- Добро пожаловать, король карликов,- официально приветствовал его Ким, а затем добавил: - Как дела, Гврги?
      Рот болотника растянулся в улыбке.
      - Здесь мокро. Может Гврги войти? И свита тоже?
      Ким ухмыльнулся, услышав, что его друг заговорил так, как в стародавние времена:
      - Проходи! Заходите все!
      Сначала он старался не вглядываться в светлые и темные существа из свиты короля карликов, пока они проходили мимо него. Но вскоре любопытство победило.
      - Карликов я знаю, но другие... Это тени из глубин Зарактрора? поинтересовался он.
      Гврги закивал.
      - Да, - подтвердил он. - Все их изгнали, и во тьме они были одиноки. Я знаю, что это такое, и поэтому спустился к ним. Сейчас тени принадлежат мне и не представляют никакой опасности.
      - Это... это замечательно,- обрадовался Ким. - Я... - Голос его осекся.
      В нескольких словах, произнесенных Гврги, лежала история, которая, как и многие другие, иначе не была бы рассказана. Потом фольк заметил, что король карликов его уже не слушает, так как что-то другое завладело его вниманием. Ким перевел взгляд в ту сторону, куда смотрел Гврги.
      В дверях, ведущих из зала во внутреннюю часть дома, стояла Итуриэль. Казалось, свет, окутывающий ее, одновременно шел отовсюду и из ниоткуда. Она стояла там, молодая и ясная, как раннее утро. Ким невольно подумал о Водах Пробуждения, когда они в первый раз увидели богиню. Гврги стоял как вкопанный.
      - Госпожа, хотите пойти со мной, чтобы я мог показать вам чудеса моего королевства? Это не займет много времени, - пролепетал он.
      Она подошла и взяла его за руки:
      - Я буду следовать за тобой всюду, куда бы ты меня ни повел, вплоть до конца всех времен.
      Его большие глаза наполнились слезами.
      - Я тебя полюбил, как только увидел. Но я не надеялся, что ты... Ты такая красивая, а я...
      Итуриэль приложила руку ему ко рту:
      - Успокойся, ты красив, Гврги, ничейный сын, носитель кольца, Владыка бездны. Все внешнее - камень. Только душа имеет значение...
      И Ким, молчаливый свидетель того, как ужаснейшее и прекраснейшее существа Среднеземья объясняются друг другу в любви, лишний раз подивился путям, которые иногда уготавливает судьба.
      На этом наша история медленно, но верно приближается к концу. Хотя, впрочем, есть еще что рассказать. Кимберон Вайт остался верен своему намерению не покидать Эльдерланд даже тогда, когда император снова пригласил его в Великий Ауреолис, на этот раз на церемонию своего бракосочетания. Ким решил, что будет лучше для него и всех остальных, если он останется здесь.
      Лишь однажды он сделал исключение из этого правила. Через три года после встречи в доме хранителя, летом 781 года по летосчислению фольков, он один, взяв взаймы пони и повозку, отправился на юг.
      Путь не был богат какими-либо событиями, хотя, когда Ким пробирался через болота, царил необычный для этого времени года туман. Без особых происшествий он миновал укрепления двадцатого легиона, которые были сооружены после войны с темными эльфами, чтобы защищать дорогу. Центурион дал ему ряд ценных советов. Ким вежливо поблагодарил его, хотя и сам знал, как ему следует поступать.
      Аллатурион ничуть не изменился. Он остался таким, каким был в воспоминаниях Кима. Но что здесь могло измениться за четыре года, с тех пор как Ким покинул его? Дома стояли такие же покосившиеся, как и раньше. Пивные пребывали на своих местах. Студенты, хотя и повзрослели, пили не меньше, чем прежде. Исторический факультет находился в том же здании со старой, но заново покрашенной табличкой у двери, сообщавшей, что "слова уходят, а дела остаются".
      Лишь декан факультета сменился. Прежний магистр Гандалфус почил два года назад, вследствие чего магистрат определил его преемника. Магистр Квазинус Траке был маленьким человеком с острыми бегающими глазами. Ходили слухи, что один из его предков слыл еретиком, и его сочинения в библиотеках в течение многих лет держались под замком, чтобы какой-нибудь благочестивый студент не оказался введен ими в заблуждение. Так, по крайней мере, рассказывал Ким в хозяйском доме после третьей кружки пива. Впрочем, входя в главную аудиторию, чтобы заявить о своем приезде, он был уже вполне трезв. Члены Ученого Совета - профессора и магистры, среди которых был и ректор Магнификус, - сидели в своих неизменных креслах в президиуме. На них красовались роскошные бархатные мантии и высокие береты, а в руках они держали позолоченные скипетры. У кафедры, украшенной резьбой, занял место магистр Квазинус. Ему надлежало выполнять функции адверсариуса, то есть он должен был опровергать согласно законам науки тезисы, выдвигаемые кандидатом. Верх его приземистого туловища венчала голова, едва выглядывавшая из-под кафедры. И чтобы увидеть хоть что-то кроме обтянутой кожей диссертации, лежащей перед ним в открытом виде, ему приходилось как можно выше вытягивать подбородок.
      Ким напоминал подсудимого, когда прошел за барьер - туда, куда ему указали. Одет он был в коричневую мантию бакалавра, что подразумевало младшую степень учености, на голове его был простой берет того же цвета.
      Магистр Адрион, подумал он, если вы все еще откуда-то на меня смотрите, заступитесь и помогите, чтобы я вас не опозорил.
      Зал был наполнен людьми. По большей части это были студенты, но также и пара бакалавров в коричневых одеяниях. То здесь, то там виднелась красная мантия какого-нибудь магистра. Говорили, что сегодня должен проходить совершенно необычный экзамен. Суровый экзамен весьма странного кандидата, о котором было много разговоров года два назад. Да к тому же он должен представить работу, граничащую с ересью.
      Прозвенел колокольчик ректора. Экзамен начался.
      - Sit thema [Тема звучит (лат.)],- начал оппонент.
      В аудитории поднялся шепот, отчего не было слышно последующих слов. Он равнодушно дождался, пока наступила тишина и начал снова:
      - Sit thema: "Sive creatio artificial populum non sit contra grandem Patris Matrisque disignum" [Тема звучит: "Искусственное сотворение, не противоречит ли это Великому Плану Отца и Матери" (лат.)].
      Ким знал, что дискуссия будет проводиться на древнем языке, на котором он и написал диссертацию. Но сейчас он не понимал ничего. Слова звучали в его ушах, но это походило на бессмысленное чередование звуков. Ким тяжело вздохнул. Все взгляды были обращены на него. Каждый ждал, что он скажет.
      Ким закрыл глаза. И вдруг ему показалось, что рядом с ним присутствует кто-то, кого прежде не было. Какой-то миг он словно видел перед собой лицо любимого наставника, его худую фигуру, одетую в красную мантию. И тут он услышал далекий голос: Мужайся. Он не может быть прав. Прав ты.
      Ким открыл глаза. Пауза длилась мгновение. Все еще ждали его ответа. Он откашлялся.
      - Non est [Нет, не противоречит (лат.)], - сказал Ким уверенным голосом. Да, этого не может быть, ибо, если бы сотворение фольков противоречило Плану Божественной Четы, тогда бы это означало, что не весь мир находится в ее руках. - Nam si esset creatio singularis contra designum Patris Martisque, mundos поп esset finitHS, quis vere est secundum /idem et revela-tionen [Так как если бы было хотя бы одно творение против Плана Отца и Матери, мир оказался бы бесконечен, а конечность мира действительно существует согласно вере и интуиции (лат.)].
      Адверсариус открыл следующую страницу рукописи. Ему, вероятно, и самому не хотелось углубляться в эту сомнительную область. Ведь если бы он допустил сомнение в конечности мира, какой она является сообразно вере и интуиции, он сам бы оказался на грани ереси.
      Так от одного вопроса они переходили к другому. На каждый из них кандидат отвечал спокойно и уверенно. В полдень прозвенел звонок. Экзамен длился уже целых два часа.
      - Sit thema [Тема звучит (лат.)], - снова начал было оппонент.
      Аудитория застонала так откровенно, что даже магистр Квазинус не мог больше это игнорировать. Он оторвал глаза от рукописи. Ректор посмотрел на него с легким укором.
      - Не достаточно ли, господин адверсариус? Разве кандидат еще не доказал, что его гипотеза не подлежит сомнению? - спросил он.
      - Еще один вопрос, ваше превосходительство.
      Ректор вздохнул:
      - Да.
      Магистр Квазинус открыл последнюю страницу работы Кима:
      - Если этой работе и хватает правомерности, то научной обоснованности ей недостает. У вас здесь написано: Sicut Popules in Gradum exierunt, expectamt eos Alderonus cum asino suo Alexi [Фольки ступили на тропу, и там ждал их Альдерон со своим ослом Алексисом (лат.)]. Высокая коллегия, до меня не дошло ни одной заметки, даже маленькой справки о том, что кто-то ждал фольков. И откуда они могли появиться - Альдерон и его осел, asinus! [Осел! (лат.)] - со славным именем Алексис. Может ли кандидат это доказать? - закончил он.
      Ким сидел как громом пораженный. Он не мог вспомнить этой фразы, но был абсолютно уверен в том, что где-то об этом читал.
      - In libra quodam... [В одной книге... (лат.)] - начал он на древнем языке, но потом невольно перешел на Всеобщий. - Я об этом читал в одной книге, - сказал он в полголоса,- но не могу сейчас вспомнить ни названия, ни ее автора.
      Шептание среди слушающих возобновилось и продолжалось до тех пор, пока ректор не начал стучать по столу своим скипетром.
      - Silentium! [Тихо! (лат.)] - воскликнул он. Затем, повернувшись к кандидату, добавил: - Нам этого недостаточно, и требуется, чтобы ты представил свидетелей, которые бы подтвердили существование этой работы.
      Ким беспомощно оглянулся. В этот момент с последнего ряда аудитории кто-то встал. Поднявшийся был одет в скромную коричневую мантию бакалавра. Его голос раздался ясно и отчетливо:
      - Я могу это засвидетельствовать, ибо сам держал эту книгу в руках.
      - А кто ты такой? - съязвил адверсариус.
      - Fabianus Alexis, Baccalaureus Artium Civisque Universitatis Altae Thurionis. [Фабианус Алексис, бакалавр искусств и гражданского права Аллатурионского университета (лат.)]
      Шепот нарастал.
      - Император, это император!
      Тотчас поднялся еще один свидетель:
      - Я тоже. Gilfalas Talariensis, Baccalaureus Artium Civisque. [Гилфалас Талариэльский, бакалавр искусств и гражданского права (лат.)]
      - И я, - присоединился третий, маленький и приземистый, внушительных размеров, на котором красовалась коричневая мантия. - Burorinus Balorini Filius, Baccalaureus [Бурорин, сын Балорина, бакалавр (лат.)] и так далее и тому подобное. И осла я знаю тоже, - добавил он напоследок.
      Магистр Квазинус покраснел. Ректор злобно улыбнулся.
      - Достаточны ли вам свидетельства этих безупречных студентов, уважаемый коллега? - прошептал он. И угнетенным голосом добавил: - Не становитесь сами asinus, Квазинус!
      Тот проглотил подступившую к горлу желчь и с силой захлопнул рукопись.
      - Quod concendendum est. [Экзамен сдан (лат.)]
      Тотчас на Кимберона Вайта была накинута красная мантия, а на голову ему надет берет. Затем ректор произнес слова, которые звучали в подобной ситуации уже в течение многих столетий:
      - Ego pro tempore Universatis Altae Thurionis ordinarius te Cimberonum magistrum nomino, nominatum pronuntio, pronuntiatum prodamo. Gratulor! [Я, действующий глава Аллатурионского университета, посвящаю тебя, Кимберон, в магистры и провозглашаю названным. Поздравляю! (лат.)]
      Кимберон и его друзья сидели в "Черном ките" за кружками пива, пока их головы не стали тяжелыми.
      Магистр Кимберон заплетающимся языком спросил у своего друга, императора:
      - Скажи мне, Ф-фабиан, что с книгой... и ослом... ты мне хотел лишь помочь?.. И это не правда... это неревно... э-э... неверно...
      Но Фабиан не согласился с этим:
      - Все имеет свою подлинность... и со временем, мой друг... однажды...
      - О! - воскликнул Ким.
      Но день, когда все должно было проясниться, все не наступал, и, в конце концов, Ким забыл об этом.
      Прошел год, за ним, согласно вечному круговороту времени, следующий. Однажды из Империи пришло известие, что Фабиан и его супруга стали родителями наследника, которому дали имя Талмонд Юлиан. Ким отправил поздравления на листе бумаги ручной выделки, написав их разборчивым почерком ученого, а потом позабыл и про это.
      По первоначальному плану обладатели колец должны были встречаться в Альдсвике каждый год. Потом появился уговор повторять эту встречу раз в семь лет, поскольку император не мог каждый год предпринимать столь далекое путешествие, да и остальным это было не так просто.
      На первую такую встречу прибыл лишь неизменный мастер Грегорин. У остальных были основательные причины для отсутствия. Фабиан собирался воевать с восставшими восточными провинциями. Гилфалас унаследовал трон своего отца, короля Инглариона, после его кончины. Бурорин предпочел остаться рядом со своей беременной женой. От карликов из глубин Зарактрора не было вестей уже два года. А что с Высоким Эльфийским Князем, не знал никто. Вскоре пришла радостная весть от Бурорина и Марины. У них родилась девочка, которую назвали Бурина, что магистр Кимберон посчитал не слишком остроумным. Впрочем, в выборе имен гномы никогда не отличались оригинальностью. И когда через три года у них появился страстно желаемый сын, то на стене дома было вырублено имя Брегорин.
      Так проходили годы. Помещик Родерих Финк, ставший к этому времени зрелым мужем, взял на себя тяготы управления Эльдерландом, освободив тем самым Кима, так что теперь магистр Вайт мог всецело посвятить себя научным изысканиям. Но он все-таки не оставлял надежды увидеть старых друзей. И вот, в ожидании очередной встречи в Альдсвике, всем им он отправил письма.
      Это было великолепным осенним днем 792 года по летосчислению фольков.
      В саду перед своим домом магистр Кимберон выстроил беседку. На ней были развешены разноцветные фонарики, которые зажигались при наступлении вечера. Император со своей супругой сидели на почетном месте, в креслах, специально доставленных из ратуши. Естественно, здесь присутствовал и бургомистр в сопровождении жены и сына, долговязого юнца, не знающего, куда деть свои длинные руки и ноги. Но Альдерон дураком отнюдь не был. Чтению и письму его обучал сам магистр Кимберон. Мальчик уже сейчас делал немалые успехи в обращении с цифрами. Кроме того, он умел внимательно слушать качество удивительное для его возраста. Юный принц Талмонд, одетый в красные одежды, напротив, скучал в присутствии взрослых.
      - Здесь есть ручей, где можно ловить рыбу? - поинтересовался он у сына бургомистра.
      - Конечно, - ответил Альдо. - Целая куча.
      - Так чего же мы ждем?
      Альдо бросил взгляд на отца, который был увлечен разговором с королем карликов, скорее всего с целью узнать о каких-нибудь новых возможностях в сфере торговли. Девочка, которая сидела прижавшись к юбке матери, была прямо-таки прозрачной бледности. У нее были острые уши, как у эльфов, но красные полосы на шее ясно давали понять, кто ее отец. Она выглядела потерянной.
      - Что с ней? - спросил Альдо.
      Девочка подняла глаза вверх и пугливо взглянула на мать. Итуриэль улыбнулась.
      - Иди с ними, Альмириэль, - разрешила она.
      Девочка встала и сделала несколько нерешительных шагов.
      - Пойдем, - позвал ее Альдо.
      Талмонд, в свои девять лет совсем не знавший, как надо обращаться с девочками, сморщил нос, но возражать не стал, чтобы не поставить под угрозу неожиданное бегство из мира взрослых. Итак, ушли трое: одетый в красное мальчик с темно-русыми волосами, парень из фольков чуть-чуть постарше и светловолосая девочка в сверкающем платье.
      Грегорин сидел на большом камне и держал на коленях потомков Бурорина. Никто не ожидал, что он способен на такое. Шестилетняя Бурина и трехлетний Барин внимательно слушали истории, которые рассказывал им Владыка.
      - ...так объединенной силой двух колец, принадлежащих гномам, был побежден дракон. С этого момента в Среднеземье никогда больше не слышали о темных эльфах и никогда их после этого не видели, - закончил он свой рассказ.
      Он оглянулся. Бурин и Гилфалас разговаривали с Фабианом.
      - Где же наш хозяин? - спросил Грегорин. - Я его уже давно не вижу.
      Марина, только что накрыв на стол, подняла голову.
      - Он должен быть где-то здесь. Пойду поищу его, - сказала она.
      Прежде чем кто-то успел что-нибудь сказать, она исчезла в доме. Госпожа Металюна управлялась на кухне. Несмотря на свои восемьдесят, она казалась бодрой. Правда, за последнее время свет в ее глазах немного потускнел.
      - Господин магистр? - Она называла Кима только так с тех пор, как он стал обладателем ученого звания. - Полчаса назад я его видела за домом вместе с тремя господами. Вы понимаете, кого я имею в виду...
      Несмотря на давнее знакомство, госпожа Металюна была исключительно почтительна по отношению к жрице Эльдерланда.
      - Но этого не может быть! - воскликнула Марина. - Бурин с Гилфаласом все время находились в саду, и император тоже! - Она нахмурила лоб.
      - Ерунда, - пробурчала госпожа Мета. - Я же их видела.
      Марина не преминула сама посмотреть за домом. Ей была знакома привычка Кима вести немые беседы у могилы магистра Адриона. Это случалось с ним, когда он был особенно счастлив или же, наоборот, в те минуты, когда им овладевало уныние. Но под старым деревом, у могил, никого не было. Марина вернулась в дом, заглянула в гостиную и бросила взгляд в кабинет, но и там никого не обнаружила.
      - Его нигде нет, - вернувшись, сказала она. - Пойду посмотрю в музее...
      Но Бурин остановил ее.
      - Ты его там не найдешь, - сказал он с уверенностью.
      Марина посмотрела на него. В глазах гнома таился загадочный блеск.
      - Что это еще за секреты? - Она пробежалась взглядом по кругу. - Вам тоже что-то известно, не так ли?
      Фабиан и Гилфалас многозначительно посмотрели друг на друга. Итуриэль ничего не ответила. Владыка Брегорин сидел молча и посасывал трубку. Лишь бургомистр Кройхауф, казалось, озадачен не менее Марины.
      Бурин взял ее за руку.
      - Остается только ждать. Но он вернется, вот увидишь, - уверил он.
      Однако веселье не ладилось. Даже Март Кройхауф пил и ел без обычного аппетита.
      - Ах, если бы у меня сохранилась хотя бы одна бутылочка летнего вина, которое мы пробовали много лет назад с господином Кимбероном и госпожой Метой. Тогда бы мы сейчас выпили его и стали счастливы, - подумал он вслух.
      - Как тебе такое пришло в голову? - спросила Марина.
      - Я этого не знаю, - пожал плечами Кройхауф.
      Внезапно все услышали голоса детей, они возвращались с рыбалки. Талмонд бежал впереди остальных.
      - Смотрите, кого мы привели, - крикнул он.
      Император и остальные поднялись со своих мест.
      - Добро пожаловать, - приветствовал Фабиан Высокого Эльфийского Князя, Арандура Элохима. Рядом с ним шагала маленькая остроухая фигурка.
      - Ким! - Марина подбежала к нему. - Где же ты пропадал? Мы беспокоились.
      Кимберон смотрел на нее влюбленно. Он выглядел уставшим, словно за его спиной была долгая дорога. Лоб пересекала красная отметка, как от ожога, одежда была грязной и местами разорванной. Левую руку Ким держал в кармане.
      - Я немного заблудился во времени, но, как видите, все-таки вернулся.
      - Так замыкается круг, - заключил Высокий Эльфийский Князь. - В последний раз я нахожусь среди вас. Мое время истекает. Но сейчас мы будем веселиться. Ведь многое, что было потеряно, приобретено снова, и поколение наших детей и их дети понесут наши стремления и мечты дальше, до тех пор, пока будет существовать мир.
      В тот день они еще долго веселились в свете разноцветных фонариков и пили доброе темное пиво. И долго после этого в Альдсвике ходили рассказы об этом удивительном вечере, когда серебристые голоса эльфов сливались с низкими голосами гномов, а их песни наполняли сердца печалью и радостью.
      Она как тень стрелы длинна,
      Как тяжкий груз лежит
      Дорога через времена
      Во мгле Миров чужих.
      Но не собьемся, не свернем
      И, одолев тот путь,
      Себя во времени своем
      Найдем когда-нибудь.
      Эпилог
      Существует еще много историй, которые здесь рассказаны не будут. Можно было бы, например, сообщить, как юный Альдерон Кройхауф пришел в Аллатурионский университет, но не затем, чтобы изучать историю, а чтобы заниматься экономикой. Вскоре, став бакалавром, он женился на принцессе карликов. И к тому времени, когда он унаследовал состояние отца, торговля между Зарактрором и Эльдерландом небывало расцвела. Или можно было бы рассказать, как император Фабиан боролся с тенями в Замке Великого Ауреолиса, где и сложил голову. Но Талмонд Юлиан, его сын, при помощи меча предков победил врага, и юный император не только принял корону, но и взял в жены дочку подгорного короля. Или, наконец, можно было бы поведать о тесте Хамабурорина Великолепного, который стал в конце концов таким толстым, что четыре гнома были вынуждены носить его к трону, высеченному из камня, и который однажды все-таки треснул под ним. Можно было бы рассказать о том, как растет новое поколение носителей колец, дети рода человеческого и прочих народов Среднеземья.
      Но одна история все же будет рассказана здесь чуть подробней. Она касается магистра Кимберона Вайта и вдобавок может способствовать тому, чтобы еще одна тайна была открыта.
      Магистр так и остался холост. Экономка Металюна Кнопф жила при нем еще несколько лет, пока оказалась не в состоянии не только заниматься делами хозяина, но и заботиться о себе. Тогда она приняла предложение Марины провести оставшиеся годы в доме жрицы. Ей на смену приходили и уходили другие экономки, но ни одна из них не достигла вершин кулинарного искусства, на которые поднялись Марина и госпожа Мета. Так, по крайней мере, полагал Ким, но, может быть, годы преображают и воспоминание о тарелке супа.
      Господин магистр, как его отныне называли все, сделался со временем немного странным и иногда в течение всего дня не выходил из музея. А бывало, его видели то идущим по заброшенной дороге в Винкель, то на равнине - с запряженным в тележку пони. Это означало, что ему известны как дорога к эльфам в Высший Мир, так и к гномам - в Подземный.
      Кимберон Вайт перешагнул пятидесятилетний рубеж. Однажды, когда он сидел в своей библиотеке и, согнувшись над фолиантом, читал хронику времен основания Эльдерланда, некий голос внезапно отвлек его от размышлений:
      - Что ты тут делаешь?
      Он оторвался от чтения и увидел светлые глаза маленькой беловолосой девочки, которая проскользнула к нему в библиотеку.
      - Ты кто? - спросил Кимберон.
      - Яди, - ответила она.
      - Яди? - переспросил он. - Когда-то я знал одну Яди, но это было давно. - Тут он сделал паузу, как делают старые люди, думая о прошлом. Ты, наверное, самая маленькая из Кройхауфов, не так ли? Ядира, дочь Альдерона и Альмириэль?
      Девочка не ответила. Она нашла что-то более интересное.
      - Что это?
      - Это книга. В ней написана история, которую можно прочитать, объяснил магистр.
      - Я тоже хочу читать.
      Тут девочка ткнула указательным пальцем в удивительные черные значки, выведенные на бумаге.
      - Как это называется?
      - Это - "A"...
      Так у магистра Кимберона появилась исключительно способная ученица. В ней любознательность и практический ум ее отца, фолька, сочетались со сноровкой карликов и эльфийским чувством прекрасного, унаследованным от матери. Девочка, когда подросла, помогла Киму привести в порядок музей, после чего они вместе разработали первый каталог экспонатов. Когда магистр понял, что больше ничего не может ей дать, то написал письмо ректору университета. Ответ, который он получил, написанный вычурным языком ученого, содержал, хотя и в вежливой форме, категорический отказ. Но Ким не отказался от своей идеи. Он послал письма многим ученым, с которыми переписывался, и даже самому императору.
      В итоге Ученый Совет Аллатурионского университета изменил своим правилам и впервые допустил к занятиям в университете существо женского пола.
      Естественно, были и такие, кто с откровенным недружелюбием встретил это. Никогда еще так грозно не звучал голос магистра Квазинуса, ставшего к тому времени деканом исторического факультета. Он утверждал, что умственные способности женщины не отвечают требованиям науки. Но Ядира обогнала всех своих сокурсников. Уже через шесть семестров она получила степень бакалавра, а два года спустя стала магистром.
      Прошло семь лет, был канун традиционной встречи носителей колец. Правда, состав их значительно изменился. Кольцо Фабиана носил теперь его сын Талмонд Юлиан. Гилфалас подарил кольцо своей племяннице Альмириэль. А на смену Бурину пришел его наследник. Но что с того?
      Ким с удивлением обнаружил, что стал таким же старым, каким был в свое время магистр Адрион, его предшественник, когда передал Киму свои дела.
      Центральный рынок Альдсвика бурлил, когда магистр Кимберон сел и написал своим еще четким почерком письма, которые адресовались бургомистру Альдсвика, помещику Гурика-на-Холмах, жрице и пастору из Усть-Эльдера.
      Он нахмурил лоб. Было еще что-то, что необходимо сделать. Ким искал это в течение всей жизни, но так и не нашел. Более того, даже не узнал, что это такое. А теперь вот магистр состарился и захотел покоя.
      Как обычно, он отправился к могиле магистра Адриона.
      Происходившее после этого не совсем понятно. Новая домоправительница молодая женщина-фольк - утверждала, что магистр в сумерках вернулся домой в спешке, при этом прижимая что-то к груди. Она хотела было спросить, что это такое он несет. Но он сказал, что у него нет времени на разговоры, поскольку ему надо скорее прочитать книгу. После этого экономка отправилась к себе наверх.
      На следующее утро магистра нашли сидящим в кресле. Глаза его были закрыты, словно он спал. Перед ним на столе лежали два запечатанных конверта. В одном письме, предназначенном для Совета Эльдерланда, была просьба об отставке, где он назвал имя своего преемника. Магистр Кимберон не смог бы выбрать лучшего момента для этого, нежели последний день ежегодной трехдневной ярмарки, шумевшей на рыночной площади Альдсвика и прилегавших к ней улицах. Уже сама по себе смерть магистра была бы темой для долгих и повсеместных разговоров. Однако в уставах Совета Эльдерланда нигде не было написано, что должность хранителя может быть унаследована непременно мужчиной.
      Итак, когда носители колец встретились вечером в доме хранителя, они передали второй конверт, оставленный магистром адресату. На конверте было написано "Для Ядиры", в нем находилась маленькая вещица, кольцо с ясным камнем. Но это кольцо никогда никто не смог бы носить, поскольку оно было чудесным образом закручено, словно лента без начала и конца.
      Магистра Кимберона похоронили рядом с его предшественником, а у изголовья поставили камень, надпись на котором гласила:
      Здесь покоится
      Кимберон Вайт,
      Магистр искусств
      Аллатурионского университета,
      Тринадцатый хранитель
      Музея истории Эльдерланда.
      Всегда есть дорога, если только веришь.
      Книгу, которую читал магистр в последний вечер, обнаружить не удалось. Ее не было ни в кабинете, ни в библиотеке музея. И если она все-таки существовала, то никто и никогда не узнает, что в ней было написано.