли над ним, с холодным вниманием разглядывая корчащегося Капитана.
      — Здесь лежит человек, которого мы считали своим... Который продал за гроши нас и наше дело, — пророкотал громовой голос Конечникова. — Теперь он отправится туда, где ему деньги будут совсем не нужны.
      — Вы тоже пришли позлорадствовать? — смог выдавить из себя Джек.
      — Ты мог стать величайшим Из героев Черного Патруля. Но ты предпочел предательство и теперь умираешь, как паленая крыса, не успев потратить свои жалкие тридцать сребреников. Скажи, зачем это тебе понадобилось? — «Драконы» замолкли, ожидая ответа.
      — Если не хотите помочь — уйдите. Уйдите! Убирайтесь!!! — в ярости закричал Эндфилд. — Если бы вы могли видеть дальше собственного носа, раскинуть своими куриными мозгами, то поняли бы все... Я никогда не предавал вас... Убирайтесь!
      . Огромные светящиеся фигуры молча растворились в темноте ночи.
      — Мне бы дожить до рассвета, унять боль, — сказал Джек, обращаясь к ярким звездам на небе.
      В голове у него появился план спасения. В машине, которая резала воздух, широким кругом обходя место, где он лежал, была аптечка. Инъекции анальгетика и регенератора смогли бы почти мгновенно поставить его на ноги. Также Джек знал, что бандитам он нужен живым, иначе они рискуют никогда не найти в этом море песка чемодан с деньгами, рискуют никогда не открыть его, взорваться при срабатывании внутренней системы самоуничтожения.
      «Надо дожить до рассвета... Надо дожить до рассвета... Надо Дожить до рассвета... — Эта мысль, разрастаясь, заполнила все поле сознания Капитана. Мне нужно остаться в живых, чтобы завершить начатое. Иначе все напрасно... В организме человека много мощнейших систем самовосстановления. Я смогу их запустить... Главное успокоиться. Руки стали тяжелыми и теплыми. Тело наполняет космическая энергия, которая лечит и восстанавливает тело. Медленно утихает боль. Я справлюсь».
      Разрушительные волны небытия сменились покоем. Новая сила широким потоком пошла в обожженную и избитую плоть Эндфилда, Ему предстоял тяжелый день.
      Никогда Управительница Жизни, не чувствовала себя такой старой. Сегодня двенадцать веков жизни невыносимой тяжестью давили свободную и сильную женщину, единственную из двухсот двенадцати новых Богов, остатков прежней первой тысячи, хозяев всего человеческого рода. Она сидела за низким столиком из красного дерева и курила длинную тонкую сигарету с отборным гашишем, который последние три тысячи лет почему-то называли шалалой.
      Живая Богиня была одета в плотный, черный снаружи и красный изнутри балахон, похожий на судейскую мантию. На голову был накинут капюшон, закрывавший почти все лицо, оставляя лишь кончик носа, подбородок и шею. Ей не нужны были глаза, чтобы видеть того, кто сидел перед ней, стены комнаты, покрытые панелями мореного дуба и обитые коричневой мягкой кожей, витражи, подсвеченные изнутри лампами дневного света, картины и вазы с цветами.
      Мужчина в кресле напротив выглядел не слишком молодо: морщины, складки на шее, мешки под глазами. Если бы он хотел, то мог бы стать юношей за пару месяцев, но Управитель Жизни ценил солидность и упорно держался за личину пожилого человека.