- Прошу прощения, произошло недоразумение! Знаете, блюстители порядка... Им бы только схватить, а кого - не смотрят. Такие - дай им волю! - и самого Хрена под арест посадят. Ещё раз прошу великодушно извинить нас. Будем знакомы: собрат по перу, корреспондент местной газеты "Смех Сквозь Слезы" Редис.
      - Здравствуй, если не шутишь, - ответил Горох. - Только никто нас сюда не гнал: путешественники везде в первую очередь знакомятся с музеями.
      - Да, музей у нас прекрасный, но вот заведующая Картофелина такая нудная, что не приведи господь.
      - Почему? - возразил Бегунок.- Она очень интересно рассказывала. И ещё показала нам занятные картинки.
      - Да, наша Картофелина хоть куда, но музей - не дай бог!
      Жёлудь встал, потянулся, не обращая внимания на Редиса, а потом, взвешивая каждое слово, громко сказал приятелю:
      - Он, наверное, пришёл арестовать нас, чтобы познакомить с превесёленьким будущим Весе-линска.
      Редис согнулся в три погибели и ударился лбом об пол.
      - И да и нет,- ответил он.- Я получил приказ вывести вас из этого затхлого погреба, который первая противница котов нашего города Картофелина столь торжественно именует музеем.
      - Вам не удастся заставить меня ни плакать, ни смеяться! - гордо отрезала Картофелина.
      Поев и отдохнув, путешественники вышли осмотреть город. Вокруг всё белело, как зимой. Названий улиц не было видно, но Редис знал их наизусть.
      - Это улица Рыданий, это Взахлёбный переулок, - объяснял он. - Это аллея Тихого ужаса, это большой Проспект грусти, а там Набережная слез...
      При встрече с горожанами Редис чихал, морщился, тёр глаза, но слезы почему-то не бежали у него из глаз. Он не был помят, как другие, и отличался завидным румянцем. Такой круглый, такой красивый, словно только что снятая с ёлки новогодняя игрушка. Жёлудь не выдержал и спросил его:
      - Послушай, приятель, ведь ты румяный и, стало быть, все тебя здесь очень любят - так что же ты не плачешь?
      - В самом деле, почему ты не плачешь? - заинтересовался и Бегунок.
      - Милый друг, - ответил ему Редис, - когда-то я плакал больше всех и выплакал все слезы.- И тут же, нагнувшись к Жёлудю, шепнул ему на ухо: - Как собрату по перу скажу: я плачу только тогда, когда мне не платят.
      - А как было при Арбузе? - спросил Жёлудь.
      - Действительно, как же было при Арбузе? - повторил Горох.
      - Тогда я написал в своей газете, что первым высмеял весь смех, - ответил Редис Жёлудю и тут же прошептал Гороху: - Какой смысл смеяться, если за это не платят?
      - А теперь? - в один голос спросили друзья.
      - Теперь я смеюсь сквозь слезы ~ таков принцип нашей газеты, грустной по содержанию и смешной по форме.
      - Послушай, Горох, а что, если мы с тобой во имя будущего намнём бока этому оборотню, а? Как ты думаешь? - не выдержал Горох.
      - Это клевета! - возмутился Редис.- Какой же я оборотень? Разве я в кого-нибудь обернулся? В этом проклятом городе достаточно вывернуть пиджак. Видите? - И он показал белую подкладку. - Когда она сверху - я сразу белею, а когда ещё и подкладку выверну наизнанку, то даже самый зоркий глаз не отличит, кто зеленей: огурец или я!
      - Я его сейчас вздую! - взорвался Горох.
      - За что? Разве в вашей стране за это бьют? О, какой чудесный берет! Наши провинциалы всё ещё ходят в шляпах. Может быть, продадите?
      Друзья переглянулись.
      - И чернильница у вас забавная. И чернила красные - сразу видно, заграничные, - вздохнул Редис. - Может, поменяемся?
      Тут оба путешественника, не сговариваясь, схватили негодяя за шиворот и стали его дубасить.
      - Братцы, сжальтесь! - умолял оборотень. - Мне велено привести вас к самому старшине...
      Некоторое время все трое шли молча. Однако на площади Святой Тыквы, где несколько десятков сморщенных помидоров и огурцов копошились у полуразрушенного памятника Арбузу, Редис снова стал тараторить как заведённый:
      - Это - моё предложение! Вот как делаются слезы сквозь смех: мы поставим на старый пьедестал лохань, отобьём у смеющегося Арбуза ноги, чтобы казалось, будто он сидит в ней, перекрасим, подведём к его весёлым глазам водопровод, и получится плачущая Тыква.
      - Послушай, что общего у Арбуза с Тыквой? - ничего не мог понять Горох.
      - Можно сказать, они родные брат и сестра,- объяснил довольный Редис.-Когда пришла мода на слезы, то Тыква хватила через край точно также, как и Арбуз: расплакавшись, она забыла прочистить жёлоб у себя в квартире и захлебнулась в собственных слезах. Горожане, рыдая, схоронили эту мужественную женщину рядом с братом, причислили её к лику святых, а теперь, плача, заканчивают сооружать ей памятник. И, надо полагать, они ещё долго будут лить слезы, ибо памятник, как видите, вышел кособокий и очень печальный.
      Осмотрев город, друзья снова подошли к дворцу Хрена. На сей раз блюстители порядка повели их по каменным ступеням вверх. Пройдя мимо множества часовых, вооружённых сечками и тяпками, друзья попали в большой зал. В конце зала сидел Хрен и совещался со своей женой Горчицей. Вокруг них суетились Лук и Чеснок. Обсуждались новые планы выжимания слез.
      - Почему не явилась Картофелина? - скрипучим голосом спросил Хрен.
      - Эта несчастная только теперь сосчитала, что в её подвал ведут тринадцать ступенек, а потому и не осмелилась сделать ни одного шага.
      Вдруг Жёлудь почувствовал, что его глаза наполнились слезами. По щекам Горошка уже текли струйки. Потом оба, как по уговору, зевнули, набрали в лёгкие воздуха и чихнули тринадцать раз.
      - Спасибо, что уважили наш обычай, - сказал Хрен.- Что вам надобно?
      - Мы ищем нашу подругу Фасольку, - объяснил Жёлудь. - Её через эти места должны были гнать в полон.
      - Вы, как видно, добрые люди, если у вас есть друзья, - ответил Хрен.-Сегодня на открытие памятника Тыкве соберётся весь город. Там мы и спросим о вашей Фасольке.
      Кое-как уняв струящиеся слезы и начихавшись на здоровье, друзья направились к площади Святой Тыквы. Здесь на развалинах памятника весёлому Арбузу стоял уже новый монумент. Зрелище было воистину прискорбное: на чёрном неровном камне стояло разбитое корыто. В нём восседал перекрашенный Арбуз с отбитыми ножками, а из глаз у него били фонтаны слез. Струйки лились через край корыта, сочились сквозь щели и ручейками стекали в речку Слезину.
      Спустя полчаса площадь была битком набита помидорами, огурцами, картофелинами, редьками и редисками. Все шмыгали носами, у всех глаза были красные, точно у кроликов, все чихали и откашливались. Едва на помосте показался Хрен со своей свитой, как тут же разразились всеобщие рыдания.
      - Почтенные граждане города Веселинска, двое чужестранцев просят нашей помощи, - начал Хрен. - Пускай они сами скажут, что им нужно.
      Горошек взобрался на возвышение, отвернулся от свиты Хрена и тут же перестал плакать.
      - Братцы, наша подруга Фасолька попала в неволю...
      - В неволю? Ой-ой, в неволю!..- со всех сторон послышались стоны.
      Горошек обождал, пока все успокоятся, и продолжал:
      - Ей грозит страшная опасность. Может быть, вы видели или слышали что-нибудь об этой бедняжке?
      - Уй-юй, какая бедняжка! - поднялся ужасный плач.
      Слезы текли ручьями, канавы переполнились, река Слезина вышла из берегов. От горючих слез город окутался густым солёным туманом, который ещё больше щипал глаза.
      Все плакали, причитали, но никто и не думал посоветовать Горошку, где искать Фасольку.
      Тогда на помост вскочил Жёлудь и выпалил:
      - Перестаньте распускать нюни, у вас глаза сгниют!
      - Ой-ой, сгниют! - в один голос взревела вся площадь.
      Жёлудь продолжал:
      - Если вы не хотите быть хлюпиками и плаксами, то сейчас же отвернитесь от Хрена и его свиты, не глазейте на них, не дышите одним воздухом с ними словом, гоните их в три шеи со своей земли, и вы мгновенно перестанете плакать!
      Плаксы послушались и отвернулись от Хрена. Выдумка Жёлудя им понравилась, и они принялись громко смеяться. Разразились хохотом все -от мала до велика.
      - Ха-ха-ха! Вдвоём одну Фасольку не найдут!
      - Хи-хи-хи! Пускай они у нашего Редиса помощи попросят!
      - О-го-го! Они хотят, чтобы мы задали перцу самому Хрену. Вот шуты гороховые!
      Жёлудь смутился. Он не знал, что и делать.
      - Что вы ржёте, будто вас щекочут?! Я серьёзно говорю: отвернитесь от Хрена, не плачьте, но и не смейтесь над людской бедой!
      Не успел Жёлудь договорить это, как тут же все жители города заревели в три ручья.
      - Что вы плачете, что ревёте? - едва удерживал раздражение Жёлудь. Вспомните, каким весёлым был староста Арбуз!
      И снова горожане все, как один, залились смехом. Но тут старый Хрен опомнился и стал кричать:
      - Взять этих подстрекателей! В тюрьму их!
      - Не смотрите на него, а то снова будете плакать, - призывал Жёлудь.
      - Смотрите на меня! - приказывал Хрен.
      - Гоните его взашей!-взывал Жёлудь.
      И так всё время: то хи-хи-хи, то ой-ой-ой, то ха-ха-ха, то у-гу-гу.
      Жёлудь никак не мог договориться. Едва горожане отвернутся от Хрена, тут же хватаются за животы от смеха; только посмотрят на своего главного слезови-ка, тут же начинают плакать. Они ворочали головами туда-сюда, пока не вывихнули себе шеи.
      А Редис пытался одновременно и смеяться, и плакать, и зеленеть от злости, как Хрен. От чрезмерных стараний лицо у него перекосилось, из одного глаза струились слезы, а другой блестел и смеялся, рот свело судорогой, и язык был прикушен.
      Видя это, одни смеялись, другие плакали, а третьи от злости скрипели зубами. Поднялся такой гвалт, что хоть уши затыкай.
      Насмотревшись на них, Жёлудь махнул рукой, и друзья пошли к своим коням.
      Они сели в сёдла и стрелой помчались по гладкому солончаку, ни разу даже не обернувшись. Горошек, правда, хотел ещё что-то спросить у Жёлудя, но тот лишь тяжко вздохнул и сказал:
      - Эх, братец, ни слезами, ни смехом дураков не вылечишь.
      ГОРОД ЗАДРАННЫХ НОСОВ
      Целых полдня друзья без отдыха гнали коней, пока не уткнулись в какую-то высокую стену. Жёлудь направил кузнечика вдоль этой стены, Горошек поскакал сзади. Вскоре приятели подъехали к странным воротам. Сверху они были утыканы колючками шиповника, среди этих колючек торчали сосновые иглы, а между этими иглами выглядывали ещё шипы репейника. Ни перелезть, ни перепрыгнуть наткнёшься.
      На воротах висела надпись:
      ВЕЛИКОЕ Я
      - Что бы это могло означать? - удивился Горошек.
      - Видно, так чудно называется этот город,- ответил Жёлудь.
      Спрятавшись в кустах, друзья наблюдали, как через каждые полчаса со страшным скрипом открывались ворота и вооружённые мыши загоняли в них огромные толпы ячменя, овса, пшеницы и других свободных жителей.
      Подкравшись поближе, они увидели, что низ ворот совсем разрушен - камни вывалились, и все, кому не лень, лазают сквозь огромные щели, хотя в воротах несут стражу двое мышей с кремнёвыми бердышами на соломенных древках.
      Приятели подошли ещё ближе и сразу всё поняли. Оба часовых, задрав головы, что-то высматривали вверху и вовсе не обращали внимания на то, что творилось у них под ногами.
      Носы задраны, глаза уставились в небо, сами часовые ходят, не чуя земли под ногами, и говорят друг другу:
      - Как, никто не перелез через ограду столицы Кривдина государства, о храбрый Кусака?
      - Никто, о смелый Грызун. Разошлись, потом повернулись и снова встретились:
      - Как, никто не улизнул из нашего великого города, о славный Суслик?
      - Никто. Даже комар не пролетел, о благородный Сурок.
      Они расхаживали, именуя друг друга пышными титулами, и вовсе не замечали, что у них под ногами в город и из города проникают все желающие.
      Спрятав коней в ближайшей рощице, друзья подошли к воротам.
      - Идём, - подтолкнул Жёлудь замедлившего шаг Гороха.
      - Я очень боюсь мышей, - упирался тот.
      - И я боюсь, но надо спасать Фасольку. Ведь мы прибыли в самую столицу Кривдина государства, и кто его знает, что могут сделать здесь с беззащитной пленницей?!
      Друзья шмыгнули в дыру, оставшуюся от выбитого кирпича, и никто на них не обратил внимания. Идут Жёлудь с Горохом по улицам города и удивляются: мостовые загажены, тротуары завалены мусором, зато крыши домов так и сверкают. Все жители ходят, задрав головы, выгнув шеи, и ужасно воображают. Никто не зовётся собственным именем, нет ни одного простолюдина: все тут прекраснейшие, все умнейшие, все храбрейшие и отважнейшие" однако никто не желает смотреть под ноги - по какой мостовой они ходят, на какой земле живут.
      Жёлудь проголодался. Смотрит, на площади Скромности надпись над одной из дверей:
      ЗОЛОТАЯ СТОЛОВАЯ
      - Это слишком дорого для нас, - сказал он Гороху.
      Пошли дальше. На площади Милосердия увидели ещё одну столовую. На её дверях висела надпись, что она бриллиантовая.
      - И это не для нас, - сказал Горох.
      Искали, искали, да так и не нашли обыкновенной столовой. Вернулись к первой и постучались. Кто-то пискнул под ногами:
      - Что вы делаете?
      - Стучимся.
      - Напрасно трудитесь, - сказал работяга Муравей, тащивший какую-то кроху.В этом городе надо почаще смотреть себе под ноги.
      Друзья посмотрели: оказывается, посетители "Золотой столовой" попадали в неё через дырявый фундамент. Вошли внутрь. Навстречу шибануло таким запахом, что и у них сразу носы кверху задрались. Очевидно, здесь уже много лет никто не брал в руки веника: как бросили когда-то кость или корку, так и по сей день валяется. Всё заплесневело, засохло...
      За столом сидели жители Великого Я и, не глядя в свои тарелки, хвастались наперебой.
      - Я ем мясо угря, пойманного на дне глубочайшего моря, - оповестила Мышь. - Он прожил там девятьсот девяносто девять лет и девять дней, прежде чем попал на моё перламутровое блюдо.
      - А я ем крылышко райской птицы, - похвалялся какой-то странный зверёк, похожий не то на мышь, не то на крысу. - Хвост этой птицы длиной в девять локтей и весь из чистого золота.
      Жёлудь с Горохом переглянулись и только пожали плечами: перламутровое блюдо было просто черепком от глиняного горшка, а на райском крылышке даже тысячу лет назад вряд ли была хоть крошка мяса.
      За стойкой сидел вконец опустившийся хозяин Мышак. Ноги он не мыл отродясь, брюки на нём были такие, что и собаке не прокусить, фартук заскорузлый от грязи, только галстук и шапочка белее снега.
      - Если я съем здесь хоть кусочек, меня вырвет, - скривился Горошек.
      - И меня, - ответил Жёлудь.
      И друзья, зажав носы, выскочили наружу.
      - Бежим отсюда! - крикнул Горошек. Они бродили голодные по улицам города и удивлялись: всё здесь делается не так, как говорится и пишется. Под вечер их задержали часовые.
      - Кто идёт? - считая звёзды в небе, громко спросил старший.
      Друзья не знали, что сказать, однако часовые заговорили сами:
      - Если вы чужеземцы, мы вас убьём. В городе по тротуарам дозволено гулять только жителям Великого Я, а все остальные, под страхом смертной казни, обязаны ходить по мостовой.
      - Мы храбрые львы!-важно заявил Жёлудь. Часовые стукнули бердышами о землю и пошли дальше, так и не посмотрев, с кем они говорят.
      - Послушай, неужели и я когда-то был хвастуном? - спросил вдруг сын Дуба у своего друга.
      - Не помню, - опустил голову Горошек. - Но этим задавакам я бы тоже не сказал правды.
      - Мне кажется, что с такими обманщиками мы могли бы справиться и без вранья, - пожал плечами Жёлудь.
      - Да что ты! В этой стране, если говорить только правду, никто не поверит! - возразил Горошек.
      Приятели спорили, спорили и решили впредь: если придётся говорить неправду - держать в кармане кукиш. Тогда не считается, что врёшь.
      СУД
      Целую неделю друзья ходили по городу, обошли сотни домов, но так ничего толком и не узнали о Фасольке. Все божились-клялись, что видели её, разговаривали с ней, однако это была явная ложь.
      После недели напрасных блужданий приятели стали умнее: что бы ни советовали им горожане, они делали всё наоборот.
      Но и это не помогало. Потеряв всякую надежду, они подошли к площади Щедрости, посредине которой высился гигантский памятный камень, а на нём огромный висячий замок. Он, по-видимому, символизировал невероятную щедрость жителей Великого Я, ибо высеченные на камне буквы гласили:
      Всем,
      Кто просил
      И не мог получить,
      Камень,
      Чтоб
      Собственный лоб
      Разбить!
      На столбах вокруг памятника висели привязанные вместо ламп светлячки.
      - И вы ещё светите этим скупердяям? - возмутился Горох.
      - А что же делать, если тебя привязали? - грустно ответил старый Светляк. - Неволя - не сахар.
      Горох взобрался на столб и перерезал державшие бедняков верёвки. Жёлудь последовал его примеру. -Спустя несколько минут двенадцать благодарных светлячков весело махали крылышками над их головами.
      - Может, вам что-нибудь известно о Фасоль-ке? - спросили путешественники.
      - Была здесь такая: кто-то из наших светляков видел её на улице Трудолюбия.
      И снова приятели блуждали по запутанным переулкам города. На одном из углов они остановились как вкопанные, услышав какое-то посапывание, храп, свист... Поперёк улицы висели надписи: "Тихо!", "Бодрствуем!", "Внимание, бессонница!".
      - Что бы это могло означать? - нахмурился Бегунок.
      - Раз и навсегда научись всё в этом городе понимать наоборот. Разве ты не видишь, что это переулок засонь? - рассмеялся Жёлудь, осматривая доску почёта, на которой красовался портрет какого-то сурка, умудрившегося проспать двадцать пять часов в сутки.
      Жёлудю стало совсем невмоготу. Он схватил кусочек мела и стал исправлять названия улиц, а на улице Трудолюбия под портретом какого-то лодыря, который прославился тем, что не двинулся с Жеста, даже когда слон наступил ему на хвост, сын Дуба написал;
      Если камень камнем лежит,
      Под камень лежачий вода не бежит!
      И так они вносили исправления, пока их не начала разыскивать городская стража. Заметая следы, приятели очутились на какой-то площади и увидели, что навстречу им бредёт Ячмень. Он с трудом перебирался через горы мусора и всю дорогу плакал.
      - Что случилось? - спросил его Горошек.
      - Приехал я в этот город пиво продавать. Здешние негодники всё выхлебали и заплатили мне листьями ольхи, уверяя, что это золотые монеты. А когда я не поверил мошенникам, они избили меня и сказали: "Ты солгал Великому Я!"
      - Это не Великое Я, а большой город задранных носов и спеси, - утешил его Жёлудь.
      - Тсс! Не говори так громко - попадёшь в беду. Хоть все и ходят здесь, задрав носы, но слух у них отличный. Тут и стены имеют уши.
      Только прошли они ещё несколько шагов, смотрят, посреди дороги, размахивая кулаками, шагает Ржаной Колос и вслух возмущается:
      - Когда ели мой хлеб, говорили, что ему место у стола Великой Мы королевы Кривдина государства, а когда пришло время платить, сунули пригоршню гравия: дескать, мы тебе драгоценными камнями платим!
      - Погоди, погоди, расскажи нам, в чём дело? - заговорил с ним Жёлудь.
      - Чтоб им сгореть! Город жуликов! - горячился Ржаной Колос.- Бедняга Овёс пытался правду найти, так теперь на площади Правосудия собираются отрубить ему голову.
      Друзья поспешили на указанную площадь, а там бог весть что творится! Груды мусора выросли уже до самых окон. Посреди грязной площади установлена большущая колода, а на колоде стоит важная крыса с острой алебардой в руках. Две мыши тащат к этой колоде Овса, а тот причитает:
      - Забирайте всё, только в живых оставьте... Площадь была до отказа набита жителями Великого Я. Всем хотелось принять участие в судилище.,
      - Свидетель Хомяк, достойнейший и правдивейший житель нашего города, расскажи нам всю правду! - повелел судья Барсук.
      - Пока я жевал, о справедливейший из справедливых судей, мне было очень вкусно. Моё сердце замирало от восторга, о будущий Хорь, я думал, что вкушаю невиданные заморские яства. А когда всё было съедено, этот жалкий Овсюг, этот ничтожный сорняк говорит: "Плати за хлопья". Мне даже дурно стало, когда я услыхал, чем он меня накормил. Он подло обманул меня!
      - Обвиняемый Овёс, величайший лжец из лжецов, скажи, зачем ты это сделал? - спросил Барсук.
      - Я говорил правду и когда продавал, и когда просил плату. Разве у Овса можно получить что-нибудь другое? Я ведь только хлопья и умею делать.
      Площадь всколыхнулась, загомонила. Все кричали, требовали обезглавить Овса.
      - Ложь! - сказал судья. - Ты оскорбляешь жителей нашего города. Даже последний нищий столицы Кривдина государства не станет есть хлопья. Чем же заплатил ему ты, Хомяк?
      - Я дал ему три волоса из моего хвоста. Это чрезвычайная драгоценность: от них стало светло вокруг. А он отказался их брать и назвал... вонючей щетиной!
      Возмущению толпы не было границ. Дело Овса двигалось к печальному исходу. Его правдивые слова не производили впечатления на толпу жуликов.
      - Он врёт! ~ пытался ещё доказывать свою правоту Овёс.- Смотрите, это самая обыкновенная щетина! - И он показал судье три волоса из хвоста Хомяка.
      Барсук взял их, повертел в руках и сказал:
      - Светятся.
      - Они дороже золота и серебра уже только потому, что принадлежат жителю Великого Я, - подтвердили собравшиеся грызуны.
      - Пускай они будут даже бриллиантовыми, но я продавал всего-навсего хлопья, - сделал Овёс последнюю жалкую попытку оправдаться.
      Барсук пожевал несколько хлопьев, закатил очи и сказал:
      - Это какое-то необыкновенное блюдо. Вкусом оно напоминает мёд, а запахом - розу. Отрубить голову обманщику!
      Жёлудь не выдержал такой несправедливости и во всё горло закричал:
      - Овёс правду говорит! Это вы первые на свете обманщики. Посмотрите себе под ноги, хвастуны несчастные! Какова страна, такова и столица. Это не Великое Я, а город задранных носов и спеси!
      Судья вскочил и, почернев от злобы, закричал:
      - Кто, кто произнёс это ужасное слово, которое начинается с буквы "С"?! Он смотрел на летящих в небе ворон и ничего не видел.
      - Я, Горох! - Бегунок принял на себя вину Жёлудя и, взобравшись повыше, продолжал: - Только безмозглые задаваки могут так бахвалиться!
      Крыса, долго не мешкая, поставила Овса на колени и взмахнула алебардой. Однако Жёлудь тоже не дремал: он вскинул ружьё и, почти не целясь, выстрелил в древко этого большущего топора. Алебарда выпала у палача из рук, а Жёлудь крикнул обомлевшей от страха жертве:
      - Беги, Овёс! Они боятся глянуть себе под ноги, поэтому ничего не видят!
      Овёс повернулся и юркнул в какой-то заваленный мусором переулок. Опешивший Барсук схватил колокольчик и обеими руками стал трясти его над головой. Когда все замолчали, судья зачитал приказ о введении военного положения:
      - "Именем королевы Великой Мы всем жителям Великого Я: ввиду чрезвычайных обстоятельств, сложившихся в результате проникновения в нашу среду чужеземцев, повелеваю горожанам смотреть себе под ноги и схватить этих гнусных проходимцев Гороха и Жёлудя, которые осмелились произнести страшное слово, начинающееся с буквы "С"...
      Друзья не стали ждать, пока судья закончит, и пустились бежать к городским воротам. Однако им преградил дорогу усиленный отряд городской стражи. Друзья бросились в другую сторону, но и здесь были мыши. Тогда они шмыгнули в первый попавшийся дом и забаррикадировали дверь.
      - Видно, на этот раз мы попались, - вздохнул Горох, глядя в замочную скважину. - Их набилось уже полон двор.
      - Это мы ещё посмотрим, - ответил Жёлудь и несколько раз выстрелил в преследователей через скважину. - Зато Овса спасли!
      - А Фасолька? Как же она?
      - И её не забудем. Смотри, отступили, подлые! По узкому коридору друзья выбежали во двор и зажмурились от яркого солнца. А когда открыли глаза, то увидели посреди двора каменный колодец. К этому колодцу была прикована Фасолька! Она, как автомат, беспрестанно черпала воду и выливала её в мраморный бассейн.
      ОСВОБОЖДЕНИЕ ФАСОЛЬКИ
      При виде друзей бедняжка побледнела, выронила из рук ведро и прислонилась к срубу колодца. Горох стремглав бросился к Фасольке, чтобы поддержать её.
      - Я уж думала, вы забыли меня, - сказала она.
      - Мы не забыли, - обнял её Жёлудь. - Только у нас всяких забот было по горло, и своих и чужих!
      А Горошек так разволновался, что совсем не мог говорить. Он только гладил руку Фасольки, мычал и вдруг ни с того ни с сего сказал:
      - Смотри, моя рана, которую ты лечила, уже совсем зажила, остался только малюсенький шрам на лбу...
      Фасолька улыбнулась и спросила у Жёлудя:
      - А вы по-прежнему пишете стихи и сотрудничаете в газетах всего мира?
      Горох сделался тёмно-зелёным от стыда, а Жёлудь отвернулся и буркнул:
      - Чего не бывает в жизни... - И тут же добавил: - Поспешим - каждое мгновение грызуны могут выломать дверь!
      - За нами гонятся? - испугалась Фасолька. - Днём мы никуда не убежим. Надо во что бы то ни стало дождаться ночи. Вы не представляете себе, сколько в этом городе негодяев и предателей!
      - Но мы не можем ждать ни минуты!
      - Я вас спрячу. Этот дом, бассейн и сад принадлежат коменданту города Хорю. Поэтому здесь вас никто не посмеет искать.
      Фасолька спрятала друзей под бочку, а сама стала по-прежнему черпать воду.
      Когда дверь с грохотом слетела с петель, мыши ворвались во двор и кинулись к Фасольке:
      - Где эти заговорщики?
      - Они перемахнули через забор сада, только я их и видела.
      - Врёшь! Ты их спрятала!
      - Я же прикована к колодцу.
      - Что верно, то верно,- согласились мыши и полезли друг за другом через забор.
      Смеркалось. В городе стало темно, как в кармане скряги: двенадцать освобождённых светлячков постарались за день, чтобы в Великом Я не осталось ни одного привязанного к столбу светлячка.
      В полночь Фасолька выпустила друзей из-под бочки. После того как её оковы были разбиты, все трое прокрались в глубь сада.
      - Я ничего не вижу, - шаря в темноте руками и спотыкаясь, жаловался Горох.-Хоть бы свечку какую-нибудь зажечь.
      - Что ты говоришь! - одёрнула его Фасолька. - Даже и не думай. Двор полон мышей. Спускайся-ка сюда, в подземелье, тут вас кое-кто весь день дожидается. Жёлудь нащупал какие-то ступени под ногами и стал осторожно спускаться. Горох заспешил, оступился и, опрокинув товарища, кубарем скатился вниз. Неожиданно блеснул яркий свет. В нише каменной стены стоял Светляк; вынув из-под крыла фонарь, он посветил друзьям.
      - Здравствуй, - сказал ему Горох, ощупывая ушибленные места. - Как ты сюда попал?
      - Я узнал, что вас преследуют, и подумал, что ночью вам непременно понадобится моя помощь.
      Ни минуты не медля, беглецы поспешили дальше. Во главе цепочки, крепко сжав ружьё, шагал Жёлудь, а Горошек хромал позади всех и тащил за собой тяжёлые грабли, которыми заглаживал следы, остававшиеся на мягкой земле.
      Вдруг Жёлудь нерешительно остановился. Подземный ход разветвлялся в обе стороны.
      - Я ещё днём всё осмотрел, - объяснил Светляк. - Слева - ход во дворец, а справа - за городскую стену.
      Друзья присели посоветоваться. Все считали, что надо как можно скорее бежать из ужасной столицы Кривдина государства. Только Жёлудь был против:
      - Мы должны воспользоваться случаем и разузнать их планы.
      - Если будем соваться куда не следует, мы снова Влипнем, - не соглашался Горох.
      - Тогда вы посидите, а я пойду один. Но оставаться никто не захотел. Друзья повернули влево, взобрались по ступеням и, с трудом отворив окованную железом дверь, очутились в спальне Хоря. Выход из подземелья был как раз возле широкой постели коменданта.
      Вдруг они заметили, что в соседней комнате мерцает тусклый свет. Светляк спрятал свой фонарь под крыло и замер. Немного переждав, Жёлудь тихонечко подкрался к двери и, встав на цыпочки, заглянул в замочную скважину. Его прошиб холодный пот: за столом сидели Хорь, Ласка, Барсук и Крыса. Они о чём-то разговаривали.
      - Надо во что бы то ни стало поймать их,- заговорил Барсук. - За одно лишь слово, которое начинается на букву "С", мало снять с них головы!
      - Их надо по меньшей мере четвертовать, - поддержала Ласка. - Вот почитайте жалобу Шишака, рапорт Хрена, сообщение тайного советника Бобового царства, и вы увидите, какие это страшные преступники и бунтовщики.
      - Я просто ума не приложу, как они могли проникнуть в наш город? - буркнул Хорь.
      - Ваше высочество, когда часовые опустили носы, они увидели в фундаменте городской стены дыры.
      - Вздор! Никто не может ни подлезть под наши стены, ни перелезть через них. Их наверняка сбросили вражеские самолёты.
      - Какая блестящая мысль! - подхватила Ласка.- Просто и гениально. Что вы, милостивый Лев, думаете об этих двух чужеземцах?
      Хорь долго думал: сперва молча, потом бормоча что-то себе под нос - и наконец изрёк:
      - Кто такой Жёлудь? Я думаю, что не курица.
      - Совершенно справедливо! Ура! Вы ещё не раскрыли рта, а я уже знала, что вы произнесёте бессмертную истину, о храбрый Лев, - так и юлила Ласка, хвостом сметая с Хоря пушинку.
      - Я призвал на помощь сыщика Репья и шпика Чертополоха, - сказал Барсук.
      - Позвать их сюда! - приказал Хорь. В комнату вошли два всклокоченных типа. По бокам у Чертополоха висели два крючка, а на теле Репья - сто два колючих шарика.
      - Стоит мне к кому-нибудь прицепиться, тот всю жизнь от меня не избавится, - заявил Репейник. - Я мог бы ухватиться даже за хвост Льва.
      - А я цеплялся за шкуру Медведя, - стал похваляться Чертополох, - и знаю, что у него есть жена Медведица.
      - Эти не годятся, - решил Хорь. - Тут необходим такой шпион, чтоб они сами к нему прилипли.
      - Тогда надо пригласить Че...
      Жёлудю не удалось дослушать до конца. Горох, которому надоело ждать, оттолкнул его от замочной скважины:
      - Думаешь, только ты один хочешь всё знать?
      - Да ведь они советуются, как нас поймать!