Какое-то время мы оставались на орбите. Я проверил расход энергии и выровнял работу реактора. Все системы нейромата работали как ни в чем не бывало. Я приказал повторить сообщения, которые с момента старта ушли в направлении базы. Они были точны и складывались в логичное целое. Мы перешли на более тесную орбиту и после десятка минут ожидания включили тормозные двигатели. Неожиданно Снагг сообщил, что автопилот «Кварка» потерял связь с нейроматом. Минуту спустя мы увидели в иллюминаторах нос корабля. Он двигался так, словно не принимал боевое положение. Неожиданно он увеличил скорость. Мы потеряли его из виду. Почти. Внезапно он начал описывать крутую дугу. Настолько крутую, что я не думал, чтобы такое вообще было возможно. Это был хороший корабль. Слишком хороший. Он оказался прямо перед нами, чуть боком. Все это время Снагг раз за разом давил на клавиши блокады. С тем же успехом мог бы забавляться зажигалкой. «Кварк» явно маневрировал под управлением автоматов наводки. Но целиться было не в кого. Кроме нас.
Ни один из нас не проронил ни слова. С момента пробуждения наши головы работали как чувствительнейшие вычислительные комплексы. Быстро и безошибочно. Реакции следовали одна за другой, и каждый раз именно те, которых требовала ситуация. Я даже не чувствовал холода в кончиках пальцев. Я ничего не чувствовал.
И теперь был спокоен, нажимая спуск излучателя антиматерии. «Кварк» был слишком хорошо вооруженным кораблем, чтобы пробовать игры с лазерами.
Он исчез в долю секунды, оставив растекающийся по пространству свет. Мы тут же заблокировали его связи с нейроматом. Кое-что изменилось. У нас осталось только два корабля. Автоматы начали вести себя как дезориентированные. Надо было обеспечить им балансировку в новой ситуации.
Все это время, без перерыва, мы осуществляли операцию посадки. Тахдар уже определил площадку на поверхности спутника. Мы вошли в коридор с точностью до сантиметра. Десятью минутами позже посадочные лапы «Крана» коснулись грунта.
Мы ожидали тридцать секунд. Тишина. Оба корабля стояли надежно, без раскачиваний. Грунд, должно быть, оказался скалистым. Мы произвели приблизительные замеры. Атмосфера как на заказ. Радиоактивность отсутствует. Температура высокая, но в норме.
Автоматы оставили в положении стартовой готовности. В кабинете «Урана» остался дежурить Рива. Снагг и я вышли на поверхность. Транспортный люк «Меркурия» уже был открыт. Немного погодя в нем показался плоский лоб «Фобоса». Этот самый тяжелый из наших аппаратов на воздушной подушке был вооружен почти так же, как его материнский корабль. Теперь он выполз на мягкий песок, покрывающий посадочное поле.
Езда продлилась на удивление недолго. За первым высоким холмом, в песчаной долине неожиданно показался большой, причудливый аппарат. Он напоминал старинную барку. Или сарай. Мы остановились. Он приблизился к нам на расстояние в четыреста метров и тоже остановился. Изнутри него неожиданно выбросились, словно руки, раскинутые в разные стороны, яйцеобразные предметы. Большими прыжками, но не очень быстро, полетели в нашу сторону. Они были прозрачными. Внутри них, за тонкими – как казалось – стенками, что-то шевелилось. Выровняли равновесие и замерли, отрезая нас от материнского корабля и чужого аппарата достаточно плотной стеной. Я сообразил, что внутри находятся автоматы. Оставил Снагга у излучателя и выскочил на песок. Неторопливо, не убирая руки с приклада переносного лазера, зашагал в их сторону. Улыбнулся. Я должен был улыбаться. У них могли быть анализаторы, лучшие, чем наши.
Пройдя с пару десятков шагов, я остановился. Отцепил от пояса пустую кобуру и опустил ее на песок. Отошел на пару метров и выстрелил по ней короткой серией. Она вспыхнула как пук соломы. Я повернулся лицом к чужакам. Поднял руку с излучателем, потом наклонился и положил лазер перед собой. Выпрямился, поднял руки, демонстрируя, что они пусты и отсчитал еще сто шагов в направлении обитателей Третьей. Поскольку они не могли быть жителями спутника.
Какое-то время я стоял неподвижно. Потом пожал плечами и поудобнее уселся на песке. Все это я столько раз делал на полигоне, что постоянно доносящиеся до меня указания бортовых автоматов воспринимал, словно шум дождя на Земле, не обращая на них внимания.
Я просидел так битые двадцать минут. Я подумал, что Снагг подъедет ко мне, если это продлится еще какое-то время. Я встал и выпрямился. И тут что-то зашевелилось в их аппарате. Из-за него, как бы со стороны головного корабля, появились две фигуры. Я двинулся им навстречу. Немного погодя мы остановились. Они и я. Нас разделяло не больше, чем полтора метра.
Теперь мои действия напоминали замедленный фильм. Достал из кармана миниатюрный головизионный проектор. Одновременно Снагг включил передатчик. Я ткнул указательным пальцем себе в грудь и выстрелил первое изображение. Снимок солнечной системы на фоне галактики. Желтая стрелка указывала на Землю. Следующее изображение было объемной фотографией планеты, сделанной с орбитальной станции. Дальше шел город. Тот, в котором я родился. Горы, море, река. Люди. Женщина и мужчина. Дети.
Длилось это достаточно долго. Создатели программы не скупились с информацией для неведомых им зрителей. Когда я, наконец, закончил, те даже не вздрогнули. Тогда я положил проектор на открытую ладонь и с вытянутой рукой подошел к первому из них. Я остановился так близко, что еще шаг – и мне пришлось бы толкнуть его. Ничего. Теперь я мог к ним лучше приглядеться. Они не были автоматами. Вроде бы – нет. Любой зоосад Земли купил бы их без колебаний. Но даже величайшему фантасту среди зоологов не пришло бы в голову, что он имеет дело с технологическим существом. А они ими были, поскольку умели пользоваться средствами передвижения.
Мы стояли грудь в грудь, если так можно сказать о треугольном, обтянутом бесцветной пленкой выступе, выпирающем из его туловища на уровне моего желудка. Не исключено, что это была его голова. Вместилище нервных центров. Если такие у него где-то и были, как-то не верилось, чтобы он особенно часто ими пользовался. Мне это начало надоедать. Наконец, он совершил какое-то движение. Не в мою сторону. Немедленно из цепи устройств выдвинулся один овоид и подъехал к нам. Остановился совсем близко. В его прозрачном борту я заметил отверстие размером с зеркало в парикмахерской. Это могло означать приглашение. Могло и не означать. Я переговорил со Снаггом и забрался внутрь. Кабина аппарата выглядела как стеклянное яйцо, вид изнутри. Была идеально пуста, начисто лишена всего, что хоть в какой-то степени могло напоминать навигационные приборы. Я неудобно устроился в средней части выемки, словно на дне объемистой ванны. Яйцо уже перемещалось, со мной внутри, скача по грунту и вздымая облака пыли. Посмотреть, последовали ли за нами остальные или остались рядом со Снаггом, оказалось невозможно. Я попробовал установить с ним контакт. Неожиданно отозвался Рива. Что-то творилось с атмосферой. Сквозь верхнюю стенку я видел наползающие со всех сторон облака. Словно кто-то решил стянуть в это место все запасы водяных паров этой планеты. Наконец, мы достигли города.
Город. Скорее склад научных пособий. Сотни геометрических фигур, перевернутых и застывших в немыслимых положениях. Огромная, словно начисто выметенная, площадь. Напоминающая рынок. С тем же успехом это могло быть кладбище или, к примеру, стрельбище.
Когда я выбрался из аппарата, посреди площади, вдалеке, в перспективе широкого прохода между глыбоподобными конструкциями, что-то шевельнулось. Я оглянулся. Яйцо уже скрылось из поля зрения. Я остался один как перст.
Самым неожиданным образом услышал голос Снагга. Словно тот стоял в метре от меня. Я сообщил, что жив, но чтобы он был начеку. Он находился неподалеку. Должно быть, тоже двинулся в направлении города, разве что немного медленнее, чем мое яйцо.
Из прохода напротив меня выкатился большой змееподобный аппарат. В его передней части было нечто вроде башенки, увенчанной наискось срезанной трубой. Он направил ее в мою сторону. Вспышка. Это была мгновенная вспышка, не успевшая даже ослепить меня. В то же мгновение почва содрогнулась. В нескольких сантиметрах от моих ног ударил темный предмет. Я вызвал Снагга. Передал координаты, когда вспышка повторилась. Снова мимо. В то же мгновение Снагг открыл огонь. Я почти что услышал невидимый полет снаряда с кварковым ядром. Рухнул на землю. Семьсот, может быть восемьсот метров от эпицентра.
Снагг ошибся. Или я спутал координаты. Вместо того, чтобы прострелить город насквозь и достичь его внешним радиусом поражения, он впечатал ядро прямо в ратушу, если можно так выразиться. Я подумал об этом, лежа неподвижно, когда блоки домов, если это были дома, вблизи стреляющего аппарата, поплыли огненной лавой, образуя красочные лужи.
Со мной ничего не случилось. Ни один из обломков не достал меня. От непосредственного удара меня защитило случайно образовавшееся укрытие. Я мог прожить еще два, даже три дня. При такой дозе облучения шансов на продление этого срока не было никаких.
Я медленно повернулся и, демонстративно выпрямившись, направился в ту сторону, откуда прибыл.
Полчаса спустя я отыскал Снагга. Он ждал в открытом люке «Фобоса», на вершине пологого холма.
Когда я рассказал ему, он замолчал. Потом, вопреки моему приказанию, попытался подъехать ближе. Я крикнул. Он успокоился. Но только на мгновение. Тут же выскочил из люка и побежал в мою сторону. Я стиснул в руке головизионный проектор и сказал, что буду стрелять, если он сделает хотя бы еще шаг. Это его остановило. Он не мог видеть, что у меня нет излучателя. Но продолжал психовать. Вопил, что не улетит, что на корабле полно нейтрализаторов, что меня поместят в гибернацию. Сущий бред. Он должен был так же хорошо, как и я, отдавать себе отчет, что такого источника излучения, каким стало теперь мое тело, не вынес бы в кабине ни один из бортовых автоматов. А они не могли ко мне приближаться. Им было бы достаточно несколько минут.
Вызвал Риву. Дал сигнал тревоги. Он не попытался стартовать. Положил ракету и таранил поверхность спутника на воздушной подушке. Должно быть, его здорово припекло. Зато я узрел его меньше, чем через пятнадцать минут. И тут Снагг решил действовать. Не торопясь, шаг за шагом он направился в мою сторону. Я попытался убежать. Однако облучение сделало свое. Он бросился за мной и оказался быстрее. Догнал, не дав мне пробежать даже двухсот метров. У меня даже не было ничего такого, чтобы ранить его, обезвредить. Он стоял возле меня и усмехался. Наверно, рассчитывал на то, что Рива не оставит нас двоих в одинаковой ситуации.
Прошло пять минут. Даже немного больше. Теперь Рива так же беспомощен, как и я. Я приказал покинуть спутник и возвращаться на базу. Потеря корабля и двух человек, в том числе руководителя, делала это распоряжение единственно возможным. Искать теперь ему было нечего. Дело останется открытым до момента прибытия новой экспедиции. Я не сомневался, что ее вышлют. Но никто из нас двоих этого уже не увидит.
Я услышал спокойный, как бы ленивый голос Ривы. Он прощался с нами по-своему. И сразу же «Уран» начал поднимать нос и принимать вертикальное положение. Я услышал, как он вызывает стартовые автоматы «Меркурия». Время не ждало. В любой момент могла прийти расплата за уничтоженный город. Воздух задрожал. Один за другим вступали в действие двигатели главной тяги. Насколько секунд ракета стояла на столбе огня. Я помахал рукой. Не знаю, видел ли он. Старт с неподготовленного поля всегда создает некоторые хлопоты. Я проводил взглядом тающую в вышине полосу фотонного пучка, потом повернулся к Снаггу. И не увидел его. В долю секунды окружающее смазалось, потемнело, расплылось. Исчезла песчаная пустыня, чужой небосклон, застывающая лужа породы, растопленной двигателями стартующего корабля. Там, где только что стоял Снагг, было видно теперь перекошенное лицо Яуса. Увеличенное до размеров экранной афиши. Оно заполняло весь главный экран корабля.
Я огляделся. Такие, значит, дела. Мы в лучшем виде сидели в кабине ракеты, в нескольких метрах от диспетчерской башни на стартовом поле базы в Будорусе. С левой и правой стороны высились темные силуэты вспомогательных кораблей. С момента так сказать «старта» прошло не шесть лет, а, вроде, немного больше шести минут. Вопрос восприятия. Им пришлось применить наиновейшие, снабженные обратной связью головизионные эмитторы. Раз уж возжелалось поиграть в экзаменаторов...
Дьявол знает, чего ради мы тогда проходили все эти испытания на полигонах по нескольку раз в год.
Я отстегнул ремни. Любопытно, когда мы стартуем на самом деле. В любом случае, не сейчас же. Раз уж они затеяли это представление, то теперь несколько часов будут корпеть над записями контрольных автоматов. На здоровье.
Я вдруг вспомнил чудака-техника в очках. Ясненько. Что-то намудрил с моей личной аппаратурой. Иначе она сразу дала бы мне знать, что все это – блеф.
3. В ПРОСТРАНСТВЕ
Я лежал голышом на матрасе, эластично сопротивляющемся каждому движению моего тела, и чувствовал, как скапливается в порах моего тела испаряющаяся влага. Я не был усталым. Не больше, чем после любого из «иллюзорных» зондажных полетов по орбите Юпитера. Там нас тоже подкарауливали выдуманные неожиданности. Антураж был столь же совершенным. Разве что, влезая в ракету, человек был предупрежден. А сегодня весь этот полет, сражение и смерть я пережил наяву. Тот факт, что все это разыгрывалось всего в пяти шагах от башни, имел значение только для наблюдателей. Не для меня. И хотя я не ощущал усталости, внутри моей нервной системы, должно быть, происходили какие-то регенерационные процессы.
Кто-то постучал в дверь. Я сполз с матраса и с ощущением человека, вынужденного в самый полдень влезать в раскаленную печь в центре Сахары, нацепил на себя легкий, прогулочный скафандр. Поставил ручку климатизатора на ноль и открыл дверь.
На пороге стояла молоденькая девушка в коротенькой юбочке апельсинового цвета. Поначалу у меня в голове мелькнуло, что это дальнейшее продолжение утренних развлечений. Разумеется, на любой из баз были женщины. Со всевозможными научными степенями. На их получение уходит изрядное число лет. У самых способных.
Эта скорее напоминала студентку. Ее коротко подстриженные волосы были цвета светлого, выдержанного вина. Самого удачного урожая. Она улыбнулась. Но не мне. Своими глазами. Они того заслуживали. Они всматривались в меня, словно проверяя, сразу ли я превращусь в огромную и злобную обезьяну или немного подожду.
– Я сегодня уже нагляделся на разных чудовищ, – пробурчал я, не трогаясь с места. – И стал чудовищеустойчивым. Иначе давно бы сделался трупом. Но и представить не мог, что они даже до такого докатятся. Это уже не шутки.
Она улыбнулась. На этот раз глаза ее улыбались тоже.
– Если вам уже ничего не угрожает, – произнесла она тоном, который, по ее мнению, должен был свидетельствовать о полном самообладании, – может быть, вы позволите мне войти. На минуточку, – быстро добавила она.
Я молча пропустил ее, потом закрыл дверь и сделал несколько шагов в ее сторону.
– Что касается этих чудовищ, – сообщила она, разглядывая меня широко раскрытыми глазами, – то я все видела. Я была в диспетчерской башне. Как медик, – пояснила она.
Я указал ей на кресло. Сам вернулся на матрас и удобно вытянулся.
– Изумительно, – буркнул я. – Но не думаю, чтобы я нуждался в медике. Или же вы собрались заменить во мне какую-нибудь детальку?
– Меня зовут Лина, – ее голос неожиданно сделался серьезным и словно бы печальным. – Вам ничего заменять не требуется. Скорее уж это меня я прошу воспринимать как пациента. Мне необходима помощь.
– В самом деле? – поразился я. – Это меня вдохновляет. Ради девушки в юбке я готов на все.
Она опять чуточку повеселела.
– Все это замечают, – пожаловалась она без кокетства. – А мне кажется, что это более женственно, чем брюки или разные немыслимые комбинезоны.
– Рад, что ты так считаешь, – заявил я с полной серьезностью. Теперь юбки носили разве что отдельные манекенщицы и бабушки, склонные, так сказать, к профессиональной экстравагантности. На Земле. Мог бы поклясться, что она была единственной, кто сохранял верность юбке в пространстве. Ножки у нее были как у танцовщицы из кабаре. Такого, где человека дважды осматривают с головы до пят, и только после этого впускают. Может, по этой самой причине.
– Сделать-то я могу немного, – медленно произнес я, не отводя глаз от ее лица. – Если то, что ты видела, им понравится, то уже утром меня здесь не будет. Разве что, – я улыбнулся, – тебе нужна какая-то помощь там.
Она серьезно кивнула головой.
– Да, – прошептала. – Именно там.
Это становилось любопытным. Я приподнялся на локтях и поощряюще поглядел на нее.
– Энн – моя сестра, – тихо сказала она. – Знаешь...
Разумеется, я не знал. Откуда я мог знать. Энн. Полетела с экспедицией контакта. Считалась первоклассным экзобиологом.
– Хочешь, чтобы я привез ее назад? – спросил я чуть погодя, вполголоса. – Для этого мы и летим, – тут я соврал. – Можешь быть уверена, я сделаю все, что только возможно будет сделать. Но ведь прошло уже столько лет и...
– Знаю, – перебила она. – Я не ребенок. Я хотела... – она перешла на шопот. – Ты ничего не добьешься, если сразу начнете стрелять. Извини, – быстро добавила она, но в голосе ее не чувствовалось ни следа смущения.
– Ерунда, – ответил я.
Какое-то время мы молчали. Не было смысла вдаваться в размышления. Она все знала не хуже меня.
– Возможно, ты преждевременно пришла ко мне, – произнес я наконец. – Нас было шестеро...
– Нет, – опять перебила она. В голосе же звучала уверенность.
– Тебе сказали?
Она покачала головкой.
– Им не надо ничего говорить, – серьезно заявила она. – Я видела. Вы были лучшими.
Я встал и прошелся по комнате. Милая девчушка. В ее лице, чуточку излишне полноватом, было что-то от высокогорного цветка. Такого, что тянулся к солнцу, но которому не мешали ни дождь, ни ветер. Я остановился рядом с ней и положил руку ей на плечо.
– Деточка, – произнес я с улыбкой. – Мы такие одинаковые. Все. Среди нас нет лучших. И уж наверняка – худших.
Она гибко повернулась на месте, так что ее лицо оказалось прямо перед моим. Большие, широко расставленные глаза, узкий нос с изящно очерченными ноздрями и темные брови, загибающиеся вверх. Милая девушка.
– Сверхлюди? – вызывающе спросила она. – Или, может быть, даже автоматы? Позабыл, что я медик. Вы были лучше на три пункта. Это значит, что те были втрое ближе к ошибке.
– Но ее не допустили? – подхватил я.
Она перепугалась.
– Так или иначе, – заявила, – полетит твой экипаж. Я знала об этом... – она заколебалась.
– Как только нас узрела? И поняла, что либо мы, либо никто. Была когда-то такая песенка.
Она призадумалась, не обидится ли. Но взяла себя в руки.
– Не вас, – поправила она. – Тебя. Может, вы и в самом деле такие одинаковые. По службе и так далее. Но не для девушки. В любом случае, не для меня. Достаточно, что я знала. И не трактуй это как-нибудь по-другому. Я говорю, поскольку так и есть. И именно тебя я пришла попросить, чтобы ты сделал все для Энн... Все, что окажется возможным... – тихо добавила она.
К этому времени я уже перестал улыбаться. А теперь почувствовал, что в комнате становится холодно. Встал и передвинул ручку климатизатора. Сделал бы еще что-нибудь, лишь бы хоть немного занять время. Но мне ничего не приходило в голову.
Я не спеша вернулся на свой диван и посмотрел ей прямо в глаза. Она спокойно встретила мой взгляд.
– Деточка, – мой голос звучал чуточку тише, чем следовало бы, – не надо слишком на это рассчитывать. Я знаю, что ты хотела сказать. И только это. Понимаешь?
Она кивнула.
– Этого я и хотела, – прошептала. – И не думай, что я так пришла бы к любому. Хотя, – тут она улыбнулась, – все вы такие одинаковые...
Наступило молчание. Я знал, что сделаю, а что нет. Создание накладок на наши программы не входило в счет. Это всегда были бы ошибочные накладки. Ошибочные, а это могло дорого обойтись. С другой стороны странно, что выбрали именно меня. Если по правде, то я ни на минуту не верил, что мои махинации с лакеем остались незамеченными. Контрольная аппаратура стимуляторов в централи должна была что-нибудь зарегистрировать. Я был спокоен. Все время. Может, именно поэтому?
Я посмотрел на девушку. Она сидела неподвижно, внимательно меня разглядывая. Лицо ее было чутким, хотя с него исчезло напряжение. Словно она только что избавилась от грозящей ей опасности.
– Ты давно здесь? – спросил я.
– Шесть лет, – ответила она безразлично. Словно я поинтересовался, выпали ли уже у нее молочные зубы.
Я кивнул. И замолчал.
– Жду, – добавила она чуть погодя. – Мне устроили это место, наверно, из-за Энн. Я... – она заколебалась. – Мы всегда были вместе...
– Изрядный срок, – буркнул я. Было похоже, что она вот-вот расклеится. Этого не любил. – Когда, черт побери, ты успела кончить учебу? – спросил я быстро.
Она слабо улыбнулась.
– Мне двадцать шесть лет, – ответила она без горечи. – Когда ты вернешься, я буду тебя старше.
Я быстро подсчитал.
– На год. – И пожал плечами. – Станешь уже профессором. А меня отправят на курсы переподготовки. Чтобы узнать, что вы тут нагородили за эти тридцать лет.
Она отрицательно помотала головой.
Пояснила:
– Учебу я закончила здесь. – И чуть погодя добавила: – Не быть мне профессором.
– И чем ты занята кроме работы?
Она поглядела на меня, словно не понимая. Потом подняла брови и беспомощно пожала плечами.
– У нас здесь клубы... немного учусь... выбираюсь на прогулки.
– На поверхность.
– Тоже. Но не слишком часто. Обычно иду в сад. Там устроили кафе, такие же, как внизу.
Я невольно улыбнулся. Это «внизу» было взято из жаргона, общего для всех внеземных станций. И означало, ясное дело, Землю, и, как множество других оборотов в этом жаргоне, означало подсознательный бунт против открытий Коперника, когда в справедливости их приходилось убеждаться на собственной шкуре.
– Со мной бы ты не прогулялась? – поинтересовался я.
Она оживилась. Поднимаясь, спросила:
– Сейчас?
– Угу, – буркнул я. – На заре, увы, я не имею возможности договариваться.
Она провела меня по всей базе. Сделали, грубо говоря, километров двадцать. Для начала спустились на третий уровень, самый низкий. Там сконцентрировали все производство. И энергетику. Бесконечные ряды проводов, узлы, распределители ниобо-титановых криогенных кабелей, а точнее их панцири, по которым медленно тек жидкий водород. Теплоцентрали, обогревающие все закоулки базы. Дополнительные источники энергии. На экранах, вмонтированных в стены коридора, можно было следить за непрекращающимся процессом превращения дейтерия в гелий. Далее шли оружейные мастерские. Конвейеры химических лазеров, используемых как запалы для кварковых бомб и снарядов. Лазерные генераторы, излучатели. Множество забавных безделок для убиения, отправления и испепеления. Ежедневного расхода энергии хватило бы на распыление небольшой планетарной системы.
На этом же уровне находился вокзал гравитационной линии, соединяющей базу с опорными пунктами по всему земному шару. Но поезда прибывали сюда редко и нерегулярно. Закрытая зона.
Мы развлекались там недолго. Там же, как и на среднем уровне, именуемом диспозиционным, где жило почти все население станции. Отсюда, кстати, мы и начали свою прощальную прогулку. На этот раз мы поднялись выше. Пять шестых поверхности этого уровня занимали сады. Кроме них место разве что для аварийных и стартовых переходов. Все это на одном, самом высоком этаже, частично прикрытом, как в случае садов, только выпуклым прозрачным панцирем, позволяющим любоваться скалистым, иззубренным пейзажем без посредства телевидения. Я полюбовался окружающим базу кольцом фотоэлектронных элементов, невидимым со стартового поля. Вблизи садов находились фабрики воды, которые, однако, выставляли на поверхность лишь верхушки дистилляционных башен. Водороду, кстати, и без того хватало, благодаря обычному метаболизму живых существ. По соседству с этими башнями смонтировали широкие, плоские кислородоуловители. Уже на первых базах они работали на том же принципе. Разве что были раз в десять меньше. Совсем недавно, лет одиннадцать назад, группе Района и Лампила удалось окончательно справиться с убеганием легких молекул в слабых гравитационных полях. Лишь тогда получение кислорода из минералов и кристаллической воды приобрело значение в промышленных масштабах.
Все это я знал наизусть. Не то, чтобы так часто приходилось бывать здесь. Но технология обслуживания орбитальных баз входит в курс лекций на любом из полигонов. Тем не менее, я вел себя словно новичок, которого впервые взяли в промышленную зону кратера Архимеда. В конце концов мы отыскали укромный уголок в глубине сада, среди карликовых деревцов с непропорционально широкими кронами. Мы устроились в беседке, сплетенной из пластиковых лент, копирующих листья тропических растений. В глубине ее таилась стойка, словно перенесенная сюда из фильмов о диком Западе. Все вместе было удачно упрятано среди деревьев. Но кроме нас, здесь ни единой живой души не было. А за боковой стенкой купола вырисовывалась резкими линиями неровные кряжи Альп.
Больше всего меня подкупало, пожалуй, ее спокойствие. И то, как она изложила свое дело. Она знала все, что произошло во время этого представления с мнимым полетом. Знала, что для меня это был настоящий рейс, и сражение, и смерть. Пришла попросить, чтобы я не так торопился. Несмотря ни на что. Для этого требуется немножко мужества. Даже, если сделать это так деликатно, как она. Без расставления точек над «i».
Я подумал, что она оказалась бы не худшей спутницей для парня из инфорпола. Разумеется, не для того из них, кто отправляется на тринадцатилетнюю прогулку. Даже в этом случае, если у него есть шансы вернуться.
Оказалось, она замолчала. Ее взгляд скользил по сверкающему, белому плоскогорью к линии скалистых утесов. Задумалась. Я встал и принес от стойки два фруктовых коктейля. За стойкой перемещался плоский робот, напоминающий мишень в ярмарочном тире. На шее его красовался шелковый платок, и серебряная звезда – на груди. Словно в те времена, из которых он, якобы, происходил, ни один шериф ничем другим не занимался, кроме как снабжал посетителей стаканчиками яблочного сока.
Несколько минут она просидела неподвижно. Потом, не отрывая глаз от линии горизонта, произнесла, словно сама себе:
– Я здесь была с Кросвицем.
Не скажу, чтобы это были те слова, которых я ожидал.
– Да? – буркнул я из вежливости.
Она повернулась ко мне. Какое-то время разглядывала изучающе, потом улыбнулась. Это была улыбка молоденькой девушки, которая неожиданно додумалась до чего-то такого, что никогда не бывает неприятным.
– Говорила с ним... о том же самом? – быстро спросил я.
Она посерьезнела. Возразила движением головы.
– Я об этом думала, – прошептала она. – Но он... – она замолчала.
Я ждал. Сделал глоток терпкого напитка и отставил бокал.
– Отказался? – подсказал я.
– Не то, – ответила она задумчиво. – Он просто не слушал. Ему хотелось... впрочем, не стоит об этом, – она отвернулась. Покраснела и неожиданным движением потянулась за фужером с коктейлем.
– Понимаю, – буркнул я. – Может быть, я его повстречаю там. Но любить не буду.
– Ах, нет, – воскликнула она, но неубедительно. Подняла фужер чуть повыше и посмотрела на меня через стекло.
– В самом деле? – поинтересовалась она. Это прозвучало как приглашение к совместной игре.
Я рассмеялся, приветственно поднял боком с соком. Неожиданно я почувствовал себя молодым. Словно никогда не видел сверкания аннигиляции, словно никогда, обреченный на смерть, в полутора парсеках от дома, не провожал стартующих в направлении Земли товарищей.
Она ответила улыбкой и погрозила мне пальцем. Я встал и отнес бокалы на стойку. Она тоже поднялась, разгладила юбку и подошла ко мне. Остановилась сразу же позади меня. Я медленно повернулся. Она смотрела на меня внимательно, нахмурив брови. Я же уставился в пространство за куполом, приложив палец к губам и с волнением, словно открыл нечто неслыханно важное, указал рукой в направлении гор. Когда она повернула лицо в ту сторону, я чмокнул ее в щеку. Она отскочила. На мгновение мне показалось, что она скажет что-то такое, что вряд ли доставит мне удовольствие. Но она промолчала. Чуть погодя глаза ее поласковели. Только лицо оставалось серьезным, чуточку излишне серьезным. Она придвинулась ко мне и осторожно, словно проверяя, нет ли у меня горячки, поцеловала в губы. Я не шевельнулся. Она в самом деле начинала мне нравиться. Вовсе не потому, что была такой спокойной. И отличающейся самообладанием. В любом случае, не только поэтому.
Ни слова не говоря, она взяла меня за руку и увела в сад. Мы спустились на средний уровень. Все время я ладонью ощущал прикосновение ее маленьких пальчиков. Потом мы оказались перед белыми дверями. Она коснулась замка, и когда двери исчезли в стене, кивнула. Отпустила мою руку и вошла первой.
– Заходи, – произнесла она спокойно, слегка охрипшим голосом. – Мне надо тебя обследовать.
– Обследовать? – изумился я.
– Я же медик.
Я проснулся рано, с ощущением, что сижу в кабине ракеты, пробивающейся сквозь атмосферу, и высунул руку из иллюминатора. Я поднял голову и огляделся. Ракеты не было. Я лежал в комнате возле диспетчерской, которую мне отвели под постель. На сгибе моего локтя виднелся пушистый клубок волос, цвета зрелых осенних яблок. Ее волосы были чуть-чуть темнее моих, но это невозможно обнаружить, пока не увидишь на месте.
