Машин телефон в Красноярске зазвонил в два часа ночи. Водилась за ней привычка полуночничать, так что никто в их маленьком доме тогда не был разбужен. «Межгород», – отметила Маша, пока бежала на кухню, чтобы снять трубку. Не то чтобы она удивилась, скорее, стало чуть тревожно: мама звонила вчера и лишний раз не стала бы ни тратиться, ни суетиться, чтобы позвонить из командировки – как да что... В это трудно поверить теперь, но сотовая связь, как джинсы, еще не успела охватить «самые отсталые слои населения». Точно, Москва на проводе.
      – ...Маша, тут твой отец. Хочет с тобой поговорить. Я сейчас передам ему трубку.
      – Господи, зачем?!.. – вырвалось у Маши.
      Отец... Мама обычно говорила «твой родитель».
      До неприличия банальная история.
      Просто они не были знакомы. Она никогда его не видела. Не слышала его голос. И вот тебе на!.. «Тут твой отец!» Хотя нет, видела однажды, в телевизоре. «Маша! Маша! Иди скорей! Твоего отца показывают!..» Фантом, да и только.
      Это, конечно, не было трагедией всей ее жизни. Да и потом, ей ведь не четыре года. И давно уже не пятнадцать. И даже не пятнадцать с половиной. В общем, бывает хуже. А ей... Ей, в сущности, повезло. Ей было никак. И вот это «никак» надумало перейти в «нечто». Господи, зачем?!
      Маша даже заволноваться не успела. Волновались, похоже, там. Голос выдавал человека солидного. Костюм в полоску и благородная седина. Но чем размереннее звучали слова, тем большую неопределенность, даже зависимость от любого ее сиюминутного настроения передавал неуловимый эфир. Она это мгновенно уловила, не дурочкой родилась, но не стала этим играть, лишь холодок подпустила, отвечая на продуманный спич со всей сдержанностью. «Да, Андрей Иванович. Нет, Андрей Иванович. Спасибо, Андрей Иванович».
      – ...Маша, я тут «привет» тебе передал, – сообщил первым делом «костюм в полоску».
      «Вот так вот, сразу?..» – ернически подумала Маша, но не ответила ничего.
      Ясно. «Привет» вполне материален и его можно подержать в руках, не то что большой привет от удава мартышке. Это были герои того замечательного времени, когда тетенька-дикторша из телевизора «тоже собиралась на работу», натягивая чулки. И не удивительно: мама была такая же красивая, а телевизор был черно-белый.
 
      – ...Я подумаю. Спасибо за приглашение, – ответила Маша Ядренову, теребя провод старенького телефонного аппарата.
      «Ну что ж, в Москву так в Москву», – ответила Маша самой себе, разжимая ладонь и отпуская трубку.
      – Как ты думаешь, мне поехать?.. – спросила она через минуту.
      Вопрос предназначался тому нелюбопытному лежебоке, который, казалось, даже позы не изменил за время исторического разговора: так и смотрел в экран телевизора. Удивлял он ее порой своим нелюбопытством. Если бы сама не заговорила, ведь не стал бы и спрашивать ни о чем!
      Этим летом они собирались пожениться.
 
      Татьяна поеживалась от промозглого ночного воздуха, стоя на крыльце ресторана, в котором Ядренов «бывал». Уважал он русскую кухню. Ну да, у них тут в Москве другие мерки. «Черная икра с авокадо», – усмехнулась в душе, удерживая в памяти название диковинного овощефрукта. Завтра рано вставать.
      – А она добрая или злая? – спросил Ядренов, прикуривая сигарету от дорогой зажигалки.
      Курил он мало, скорее так, покуривал. Подтаивали в весеннем воздухе огни ночной Москвы. Красноярск уже не казался таким далеким.
      «Да, время никого не красит», – подумал Ядренов.
      «Да, жаль, что Маша не увидела его раньше», – подумала Татьяна.
 
      – Ну, как ты думаешь?..
      – Не знаю, Матрешечка, как хочешь...
      Он звал ее так обычно, любя. Вообще-то у нее было много имен. «Матрена Ядрена» – это когда злился, но не сильно. Не умеет он злиться. Еще она была «Ядреная бомба».
      Она же звала его Сеней. Сеня – это Семён. Серьезный мужчина.
      – Представляешь, сестры хотят со мной познакомиться! Такое странное слово – «се-стра», – проговорила Маша, словно пробуя его на вкус.
      – Действительно, почему бы и нет? Но, ты знаешь, я за тебя боюсь.
      Он много про нее знал. Много, хоть и не все, а всего она и сама о себе не знала. Когда человек узнает о себе все, ему становится скучно. Тогда там, где все решено, тоже кто-то начинает скучать и отворяет последнюю дверь. Скучно пока не было.
      – Мне давно было интересно, кто из нас больше похож?.. Сень, а ты за что боишься? Что я сорвусь и стану дерзить?
      – Вроде того. Я даже боюсь тебя отпускать...
      – По-моему, я имею на это право. А что, по-твоему, я должна сказать: «Здравствуй, папа»?
      – Я думаю, он этого от тебя ждет...
      Нет, не было у нее на душе ни зла, ни обиды. Да и то правда, за что ей обижаться на него или на судьбу – за то, что искала отца в других мужчинах?..
      «И нет ни печали, ни зла. Только северный ветер. Мы у него в ладонях». Это Б Г.
      – Ты знаешь, самое интересное, что я могу быть... какой угодно! А какие ко мне могут быть претензии? У меня ведь не было отца. Недостаток воспитания, ха-ха.
      Странно, но согрели душу ей эти слова: «Я за тебя боюсь». Прежде за нее никогда не беспокоился мужчина.
 
      – Это мать моей старшей дочери, – объявил Ядренов водителю, когда они усаживались в его служебную «Волгу».
      «И ведь нашел, разузнал!.. Сорвал с заседалища», – думала Татьяна. Ей отчаянно хотелось спать. День был слишком длинный.
      Награждение уже плавно переходило в банкет, когда явился Ядренов, везде-то у него связи! «Да бог с ним, с банкетом, вот с соседом по региону не пообщалась! Как там у них дела? ...А фотографии Машины придется ему отдать. Марине потом вышлю почтой, если что...»
      Марина Артемьевна Старцева была студенческой подругой. Осталась в столице. И Ядренов остался. Только он «женился на москвичке». Это Татьяна всегда так говорила. И ударение нужно ставить на последнем слове.
      Пусть деловая Москва оставит им с Мариной немного времени. Но это уже завтра...
 
      ...Дорожные сборы и хлопоты были наконец позади. Ох, и помотали ей нервы эти дела: шутка ли, оформить загранпаспорт в считаные дни!
      Маша даже осунулась: «И как я такая поеду, худющая – шкидла, одно слово!..»
      «Поедешь за границу с одной из сестер» – так решил Ядренов. Идея была, надо сказать, эдак пятилетней выдержки, как хороший коньяк... «Декларацию о намерениях» мама привезла еще из прошлой своей командировки в Москву, но тогда, видно, звезды еще не встали в нужной последовательности и ничего не случилось.
 
      Зато теперь... Москва встречала хмурым дождиком. В Красноярск уже пришло лето, а здесь было холодно.
 
      «Интересно, это в Москве так принято – задавать вопросы и вести важные разговоры в машине? – Маша покосилась на водителя. – Другой темп жизни, что ли, другие и правила. Сейчас или никогда. Время дорого», – так думала Маша, поглядывая на отца. В голову лезли одни штампы. А он поглядывал на часы.
      Все было... обыденно как-то. А как еще? Подъехал, вырвался с работы, увидел, встретил, или наоборот – встретил, увидел, а теперь они едут домой. Папа встретил дочку, которая улетала на один день. Выкроил пару часов в своем жестком расписании.
      – Аллочка! Мы едем. Минут через тридцать. Да? Ла-адно.
      Портфель рядом, большой, как и он сам, в меру потрепанный и солидный. Нейтральная территория. Шлагбаум. Демаркационная линия. Снова взгляд на часы. Руки. «Руки как у меня».
      «...И чем занимается? Чем думает жить? И чем только думает? Ничего внятного... Хорошо, что мои не такие», – подумал Ядренов и осекся, а вслух сказал:
      – У вас живность-то дома есть какая? У нас целый зверинец. Сейчас будут тебя встречать.
      Маша живо представила пса, большого и гладкошерстного, с брылями – именно такой должен быть у Ядренова, – его горячее дыхание и капающую слюну.
      Широкая дорога сделала крюк по окраине Москвы, сменила урбанистический пейзаж на природу Средней полосы, прикоснулась к череде коттеджей, похожих друг на друга, как близнецы-братья, и взялась выруливать куда-то по колдобинам проселка. Ядренов всегда был индивидуалистом и не признавал ничего одинакового, «как у всех». Потому дом его стоял, по меркам селян, малость на отшибе. А до проселочной дороги у него и его занятых соседей «на выселках» руки не дошли. Зато здесь, совсем рядом, была березовая роща и Андрей Иванович говорил, что он живет среди берез.
      «Тщедушный лесок», – подумала Маша. Это вам не правый берег Енисея, с его лисичками, не путать с лисицами, и медведями. Впрочем, и то и это равно далеко от жителя Красноярска, испорченного цивилизацией.
 
      Алла Руслановна встретила их на дорожке у ворот, ласково поприветствовала Машу, ей даже захотелось ее обнять. Смешной вислоухой и вихрастой Клепе тоже захотелось всех обнять, хотя сначала, для приличия, на гостью полагалось звонко потявкать.
      Еще один представитель семейства Ядреновых был очень занят на веранде: пытался зацепить лапой бутончик с чудного розового куста, приготовленного к посадке. Это было увлекательно и опасно: куст оборонялся и выставлял колючки. Бандит был породистым до безобразия жемчужно-серым персидским котом с длинной родословной и наследственным именем Ян из Ожерелья Звезд. В миру звался Яша, был молод, полон сил, переловил всех мышей в доме и задирал красотку Клеопатру на том основании, что она этого делать не могла, а может, не хотела.
      Вчера здесь было людно и шумно, вчера справляли чей-то день рождения, жарили барбекю на лужайке, кушали икру на веранде и пели под караоке в домике для гостей.
      Домик для гостей тоже в два этажа, но обычно там никто не живет. Комната Ани и комната Яны всегда ждут их в «большом» доме, который на самом деле не такой уж большой, но там есть все, что нужно для комфортной жизни, бассейн вон тоже. Есть.
      «Ба!.. Да у нас и бассейн имеется! Только малость высох. Олигарх средней руки», – определила для себя Маша.
      Воды в бассейне не было.
 
      Ядреновы явно из породы людей, которые могут и умеют жить со вкусом. Со вкусом к самой жизни. Внутри дом ничуть не похож на те, что красуются на глянцевых разворотах модных журналов. Нет там ни смелых дизайнерских решений, ни бездушного гостиничного шика. Вещей случайных или тех, которые просто жалко выбросить, там тоже нет. Всякие интерьерные штучки подобраны... просто идеально подобраны. Дом дышал теплом, в нем жила душа. Хай, «Пряничный домик»!
 
      Ядренов поднялся наверх и переоделся, решив, что в контору сегодня уже не поедет. Больше всего ему хотелось сейчас прилечь. Спина снова давала о себе знать. «Неужели сейчас? – думал он. – Не вовремя, черт! А когда оно вовремя?»
      Это все одуванчики! Знаете, «олигархи» иногда сами поливают огурцы и сражаются с одуванчиками. И на этот раз они его, кажется, одолели.
 
      А Яна уже в Турции. Ждет ее там. «Так и знала», – Маша едва не сказала это вслух. Турецкий берег давно изведан нуворишами всех мастей, и поехать в Турцию, в ее представлении, было большой пошлостью, хоть и не избалована она заграницами. «Тебе нельзя на солнце!» – беспокоилась мама. Ну что же ей – не жить, не дышать?.. Турция так Турция! А может, туда, где не так обжигает солнце?.. Горячо-холодно. Вот в Юрмале – там тоже есть море. Только Яна ждет ее совсем на другом берегу. Холодно-горячо. Правда, с ней там еще ее друзья отдыхают – молодая семейная пара. Вряд ли они тоже ее ждут. Снова холодно.
      – Машку надо откармливать! – повелел Ядренов.
      Видно, здорово она избегалась в эти дни.
      Алла накрыла стол на веранде. Как здесь, должно быть, хорошо вечером после жаркого дня, когда можно распахнуть все окна и ветерок будет трепать занавески. Сидеть, вдыхать запах скошенной травы, потягивать пиво или пить вино. И знать, что здесь твой дом и не нужно никуда ехать, чтобы вернуться в пекло и суету мегаполиса, да будь он хоть сама Москва.
      Алла положила Маше куриную ножку. Ядренов разлил по бокалам вино. Выпили за Машин приезд.
      – Маша, ешь икру! Икру, поди, не каждый день приходится есть? – сказал Ядренов.
      – Да уж, не каждый, – спокойно согласилась Маша.
      Она никогда не страдала отсутствием аппетита или излишней озабоченностью насчет объемов своих бедер. Природа ей это пока позволяла, а о том, что будет завтра, она предпочитала не задумываться. Но есть почему-то не хотелось.
      Алла смотрела на Машу. Машу это нисколечко не смущало. Она приехала, чтобы ее разглядывали. И задавали вопросы. А она будет отвечать очень складно и умно. Или не будет. Она ведь имеет на это право. И будет задавать свои вопросы. И разглядывать.
      – Как там у вас новый губернатор?..
      И Маша что-то отвечала, будто имела на это право. Чувствовала себя экспертом-политологом, только без лицензии. Это как на экзамене:
      не молчать, говорить, не важно что. Лучше, чем просто пожать плечами.
      – У Маши черты тоньше, – заметила Алла. – Я бы написала ее портрет. А наши девочки красивые, – добавила она, словно опомнившись.
      Лицо отца казалось Маше неподвижным. Невозможно было угадать, о чем он думает.
      – Она похожа на бабушку, – сказала Алла.
      Еще бы. Конечно, похожа. На свою бабушку. Ей всегда это говорили.
 
      Клепочка, ушки на макушке, крутилась у стола, в основном стараясь завладеть вниманием мамочки. Папочка иногда слишком непроницаем, а потому недоступен. Яшка не суетился. Он лениво щурил янтарные глаза с любимого плетеного кресла из модного ротанга. На кресле лежал мягкий вязаный коврик, на котором так удобно оставлять лишнюю шерсть. «Фамилию позорит, – думал Яша, – лучше бы мышей выслеживала».
      Щелки янтарных глаз дрогнули и приоткрылись: звенело.
      – Да? Да-а, – Алла Руслановна взяла трубку и коротко взглянула на Андрея Ивановича: – Это Анечка! Резюме? А когда тебе надо отдать? Уже?.. Ну надо было написать, что владеешь. Ты ведь знаешь язык. С папой поговоришь?
      Алла передала трубку Ядренову. А Маша пыталась угадать, когда же появится Анна и скажут ли хоть слово о том, что она прилетела.
      Сегодня Анечка не приехала. И назавтра не приехала. А что, разве должна была? Сейчас ведь было начало рабочей недели.
      Аня и Яна были настоящими московскими яппи . Или стремились ими стать. Второе «верхнее» образование, стажировка в Италии, «эм-би-эй» , лестница в небо... Папа поощрял. Папа подставлял плечо, давал отмашку и придавал ускорение. Внуков ему тоже хотелось. Но тут: очередная стажировка в Британии, новые возможности и блистательные перспективы. Что ни говори, женщина должна уметь позаботиться о себе сама. «Ничего, наши грачи еще не скоро улетят...» – говорила мама, которая сама родила в тридцать лет, да двойняшек! И снова: крысиные бега, еще одна ступенька, еще одна тысяча долларов, еще один модный ночной клуб, еще один вечер, еще один год...
 
      Ева Друнова доедала третий бутерброд и сильно рисковала, когда задала молодой гостье вполне невинный вопрос...
      Гостья появилась раньше нее и даже, кажется, ночевала в этом гостеприимном доме, где она так любила бывать и любила бы еще больше, если бы не боялась показаться навязчивой. Ева была женщиной, которой всегда «за...», но ее возраст никогда не коррелировал с самоопределением в жестких временных рамках, задаваемых самой жизнью, которая всегда так сложна, а подчас и груба... Ева была женщиной трудной судьбы, до крайности одинокой и ужасно экспрессивной, что несло в себе некоторое противоречие, поскольку освободить собственную экспрессию в одиночестве – означало бы просто тихо напиться, а это не выход из коллизий, которые то и дело подбрасывает жизнь, особенно для натуры тонкой и эмоциональной, требующей ответа и отдачи от тех, кому она несет и отдает без остатка самое ценное – самоё себя... В общем, Ева была друг семьи.
      Все это Маша успела понять, пока не кончились бутерброды, что, впрочем, ничуть не помешало женщине с таким интересным именем и судьбой выдать о себе массу информации совершенно незнакомому человеку и лишь потом озадачиться вопросом: «А кто это?»
      – Маша, а вы кем приходитесь Андрею Ивановичу?
      Кусок бутерброда чуть не попал «не в то горло»:
      – Я его старшая дочь.
      Да-да, именно так!.. Ядренов сам подкинул подходящую ко всем случаям «безопасную» формулировку. Но странно, почему она об этом спрашивает? Маша была в полной уверенности, что... всем все известно и все понятно. По-крайней мере, тем, кто случайно проходит мимо и приходит к позднему завтраку, а Яшка и Клепа не возражают. А если неизвестно и непонятно, то почему нужно кем-то кому-то приходиться?
      «Я его старшая дочь». Это звучало не так, как если бы ей вздумалось сказать: «Я его младшая жена», но Ева почему-то сказала: «Ой».
      – Ой. Спасибо, что я сижу! Нет, это правда?!. Не может быть! Ой, дайте я на вас посмотрю!..
      – Сейчас, только перестану глупо улыбаться, – ответила Маша. Рот ее действительно растягивался до ушей.
      – А правда, она похожа! Похожа на маму Андрюши! – Ева обращалась к Алле и была уже в полной экзальтации от свалившейся на ее седеющую голову «новости».
      Алла, напротив, хранила спокойствие и улыбалась терпеливо и, казалось, чуть снисходительно все то время, что Ева расточала саму себя и похвалы ее красивому дому.
      – Ой, ну расскажи, расскажи!.. Как же вы встретились?! Как это было?
      – Вы имеете в виду сейчас, то есть... вчера? – запуталась Маша.
      Она пожала плечами. Обыкновенно встретились.
      Маша вспомнила всю «дежурность» знаменательной встречи. Ядренов протягивает руку, чтобы взять у нее дорожную сумку, а она протягивает ему ладонь... Глупость какая-то. Ну ему, конечно, ничего не остается, кроме как ответить теплым дружеским рукопожатием.
      – Ну да! Ведь вы не виделись прежде? Ой, я не могу! Ну надо же! – восклицала Ева.
      – А вы не знали, что у Андрея Ивановича есть еще дочь? – отвечала Маша вопросом на вопрос.
      – Нет. Ну до чего же она похожа!.. – снова восклицала Ева.
      – Как же, ведь вы дружите со школы? Как же вы не знали?.. – удивлялась Маша.
      – Мы дружим, но в душу-то друг другу мы никогда не лезли. Алла! А для тебя это была такая боль, да? Когда ты узнала...
      – Я всегда знала, с самого начала, – ответила Алла.
      – Ой, ну ты героическая женщина! Маша, а вам понравился дом?
      – Да, красивый дом. Такой вроде бы небольшой, но уютный.
      – А мне все тут так нравится! Вот этот стол, наверное, жутко дорогой, да? Тысяч десять?..
      – Да нет, – смутилась Алла. Не нравилась ей эта тема.
      Большой обеденный стол из массива бука элегантно сияет даже от скупых лучей московского солнышка. А скромное обаяние новорусской буржуазии чуть тускнеет от прямолинейных вопросов.
      – Ну а с девочками-то ты уже виделась?
      – С Аней и Яной? Пока еще нет, – ответила Маша, словно заглаживая какую-то неловкость. – Яна в отъезде, а Аня... работает. Я ведь только вчера приехала.
      Во всем этом сумбуре, как изюм в булке, попадались неоспоримые факты и наблюдения, ценность которых сомнению не подвергалась, но была обратно пропорциональна щедрости пекаря. Какой Андрей замечательный человек, сколько раз он ей помогал! Он многим людям помогает – такой уж он... Вот и сейчас, да он ее просто спас!.. А в Думе у нее на днях украли зонтик. Не где-нибудь – в Думе! Отличный французский зонтик! А еще, кому, как не ей, это знать: расхожая формула «лучше поздно, чем никогда» верна не всегда. Иногда слишком поздно и поэтому – никогда.
 
      «Классная тетка!» – думала Маша, провожая взглядом Еву, которая удалялась по мощеной дорожке между петуньями и фиалками. Дождик опять покрыл все вокруг мелкими брызгами – и когда успел? Яшка вынырнул из-под куста смородины, весь мокрый, не жалеет свою породистую шерстку. У него тоже не было зонта.
 
      Три раза по три. И дважды «решки» вместо «орлов». Это значило «нет». Комбинация из трех монет показывала Турции убедительную комбинацию из трех пальцев.
      Солнышко выбилось из-за туч, падало на паркет и приятно подсвечивало цветное стекло в двери. Монеты без звука шлепались на мягкий ковер. В комнате Яны на втором этаже Маша торговалась с Фортуной. Турция или Прибалтика? Горячо-холодно? «Ты можешь поехать куда угодно»... Берите, сколько хотите – хоть два.
 
      Машка вдруг оказалась в самой что ни на есть гуще жизни: банкеты, рауты, вояжи. Вот и юбилей сотрудника как раз случился.
      Алла Руслановна надела что-то летящее в восточном стиле и пахла вкусными духами.
      – А ничего, если я буду в джинсах? – спросила Маша. – Я как-то не рассчитывала попасть на торжественный ужин...
      – Ой, да там будет кто в чем, не переживай!
      Ядренов заехал за ними в шесть, они разместились в знакомой «Волге» и поехали в ресторан. Цветы, подарки – все заказано и доставлено заблаговременно. Ядренов листал бумаги на заднем сиденье.
      Их появление в банкетном зале напоминало выход высочайших особ. Ни больше ни меньше царственное семейство и она, случайно оказавшаяся подле. Ядренова все уже видели, Ядренова с супругой тоже наблюдали не раз, поэтому пятьдесят пар глаз устремились на Машку. Главнокомандующий, мадам генеральша и она – то ли падчерица, то ли принцесса.
      Особо цепким взглядом выделялась дама в накидке из какого-то меха. Маша изо всех сил старалась держать спину, улыбаться, смотрела на все чуть рассеянным взором и ничему не удивлялась. Она так замерзла в этой Москве, что тоже не отказалась бы от какой-нибудь шиншиллы.
      – Мне знакомо ваше лицо! – сказал Маше солидный мэн, отпустив руку Ядренова.
      – Вы не могли меня видеть, – улыбнулась она. – Я никогда не была в Москве.
      Визиты в столицу в нежном возрасте были не в счет.
      – Да я точно вас где-то встречал! – настаивал Солидный.
      – Это моя тайная сибирская дочь, – не без удовольствия сообщил ему Ядренов, делая паузы между словами.
      Люди не любят небожителей. Люди любят чужие грехи. Живое воплощение последних стояло перед ними и хлопало длинными ресницами. И пятьдесят оживленных, беззастенчиво любопытствующих и с ними дама «в шиншилле» переводили взгляд с нее на Ядренова и обратно.
      Хуже всех чувствовала себя Алла. Ядренов говорил речь. Это у него всегда хорошо получалось. Он был здесь главный. И кадры, держась за бокалы, неотрывно смотрели ему в рот. А когда главный переводил дыхание, кадры переводили взгляд на тарелки с семгой. А потом их любопытство настигало ее, Аллу.
      Маша заприметила блюдо с киви и клубникой и больше ни на что не глядела. Есть опять не хотелось. Если бы думать было не о чем, она бы наверняка решила, что с ней что-то не так. Заболела она, что ли? Настолько это было на нее не похоже. Ну вот, разве что рыбки – во-он с той тарелочки на вилку поймать...
      – Я не знаю, как быть. ...Яна ведь там не одна, – говорила Маша в пространство. Пространство отзывалось возбужденным, но сдержанным гулом голосов, позвякиванием стекла и постукиванием вилок. Андрей Иванович и Алла материализовывались в этом пространстве в двух шагах от нее, но были как будто где-то не здесь.
      – Вдруг я в компанию не впишусь? А с другой стороны, у меня будет возможность побольше пообщаться с Яной... – сама себе толковала Маша.
      Вопросы отлупились от звякнувшего стекла и увязли в жюльене.
      После второй перемены блюд Ядреновы отбыли.
 
      – Марья! – настойчивый, но мягкий баритон (кажется, так) вытащил гостью из огромной «малахитовой» ванны.
      Ее никто так не называл. Только дядька, родной мамин брат, которого она с детства нежно любила за то, что подбрасывал ее до потолка, пел смешные песни под гитару и вообще...
      «Правда, я на него похожа?» – говорила она, когда подросла.
      – ...Марья, – Андрей Иванович появился в дверном проеме комнаты на втором этаже, – вот тебе... на расходы. Ни в чем себе не отказывай.
      Марья смотрела на мизансцену с изумлением и скукой, как зритель из партера. Несколько новеньких купюр приятного достоинства легли на стол в комнате Яны.
      – Не надо. У меня есть деньги, – она честно пыталась упираться. Это было забавно и неловко, только почему-то не за себя. Ядренов бросал негодное топливо в сырой костер. Какое свинство с ее стороны – не испытывать ни капли благодарности! Аплодисменты.
 
      В окно било утро. Москва уже ждала их. Пора. Андрею Ивановичу – на работу, делать зелененькие бумажки, а Машке – разбрасывать их. Метро, музеи, магазины. Переходы, площади и переулки. Памятники, проспекты и... приезжие, толпы приезжих. Москва, короче. Москва, которая никогда не станет ее Москвой. И не нужно для этого становиться «ма-а-сквичкой», вытягивая в каждом слове капризное «а». Просто это не Москва Ядренова, не Москва Яны и Ани, даже не Москва Марины Старцевой. Это всего лишь музеи, магазины и снова метро.
      – Ну что, ты решила, куда поедешь? – спросил Ядренов уже в машине. – Если не в Турцию, то надо делать визу.
      – Да я уже и монетки подбрасывала...– Маша дернула плечиком.
      Не хотелось показаться размазней – ни то ни се, ни рыба ни мясо. Креветка, наверное.
      – Брось еще раз. Ну что, загадала?..
      Ядренов открыл «орла» на большой ладони.
      «Это его любимая игра», – сказала потом Татьяна.
 
      Вечером Ядренов слег. То есть лежать ему вовсе не хотелось, но встать он тоже не мог. Спину прихватило совсем некстати. Ничего, он не привык киснуть. Завтра Машка уедет, а когда вернется, он будет в порядке. У него неделя.
      – Поедешь в Мармарис. Это маленький курортный городок на границе двух морей – Средиземного и Эгейского.
      Слова звучали волшебной музыкой, но что-то было не так. А что именно – Маша никак не могла понять. Но добрая фея уже взмахнула своей палочкой. А может, вместо палочки у нее теперь пульт дистанционного управления, мобильный телефон и карта Viza, для надежности.
      – Мар-ма-рис? – переспросила Маша. – Это как барбарис, только ударение на первый слог?
      – Мармарис, – повторил Ядренов. – Познакомишься с Яной. Яна... Она общительная, любит компанию, любит повоображать... Не обращай внимания. Я думаю, вы найдете общий язык. Может сказать иногда что-нибудь резкое. Ты на нее не обижайся. Она хороший человек.
      Маша снова взяла в руки снимок. Луноликие сестры смотрели с фотографии... чуть по-разному. Жестковатая складка рта и прямой, словно с вызовом, взгляд Яны отличали ее от сестры. «Наверное, Андрей Иванович прав. Ну-ну. Посмотрим».
 
      – Может, стоит что-нибудь взять почитать?..
      Маша оглядывала ряды книжных полок в комнате Яны. Ничего «пляжного» как-то не попадалось на глаза. А впрочем, она давненько не «прожигала жизнь» на пляжах и с трудом представляла себе время и пространство, когда они сходятся в мелькании солнечных бликов на морской глади. Бывают на свете такие места.
      – Как вы думаете, взять?.. – Она взглянула на отца.
      – Ну ты уже реши что-нибудь!..
      Ядренов скрипнул зубами от боли. Проклятый ишиас! Проклятые одуванчики!
      Она уже прошла один какой-то кордон и почти подошла к таможенному контролю, а потом поняла, что до самолета еще почти час и...
      – Ой, можно я вернусь?..
      Ей срочно, срочно нужно было позвонить! Кому-нибудь.
      Вопрос звучал забавно и беспомощно одновременно. На девушку посмотрели с недоумением. Ну вернитесь.
      По карточке междугородней связи можно говорить хоть полчаса. Автоматов вокруг множество. Она лихорадочно накручивала диск то на одном аппарате, то на другом, не забывая про длинный гудок, решеточки и звездочки. Ей очень, очень было нужно...
      Такого чувства бескрайнего одиночества она не испытывала с шести лет, когда девочка Злата зачем-то пошла к дедушке Валико, а ее оставила в чужом дворе незнакомого города Цхинвал. И тогда одна минута осетинского лета показалась вечностью в ледяном космосе.
      Ей сейчас же нужно было услышать хоть чей-нибудь голос: мамы, Сени, подруги-со-второго-класса... Ей-богу, она позвонила бы даже соседской кошке Дусе, если бы та была на связи. Но на связи, бывает же такое, не случилось никого.
      Чартерный рейс № 234 всегда возит сытых и молодых. Люди вокруг улыбаются в предвкушении праздника. Они уже не кутаются, убегая от холодного московского июня. Они ждут южного тепла. Они не боятся летать на самолетах. Они счастливы. Отчего ж ей-то так хреново?..

      Аэропорт Даламан встречает гостей розовыми цветами: олеандровое дерево растет прямо во внутреннем дворике – над ним проходишь через виадук. Когда не знаешь, куда идти, и понятия не имеешь, как оплачивают пошлину, стадный инстинкт – не самая позорная вещь на свете. Тащи свой чемодан и делай как все. Все достают десятку – и ты доставай. И паспорт иностранный не забудь. Ну вот, кажется, и вывела кривая.
      Под турецким солнцем, похоже, не так уж и жарко. Это радовало. Найти свой автобус оказалось легко. Когда девушка-гид из московского агентства запросто заговорила с водителем по-турецки, Маша занялась разгадыванием ребуса: если она тут родилась, то откуда так безупречно знает русский? За прозрачным стеклом мелькал пейзаж завлекательно чужестранный, дорога без привычных русскому заду колдобин – заснуть можно! Но гид лопочет, кондишен тоже работает. Турки вполне милы и обаятельны. Водитель даже ругнулся как-то не по-настоящему, когда машинка впереди не пустила его сделать маневр. В общем, турецкий берег не так уж и плох.
      Прошло, однако, часа два, как Маша попала в свой отель «Нептун» – наколовший на свой трезубец четыре звезды. Робко обошла свой номер, ступая босыми ногами по мягкому ковролину, погляделась в большое зеркало, отодвинула створку балкона, высунулась наружу: моря не видно. На балконе напротив грел пузо постоялец отеля помельче, но как-то по всему было ясно, что его устраивает его пузо, его балкон и его отель.
      Маша чувствовала себя ужасно неприкаянно на этом чужом берегу. Это скоро пройдет, точно. Наверное, чтобы прошло скорей, она включила телевизор, турецкий канал, чтобы больше ни разу его не потревожить. Потом заглянула во все уголки, обследовала ванную, распахнула надушенный шкаф, обнаружила маленький бар в маленьком холодильнике. Тут у турков промашка вышла – с маркетингом. Честно написанные цены остудили желание его разграбить, и он почти не пострадал.
      Маша опробовала душ, но чувство потерянности не смывалось. Хотела вздремнуть до ужина – ничего не получилось. Дело к вечеру. Надо найти Яну и повстречаться с морем, окунув в него хотя бы пятки.
      Отыскать Яну в «Нептуне» оказалось несложно: несколько английских слов на ресепшене, выуженных по одному из загашников памяти, ее имя на бумажке, и все! Труднее было стоять под дверью, подыскивая слова, уже по-русски, и не решаясь постучать. Черт, она и не думала, что это так трудно!
      – Машильда приехала-а!!! – завопила Яна, чуть не уронив тюрбан из полотенца с головы, как будто это не она секунду назад смерила ее «московским» взглядом у порога.
      Яна была похожа на свою фотографию – и это была другая Яна. Подбирать слова? Какая глупость! Феерические эмоции снесли все мыслимые барьеры. Защебетали сразу о каких-то пустяках: номер у Янки был такой же, как у Маши, только имел совершенно обжитой вид и был артистически завален красивыми шмотками и всякой девичьей ерундой, что делало его похожим на будуар. А о чем можно говорить в будуаре?
      – Переходи жить ко мне! Зачем мне две кровати?.. Как ты думаешь, надеть эти брюки? – спрашивала Яна, попутно рассказывая легенду их появления и перечисляя все, что непременно надо прикупить Машке, сделав всеобщий набег на магазины Мармариса. – И не думай о деньгах!! Папашка еще подсыпет! Папка у нас классный!..
      На смену чувству потерянности незаметно пришло ощущение обалдения, которое только усиливалось, как усиливает звучание каждая новая нота, складывая все звуки в один аккорд.
      Между прочим, изящные шелковые брючки с эффектными полосами здорово сочетались с эпатажной белоснежной блузой от Илан Мавукян, которая великолепно оттеняла легкий южный загар и яркие глаза Яны. Вот так надо выходить к ужину в отеле «Нептун», четыре звезды. Маша, в своих классных джинсах, которые так замечательно ей шли, и в кофточке hand-made  показалась себе бледной поганкой, ага, но не слишком огорчилась. Легким загаром она обзаведется уже послезавтра, а блузой от Миу-Мяу – ну тоже как-нибудь.
      Вот они стоят рядом перед большим зеркалом, ловя сходство в перекрестном отражении, находя и не находя его. «Я эффектнее», – подумала Яна. «Я красивее», – подумала Маша.
      – Сейчас познакомишься с Вадиком и Ингой. Ой, Инга – прелесть! Такая деликатная! – говорила Яна. – А Вадим будет посматривать на тебя. Оценивающе. Он любит, чтобы вокруг него был красивый гарем.
      Маша пожалела, что не купила в Москве помаду поярче.
 
      Столик их пока пустовал, приборы на салфетках не тронуты, и Яна с Машей пошли охотиться на еду. Яна впереди, как течение, легко огибая столики и низкий бортик бассейна с подсвеченной в нем водой. Вода была, конечно, бирюзового цвета и колыхалась волнительно. А столики стояли прямо так, открытые небу. Яна ловко «перетекала» мимо оживленной разноцветной публики и черно-белых официантов. Маша порхала за ней. Она снова играла в игру «делай, как я», и ей это нравилось.
      Как-то между прочим, без помпы и барабанного боя, возникли Вадим и Инга. «Симпатичная пара», – сразу подумала Маша, попадая под обаяние столичной тусовки. «Импозантный мужчина»: когда-то это определение прочно укоренилось в Машкином восприятии... папы соседской девочки. Когда ей было примерно двенадцать лет и других достойных образчиков импозантности поблизости не наблюдалось. Вадик определенно соответствовал тому неуловимому, размытому мужскому образу, так запавшему в душу, несмотря на некоторую плотность и обтекаемость... фигуры, э-э... скажем, в нижнем ее сегменте. Изящная Инга безоговорочно соответствовала плотному, но «импозантному» Вадику, а вместе они проявились в негативе ее первой турецкой ночи с недостижимой легкостью и непринужденным шиком: белый лен на загорелой коже и алые ноготки, наманикюренные в престижном московском салоне, непозволительное сияние глаз и сдержанные жесты, свежесть моря и флюиды праздника. Они провели день на яхте, которая была почти круизным лайнером, и оживленный рассказ про все про это отнюдь не мешал им привычными движениями отправлять в рот «полупансионный» ужин.
      Маша не успела заметить, что лежало у нее в тарелке. А море лежало, недвижно и тихо, всего в нескольких метрах от уютных столиков, отгораживаясь массивными пальмами и тонкой полосой песка отельных пляжей. Оно как-то внезапно перестало быть зеленым и синим, но обещало вернуть свои краски прямо с утра, а теперь отражало лишь ночь и прибрежные огни Мармариса.
      «Инга, и правда, прелесть», – думала Маша. Под мягким взглядом ее светлых глаз уже стало легко и странно было вспоминать свое утреннее диковатое ощущение.
      Ах, Инга!.. Солнышко, Зайка и Рыбка. Она это хорошо знала, поэтому лепила из себя, как могла, нечто большее. Таким девушкам это обычно удается. При наличии наличности, разумеется.
      Что-то в ней все же было. Спину она держала безупречно прямо, а с ножом и вилкой управлялась виртуозно и естественно. А еще она открывала дверцу своей «Ауди», числившейся на балансе фирмы, так же уверенно и легко, как Маша открывала дверцу своей собственной микроволновки.
      С вилкой же у Машки, понятно, обстояло куда хуже. «Вот и возьми тебя в Европу! Ты меня опозоришь – вилку держать не умеешь!» – ворчал неизменно ее Сеня. «А ты сначала возьми!» – обычно отвечала она.
 
      Вот интересная штука. Тебя забрасывают на другой конец земли, и жизнь ограничена лишь этими двумя моментами: посадка в аэропорту страны пребывания и взлет... А время между двумя самолетами – тем, который садится, и тем, который взлетает, – принадлежит только тебе, и оно безгранично. И весь мир, по крайней мере та его часть, за которую уже получили свои деньги ушлые турагенты, тоже принадлежит только тебе. Вот это и называется чартерный рейс.
      На самом деле Марья не думала ни о каком чартерном рейсе. Мармарис приветственно сиял ночными огнями, море, ночное море, лежало почти у ее ног, она была не одна и было весело. Впереди целая неделя, и весь этот экзотичный праздник – для нее!
      – Вот этот кактус, наверное, можно есть!..
      Вадим устремился к мясистому «фрукту» с редкими колючками, вполне мирно и декоративно обитавшему в большой кадке у символического входа в очередной бар. Слава Аллаху, есть его он точно не собирался.
      – Да-да, нам гид в автобусе говорила, что тут есть съедобные кактусы, только они поспевают в августе и их продают уже очищенными, без колючек!.. – подхватила Маша.
      Все ее здесь пока изумляло – и съедобные кактусы, и близость моря, и Вадик, неофициальный босс всей компании, такой раскованный и свободный от условностей, и веселое оживление вокруг, через которое они так целеустремленно двигались к новым впечатлениям.
      В Вадиме, без сомнения, кипел жизнелюб во всех проявлениях – жадный до впечатлений, ощущений, тот, кто «берет от жизни все», только, в отличие от большинства представителей «поколения пепси», имеет на это все права в виде, как бы это сказать... положительного баланса, невесть откуда возникшей кредитоспособности. Это не деньги. Это много денег. Хотя, право, грешно считать в чужом кармане, если вы нас в этом подозреваете. Такой возьмет свое по максимуму, выжмет даже воду из камня и потребует добавки. Или бонуса.
      Пожалуй, в этом они с Вадиком были похожи, с той разницей, что некоторые претензии Маша к жизни имела, а предоплату, в самом что ни на есть прямом смысле, внести не могла. Но это так, отступление...
      Они шли и шли вдоль берега, через людской поток, мимо баров, минуя яркие огоньки, призывные запахи, островки веселья и турков-зазывал. Новые босоножки подло натерли ноги, но хотелось танцевать под все напевы, которые наперебой сменяли друг друга от бара к бару и неслись вдогонку. Забег начался еще хмурым московским утром, но Маша нисколечко не устала. Она уже хлебнула допинга под новым небом, она была счастливее всех троих: они все это уже видели, им все это уже чу-точ-ку приелось...
      – Смотри, Яна! Вон яхта красного дерева! Тебе бы понравилась такая... Приходи сюда прямо с утра, тут точно какой-нибудь Онассис скучает...
      Это было мило. Вадик шутил и подначивал Янку весь вечер.
      – Ну да! Он дряхлый и старый, фи!.. – Янка не обижалась.
      – Ну и хорошо, что старый!.. – добавила Инга.
      – Приезжаем сюда через год, а Яна тут на яхте. Красного дерева.
      – Одна!
      – Ну почему одна? С Онассисом! – поддержала Маша.
      – Пять баллов! – Вадик был доволен шуткой.
      А Машка была довольна, что Вадик доволен. Кажется, она вписалась в компанию. Ведь правда?
      Они шли и шли – сегодня было открытие новой дискотеки, и там чего-то обещали: то ли вход бесплатный, то ли бутерброды.
      – Смотри, Маша, вот это – клоака Мармариса, – сказал Вадик.
      Маша оглядывалась с изумлением. Только что они миновали проулок, который был «витриной» для туристов. Для туристов всегда все чинно и цивильно, без намека на бедность. Только что было светло и несколько турок – ночью! – ткали ковры прямо посреди мостовой. «Долларов сто, – подумала Маша. – Только везти тяжело».
      Дискотека с трансвеститами была так себе, даже Машку не впечатлила. Все-таки двадцать часов на ногах – никакого допинга не хватит. Обратно проехались на такси. Вадик долго торговался с водителем. А оно ему было надо, как бесплатные канапе в дискотеке.
      Маша уже не знала, хочется ли ей спать, но день, полный приключений и эмоций, надо как-нибудь перелистнуть. Завтра. Все завтра. И всегда. Там, где два моря, все только начинается. Ведь правда? Бай-бай, Яна. Баю-бай, Маша.
 
      Утром в номере зазвонил телефон. Маша дотянулась до трубки, не вставая с постели.
      – Просыпайся, соня! Доброе утро! – Это была Яна.
      – Приве-ет... Я не Соня. Я Маша, – привычно пошутила в ответ и зевнула от скуки.
      У них с Сеней такие шутки уже не котировались, а Яне было забавно. А Машке было забавно, что ей забавно.
      – Через полчаса я за тобой захожу.
      – Ага. Давай.
      Под розовым покрывалом было уже жарко. Солнце палило вовсю, и кондиционер уже не мог соперничать с силами природы. Экономным туркам следовало бы поставить солнечные батареи и преобразовывать энергию солнца в освежающий ветерок.
      Хлопковый комплект из шортиков с курточкой, купленный позавчера в Коньково, жутко мятый, но придется сделать вид, что так и надо: Янин утюг не входит ни в одну турецкую розетку. Говорят же вам, что турки экономят электричество! Феном тоже придется пренебречь – слишком горячий, а кнопка только одна.
      – Да ладно! И так классно! – Яна давно собралась, а Машка копалась, как всегда.
      – Правда ничего?..
      Безымянный костюмчик имел сомнительное происхождение и неидеальные швы, но сидел неплохо.
      – Мы купим тебе что-нибудь в «Твинсильвере». Это суперская марка! – Про этот «Сильвер» Янка говорила еще вчера. Еще она говорила, что Вадик – перфекционист. Это значит, что он любит все только самое лучшее.
      «Конечно, – не без уважения подумала Маша, – он ведь может себе это позволить». Яна сказала, что у Вадика доход... Количество нулей в цифре плохо воспринималось на слух.
      Увы, словечко несколько поистрепалось с тех пор как Вадик стал перфекционистом, перестало носить оттенок эксклюзивности, а потому поубавило в весе. Инфляция смысла нанесла невосполнимый урон его абсолютистской сущности. Но тогда Маша знала лишь одноименный крем для лица марки «Костэ Лодр», да и то знакомство было не близким – дорогой, зараза! – и не знала, что такой, с позволения сказать, брендинг можно адаптировать к Вадику, «пароходу и человеку». А вот, интересно, русское слово «сбрендить» имеет отношение к английскому «бренд»?..
 
      – Привьет! Как дель-а? – Вот так, стоило на два шага отстать от Яны!
      Профессиональное обаяние и напор. Белый верх – черный низ. Белозубый оскал – за такой дают Оскара или, как минимум, повышение по службе. И смеющиеся жгуче-черные глаза: им прибавилось работы, ну что он может с собой поделать, новая дичь в его заповеднике! Зия любит свою работу. Она держит в тонусе. Обостряет инстинкты. Наверное поэтому он не женился. Он – одиночка. Сейчас он запомнит ее имя. Одно из многих.
      Ей нетрудно быть вежливой. Трудно наоборот. «Спасибо, пожалуйста, ай эм файн , идите на фиг, будьте добры!» – иначе никак. Гены, наверное.
      Управляющий Зия прохаживается медлительно. Чинно заложив руки за спину. С большим достоинством несет свою некрупную фигуру между рядами столиков. Вот с этим семейством он раскланивается с особенной любезностью. Это только кажется, что все просто так. Поворот у круговой стойки бара. Море отсюда зеленоватое. Этот прохвост, бармен, сегодня получит от него «на орехи»!
      Он заметил новенькую еще вчера. Он уже все про нее знает. Ее глаза цвета моря.
      – Sisters?  – Зия остановился у столика «Маша». Сопроводил вопрос выразительным жестом. Ему понравилась реакция. Странно, что она с ними. Ну все, go, go! Он не должен быть слишком навязчив.
 
      – Маша, ты чем занимаешься? – спросил Вадим за завтраком. Когда удалился турок.
      Внимательные и умные глаза, голубые с ледком, задержались на секунду на Маше: от нее ждали ответа.
      Она должна была занять свое место в цепочке создания стоимости. Вот Инга, например. Она занимает. Поэтому цепочка с кулончиком от известного дизайнера занимает законное место на ее длинной шее и тонких ключицах. И тоже, наверное, участвует в создании, как ее... стоимости.
      – Да так, всем понемножку, – ответила Маша, сознавая всю свою никчемность.
      Вадику стало неинтересно, и взгляд его холодных глаз, внимательных и умных, на ней больше не фокусировался. Можно, конечно, было сказать: «Занимаюсь, мол, маркетингом. Личности. Собственной, разумеется». Но такой выпендреж не оценил бы даже Вадик, от ревности не оценил: что позволено Юпитеру... и так далее. Хотя слово «маркетинг» несло глубокий сакральный смысл и было «входным билетом» в собственный элитный клуб его имени.
      Клуб работал в этот день прямо на пляже. Вадик вещал о преимуществах расширенного издания Котлера. Море шуршало рядом, солнце сверкало на тонкой дужке его модных очков, и тонированные линзы отражали все предметы в зеркальном блеске. Янка с энтузиазмом поддерживала тему – она только что закончила намазывать ноги солнцезащитным кремом – и говорила всякие странные вещи про то, что в ближайшее время на первый план выйдет загадочная логистика. У Яны было очень серьезное выражение лица. Система джастин-тайм создаст конкурентное преимущество их фирме. В общем-то, Янка выглядела как человек, которого угораздило поехать на курорт с собственным боссом и его женой. Это вам не просто под зонтиком вялиться.
      Машке и в голову не могло прийти, что она будет так занята на пляже в Мармарисе. Во-первых, интересно вблизи посмотреть на человека, осененного таким количеством нулей.
      Во-вторых и в-пятых, пока Янка делала карьеру, ей нужно было полистать книжку, которую одолжила у Инги. А листая книжку, она поглядывала по сторонам.
      Права голоса на этом представительном деловом форуме она точно не имела, хотя про японскую систему just-in-time  читала на английском еще несколько лет назад. Продвинутая преподавательница не давала скучать и «кормила с рук» будущих продавцов воздуха и гениев всяческого консалтинга. За особенную манеру передвигаться по мраморному универовскому «колодцу» преподавательницу за глаза звали «ветряной мельницей».
      Книжка Харуки Мураками вкусно пахла свежей типографской краской и открывалась одинаково на всех страницах. Япония была в моде в этом сезоне.
      Перегреешься на солнце – и море кажется холодным. Эх, есть еще дела на этом берегу, а за модой не угонишься. По сторонам смотреть тоже занятно. В первый день на море еще не все примелькалось. Даже нетренированный взгляд легко различает лица на предмет принадлежности к иностранщине. Вот любительницы солнца в нездоровых дозах разложили телеса топлесс. Тетенькам заграничным явно за пятьдесят, с ума они, что ли, сошли? Похожи на куриц-гриль. Мужчины, чьи квадратные подбородки и индифферентность во взгляде выдавали в них «импортное» происхождение, поджаривались так же самозабвенно. А вот наши девочки – молочные реки, кисельные берега. Туда же! Сразу видно, что первый день, дурочки. Разделись топлесс, а выглядят, как в бане. Сняла лифчик, так и ходи как топ-модель!
 
      – Слушай, Ян, а как ее зовут?
      – Кого?
      – Ну, девушку эту, из магазина.
      – Да не знаю. А какая разница?
      – Необычное такое имя... Она ведь тебе сказала.
      Миф о прекрасной, но холодной принцессе Яне пересекся в неожиданной точке с самой что ни на есть реальностью. Маша была слегка озадачена: девушка-продавец из Белоруссии только что встретила их как родных. А абонент оказался недоступен. Только она, Маша, перепутала фишки: съеденной мышке не важно, как звали кошку. Миловидная Регина только что сделала на них еще сто баксов.
      – В первый раз слышу от женщины, какие у меня такие-растакие необычные глаза, – сказала Маша.
      Она привыкала к обновке, неся ее из магазина прямо на себе. Такого с ней тоже раньше не случалось. К обновке полагалось долго примериваться, потом прийти в магазин назавтра, обследовать все шовчики, понюхать, провести ценовую экспертизу и тогда уже купить, взяв с продавщиц обещание забрать свое «взад» в случае чего. Наверное, она... перфекционистка. И она тоже.
      – Ой, ну вы нашли друг друга!.. – сказала Яна. – Такой милый провинциализм.
      Машка не обиделась, но посмотрела на Яну с интересом. Они шли по ночному южному городку вдвоем, штаны цвета киви в полосочку сидели клёво, вокруг сновали люди и машины, никто не хотел спать, даже торговцы и менялы хотели чего-то совсем другого.
      – Расскажи мне о себе, ты совсем ничего не рассказываешь, – попросила Яна.
      И Маша стала рассказывать. Про Семёна. Он хороший. Наверное, он ее любит. Поэтому она выйдет за него замуж.
      Странно, что отец может испытывать ревнивые чувства по отношению к мужчине своей дочери. Особенно дочери, которой прежде не было. Странно... Так сказала Яна. Когда Маша рассказала, как он на нее «рявкнул» в офисе: дескать, заканчивай побыстрее разговор со своим... по межгороду, однако – фирму разоришь! Еще она сказала, что он ее ждал. Очень. Как только решил, что она приедет. Волновался даже. Маша набрала в легкие воздуха и забыла выдохнуть.
      – Он тебя боится.
      – ...?!
      – Да-да...
      – И поэтому цепляет всякой ерундой, типа: «Марья, воду не лей!..»?
      – Ну да! У него ведь нет других поводов для общения, или он не знает, как и о чем с тобой можно говорить!.. Он очень тебя ждал. И боялся этой встречи...
      Они с Яной сидели в плетеных креслах между двумя массивными пальмами. Шкура на стволах пальм была похожа на шкуру ананаса. Море вело себя тихо, да и весь развеселый Мармарис их не трогал, будто чувствуя серьезность разговора.
      – Ты знаешь, там, в Москве, я каждый час слышала от разных людей, какой он хороший, но как-то не успела это почувствовать. Только «Марья, вот тебе деньги».
      – Да он просто не знает, как к тебе подступиться! Это единственное, что он может тебе предложить, сделать для тебя. Ты не отказывай ему в этом. А ты «Андрей Иванович» ему говоришь?..
      – Ты же понимаешь... У меня всегда была мама. И бабушка была. Папы не было. Я не жаловалась никогда, просто так было. И все. Мне и обидно всегда было – только за маму! У меня ведь никто ничего не отнимал. Но всегда такое чувство, ты знаешь, как будто оборону держишь против всего мира... – Яна не знала. – Всегда кому-то что-то приходилось доказывать, объяснять, ну, например, а почему фамилия у меня другая? А за мной – мама, бабушка была и всякая родня... Теперь как будто по другую руку тоже кто-то встал за мной – отец... Ты. Аня. Алла Руслановна даже! С ней легко. Про бабушку мне расскажешь? Все сказали, что я на нее похожа.
      Машкин чай с медом уже остыл. Янкино шампанское стало теплым.
      – А папы не было у меня... Подумаешь, мало ли у кого не было! Только откуда ж ему теперь взяться?..
      – И все-таки... Ты его не обижай! Ты знаешь, он правда очень хороший. Он всего добился сам. Никогда не шел по головам. Ты – единственное «пятно» в его биографии.
      Марья посмотрела на полоски цвета киви на своей коленке и подумала, что ей нужно легче относиться к жизни.
      – Как ты думаешь, коленки не будут вытягиваться?.. – ответила она.
      Они завтракают вдвоем сегодня, а «френды» где? Верно, у них была длинная ночь! Он приглашал ее вчера на свидание, Ма-ша, она что-то ворковала в телефонную трубку, дьявол, одну ее не поймать!..
      – Уже на посту! Когда спишь?!
      Управляющий Зия улыбнулся фамильярному русскому, показавшему бритый затылок, сделал па с указующим жестом в направлении стойки бара и двинулся в сторону сестриц, так неуловимо похожих друг на друга.
      – Sorry, sorry!.. Ваши друзья, они пропустят завтрак!..
      Маша не понимала, что за «спектакля» играется здесь и почему столько экспрессии и прямо-таки напора на каждую клеточку скатерти и каждую полосочку на ее бедре: то ли трубку принести, то ли номер назвать, и тогда он сделает все сам, все сам, не стоит беспокоиться!..
      Хмурый Вадик появился через шесть минут. Инга задерживалась. Кексы съели не все. Вареные розы, несколько ягод клубники, оставшихся, по недосмотру, в жидком сиропе, недожатые апельсины, яйца от турецких несушек и оливки, слишком соленые, помидоры, брынза и прочая снедь без названия – все это не стоило варварской побудки.
      – Подвинься, – буркнул хмурый Вадик.
      У Машки чуть вишенка с булочки не упала. От изумления.
      – Машку вчера приодели. В «Твинсильвере»! – сказала Яна и выжидательно посмотрела на Вадика. Вадик сконцентрировался на полосочках.
      – ... Ничё. Нормально, – сказал носитель лучших мировых брендов.
      Яна была довольна. Появилась великолепная Инга с легкой тенью под глазами и выразила признательность за спасение завтрака.
      – А все благодаря моей неотразимой красоте, – сказала Маша.
      Вадик почти совсем проснулся и посмотрел на нее еще внимательнее, чем на полосочки. Шутка провалилась, поняла Маша. Похоже, сегодня не ее день.
 
      На долмуше в Ичмелер поехали по рекомендации гида. Долмуш – турецкая маршрутка, микроавтобус. А гид – из агентства – это не гид, а гад: разрекламировала тамошний пляж. И песок там вместо камней, и вода теплая, и вообще...
 
      – Модную панаму купила? – Вадик обратился к Маше, едва она подошла. Они уже минут семь торчали у бассейна, ждали эту провинциалку.
      – Да нет, это еще в Красноярске...
      Маша не поняла издевки. А то бы обиделась за «Нуф-Нуф» цвета американских денег, который всегда шел к ее глазам.
 
      Приехали. Жара несносная. Песок закипает, лежаки раскаленные, «гастролеры» тоже раскалились, окунуться бы поскорее.
      Пляж как пляж. Тесно. Свободные места – на четвертой линии. Море то же самое. Камни в нем те же самые на дне. Пляжные мальчики предлагают заплатить восемь миллионов или заказать «дринки».
      – А не пошли бы вы?.. – выразил более-менее общее настроение босс.
      Пляж обыкновенный, мы все это видели, причем бесплатно. «Не, я здесь не хочу, поехали обратно!» – буркнул Вадик. Янка молчит, Маша помалкивает тоже, тянется по сыпучему раскаленному песку за всеми, присмотрели вроде бы лежаки.
      – Давайте искупаемся, фруктов поедим, – сменил настроение Вадик.
      Снова нарисовался турок, уже другой, но он тоже хотел денег.
      – Сколько? – спросил Вадим.
      – Да, давайте хоть искупаемся, – вставила и Машка словечко. Девочка из Сибири хотела фруктов.
      – Не, поехали. Инге здесь не нравится.
      Инга морщила носик. Инга очень мило морщила носик, это могло выражать самые разные вещи: от кокетства до недовольства. «Если я сделаю то же самое, то буду похожа на крокодила», – подумала Маша.
      Ну, заплатили еще по полтора миллиона за долмуш. Ну, прокатились по Мармарису в обратную сторону.
      Тащились еле-еле. Вадик подгоняет водилу:
      – Почему стоим? Faster, faster!
      – У него повременка, – пояснила Маша.
      – Нет, у него фиксированная оплата. – Вид у Вадика был крайне деловой.
      – Я вообще-то пошутила, а вы так серьезно отвечаете.
      – А ты так серьезно это сказала. У нас так не принято. У нас если шутят, то всем понятно... Это ваш сибирский юмор, – ответствовал Вадик за всех москвичей вообще.
      – Насчет маркетинга я тоже пошутила.
 
      Да, они снова проезжали мимо той приметной рекламы, только теперь уже в обратную сторону. «Ваша удовлетворенность – наш бизнес» – примерно так было написано по-английски.
      – Смотри, Ян, турки тоже секут в маркетинге!
      Яна не ответила. Маркетинг – некоторые ведь этим деньги зарабатывают. Маркетинг – это очень, оч-чень серьезно.
      Инга и Вадим переглянулись и вынесли резолюцию, что все же сделают из Марии человека. У Машки, определенно, появились большие перспективы. Видимо, она была еще не безнадежна в их глазах.
      «Вот приедем, брошусь в море с бесплатного пляжа и доплыву прямо до „Твинсильвера“, – мечтала Маша. Жарко. „Twinsilver“ – было намазано краской на старой облезлой лодке, которая болталась где-то на полпути между кромкой берега и ниткой буйков. До буйков плавали без нее.
 
      Этот вечер как-то не задался.
      – Надо было ехать в «Мэджик Лайф»! Там «все включено», – в который раз говорил Вадик, разливая сладкое турецкое вино по трем бокалам.
      Вчера он вообще потребовал его заменить – слишком теплое.
      Марья ждала свой чай. За ужином чай стоил едва ли меньше, чем вино.
      – Нет, ну что за бардак?! – возмутилась Маша. – Я уже десять минут жду свой чай! И хде???..
      Вадик щелкнул пальцами, снова призывая официанта.
      – Эта леди пятнадцать минут назад заказала чай, – проговорил уверенный молодой человек на хорошем английском.
      Машке польстило слово «леди», хотя «леди» она себя совсем не ощущала, в крайнем случае «мамзель».
      «Черно-белый» внимал, лукаво склонив голову, он еще помнил «too much»  про теплое вино, но ответить не успел. В команде «Нептун» произошла замена.
      – One minute! Just one minute!  – Зия молниеносно щелкнул застежкой на запястье.
      Часы приличествующей управляющему среднего звена марки, в среднем ценовом сегменте, легли на клетчатую скатерть напротив Маши. Что поделать, ее уже подхватила волна Вадимова перфекционизма. Жаль, что она не запомнила марку часов, которые носит сам Вадик. Кажется, какой-то «Филипп». Пока она изучала циферблат, Зия вернулся с чаем, окончательно вогнал Машку в смущение и растворился.
      – А ты вошла в роль! – сказал Вадик. – «My dear!»
      – Я сказала «May be»!  – ответила Маша.
      – Нет, я слышал, ты сказала «My dear!» – настаивал Вадик.
      «Вот засранец! А чай-то принес – в стакане!» – Маша отдернула руку. Высокий стакан с надписью «Кола» издевательски обжигал пальцы.
      Между тем что-то происходило вокруг, какое-то движение: всплески музыки, света, микрофоны, провода, турки в цветном и блестящем – да! «Турецкая ночь»! Одна из освобожденных женщин Востока убедительно потряхивала монистами под оголенным пупком и делала приглашающие жесты руками. Женщина «освободилась», видно, давно, была не очень молода, и, может, поэтому, а может, ужин был вкусный, но танцевать никто не рвался.
      В общем, это был такой специальный вечер в программе отеля, когда специально обученная девушка из Питера могла продвигать цацки из ювелирной лавки, что на соседней улице. Русские из отеля «Нептун», четыре звезды, «не больше трех» – со знанием дела говорили Вадик и Яна – обычно были податливы и не сопротивлялись. Обычно. Но не в этот раз.
      Девушка наметанным глазом сканировала аудиторию и приметила компанию за крайним столиком. Она почти безошибочно «считала» штрих-дресс-код и с электронной же точностью оценила платежеспособность. Она рванула к ним и с большим энтузиазмом, глядя честными глазами прямо на Янку, стала предлагать амулет «от дурного глаза» из настоящего серебра и, к тому же – какая наглость! – совершенно задаром. Завтра же! В любое время!
      Так с Яной Ядреновой еще никто не обходился!
      – Вы что, за идиотов нас держите?! – Яна возмутилась искренне и громко.
      В зрачках девушки из Питера перестали мелькать доллары, касса дала сбой, она поймала ртом воздух, побледнела, покраснела и забыла текст.
      – Вы, пожалуйста, сбавьте тон, – сказала она не по сценарию, собрав все свое достоинство, – не надо портить настроение себе и другим.
      Рот ее потерял прямоугольные очертания, и она сразу стала симпатичнее.
      «Вот так так! Началось!» – думала Маша, осознавая, что происходит что-то неправильное, что-то не то, но сделать ничего не могла. Яна еще что-то возражала, упоминая макаронные изделия на доверчивых ушах, но правда и политкорректность были не на ее стороне. Вадик тоже:
      – Ну ты и хамка! – бросил Вадик, будто ударил.
      Инга молчала, как молчит тень. А безлунной ночью тени не отбрасывал даже Вадик. Маша быстро взглянула на сестру: ничего как будто не случилось, ни один камень не упал с темного неба, никого не смыло набежавшей волной. Янка покопалась в рюкзачке, что всегда был при ней, извлекла тонкую сигаретку из изящной пачки и невозмутимо закурила.
      Вадик с Ингой удалились через несколько минут. Шопинг, однако. Тапочки для рафтинга – дело ответственное.
 
      – Что же мне делать?..
      Вид у Янки был растерянный и поникший, хоть и не призналась бы она в этом даже самой себе. Лифт пришел на ее этаж.
      «Боже мой, как она на меня похожа!» – думала Маша. Центральный нападающий, суперцентрфорвард, обходит полузащитника и бьет без промаха в свои ворота. Помнится, и ее упрекали в прямолинейности. «Ты вся из острых углов».
      Хотелось обнять ее, защитить... от самой себя. Чувство было непонятное и щемящее, похожее на нежность. «Как это все странно», – думалось среди холодного черного мрамора «Нептуна», здесь, на краю земли, где...
      «Яна Ядренова – гипербола меня».
      – Что же мне делать? Они не станут со мной завтра разговаривать! Я даже не знаю... Я не знаю. Как Вадик будет?.. А Инга... Никогда такого не было.
      – А ты давно с ними знакома?
      – Давно. Мы уже полгода работаем вместе.
      – ???
      – Как мне завтра?.. Как все будет?
      – Не переживай! Будь собой, пусть все будет как обычно. Как будто ничего и не произошло. Все так и будет.
      Так и будет.
      Пенный след за сумасшедшим катером было видно далеко с берега. Лодка резко рванула от причала, сделала большую букву «зю» и зависла на месте в беспорядочном колебании. Вадик «парковался» у Яниной кепки, которая подчинилась законам инерции в причудливой траектории движения лодки.
      Белобокое моторное чудо и красная кепка Яны, которая пока еще дрейфовала в синей воде, являли собой цвета российского флага у иноземных берегов. И это было символичное, но не совсем гламурное сочетание. Поэтому Янину кепку нужно было спасать! Конечно, если бы «насиженное» место вздумалось покинуть Машиной панаме, то ее, панаму то есть, никто ловить не стал бы – так она всем надоела, эта дурацкая панама! «Давай купим тебе кепку», – ненавязчиво «капала» Яна. «Давай, – соглашалась Маша, – мне идут кепки», но, как только сообразила, откуда ветер дует, к этой идее охладела, еще больше полюбив свою панаму.
      Яне, как девушке самостоятельной, не внове было полагаться на себя, и она отчаянно тянула руки к синему морю из белого корыта. «Если бы здесь был Сеня, – подумалось Маше, – золотая рыбка уже вернула бы убор законной владелице».
      Так или иначе, кепку подняли на борт и погнали дальше. Пристегните ремни! Машка вцепилась в поручни, и соленые брызги, сверкая и дразня, весело летели прямо в лицо на каждом крутом вираже.
      У Маши давно сложилась собственная теория относительно манеры вождения и корреляции ее с особенностями, как бы это сказать... В общем, как водит – так и любит. Теория, правда, не была доказана. За недостатком эмпирических данных. Но право на существование имела.
      Вадик разметал всех, кто мог бы претендовать на главную дорогу к Эгейскому морю.
      Когда окажетесь на границе двух морей, обязательно сделайте несколько кадров на память!
      Только что был соленый душ и потоки теплого морского воздуха в лицо, и совсем не жарко под палящим солнцем, и полный штиль... Ах, зачем я не турчанка? А, впрочем, кто их там видел?..
      Яна изготовилась снимать, Вадим и Инга позировали на носу катерка. Инга подняла на лоб темные очки, чтобы открыть глаза, Вадик приблизил свое лицо, чтобы можно было запечатлеть, как он целует молодую жену, в глазах его была нежность, Инга томно опустила ресницы, изогнула изящную фигурку, и голова ее стала чуть запрокидываться в очень естественном движении в ожидании поцелуя на границе двух морей – Средиземного и Эгейского, очки скользнули назад и, тоже в очень естественном движении, в полном соответствии с законами физики, без всхлипа и всплеска канули в воду.
      – Это же Версаче! – ахнула Инга.
      Машка непроизвольно подняла руку к лицу, словно желая убедиться в присутствии Яниных очков на своем носу.
      У кусочка формованного пластика «от Версаче» способности дрейфовать, увы, не было.
      – Двадцать метров. Сто пятьдесят долларов, – зафиксировал Вадик.
      Потом он громко кричал на глупую Ингу, и глупые рыбы на дне тут же ощутили ценность приобретения, ведь известно, коли в одном месте что-нибудь убудет, в другом непременно прибавится.
      Конечно, у Инги были в отеле еще очки. За двести евро. От Шанель. Но ведь сто пятьдесят долларов! Двадцать метров! Дороговато для таможенного сбора на границе двух морей.
      Час пролетел незаметно. Когда причалили, два турка помогли им сойти с катерка. Один, юный и сладкий, как мармеладка, все на Янку смотрел и ей одной улыбался. Ухо у него было раненое, но аккуратнейшим образом заклеено пластырем. А она и не видела ничего: глаза покраснели без очков от соленой морской воды. Удивительно, Машке ни капли в глаза не попало.
 
      За ужином Вадик рассказывал, как классно поторговался сегодня с турками на лодочной станции. «Конфиденциальная» информация о Яне обошлась заинтересованной стороне в тридцать миллионов.
      – Это какая такая информация?! – делано возмутилась Яна. – Что ты им сказал?
      – Каждое слово – на вес золота, – заключил Вадик. – Сказал только, как тебя зовут и что ты – не замужем.
      – А я их не интересовала? – спросила Маша.
      – Ты – нет, – сухо ответил Вадик.
      – Представляешь, когда будешь старенькая, будешь правнукам рассказывать, что одна лишь только информация о тебе стоила тридцать миллионов! – сказала Инга.
      – Я буду та еще старушка! – Янку уже увлекла отдаленная перспектива. – Я буду жить на Пиккадилли. И вообще, я буду модная такая... У меня будет тросточка, инкрустированная драгоценными камнями, и я... этой, вот, тросточкой... Бам-м-с!..
      – Да! Не говори никому, что это были турецкие лиры! – веселился Вадик. – Склероз!..

      Розовые лепестки упали поверх булочки с кунжутом и были торопливо запиты чаем. Фреш оранж выжал из бюджета дополнительные тугрики. Модные тапочки куплены еще вчера. Можно отдаться экстриму. А-аб-со-лютно безопасно.
      Солнце, по своему обыкновению, начинало припекать, но в салоне длинного туристического автобуса было прохладно. Вадим с Ингой изображали Ви-Ай-Пи на сиденьях для экскурсоводов. Места у окошек были заняты, и Яне с Машей пришлось сесть поврозь, но так, чтоб можно было разговаривать.
      Яна выглядела немного напряженной.
      – Что-то, я припоминаю, у меня остались очень неприятные впечатления...
      – От чего? – не поняла Маша.
      – От сплава этого. От рафтинга. Вода в лицо, мокрая вся, по камням в лодке мотает и страшно...
      – ...Так ты уже была?!
      – Давно еще, с Анькой и с папой.
      – Ну ты даешь!.. А зачем поехала?
      Яна пыталась смолчать. Попытка соблюсти индифферентность провалилась. Маша покосилась в сторону сидений для экскурсоводов: неужели босс?.. Ага. Сильно ее это озадачило.
      Где-то через час большой автобус прикатил на стоянку. Если б не болтала всю дорогу с Янкой, совсем бы укачало, а так – ничего. Никто не развлекал их рассказами об окружающей действительности. Бойкий туристический мальчик попытался было согнать спесь с этих претенциозных русских, занявших его место, но его вяло проигнорировали. Ну, он тоже не очень настаивал: обиделся и проспал всю дорогу где-то в хвосте салона.
      Здесь, под откосом, река Даламан делала изгиб, один из многих. Отсюда она не выглядела такой уж норовистой и совсем не была небесно-голубой, как в рекламном буклете. Сюда они вернутся по воде, но сначала микроавтобусы с надписью «Альтернативный туризм» доставят их вверх по течению...
      Народ высыпался из автобуса и охотно разминал затекшие конечности. Стоянка альтернативщиков стала похожа на маленький муравейник с удобствами: дощатые лавки, пара столов под навесом, мангал, стойка буфета с напитками за отдельные тугрики, деревянный домик-туалет и даже сейф для особо ценных вещей – и вокруг снуют и кучкуются в ожидании экстремальных развлечений русские туристы, разбавленные турками, которые готовы им все это дать.
      Большие желтые каски и синие спасательные жилеты – экипировка что надо, для водоплавающих. Тут вдруг выяснилось, что масштаб личности Вадика, в самом что ни на есть прямом смысле, несовместим с мелкими представлениями турков о туристическом бизнесе. То есть всем каски подошли, а большому Вадику – нет. Решено было выдать большеголовому русскому убор самого босса.
      – А босса их, случайно, не Хьюго зовут?.. Вадим, ты только проследи, чтоб каска была последней модели, ну, из последней коллекции! – веселилась от души Маша.
      Вадик держался изо всех сил, только б не доставить нахалке радости своей реакцией.
      В этом незлом подшучивании она была на редкость одинока: для Яны день независимости еще не настал, хотя Вадик не мог не отметить, что его «Твинсильвер» уже несет... куда-то не туда. Если так пойдет дальше, то скоро сам он окажется лишь боссом собственной жены.
      Каску Вадику добыли, как и обещали. Отличалась она от остальных особой побитостью.
      Напрасно Машка глумилась, это все же делало сей предмет абсолютно эксклюзивным, да только никакие буковки заветные там не значились, а это обстоятельство резко снижало потребительную стоимость любой вещи в глазах Вадика.
      Забираться в горы по пыльному «серпантину» было весело и страшно. Точнее, Маше было весело, а Янке страшно.
      – Яна, ты посмотри, какая красота!
      Яна ничего не отвечала со своего «запасного» места на ступеньке микроавтобуса. Каждый раз, когда автобусик выползал из кустистой поросли по обочинам, становилось видно, что они петляют по горной дороге, забираясь все выше, а под ними – отвесные скалы, а над ними – небо чистейшей синевы... Уступы скалистого ущелья словно стены гигантского колодца: дух захватывает от восторга, когда видишь картинку целиком и себя в картинке. В общем, каждый раз, как вся эта красота открывалась взгляду, Яна сползала на пол, бледная не на шутку.
      В промежутках между приступами «страшной красоты» ей тоже было весело: забавный этот Джабраиль! Хрен знает, кто там у них босс, но кадры он подбирать умеет – все веселые и молодые. Даже Машкино нытье пока не раздражало: треснулась головой при входе – так надо было каску надеть. Заранее.
      Джабраиль, и правда, красавчик – студент, работает здесь все лето... Кудри светло-русые до плеч, не одна бы девушка позавидовала, и глаза серо-голубые. Когда на твердую землю сошли, Маша разглядела, что одет «вьюноша» в легкомысленные штанцы в цветочек, но основную «альтернативность» ему придавали затейливые и одновременно простые украшения вокруг шеи. Нужно иметь неслабое чувство юмора, чтобы все это носить.
      В поисках подходящего укрытия Маша прыгала по голым валунам за чахлыми пыльными ветками, чисто коза. А когда наконец выбралась, Яну пришлось искать среди целой толпы одинаково экипированных граждан. Она оставила ее вон у той сосны (или вон той?..) Разноязыкий народ топтался на берегу и вовсю примеривался к надувным красным лодкам, синим спасжилетам и желтым каскам. Свою амуницию Маша доверила сестре.