К этому нечего было добавить. Однако Ким, как истинный представитель Маленького народа, оставил последнее слово за собой:
      - Я рад, что я всего лишь маленький фольк.
      - Теперь спи.
      - Спокойной ночи, ваше величество.
      В эту ночь ему снились тени.
      Они стояли вокруг него и не двигались. Они только наблюдали за ним. Хотя у них не было глаз. Странным образом он оставался спокоен в их присутствии. Это было так, словно он и тени жили по совершенно разным законам и в двух разделенных мирах, которые лишь случайно соприкоснулись. Только когда тени сливались с окружающими их камнями, вспыхивая и вновь потухая, только тогда испытывал он неприятное чувство, как будто происходило здесь нечто, чего не должно было быть.
      Но если бы он был одной из этих теней, тогда он мог бы последовать за ними через трещины в почве и найти воду, чтобы утолить жажду. Тени расплывались, и он плыл вместе с ними. Они просачивались в землю, следуя к воде, журчащей в глубине. Дорога вела их все дальше и дальше, в глубину мира, где заканчиваются все пути, где нет ничего, кроме молчания. И снова наверх.
      Прошло время.
      Размытые картины: огромные лаборатории, где выращиваются существа, не имеющие ничего человеческого. Борьба в туннелях и залах под горой, война, пожар и разрушения. И горящий свет, который отбрасывает его в бездонную глубину.
      И снова прошло время. Нет никакой возможности измерить его; здесь, в глубине земли, оно не ощущается. И это продолжается долго, до тех пор, пока он не поднимается, набравшись сил. Его будит свет, далекое сияние, проникающее сквозь камни. Он следует за ним по путям воды, наверх. И видит. На этот раз картины четки: пещера, в которой неисчислимое число бледных существ кланяется и кричит: "Король! Король вернулся!"
      Рядом маленькая группа: Буран и Гилфалас, фольк и еще кто-то в тени, и бледное худое существо, которое стоит среди них выпрямившись и принимая почести, - кажется, это Гврги.
      Потом черная рука простирается над одним из существ, чтобы вырвать сердце его из живой груди.
      Он закричал.
      Фабиан тотчас проснулся.
      - Ким, что такое?
      Его голос был тусклым, как зола, горло болело.
      - Ничего. Дурной сон.
      Было позднее утро. Небо уже окрасилось в серый цвет, горы на востоке выглядели черной трещиной на его фоне. С запада дул холодный ветер. Пейзаж вокруг был безрадостным и мрачным.
      - Возьми в рот камень, - сказал Фабиан Киму. - Говорят, это помогает от жажды, по крайней мере, на какое-то время. А там мы, надеюсь, найдем источник.
      - В Зарактрор, - ответил Ким, словно не слыша. - Нам нужно в Зарактрор.
      - Но зачем? - удивился Фабиан. - Сейчас, в эти времена, там властвуют темные эльфы. И выращивают больгов... и кое-что похуже.
      Но Ким не позволил сбить себя с толку:
      - Зарактрор... В глубине... вода... - И он побежал по склону ущелья, возле которого они провели ночь.
      - Ким, ты куда?
      Но Ким не слышал. В глубине была вода, это сказали ему тени. Нужно только спуститься достаточно глубоко, тогда он ее найдет.
      - Ким? - Фабиан догонял его.
      Камни с шумом катились из-под ног. Но Ким ступал с безошибочной уверенностью. Он следовал за тенями.
      Они омывали его, как поток омывает скалу. Они шептали на неслышном языке, в котором не было слов. Они следовали путем воды.
      Кап... кап... кап...
      Вода была здесь. Ее только нужно было найти.
      Кап... кап...
      Кап!
      В гроте под нависающей скалой, на самом дне ущелья, образовалась лужа, в которую стекала вода с выступа. Ее там собралось мало, но для изнемогающего от жажды и это было чудом.
      Ким дал напиться теням, затем стал пить сам.
      Вода была маслянистой, с металлическим привкусом, но для Кима она была сейчас вкуснее, чем летнее вино из подвала Марта.
      Чей-то силуэт заслонил вход в грот.
      - Иди сюда, - сказал Ким, - и пей.
      - Вода? - В голосе Фабиана звучало удивление. Он нагнулся и зачерпнул рукой. - Вода!
      Это была всего лишь какая-нибудь пара пригоршней, но их хватило, чтобы утолить нестерпимую жажду. Когда вода уже больше не зачерпывалась, Ким протер мокрыми руками лоб и щеки. Фабиан поступил так же.
      - Как ты обнаружил воду? - спросил он, все еще удивляясь. - Я бы ее здесь ни за что не нашел!
      Ким медлил. Должен ли он рассказывать Фабиану о тенях, которые привели его сюда? У него не было в этом уверенности.
      - Я услышал ее, - в конце концов объяснил он. - У меня слух острее.
      Если Фабиан и не слишком поверил этому объяснению, то в темноте это было незаметно.
      - Куда мы пойдем теперь?
      Фабиан испытующе посмотрел на небо. Между стенами ущелья была видна лишь узкая серая полоса. Положение солнца определить было невозможно.
      - Я думаю, - произнес он, - что это ущелье ведет к югу. Так что пойдем по нему. Или у тебя есть другая идея?
      Ким пожал плечами, но, поняв, что Фабиан едва ли заметил в полумраке этот жест, сказал:
      - Согласен, идем.
      Вздыхая, он собрался с силами. Короткий привал скорее обессилил его, чем укрепил. Затянувшаяся рана на лбу ныла, и любое движение причиняло страдания. Но нужно было идти дальше.
      Это оказалось не так просто. Ущелье извивалось, а на его дне было совсем темно. Вдобавок путникам постоянно приходилось перебираться через завалы.
      К этому добавился голод. С тех пор как они ели последний раз вместе с пленниками в Черной крепости, прошли уже сутки. Теперь даже варево из котла, которое он тогда выплюнул, показалось бы Киму самым аппетитным блюдом.
      И еще тут были тени. Он постоянно ощущал их присутствие. Когда Ким пытался всмотреться в темноту, они ускользали, но не пропадали совсем. Он силился изгнать их из своих мыслей, но хорошо понимал, что тяжело, если не невозможно сознательно о чем-то не думать.
      Он старался обратить свои мысли на что-либо другое. Он пытался думать о своем доме. Об Эльдерланде, каким его знал, о дружелюбных нелепых маленьких фольках с их нелепыми, но такими важными заботами и радостями. Он думал о Музее истории с его странными и курьезными сокровищами, о вечерах перед камином, в то время как госпожа Мета хлопочет в кухне, о своем кабинете, где он проводил часы, дни и недели в поисках тайн, скрывающихся в старых рукописях.
      И вдруг понял, что не в силах вспоминать. Он больше не помнил, что читал. Половина его жизни прошла в учении, в поисках правды, но в памяти не осталось ни единой строки из прочитанного. Да, он больше не помнил даже того, что написал сам. Это стерлось, как будто никогда не существовало.
      Сердце его отчаянно забилось. Он силился хоть что-нибудь вспомнить. Но на память ему пришла лишь старая-старая, не раз слышанная в детстве песенка. И, будучи близок к отчаянию, Ким внезапно запел:
      Святой Отец, стенаю
      За темными стенами,
      Влача, как цепи, дни.
      Не забывай о сыне,
      Что гибнет на чужбине,
      И руку протяни!
      Повсюду в целом свете
      Лишь мрак и сети смерти.
      Но, падая без сил
      К тебе, о Мать Святая,
      С надеждою взываю:
      Дитя свое спаси!
      Его голос, слабый и дрожащий в холодной тьме, сделался тверже и яснее, когда он продолжил:
      А если вы со мною,
      То, и объятый тьмою,
      Несу в себе я свет.
      И потому отныне
      Я и один, в пустыне,
      Не одинок, о нет!
      Фабиан остановился. Откуда-то донеслось эхо песни, так, словно тени подхватили ее и бросили назад, многократно преломленную. И различимы были другие звуки, отдаленные, более твердые и жесткие: резкие команды и свист бичей. Затем все стихло.
      - Звуки разносятся здесь далеко, - сказал Фабиан тихо. - Мы должны быть осторожны.
      Ким сглотнул. Надежда, вспыхнувшая было, погасла, как пламя свечи под неожиданным порывом ветра.
      - Я... я не мог иначе,- пробормотал он.- Я просто обязан был это спеть.
      - Я знаю, - ответил Фабиан. - И это было хорошо.
      То ли растущая яркость дня была тому причиной, то ли они действительно преодолели самый темный участок пути, но стало заметно светлее.
      Еще один поворот -'и они оказались в другом, более широком ущелье, по дну которого, глубоко внизу, несла свои бурные воды река. Вдоль отвесной стены ущелья, по уступу, пролегала узкая дорога, скорее даже тропа.
      - Если мы свернем налево, то отправимся в сторону Зарактрора, что мне совсем не нравится, - сказал Фабиан. - Так что давай пойдем направо. Надеюсь, что где-нибудь там мы сумеем и выбраться наверх.
      Киму оставалось только согласиться.
      Солнце - светлое пятно во всепоглощающей серости - нагревало камни, и уже не было так холодно, как прежде. Однако у Кима было такое ощущение, что теней вовсе не стало меньше, даже напротив. Здесь было светлее, и тени были резче, тверже обрисованы.
      Если бы не прозвучала песня, тени, возможно, остались бы внизу. Там, где темно, где им никто не мешал. В безнадежности, на дне отчаяния, из которого они и родились. Утверждать, что тени поняли песню, было бы слишком самонадеянно. Постичь это они были не в состоянии. Тени не думали. Они не чувствовали. Однако звуки песни заставили их задрожать, и они неосознанно сделали бесповоротный шаг. Шаг от бытия к познанию.
      Порыв, повлекший их за собой, был столь мощным, что любое сопротивление было бессмысленным. И они последовали за ним из темноты наружу, к свету. Ибо везде, где есть тень, существует и свет.
      Так они шли, вероятно, с четверть часа: высокая скала справа, обрыв и пенящаяся река слева. Внезапно Фабиан остановился:
      - Тихо!
      Выступ скалы закрывал обзор, а шум реки убаюкал даже острый слух Кима. Но вот совсем рядом зазвучали шаги подбитых гвоздями сапог, заскрипели колеса, заскрежетало железо по каменистой земле. Больги!
      Ким осмотрелся. Стена скалы над их головами была почти отвесной, взобраться на нее было невозможно. Внизу пенилась и бушевала вода, и даже если бы они отважились спускаться по откосу, их сразу бы заметили.
      - Туда! - прошептал Фабиан.
      Это была неглубокая ниша в стене ущелья, не дававшая почти никакого укрытия. Но возможно, если они будут сидеть там тихо, больги их не заметят.
      Процессию возглавлял отряд больгов. Их предводитель был единственным, у кого был шлем и подобие доспехов, остальные были одеты только в обшитые металлическими полосами кожаные куртки и тяжелые сапоги. Ким удивился тому, как мало больги этого времени имеют общего с боевыми машинами, с которыми он сталкивался в "свое" время в Эльдерланде. В другой одежде, в другой обстановке эти существа лишь незначительно отличались бы от него самого. Даже матово-коричневая кожа мужчин-больгов была похожа на ту, что он видел у людей с юга, с которыми вместе учился.
      Только блеск тупых глаз, взгляды, в которых отсутствовала мысль, выдавали, что это не люди. В их глазах можно было прочитать только волю их темного господина.
      Или же нет? Ким вспомнил о Горбаце и внезапно усомнился. Относительно существ, следовавших за больгами, всякое сомнение исключалось. Это были обычные люди.
      Большинство из них было одето в холщовые рубахи, более или менее оборванные. Многие шли босиком, некоторые в грубых сандалиях. Часть людей была закована в железо, для других необходимости в этом не было. Некоторые попарно, как волы, были впряжены в повозки, они тянули тяжелые телеги с окованными железом колесами, с визгом катившиеся по неровной дороге. Фургоны были загружены провиантом и каким-то снаряжением. Когда колеса попадали в ямы на дороге или натыкались на камни, свистели кнуты надсмотрщиков-больгов, и люди-волы с удвоенным напряжением тащили повозки, а остальные помогали им, насколько позволяли их силы.
      С силами дело обстояло не особенно хорошо. Все составляющие печальную процессию рабов были осунувшимися и худыми и с большими усилиями вообще держались на ногах. Вот и последний фургон прогромыхал мимо укрытия.
      - Мы должны... - прошептал Ким.
      - Тсс! - зашипел Фабиан.
      Однако поздно.
      Один из надсмотрщиков, замыкавших колонну, оглянулся. Его правый глаз был обезображен отвратительным шрамом, и левый, судя по всему, не особенно хорошо видел, ибо он не понял, что эти двое не относятся к числу рабов.
      - Встать, ленивый сброд! - Его кнут просвистел в миллиметре от Фабиана. - Не прикидывайтесь! Марш! Вперед!
      - Пойдем скорее, - сказал Ким, - пока нас не заметили другие больги.
      Колонна внезапно остановилась. Колесо одного фургона застряло между камнями. Ким подскочил и ухватился за спицу, а Фабиан стал его подталкивать. Фургон подпрыгнул и покатился дальше.
      Сзади подошли больги-надсмотрщики, однако Фабиан подталкивал фургон и использовал его как прикрытие. Ким не поднимал глаз. Согнувшись, он смешался с людьми, которые, тяжело ступая, шли за последними фургонами.
      - Вперед, сброд!
      Раздался щелчок кнута.
      Теперь они двигались в направлении Зарактрора, хотели того или нет. Ким следил только за своими ногами, чтобы не споткнуться. Только теперь он вдруг заметил, как устал. Он сжал зубы и сделал усилие, чтобы ни о чем не думать, а только делать шаг за шагом. Жажда опять сделалась ощутимой. Он так давно пил, да и это была лишь какая-то пара пригоршней воды. Во рту было сухо, и пыль, поднимаемая колесами телег и ногами идущих впереди, как свинец, ложилась в легкие. И не было надежды на то, чтобы незаметно отсюда выбраться. Он должен ждать, когда представится для этого возможность. Фабиан непременно что-нибудь придумает. А если нет...
      От своей смутной дремы он очнулся, только когда кто-то окликнул его:
      - Ты? Я думала, ты мертв!
      Он повернул голову. Это лицо было ему знакомо, бледное юное лицо со впалыми щеками и глубоко запавшими глазами, окруженное свисающими прядями пшенично-белых волос.
      - Яди?
      Это была девочка, с которой он познакомился в Черной крепости.
      - Х-х-х... - Голос отказывал ему. - Нет ли у тебя чего-нибудь попить?
      Она внимательно посмотрела на него, затем развязала пояс и протянула ему кожаную фляжку. Он жадно приник к ней губами. Вода была теплой и застоявшейся, но ее можно было пить, и это было хорошо.
      Он вернул фляжку, дабы не поддаться искушению опустошить ее до дна.
      - Откуда ты появился?
      Ким не ответил. Уголком глаза он видел, как тени обтекают путников, но он, казалось, был единственным, кто замечал их.
      - Ты знаешь, куда вас ведут?
      Она покачала головой.
      - У этого места нет названия, - сказала она. - Нам сказали - на разведение. Там делают из людей больгов. - Ее взгляд был бесконечно усталым. - Я так боюсь...
      - Тихо! - Кнут взметнулся, и на спинах Кима и Яди остался горящий след. - Прекратите болтать!
      Девочка пошатнулась и упала бы, не схвати ее Ким за руку. Ким обернулся. Перед ним стоял больг-надсмотрщик со шрамом, он занес руку для нового удара. Но взгляд Кима был исполнен такой ярости, что больг опустил кнут.
      - Дальше! - прорычал он и грубо подтолкнул обоих. - Идите!
      Дальше дорога была совсем плоха. Сплошь усыпанная камнями, местами она была слишком узкой и для пешего путника, не говоря уж о повозке.
      Ким заметил суматоху впереди. Он успел увидеть, как заднее колесо одной из телег соскользнуло с края дороги. В облаке пыли стал скользить вниз по склону один из тянувших ее "волов". Его крик еще звучал, когда он оказался в воде. Он отчаянно пытался удержаться за камни, но течение было сильнее. Оно увлекло несчастного за собою.
      Телега висела над откосом. Брезент соскользнул с нее; под брезентом поблескивал металл. Ким увидел торчащие острия копий, другое военное снаряжение. Кривой больг-надсмотрщик грубо прокладывал себе дорогу в толпе пленников. Он отбросил в сторону свое копье, подхватил край телеги и попытался приподнять ее. Больг кряхтел. Его здоровый глаз выпучился, на руках напряглись мускулы. Он явно не желал выказать слабость перед окружающими, но сдвинуть телегу с места ему не удалось. Потом что-то с громким треском сломалось. Колесо, соскочив, покатилось в реку, а груз начал съезжать на больга. Больг видел надвигающуюся опасность, но не мог ее предотвратить. Он тупо смотрел на сползающие на него шлемы, щиты и копья. Они неизбежно погребли бы его под собой, как соломенную куклу, пронзенную дюжиной стрел и копий одновременно. И причинили бы вред людям, стоящим за ним.
      - Прочь!
      Фабиан оказался единственным, кто своевременно реагировал. Он схватил копье больга, вставил его между фургоном и землей и уперся, используя копье как рычаг. Больг инстинктивно откатился в сторону. Копье прогнулось и сломалось, но груз изменил траекторию падения. Люди отпрянули в сторону и прижались к скале. Все произошло гораздо быстрее, чем можно описать. Быстрее, чем страх уступил место радости спасения.
      Больг медленно, осторожно поднялся. Его изуродованное шрамом лицо было лишено выражения. В его голове явно что-то происходило.
      Некоторое время они стояли с Фабианом друг против друга: один, являющийся большим, чем простой человек, и другой, оставивший человеческое позади, чтобы опуститься на ступень животного.
      - Почему? - спросил больг.
      Все ждали ответа, затаив дыхание. Каждому было ясно, что означает вопрос: "Почему ты рисковал жизнью, чтобы спасти меня, твоего мучителя и тюремщика?"
      - Потому что ты не враг мне, - произнес Фабиан громко, перекрывая голосом даже шум реки. - Наш настоящий враг там. - И указал распростертой рукой на север, туда, где высилась Черная крепость. Из кольца на его пальце заструился свет - зеленое сияние. И он не был больше оборванным юношей, безоружным, рабом среди рабов. В его осанке появилось величие, а во взгляде властность. Больг, уставившись на него, как на существо из другого мира, упал на колени. Стоящие рядом поступили так же. Ким, который, между прочим, и отправился на коронацию, закричал громко, как только мог:
      - Император! Это император!
      Однако больги, стоявшие позади, заворчали и, растолкав людей, подошли ближе. Они уже видели достаточно магии, чтобы зеленый свет не произвел на них впечатления. Место было как будто создано для боя. Горная дорога расширялась здесь, так что пространства хватало. Так они и стояли - группа воинов-больгов, вооруженных копьями и кнутами, и безоружный юноша, окутанный зеленым светом.
      Больг, которому Фабиан спас жизнь, схватил копье, упавшее из фургона на землю. Некоторые из его товарищей, впечатленные увиденным чудом, тоже были готовы защищать своего нового господина. Один миг казалось, что все закончится борьбой больгов с больгами, кровавой бойней на маленькой арене над бушующей рекой.
      Предводитель больгов выступил вперед. В руке он держал меч, но медлил, видя решительные лица противников. Он привык общаться только с послушными рабами. Его промедление оказалось роковым.
      Еще никогда тени не видели такого света. Он влек их к себе магически, непреодолимо, как мотыльков, летящих на пламя свечи. Только в огне они могли узнать, что представляют собой нечто большее, чем просто отсутствие света. Тени сплавлялись, делались одним существом.
      С единством пришло сознание. Там свет. Здесь тень.
      Тень стремилась к свету. Руки, которых не было, простирались к средоточию света, готовые погасить все, что оказывалось между их собственной темнотой и манящим светом.
      Один из больгов, стоящих непосредственно у скалы, упираясь копьем в твердый камень, испытал это первым. Тень заструилась по древку, обвила его руку, держащую копье, поползла по ней вверх до локтя и дальше к плечам. И там, где протекала тень, исчезало все, чего она касалась. Больг внезапно лишился руки и оцепенело уставился на остаток, торчащий из тела. Глаза его вылезли из орбит, он хотел закричать, но растворение уже охватило верхнюю часть его тела, так что легкие, ставшие тенью, не могли больше издать ни звука. С глубочайшим ужасом он должен был наблюдать, как уничтожается его живая плоть, и через мгновение от него ничего не осталось, кроме струящейся, колышущейся тени.
      Другие больги пытались отбиваться от врага, но любое сопротивление было бесполезно. Один пошатнулся, лишившись головы, между его плечами осталось черное расплывающееся пятно; другой пытался бежать, однако ноги под ним растворились, как дым. Главарь больгов тщетно пытался поразить тенеобразного врага мечом, который уже состоял из темноты, и исчез таким же образом, как и рука, им размахивающая. Подобно гангрене, распространялась тень, стремительно, как огонь, который не оставляет ничего, кроме золы, которую вскоре развеет ветер. Зеленый свет погас.
      Тень не знала, куда теперь направляться. Она задрожала и стала уменьшаться. Тень расплывалась. Она искала убежище в щелях, там, куда не проникал свет. Темнота устремилась к темноте, поплыла от беспощадной дали неба в защищающую тесноту земли, от шума и непостижимых вещей, которые творятся на поверхности мира. Это не было ни обдуманным действием, ни инстинктом, такие побуждения характерны лишь для высших существ. Тень следовала одной только необходимости, и ее бегство должно было скоро закончиться, поскольку она достигла уже места, где не было ничего, кроме темноты и тишины.
      - Что это было? - спросила Яди.
      - Тень смерти, - сказал Ким. Его глаза смотрели неподвижно, как будто взгляд его проникал дальше, чем может видеть простой смертный. - Она следует за нами, - добавил он. - Но ты можешь больше не бояться. Она далеко и останется в глубинах земли, пока кто-нибудь ее не разбудит.
      Он дрожал, но, казалось, не замечал этого.
      - Значит, это был не сон?
      Ким повернулся к ней. Взгляд его снова был ясен.
      - Сон или нет, но мы здесь, и это реальность. И сейчас мы должны решить, куда идти дальше.
      Пленники все еще находились под впечатлением происшедшего, впрочем не совсем понимая, что произошло.
      Затем один из мужчин поднял с земли копье. Его жест был однозначен.
      - Смерть больгам!
      Фабиан снова обрел дар речи.
      - Хватит! - сказал он твердо. - Те из них, кто уцелел, будут теперь сражаться на нашей стороне. Вы, может быть, будете еще благодарны им. Ведь наш путь будет долгим и опасным.
      Человек с копьем заворчал, но, оглянувшись, увидел, что остальные его не поддерживают.
      - И куда мы пойдем?
      Фабиан улыбнулся. И когда он поднял руку с кольцом власти на пальце, не нужны были ни корона, ни императорская мантия, чтобы было понятно, кто он такой.
      - Туда, - указал он. - На юг!
      Там дорога очередной раз раздваивалась. Один путь вел на восток, другой - на юг, где через пропасть был перекинут высокий каменный мост.
      Ким снова удивился странным поворотам судьбы. Ведь если бы они с Фабианом отправились в другом направлении, то неизбежно увидели бы мост и пошли по нему. И люди, которых они освободили, были бы уведены в темные глубины под гору, чтобы никогда больше не увидеть света дня. А тени, рожденные на поле смерти, преследовали бы их и дальше, гонимые стремлением получить свою часть от жизни. И друзья, ослабленные жаждой и голодом, наверняка оказались бы их жертвами.
      Пока вокруг разгружали фургоны, освобождаясь от того, что в дальнейшем пути только мешало бы, и распределяли оружие и провиант, Ким вслушивался в недра горы. Он знал, что тени все еще там, но не слышал ничего, кроме бесконечного журчания воды.
      В крепости Мрака князь Теней вслушивался в сумерки. Он долго спал в изнеможении, но боль все равно была с ним, мучение, исходящее от предмета, который он носил на шейной цепочке. Он вращался перед его внутренним взором, как огненное колесо в темноте, спал князь Теней или бодрствовал. Он всегда был с ним, источник власти и одновременно величайшая опасность.
      Но есть и другие кольца власти. И одно из них, то, чей зеленый свет он видел совершенно отчетливо, как огонь маяка вдали, находится здесь.
      Чего не может быть. Это не то время и не то пространство, но, тем не менее, это кольцо где-то здесь!
      А еще место, где встречаются все времена.
      Зарактрор!
      Он произнес это как проклятие. Встав, плавными широкими шагами прошелся по своему покою. Есть лишь один способ сохранить господство над временами. Нужно разрушить Зарактрор.
      Конечно, это опасно. Он должен быть мудрым, как змея, и хитрым, как лисица, невинным, как голубь, и смертоносным, как дракон.
      Князь Теней вновь прислушался к темноте. И оттуда к нему пришел ответ.
      Он услышал тени.
      Они были великолепным оружием. Невинные - и смертоносные. Никто и никогда не нападет на его след, никакой противник, даже сам Великий Эльфийский Князь.
      А сейчас он должен снова отправиться в будущее. Не так далеко на этот раз и не так надолго.
      Он оделся со всей тщательностью. Поверх чешуйчатых доспехов он накинул плащ, сотканный из ночи и мрака. Он взял меч и повесил его на пояс: ведь он отправляется на войну. Он пронесся через двор к высокой башне. Ветер рвал его одежды. На рабов и больгов, торопливо склоняющихся перед ним, он не обращал внимания.
      Круглый зал был холодным, освещенный лишь зеленоватым призрачным светом. Светом времени.
      Он ступил на каменную плиту, и она незаметно начала двигаться: круги внутри кругов сталкивались со скрежетом. Их заставляла вращаться только его воля, его воля и власть кольца. Свет стал огнем, горящим жаром, всеопаляющим пламенем...
      Ужасный крик наполнил башню.
      Князь Теней исчез.
      ВЛАДЫКИ МИРА
      Тень вспоминала.
      Воспоминание - это то, что приходит вместе с сознанием: знание о времени, в котором вещи были иными, чем стали. Из перемен возникает жизнь, из знания об этих переменах - мышление.
      Тень вспоминала о том, как она когда-то была в другом месте, где так же звучал клич, который теперь отражался от полых стен:
      - Король! Это король!
      Однако это было не только в другом времени; это как будто существовало в двух мирах одновременно, и так будет всегда, когда исполняется предсказание. Но чем и было предсказание, как не тенью во времени?
      Тень - одна и все же многие - вжималась в стены. Было еще слишком рано вступать в бой. Сейчас было только время наблюдений.
      И раздумий.
      - Король вернулся!
      Путники все еще стояли, словно окаменев, когда эхо отразило многоголосый крик.
      Гврги повернулся к ним, ухмыляясь во весь рот:
      - Это весьма эффектно, не правда ли? Я уже давно хотел это испытать. И вот наконец я - король карликов Зарактрора. Или нет? Я бесконечно благодарен вам, госпожа, - добавил он с поклоном в сторону Итуриэль и стал серьезным, - что вы освободили меня из каменной тюрьмы. Несмотря на то что вместе с этим вы, я опасаюсь, разбудили и то, что лучше было бы оставить спать.
      Все вопросительно смотрели на него, не понимая, что он имеет в виду, однако Гврги не стал дальше распространяться об этом.
      - Позднее,- сказал он,- все объяснится. У нас есть время. Столько, сколько нам понадобится.
      Бурин убрал свой тяжелый боевой топор и скрестил руки на груди.
      - У нас нет времени, - заявил он твердо. - Оно уходит. Ты понимаешь, они все у нас отобрали: нашу свободу, наше будущее. И тех, кого мы любим.
      Его глаза потемнели и излучали гнев, какой могут испытывать только гномы, никогда не отдающие назад то, чем завладели.
      - Никакой свободы в царстве карликов нет,- тихо сказал Гврги, - и никакого будущего. А что касается любви, то об этом я ничего не знаю. - Он посмотрел на окружающих: - Но скажите, где мой друг Ким? Ведь этот фольк явно не он.
      Альдо заметил, что взгляд Гврги остановился на нем, и поспешно поклонился:
      - Альдо Кройхауф из Альдсвика, к вашим услугам.
      - К моим услугам? - Глаза Гврги сверкнули. - Приятно слышать. А что с Фабианом? Куда вы его спрятали?
      Сидевший на корточках Горбац выпрямился. Его массивная фигура отбросила огромную тень на стену. По собранию карликов прошло шипение, вновь обнажилось оружие.
      - Я не Фабиан, - прогромыхал он.
      Если Гврги и был удивлен, то никому не позволил заметить это.
      - Больг, - констатировал он спокойно. - Ничего подобного здесь давненько уже не бывало.
      - Я тоже творение, - проворчал Горбац, - как и ты.
      - Как я? - Гврги высоко поднял брови. - Это весьма любопытно.
      - Хватит пререканий, - вмешался между тем Бурин, - Фабиан и Ким пропали без вести во времени, и если нам не удастся исправить ошибку, тогда они, да и все мы растворимся и исчезнем, как если бы нас никогда и не было.
      - Здесь, в Сводчатом зале, мы надеялись найти ответ,- продолжал Гилфалас.- Однако из-за окольной дороги, по которой плутали и где, между прочим, освободили тебя из тюрьмы,- подчеркнул он,- даже гном не знает теперь, где мы оказались. Ты должен помочь нам попасть туда.
      - Я должен? - Манера Гврги отвечать вопросом на вопрос начинала постепенно раздражать. - Допустим, я что-то и должен, - сказал он, - ради прекрасной госпожи. Но давайте прежде поедим и попьем. Вы голодны. Король пропал, а теперь вернулся, это необходимо отпраздновать. Это я определенно должен своему народу. И на это времени у нас хватит.
      Он повернулся и быстрыми шагами вышел. Бурин, Гилфалас и Итуриэль беспомощно переглянулись, потом Бурин пожал плечами, как бы говоря: "Разве у нас есть выбор", и пошел за ним. Альдо и Горбац присоединились, а следом валом валили, шаркая, ковыляя и скользя, карлики.
      Дорога вела через туннель, который производил впечатление проложенного сначала водой, затем искусственно расширенного и отполированного. Бурин оглядывался по сторонам, все еще не понимая, где он находится. Это необычайно его сердило. Гврги вел их с такой уверенностью, словно уже сотни раз здесь ходил и точно знает, чего хочет. Горбац чувствовал себя не слишком уютно под пристальными взглядами окружавших его карликов, но не подавал виду. Однако он старался держаться поближе к Альдо и ко всем остальным, ощущая себя в большей безопасности, будучи в группе. Наверное, это было первым, что прививалось больгам в легионе.
      - Кто этот малый? - спросил он, косясь на Гврги, поднимавшегося перед ними по витой лестнице, перила которой были образованы сталагмитами.
      - Гврги? - Альдо поднял голову. - Я его не знаю, но господин Кимберон рассказывал о нем. - Он попытался вспомнить. - Он был родоначальником болотников, - во всяком случае, в том мире, который мне известен. Я думаю, он что-то вроде результата эксперимента темных эльфов, неудавшегося, как они посчитали. И он странствовал через века под видом шамана и создал собственный народ, который темные эльфы потом уничтожили.