Он проглотил порцию деликатесов, выделенных ему автоматом, и позволил перебинтовать плечо. Сидел спокойно, уже не разговаривая, обнаженный, худой, но не настолько исхудавший, как остальные. Когда все было закончено, поднялся и без слова пошел умываться. Я услышал шипение вылетающего газа.
      Я подождал его. Когда он вышел, в новом комбинезоне, я преградил ему дорогу и сказал твердым тоном:
      – Я шеф спасательной группы. Пока будешь в моем распоряжении.
      Он кивнул. Потом испытующе поглядел на меня и движением головы указал на женщину, устроившуюся в кресле.
      Я повернулся лицом к кабине и пересчитал присутствующих. Торит, Бистра, Нотти... двенадцать. На борту «Монитора» было пять человек. На «Гелиосе» и «Проксиме» по двенадцать. Коллинса мы оставили в песчаном погребении, накрытом холмом из разноцветных минералов, возле купола со входом в подземелья. Не хватало девяти человек. Среди них Устера.
      – Где остальные? – спросил я.
      – Неподалеку, – бросил он. – Если там еще есть кто живой. Сидят на этакой крохотной базе...
      – Как это произошло?
      Он пожал плечами.
      – Не было согласия на борту... Передрались...
      – Между собой? – В моих глазах, должно быть, виднелось что-то такое, что он невольно усмехнулся. Это была одна из самых печальных улыбок, какие мне приходилось видеть в своей жизни.
      – Не бойся, – произнес он. – Я в своем уме. Сейчас. – На слове «сейчас» он сделал упор.
      – Ты знаешь, где это?
      – Ага. Я там был.
      – Был?
      – Да... поприветствовали меня огнем. Потом я сам стрелял.
      – Как ты выбрался за кордон?
      – Тогда еще не было этих башенок. Только антиполя.
      Они назвали эти зоны антиполями. Можно и так.
      – Устер тоже там? – продолжал я расспросы.
      – Нет. Взял «Монитор» и полетел на Третью. Сказал, что это было единственный шанс. Я остался, потому что... – он замолчал.
      Ясно. Остался, чтобы опекать остальных.
      Но если так, значит, они не все время находились в зоне нейтрализации. Поскольку были в состоянии осознанно разговаривать. Разве что Устер полетел вопреки всему...
      Устера не было. В их положении оставалось только одно. Искать контакт. Любой ценой. Попытаться убедить обитателей системы Альфы, что они имеют дело не с дикарями. Мало было шансов, что он не заплатил той ценой, которую предвидел.
      – Проводишь нас туда, – решил я. Выпрямился и направился к креслу, в котором лежала потерявшая сознание женщина. Он быстрыми шагами опередил меня и загородил путь.
      – Тааль, – начал он, глядя мне прямо в глаза.
      Я остановился.
      – Зови меня Ал. В чем дело?
      – Один вопрос. Что еще ты хочешь знать?
      В эту минуту мне стало его по-настоящему жаль.
      – Ничего, Кросс, – пробормотал я вполголоса. – В самом деле, ничего.
      Лицо его разгладилось. Словно до этого он держал в напряжении каждый мускул. Он медленно кивнул головой. Буркнул:
      – Это хорошо... Это очень хорошо...
      Женщина пошевелила губами. Какое-то время смотрела на меня полупонимающим взглядом, потом ее веки опять упали. Она была обнаженная. От талии до правого колена, прикрывая живот и часть бедра, ее укутывал пенолитовый плед. От нее остались кожа и кости. По окружению глаз и гладкой коже можно было определить, что ей нет и сорока.
      Я наклонился. Ее руку от локтя до запястья покрывали мелкие, красные точки. Я повернул голову и пошарил глазами по груде барахла, усеивающей пол. Вот он. Брошенный словно со злостью в угол, за опорами пультов, лежал молочно-белый шприц.
      Я взял на руки это почти ничего не весящее тело и отнес в кресло диагноста. Кросвиц пошел за мной.
      – Это Энн, – пробормотал он чуть позже, помогая мне накладывать контакты. – Ее сестра...
      – Знаю, – резко оборвал я. Он удивленно поглядел на меня и замолчал. Когда я снял плед, чтобы вымыть ее, поскольку она сама была бы не в состоянии добраться до ванной, он опустил взгляд и отвернулся. Он имел право чувствовать себя гаденько. Но теперь это было его личное дело.
      Автомат что-то мудрил. Менял назначения до бесконечности. Должно быть, не хватало каких-то составляющих.
      Я подумал о Лине. Мне было далеко до довольства собой, а приходилось улыбаться. И тут, неизвестно почему, мне на ум пришел Устер. Лина и Устер. Что за чертовщина?
      И вдруг я понял. Я все сделаю, чтобы его отыскать. Ради нее. Сам я этого не понимал. Но чувствовал, как что-то во мне пересилило. Я отыщу его и достану хоть даже из гроба. Никто никогда в жизни не был мне так необходим, как Устер сейчас. Итя... хватит о ней. Не в Ите дело. Так в чем? Застрекотал динамик. Ну да, – скользнуло у меня в голове, – программа.
      Я снова улыбнулся. – Ладно, ладно, – пробормотал, как всегда в таких случаях и занялся исключительно Энн.
      Через несколько минут она немного пришла в себя. По крайней мере, настолько, что смогла проглотить кубик концентрата. Она разумно смотрела на меня и несколько раз порывалась что-то сказать, но я не позволил ей говорить. Отнес ее в рубку, где было немножко почище и устроился в кресле пилота. Укутал пледом и вернулся в навигаторскую.
      Теперь, в свою очередь, взялись за вторую женщину из экипажа «Монитора», Бистру, потом за Тонса, а дальше брали всех подряд, кто как сидел. Ушло на это битых два часа. Кресел не хватало, и я послал Кросвица, чтобы демонтировал несколько из ближайших кабин. Он все это сделал и нисколько не устал. Уже пришел в форму.
      В конце концов мы разобрались со всеми, исследованными, нашпигованными лекарствами, выкупанными и накормленными. В сравнительно неплохой форме оказался Торнс. Глубокая рана на спине, под правой лопаткой, заживала без осложнений. Я вспомнил его простреленный скафандр, на который наткнулся Снагг в кабине «Гелиоса» и подумал, что парню здорово повезло. Не Снагг, разумеется.
      Когда люди уже покоились в разложенных креслах, и когда большинство из них погрузилось в дремоту, я вызвал очищающие автоматы. С каким-то мстительном удовольствием я наблюдал за исчезающими в мгновение ока воняющими объедками, рваными микрофильмами, грязной одеждой, покрытыми пятнами бинтами. Не говоря о всем прочем. Потом прошел в пилотажную и связался с Ривой. Приказал ему сообщить на базу, что первая стадия запрограммированной ей экспедиции инфорпола достигла успеха. Радоваться было преждевременно, но хоть какое-то сообщение они могли из этого высосать.
      Рива разговаривал со мной спокойно, но я чувствовал, что ему от всего сердца надоело непрестанно кружить по кругу возле ракеты. Трудно. Но теперь особенно, чем когда либо, мы не имели права рисковать. Я сказал ему, что предвижу старт не дальше, чем через час, и отключился.
      Не хватало девятерых человек. Кросвиц уверял, что кроме собравшихся в навигаторской, на корабле нет ни живой души, но я предпочитал это проверить. Впрочем, что было восхищающим, так это облекающий звезды, сочный, незамутненный пурпур. Такого цвета небо мне еще нигде не встречалось.
      Пространство. Но не вакуум. Более чистого невозможно себе представить. Тишина. Ночь, которая у человека, удаленного от собственного солнца на полтора парсека, пробуждает неожиданное, неведомо откуда взявшееся это когда-то слышанной колыбельной. И эта кабина, полная сокровищ, накопленных в безумии одиночества, в отвратительной поспешности, порожденной бессмысленным, звериным страхом, что чего-то как-то может не хватить.
      Какие уровни подсознания вызволило в людях нарушения циркуляции информации в их тончайших, отработанных природой нервных структурах? Какие поколения испытывали настолько сильные страхи, что наложенное ими проклятие впечаталось в генетический код и заглушило все остальные атавизмы? Такое, что сохранилось, притаившимся, глухим, мнимо несуществующим дольше, чем возраст наконец-то осуществленной, наконец-то реализованной согласно общечеловеческим идеалам цивилизации. Для того лишь, чтобы теперь, под лучами чужого солнца, на планете, опекаемой иной расой, неожиданно ожить, разрастись, набрать силу и все надежды, дух и волю многих поколений первопроходцев свести до уровня звериных инстинктов. Неужели людям в самом деле было необходимо забраться так далеко, чтобы удостовериться в том, что таится в них воочию и чего они воистину стоят.
      Ответ на эти вопросы, по крайней мере, на первый из них, напрашивался сам. Впрочем, нам его продемонстрировали даже излишне выразительным образом. Они. Жители системы Альфы. Запрограммировав изображение, которое было продемонстрировано нам в подземном зале. Земной город, периода кризиса прошлого века. Люди. Одинокие в толпе, страшащиеся как этого одиночества, так чьего-то вторжения в эти пределы, до остатка поглощенные суматохой буден, которые наутро должны принести им момент успокоения, а приносят только новое увеличение темпа. Если именно это извлекли они из подсознания незваных гостей, то имели право почувствовать неприязнь.
      И мне пришло на ум, что все эти черные автоматы, подбрасываемые пришельцам, могли быть всего лишь тестами. Кто знает, не обладали ли они уже неприятным опытом общения с визитерами с других звезд, с иными расами, отличными от своей собственной, и от человеческой. Может быть, опыт этот и подсказал подвергать следующие экспедиции, появляющиеся в их районе, суровому экзамену? «Тесту на подсознательное»?
      Эта мысль меня обеспокоила. Я начал вспоминать всю последовательность наших столкновений с черными шарами. Первые, высланные наподобие разведывательных зондов, навстречу нашим ракетам, когда мы еще не успели вступить в пределы их системы. Последующие атаки. А может быть – не атаки, а всего лишь наблюдения и исследования? Может быть, несмотря ни на что, они обнаружили в нас качества, которые им показались близкими, или же интересными, потому они и экспериментировали так долго?
      Чем дольше я размышлял, тем больше я приходил к убеждению, что именно так и было. И этот последовательный результат «экзамена» не был обнадеживающим. Именно потому они изолировали корабль, обнесли его неприступным кордоном, отобрали у людей возможность каких-либо осмысленных действий, а сами потихоньку ушли, не только из районов, прилегающих к источнику заразы, но и со всей планеты.
      Достаточно об этом. Прав я или не прав, но то, что они сделали, произвело на людей неприятное впечатление. Именно поэтому мы и здесь. Ведь и я, и Рива, и Снагг были не просто спасательной экспедицией. В любом случае, не только ей.
      Я выпрямился, погасил иллюминатор и вышел в коридор.
      Десять минут спустя, захлопывая дверцу индукционной печи, я подумал, что как бы там ни было, но это я сохраню в себе. Ни слова ни Риве, ни Снаггу. Ни малейшего упоминания в каком-либо сообщении, что сейчас, что потом, после возвращения на базу. Если только я вернусь. Не говоря уже о спасенных. Это было единственным, что я еще мог сделать для этих людей и их будущего.
      Я кончил проверку кабин и вернулся в навигаторскую. Кросвиц сидел за столом и ел. Люди неподвижно лежали в креслах, погруженные в дремоту. Дыхание их понемногу выравнивалось. Что их касается, то сделать осталось только одно.
      Я направился к главному пульту. Приведение в порядок его систем и устранение неисправностей, вызванных сумасшедшими манипуляциями с клавиатурой, заняло не более пятнадцати минут. Я вызвал автоматы гибернаторов. Все они ответили желтыми огоньками, в знак того, что камеры в порядке и что в данный момент в них никто не находится. Я поручил нейромату подготовительные операции, а сам занялся людьми.
      На этот раз я обошелся без помощи диагностического автомата. Собственными руками вручил каждому по горсти снотворных таблеток. Когда я подходил к ним, они отворачивали головы и закрывали глаза. Только немногие смотрели с интересом, словно пытаясь определить мои истинные намерения. Но они делали то, что я хотел, без сопротивления.
      И я задал себе вопрос: когда все это будет закончено, вернутся ли они к своей манере поворачиваться спиной при виде человека с черно-белой эмблемой Корпуса? Все же, по сути дела, меня это нисколько не касалось.
      Сорок минут спустя они уже покоились под тщательно присосавшимися покровами гибернаторов. Погрузились в сон. Работу автоматов я запрограммировал на год. Если дела здесь нам удастся довести до желаемого конца, то времени окажется вполне достаточно, чтобы отремонтировать их как следует перед тем, как вы вернемся на базу. Если же нет, то, по крайней мере, обеспечим их годом покоя. Теперь им ничто не грозило. Если, конечно, чужаки не изменят тактику и не решат уничтожить корабль. Но ни на что такое не было похоже. По крайней мере, сейчас.
      Только двоих из них я оставил в навигаторской. Энн и Торнса. Этот последний сохранил относительно самый высокий уровень здравомыслия. А кроме того, получил самые серьезные из всех травмы. Я не был специалистом. До такой степени, чтобы судить, не будет ли ему противопоказана гибернация. И предпочел не рисковать.
      Что касается Энн, то она тоже чувствовала себя не слишком хорошо. Ее раны не переставали кровоточить. Но я не был бы честен, если стал утверждать, что только поэтому решил, чтобы она оставалась с нами.
      Как бы там ни было, но навигаторская опустела. Мы вернулись на место позаимствованные в кабинах кресла. Энн и Торнс дремали, обставленные вспомогательной аппаратурой.
      Вызвал Риву. Коротко проинформировал его о том, что сделал, и сказал, что теперь они с Кросвицом отправятся за остальными. Кросвиц же, услышав это, молча поднялся и начал одеваться. Через минуту он уже исчез в лифте, ведущем к шлюзу. Две минуты спустя на пульте в централи засветилась красная лампочка. Датчик извещал, что люк корабля открыт.
      – Следи, – бросил я Риве.
      Момент был критический. До тех пор, пока «Фобос» находился в непосредственной близости «Проксимы», я не мог заблокировать автоматы, запрограммированные на постоянный круговой обстрел. В то же время Рива, чтобы забрать Кросвица, должен был подъехать под лифт и остановился. Теперь было бы достаточно одного черного шара, подброшенного с противоположной стороны корабля, в зону, скрытую от «глаз» вездехода насадками дюз, и все развлечение могло бы начаться заново.
      – Люк открыт, – сообщал Рива. – Подъемник в движении. Подъезжаю. Вижу Кросвица. Он уже внизу. Останавливаюсь.
      Я затаил дыхание. Минуту все было тихо. В навигаторской что-то задвигалось. Один из них потянулся за стаканом с питьем.
      Я подумал, что это дело несколько затягивается. И в то же самое мгновение услышал голос Ривы:
      – Установи направление на радаре. И займись связью.
      Я невольно потянулся рукой к пульту. Одновременно обвел глазами экраны. И усмехнулся. Только теперь до меня дошло, что обращаются не ко мне. Кросвиц был уже в кабине «Фобоса». Вездеход вернулся на свою наземную «орбиту». И ничего не произошло.
      – Удаляюсь на северо-запад, – неожиданно зазвучал новый голос. – Передаю координаты...
      Когда на экране радара показался обрывок изумрудной нити, отмечающий путь вездехода, я занялся автоматами наводки. Наконец я получил возможность спокойно дышать. Люди на корабле находились в безопасности. Если вблизи корабля обнаружится хоть мельчайший предмет, хоть какое-то движение, перемещение, автоматы «Проксимы» в тысячные доли секунды передадут излучателю приказ на открытие огня. А не существует такой конструкции, которая могла бы противостоять антипротонам. Во всей известной нам вселенной.
      Я встал, еще раз инстинктивно проверил блокаду и вышел в большой зал. Буквально свалился за стол. Мне показалось, что я нахожу какой-то новый вкус в знакомых до тошноты порциях концентрата. Я выпил, наверно, литра два раствора. И – о, чудо! – при молчаливой поддержке «лакея».
      О Риве я мог не беспокоиться. Малый излучатель был запрограммирован тщательно. Люди, когда они до них доберутся, будут такими же безжизненными и полубессознательными, как и здесь. Помещения вездехода без труда вместят всю девятку. Останется только один невралгический момент: приемка «Фобоса» через транспортный люк «Проксимы». Но над этим мне предстоит хлопотать в соответственное время.
      С той стороны, где лежал Торнс, раздался какой-то звук.
      Я повернулся. Ухватившись обеими руками за левый поручень, он пытался подтянуться и устроиться поудобнее. Я подошел и помог ему. Он слегка улыбался и глядел вполне осмысленно.
      – Приятная у тебя работка, – прошептал он. Его губы остались неподвижными.
      Я приложил палец к губам, сказал:
      – Тебе надо как следует отдохнуть. Потом поговорим.
      Он немного приподнялся и заглянул мне в глаза.
      – Говорить я могу, – заявил он. Его голос зазвучал чуточку более живо.
      Я принес от пульта кресло и устроился около него.
      – Как ты себя чувствуешь? – спросил я. Это был один из умнейших вопросов, которые мне приходилось задавать в жизни.
      – Подожди, – прошептал он. Потянулся к столику за стаканом с раствором, чуть при этом не расплескав все его содержимое. Я не шевельнулся. Позволив, чтобы он сам о себе позаботился. Это сейчас было ему более необходимо, чем все остальное.
      Он пил долго, крохотными глотками. Кадык у него ходил так, словно каждую секунду был готов выскочить из худой, морщинистой шеи.
      Наконец, он отставил стакан.
      – Иди сюда поближе, – сказал он, делая движение головой. Я наклонился.
      Он помолчал еще с минуту. А когда, наконец, заговорил, его голос звучал почти нормально.
      – Цивилизация развитая... технологического типа. Старше нас на какие-нибудь полмиллиона лет. Я делал наблюдения, пока...
      Он замолчал, потом отвел глаза и продолжил:
      – Подпороговая связь. У них... – он начал задыхаться.
      – Успокойся, – сказал я. – Знаю я, что у них. Видел. В любом случае сейчас мы ничего не можем сделать. Обо всем подробно поговорим. У нас будет достаточно времени. Целых шесть лет. А сейчас вы должны как можно скорее прийти в себя. Буду благодарен, если ты мне в этом поможешь, – я улыбнулся.
      Он опять приподнялся на несколько сантиметров. Почти сел. Какое-то время изучающе разглядывал меня, потом кивнул. Огляделся.
      – Где остальные?
      – Спят в гибернаторах, – сказал я. – Целые и невредимые.
      – Оставил... только меня?
      – И Энн, – я невольно понизил голос. – Подождем, пока ваши раны зарубцуются.
      Он снова обвел взглядом навигаторскую. Поднял брови.
      – Где она?
      – В пилотской. Спит, – пояснил я.
      Он немного подумал и, опустив глаза, прошептал:
      – Она... помнит?
      Я выпрямился. Положил руку ему на плечо.
      – Не понимаю, о чем ты говоришь, – произнес я с нажимом. – Но не помнит. Никто из вас ничего не помнит. Ты тоже. Ничего, кроме фактов, касающихся местной цивилизации. А их у вас немного.
      Какое-то время он вглядывался мне в глаза, словно проверяя, говорю ли я серьезно. Глаза его постепенно ласковели. Он пробормотал что-то, чего я не разобрал, поднял левую руку и положил ладонь на мою, покоящуюся на его правом плече.
      – Ты порядочный парень, Тааль, – сказал он без улыбки. – Рад, что это именно ты...
      Он замолчал и приподнял голову, словно о чем-то вспомнив.
      – Ты был на «Гелиосе»? – спросил он иным тоном.
      – Ага. Это твой скафандр?
      – Да.
      Об остальном я предпочитал не спрашивать. Ясно, что он разодрал его, не когда пролезал через люк.
      – Перед тобой там побывал Арег. Знаешь об этом?
      Он подтвердил движением головы.
      – Я сам его туда послал. Но он не справился. Не смог.
      – Не смог, – согласился я. – Тебя не утомляет разговор?
      – Меня утомляет тишина, – едко произнес он.
      – Мы нашли Коллинса. Увы, мертвого. Похоронили его вблизи их базы. Там целый подземный город...
      – Знаю, – перебил он. – Я был там.
      Однако же!
      – Несчастный случай, – прошептал Торнс, проницательно глядя мне в глаза. Он понял. И принял мою игру. Это значит, что хозяева базы не имели ничего общего с «несчастьем» Коллинса. Мне этого было достаточно.
      – Кросвиц поехал с Ривой, вторым из моей группы, за остальными, – сказал я. – Они скоро должны вернуться. Сразу же после этого мы стартуем. Ты можешь оказаться необходимым во время маневров. А пока тебе надо поспать. Хочешь таблетку? – спросил я.
      Он проглотил ее, и его голова упала. Я прикрыл его пледом и поправил бинт на плече. Система нейтрализаторов и передатчиков. Силовые кабели, непосредственно восстанавливающие кровеносную систему и нервные ткани.
      Когда я кончил, он уже спал спокойным, здоровым сном. Дышал ровно, глубоко. Лихорадки уже не было.
      Потом я занялся Энн. Не пытался говорить с ней. И не допустил бы этого, даже если бы она сама захотела. Она была измождена больше Торнса. Требовала более длительного лечения. Кто знает, насколько более длительного. Если же она помнила, как об этом спрашивал шеф экипажа «Гелиоса»...
      Силовые и врачебные автоматы, подсоединенные к ее организму, работали без перерыва. Когда я подошел, она приподняла веки и обвела меня мутным взглядом. Но тут же вновь погрузилась в горячечную, беспокойную дремоту.
      Я подумал о ее сестре. О ее несмелой, словно бы ребячьей улыбке. О правильных чертах ее лица и коротенькой юбочке. Лина... Она говорила, что Энн красивее ее. Словно только для того я и должен был повременить с акцией умиротворения, чтобы спасти красоту ее сестры.
      Я пригляделся повнимательнее. Даже профессиональный портретист не смог бы сказать, было ли когда-нибудь это лицо молодым и привлекательным. Через шесть лет посмотрим. К тому времени она будет выглядеть так же, как раньше. Тогда я и скажу Лине, правда ли...
      И неожиданно мне снова на ум пришел Устер. То, что я должен сделать. Сам. И ни у кого нет права мне помешать в этом. Ни у кого из них. А тем более ни у кого из моего экипажа. Из Корпуса.
      В этот момент в рубке затрещал сигнал вызова. В несколько секунд я оказался перед пультом. В верхнем углу пульсировал красный огонек.
      – Вижу огни кордона, – сказал Кросвиц. – Займись излучателем.
      Я заблокировал автоматы. Можно было не торопиться. Я видел их на экране. Им предстояло еще добрых пятнадцать минут езды.
      – Всех нашли? – спросил я.
      – Восьмерых. Одного оставили возле базы.
      – Кто?
      – Арег. Повесили на трубке от собственного кислородного баллона.
      Часом позже стекло, которым была покрыта котловина, окруженная массивом гор, разгорелось пронзительным пурпуром. Краски на экранах менялись с калейдоскопической быстротой. Из дюз вырвались ослепительные облака, а потом всю округу прошила сверкающая вспышка, словно над кораблем на секунду взошло солнце. Дно чаши, опоясывающие его стены старого кратера, неожиданно выкроенные из черноты вертикальные, нависающие отроги пятитысячников, все это потонуло в свете дня. Голубоватые огоньки кордона давно уже растворились в огне, словно капли в океане. Башенки, сдутые дуновением аннигиляции, перестали существовать. В солнечную, золотую белизну хлынула волна раскаленного фиолета. Под кормой понемногу расширялась светящаяся пучина. Грохот, отразившись от каменных стен, вернулся и оглушил людей, спокойно наблюдающих за экранами и показаниями приборов.
      Одновременно – в четырехстах километрах далее к северу – три могучие сигары выполнили идентичный маневр. После них остались лужи раскаленного, медленно застывающего стеклистыми пузырями пепла.
      Люди покидали второй спутник третьей планеты Альфы.
      Немного недоставало, чтобы они остались здесь навсегда. Теперь они спали в гибернаторах, чтобы проснуться полными сил, после года полета к дому. Только двое из спасенных оставались в кабинах, наедине со своими мыслями и переживаниями. Что же касается остальных, следящих за автоматами... Тут другое. В них вдолбили, что там, где в игру входит действие, там чувства – не в счет. И с детства, и даже до их появления на свет, им было предназначено только одно. Действовать.

10. АНАТОМИЯ ЧЕЛОВЕКА