– Хватит пререканий, – вмешался между тем Бурин, – Фабиан и Ким пропали без вести во времени, и если нам не удастся исправить ошибку, тогда они, да и все мы растворимся и исчезнем, как если бы нас никогда и не было.
– Здесь, в Сводчатом зале, мы надеялись найти ответ, – продолжал Гилфалас. – Однако из-за окольной дороги, по которой плутали и где, между прочим, освободили тебя из тюрьмы, – подчеркнул он, – даже гном не знает теперь, где мы оказались. Ты должен помочь нам попасть туда.
– Я должен? – Манера Гврги отвечать вопросом на вопрос начинала постепенно раздражать. – Допустим, я что-то и должен, – сказал он, – ради прекрасной госпожи. Но давайте прежде поедим и попьем. Вы голодны. Король пропал, а теперь вернулся, это необходимо отпраздновать. Это я определенно должен своему народу. И на это времени у нас хватит.
Он повернулся и быстрыми шагами вышел. Бурин, Гилфалас и Итуриэль беспомощно переглянулись, потом Бурин пожал плечами, как бы говоря: «Разве у нас есть выбор», и пошел за ним. Альдо и Горбац присоединились, а следом валом валили, шаркая, ковыляя и скользя, карлики.
Дорога вела через туннель, который производил впечатление проложенного сначала водой, затем искусственно расширенного и отполированного. Бурин оглядывался по сторонам, все еще не понимая, где он находится. Это необычайно его сердило. Гврги вел их с такой уверенностью, словно уже сотни раз здесь ходил и точно знает, чего хочет. Горбац чувствовал себя не слишком уютно под пристальными взглядами окружавших его карликов, но не подавал виду. Однако он старался держаться поближе к Альдо и ко всем остальным, ощущая себя в большей безопасности, будучи в группе. Наверное, это было первым, что прививалось больгам в легионе.
– Кто этот малый? – спросил он, косясь на Гврги, поднимавшегося перед ними по витой лестнице, перила которой были образованы сталагмитами.
– Гврги? – Альдо поднял голову. – Я его не знаю, но господин Кимберон рассказывал о нем. – Он попытался вспомнить. – Он был родоначальником болотников, – во всяком случае, в том мире, который мне известен. Я думаю, он что-то вроде результата эксперимента темных эльфов, неудавшегося, как они посчитали. И он странствовал через века под видом шамана и создал собственный народ, который темные эльфы потом уничтожили.
– Значит, он такой могущественный? – спросил Горбац.
– Не знаю, но он умен и мудр и, как я слышал, обладает чувством юмора. Иначе он не стал бы властелином карликов. Мой отец рассказывал об этом. И он рассказывал, как жутко выглядят карлики. Мы думали, он преувеличивает. Но…
Он бросил взгляд на окружающие их бледные силуэты и вздрогнул.
– Это было… в твоем мире? – спросил Горбац.
Альдо посмотрел на него:
– Я знаю, это трудно понять, но ты, наверное, уже заметил, что там, откуда мы – господин Кимберон и я, – там кое-что происходило иначе, нежели в вашей истории.
– Я понимаю, – сказал Горбац.
– О, – произнес Альдо.
Он сам приложил немало усилий, чтобы понять, что случилось с ними. И это без особого труда понял больг… Во всяком случае утверждает, что понял… Это просто удивительно.
– А что теперь с этим… Гврги?
– Что ты имеешь в виду?
– Можно ему доверять?
Это был серьезный вопрос.
– Не знаю, – отвечал Альдо. – Кажется, он неплохой парень, после всего, что я о нем слышал. Но это внезапное превращение меня тревожит.
Миновав винтовую лестницу, они прошли по короткому переходу, который внезапно повернул, и они оказались в огромном зале. Все здесь – каждая колонна, мельчайший орнамент – было высечено из «живого» камня, так же как и дворец, который, подобно собору, высился в центре зала.
Он был увенчан мощным куполом, окружен венком часовен, богат украшенными резьбой нишами, лизенами, фризами круглых арок и профилированными карнизами, предназначенными для того, чтобы защищать от никогда не идущего здесь дождя. Портал отчетливо выделялся на окружающем темном фоне. Из светлого камня была высечена морда дракона.
Бурин стоял и смотрел так, будто сам превратился в камень.
– Я уже был здесь однажды, – произнес он как трансе, – и видел этот дворец с высокой галереи, видел его совершенно таким, каким он изображен старинных хрониках моего народа. Но я думал, то никакие дороги к нему не ведут.
– Дороги гномов, те конечно, – сказал Гврги. – Ведь это дворец карликов, и резец гномов их не касался. Этот дворец создал для меня мой народ в столетиях долгой работы каменными инструмента ми. И сегодня он должен быть освящен.
Он провел их через высокие ворота в зал с колоннами, точеные столбы и фигурные пилястры которых обвивали создания, о которых было невозможно сказать, где прекращается природа и начинается орнамент. Пол был выложен светлым и темным мрамором, плетение полос которых продолжалось на стенах, поднимаясь к куполу.
Под высоким балдахином из белого мрамора был воздвигнут стол, высеченный, как и все остальное, из камня, со скамьями по обеим сторонам и троном во главе, украшенным короной со множеством зубцов. Гврги занял место на троне и хлопнул в ладоши:
– Идите садитесь. Праздник начинается!
Мимо них справа и слева потекли бледные силуэты, выстроившиеся затем в апсидах. Бурин явно чувствовал неловкость, усаживаясь. К нему присоединились Гилфалас и Итуриэль. Горбац, занявший два места, сел напротив. Альдо пристроился на скамью рядом с больгом. Затем началось торжество, которое оказалось воистину достойно короля.
Для питья имелась вода, голубовато поблескивающая и чистая, из глубинных источников, поданная в бокалах из шлифованного хрусталя. На столе было то, что выращивалось и созревало в пещерах и гротах под горой: грибы вареные и жареные, вкусом напоминающие прекрасную телятину, блюда из водорослей и грибовидных наростов, тающие во рту, рыба из подземных озер и даже мясо, нарезанное маленькими продолговатыми кусочками, соблазнительно благоухающее.
– Хмм, это выглядит как угорь, – сказал Альдо и попробовал. – Но у него есть лапы, – констатировал он затем.
– Ящерица, – заявил Горбац. – Хорошо.
Альдо незаметно вынул кусок изо рта, положил его на тарелку и с удвоенным рвением занялся шампиньонами.
– Музыка! – закричал Гврги. – Песню для моих гостей.
Музыкант, если его можно было так назвать, выступил вперед. Это существо едва могло передвигаться, и его поддерживали два других. Там, где должны быть глаза, у него имелся только один длинный вытянутый разрез, за которым поблескивало что-то белое. Ему принесли арфу, сделанную из китового уса, с золотыми и серебряными струнами. Правая рука арфиста была бесформенной культей, достаточной лишь для того, чтобы держать инструмент, на левой же руке было множество узких многосуставчатых пальцев, и когда они перебирали струны, звук был столь чистым и прекрасным, подобным каплям, падающим в хрустальную воду. А голос, звучавший из бесформенной глотки, был высоким и ясным:
Из глубин, из бездны темной
Возвратился господин наш.
Тщетно одевали камнем —
Он узилище разрушил,
Пали тяжкие оковы,
И свобода наступила.
Возликуем! Возликуем!
Радуйтесь, король вернулся!
Повелитель, ты прекрасен!
Как хочу я стать таким же:
С зоркими очами, дабы
Видеть, сколь ты совершенен,
С пятипалыми кистями,
Чтобы арфа пела звонче,
с крепкими ногами, чтобы
Танцевать перед тобою!
И теперь, когда вернулась
К нам надежда, господин наш,
Верю, сбудутся желанья!
Верю, так оно и будет!
Песня закончилась сложным аккордом. На миг воцарилась тишина. Затем Горбац начал медленно и осторожно аплодировать, остальные последовали его примеру.
– Теперь вы понимаете, – взял слово Гврги, – зачем этому народу нужен я? Для жителей Среднеземья я был уродлив и безобразен – ни рыба, ни мясо. Однако для несовершенных созданий этого царства я воплощение того, чем они хотели бы быть – цельными и целыми. Поэтому они благодарны мне за то, что я возвратился и даю им возможность стремиться к чему-то высшему, к совершенству, и создавать культуру, которая не уступает человеческой, эльфийской или гномьей.
– Если эти карлики действительно имеют такую великолепную культуру, – заявил Бурин, облизывая пальцы, – тогда почему же мы, гномы, ничего о ней не знаем?
Гврги смотрел на него долго и задумчиво.
– Оба царства, карликов и гномов, не соприкасаются. Они как две параллельные. Поэтому ты и не знаешь, где находишься, поскольку бродишь о другой плоскости, где не ступала нога гнома.
– Но если это так, – бросил Гилфалас, – то как же нам попасть отсюда в Сводчатый зал?
Гврги наморщил лоб.
– Я должен спросить свой народ, – сказал он сдержанно и обернулся к стоящим за ним фигурам с лишенными контуров лицами. Если между ними и состоялся диалог, то он был беззвучным. Однако через некоторое время Гврги кивнул и снова повернулся к столу. – Они могут проводить вас к Залу предков, – пояснил он. – О Сводчатом зале они не знают.
– Значит, Зал предков им известен, – возразил гном возмущенно. – А откуда? И кто ответствен за мертвых гномов, если не карлики?
Гврги опять недолго помолчал, как во время немого диалога.
– Да, – сказал он потом, – была война между гномами и карликами. Однако только после того, как тени из глубины разрушили границу между нашими царствами. Король гномов, твой прадед Фрегорин, восстановил ее властью своего кольца на дне мира, там, где заканчиваются воды глубины. Но твой народ понес тяжелые потери в войне. Это достойно сожаления, но так было. И этого не изменить.
– Все можно изменить. – Бурин встал и отодвинул тарелку. – Я не буду есть и пить с убийцами моего народа. Выведи нас отсюда, король карликов, и потом оставь в покое!
Гврги промокнул рот салфеткой и тоже встал.
– Если остальные тоже закончили есть, – сказал он, – то мы можем идти.
И опять тень растворилась в стенах.
Она проследовала за ними во дворец, по-прежнему никем не замеченная. Здесь было много щелей и углов, в которых она могла скрыться, ведь она была не совсем из этого мира, плененного между «быть» и «не быть».
Сквозь твердый камень скользила она, как сквозь дым. Только когда соблазн реальности становился слишком велик, тогда приобретала она субстанцию, и мир вокруг нее терял свою прочность. Тогда руки-тени прорывались сквозь камень и то, к чему они прикасались, становилось ничем. А если кто-то ее видел, то это была только тень. Тень была за ними, рядом с ними и вокруг них.
Она будет ждать, когда они придут.
Снова они шли по естественным туннелям, расчищенным карликами от мусора и мелких камней. Много лет усердного труда стояло за этим. Однако гном, шагавший впереди вместе с Гврги, не глядел по сторонам.
– Кажется, господин Бурин все это воспринимает слишком лично, – приглушенным голосом сообщил Альдо Горбацу, который, как обычно, шел в арьергарде.
Горбац пожал плечами.
– Гномы умирают, – проворчал он, – больги умирают. Жизнь коротка.
Альдо бросил взгляд в сторону Гврги.
– Может быть, – возразил он. – С известными исключениями.
Горбац взглянул на него снисходительно.
– Ты хочешь жить вечно? – спросил он.
Философский вопрос. Альдо потребовалось время, чтобы дать ответ.
– Я не знаю. Но думаю, что скорее нет. Меня гораздо больше интересует то, что будет после этого.
– А меня – нет, – сказал Горбац. – Жить хорошо. Когда конец, тогда конец.
Альдо молчал. Вести беседы о жизни и смерти с больгом в подземной галерее – в этом уже было нечто удивительное. Ничего подобного он не мог себе представить еще несколько дней назад, да и теперь это казалось ему довольно абсурдным.
Итуриэль, которая услышала их беседу, обернулась.
– Для гномов, – сказала она, – прошлое значит больше, чем будущее. Поэтому они не могут забыть то, что произошло. Ты понимаешь?
– А как у эльфов? – рискнул спросить Альдо.
– О! – Она засмеялась. – Мы стоим у начала, разве ты не знаешь? У нас нет прошлого…
Альдо смотрел на нее в сомнении. Это звучало удивительно, но, однако, он не мог до конца поверить.
– Можете вы там, сзади, покончить с болтовней? – донесся сердитый голос Бурина. – Я хочу знать, что будет дальше.
Теперь остальные увидели, что он имел в виду. Туннель расширился и превратился в большой зал, пол которого постепенно поднимался. Однако и в самой удаленной от них точке он был достаточно высоким, чтобы даже Горбац, самый рослый из них, не мог коснуться потолка вытянутой рукой. В мягком желтоватом свете можно было видеть всю пещеру.
– Здесь заканчивается царство карликов, – произнес Гврги, – и здесь переход в другой мир.
Он поднял руку, и мерцающий шар, который, казалось, парил, осветил темный потолок. То, что прежде выглядело как тень, которую бросал выступ на потолок пещеры, оказалось при ближайшем рассмотрении отверстием. Это была дыра со странными, как будто вымеренными циркулем краями.
– Вам нужно наверх.
Бурин с сомнением посмотрел наверх.
– Эта дыра выглядит как-то неестественно, – заявил Гилфалас. – Так, словно…
– …Пещера, через которую мы прошли сюда. Там, где ходы гномов были разрушены! – выкрикнул Альдо.
– Но это не работа карликов, – констатировала Итуриэль, – и не творение гномов.
– Это создание теней, – объяснил Гврги.
Когда он произнес это слово, на них как будто легла тень. Свет в его руке замерцал на мгновение. В сумраке над ними что-то двигалось, черное на черном фоне.
– Я не боюсь теней, – сказал Бурин. – Но как нам забраться туда?
– Мой народ может вам помочь, – предложил Гврги.
Бурин фыркнул. Затем с изысканной вежливостью обратился к Горбацу:
– Мой большой друг, это была бы большая честь, если бы ты оказал мне помощь.
Горбац не мешкая скрестил пальцы своей лапы и соорудил из них подобие стремени, чтобы Бурин мог поставить туда ногу. Затем гном поднялся на плечи больга, но все еще не мог дотянуться до потолка. Чтобы помочь ему, Горбац схватил его за щиколотки и приподнял. Его мощные мускулы напряглись, было видно, что даже для него гном был отнюдь не пушинка.
– Я наверху, – раздался наконец приглушенный голос Бурина, – можешь теперь меня отпустить.
Он подтянулся, а потом ноги гнома исчезли из виду.
– Следующий, – проворчал Горбац.
Гилфалас приготовился к тому, чтобы взобраться на него. Гврги скептически наблюдал за процессом, ничего не говоря. Поднять эльфа оказалось существенно проще, тем более что Бурин находился уже сверху, а Альдо, следующий в очереди, был и совсем легок.
Они оказались в высеченном в скале туннеле. Здесь было темно, единственным светом было желтое сияние, проникающее из отверстия в полу. Его едва хватало, чтобы разогнать тени в углах.
Снизу доносился голос Гврги:
– Госпожа, если вас недостоин этот способ, то я мог бы…
Но Итуриэль прервала его со смехом:
– То, что могут мои спутники, могу и я.
Мгновением позже ее светлые волосы появились из глубины. Готовые помочь руки тотчас втянули ее наверх.
Оставался Горбац.
– А как быть с тобой? – спросил Гврги. – Ты тоже не хочешь, чтобы тебе помогли, или останешься здесь?
Альдо прямо-таки видел, как Горбац пожал плечами.
– Подтолкни-ка меня, – произнес больг. В следующий миг его шлем показался над отверстием.
За ним следовал желтый свет, вместе с которым появился Гврги.
Король карликов свободно парил над провалом, затем опустился на землю. Заглянув вниз, можно было понять, как ему это удалось. Внизу, под отверстием, стояли существа, которыми повелевал король карликов. Их слепые, лишенные контуров лица уставились наверх.
– Использую их способности, – сказал король карликов. – В этом и весь трюк.
Итуриэль заговорила первой:
– Ты пойдешь с нами, Гврги? Что-то говорит мне, что ты не покинешь нас.
Гврги скептически взглянул на нее:
– Мое место здесь, с моим народом.
– Пожалуйста, пойди с нами, – попросил так же Гилфалас. – Ты нам нужен.
– Кроме того, нет света, – заявил практичный Горбац.
– А как господин Бурин? – спросил карлик. – Он тоже просит меня?
Бурин, казалось, охотнее проглотил бы свой язык, чем попросил о чем-нибудь Гврги, но, в конце концов, и он пробурчал едва слышно:
– Пойдем.
– Не из-за дружеской просьбы гнома, – пояснил Гврги, – а только ради вас, госпожа Итуриэль, я буду сопровождать вас еще некоторое время. Несмотря на то, что мой разум подсказывает мне, что это безумие. Некоторое время, заметьте! Только до ворот Сводчатого зала, ведь я тоже хочу знать, что с ним стало в этом времени. Но не дальше. Там кончается моя власть – и мой путь.
Гврги пошел первым. Сияющая сфера последовала за ним, держась над его головой. Однако чем дальше он шел, тем слабее делался свет и тем заметней становились тени, поджидающие в стенах.
Туннель привел к залу. Вход в него был закрыт каменной плитой, такой же круглой, как мир.
– Когда я в последний раз был здесь, – проворчал Бурин, – плита была треснутой. Сейчас она цела.
– У гномов все культовые постройки имеют круглый вход, – вспомнил Гилфалас. – И он – единственный.
– Но не в Зале предков, – сказал Бурин. – Для духа здесь всегда открывается второй.
– А как мы туда попадем? – спросил Горбац.
Бурин положил руку на круглый камень. Казалось, гном прислушивается к тому, что там происходит. Затем он слегка нажал, и камень пришел в движение, заскользил в сторону с едва слышным скрежетом.
Они вошли в Зал предков.
Справа и слева, в высеченных из камня нишах, стояли рядами саркофаги. Их были сотни, если не тысячи. Они стояли там, как немые каменные стражи, без украшений, кроме глиптов – вырезанных в камне знаков – имен тех, кто там покоится.
В этих огромных катакомбах не было затхлости, воздух был немного застоявшимся, но чистым.
– Это саркофаги гномов Зарактрора! – воскликнул Бурин. В его голосе звучало почтение. – Род гномов обречен быть превращенным в камень, из которого и был создан.
Они медленно шли дальше. Тени, скрывающиеся в нишах, казалось, движутся вместе с ними. Когда на них падал свет, они выступали из темноты, когда он исчезал – они падали назад, во мрак. Путники подошли к концу зала. Перед ними была вторая дверь, подобно первой закрытая круглой каменной плитой.
Свет горел теперь уже совсем слабо. Однако его было достаточно для того, чтобы осветить последнюю гробницу. Саркофаг в нише был самым большим. На покрывающей его тяжелой каменной плите красовался тот же знак, что и над входом в Зарактрор, – глипт Фрегорина. Бурин натянул капюшон на голову.
– Итак, значит, он мертв – стал камнем, как все другие.
– Но если он был последним из гномов, – раздался из полумрака ясный голос Гилфаласа, – кто тогда положил его в саркофаг?
– Это были не карлики, – пояснил Гврги, – они никогда не умели открывать ворота этого зала.
Альдо отнюдь не был уверен в том, что карлики, с их таинственными силами, не могли бы с этим справиться. Но Бурина волновал другой вопрос.
– Если владыка Фрегорин лежит здесь, – произнес он медленно, – кто, спрашиваю я себя, сидит тогда на троне в Сводчатом зале?
Он повернулся к камню, закрывающему вход, и едва коснулся его, как тяжелая круглая плита откатилась в сторону.
Она терпеливо ждала. Время не имело для нее значения. Как прежде она сторожила мертвых, так караулила теперь здесь, в темной местности под горой, куда не проникал свет.
Тень разделилась на полдюжины частей. Она ощутила мир этими разными своими частями, и в разнице ощущений пришло знание о том, чего ей следует ожидать.
Существа, нагого в темноте.
Бурин отступил. Перед ним были тени. Они стояли полукругом, как будто его и дожидались.
Дайте ему / дайте это / наружу
Голос был подобен шороху ветра бездны.
Он / мы /они мы / будем / как я / как я есть / тень / часть тени
Гилфалас тоже отступил. Его лицо было белым, как известь. Если кто-то и боялся теней, так это он; ведь только тот, кто знает свет, знает, как глубок мрак. Но затем он увидел то, чего совсем не предполагал.
Гврги застонал:
– Нет… нет… не… – Голос его превратился в хрип. Из его горла вырывались нечленораздельные звуки. – Прочь… прочь…
Он скорчился, закрывая лицо руками. Его жабры дрожали.
Тени приблизились к нему. Это были существа, чьими руками был сотворен живой камень и создан переход между мирами. Владыка Фрегорин изгнал их. Теперь они снова здесь, разбуженные в глубине и поднятые водой. Но кто может теперь их остановить?
Первая тень выступила вперед. Ее черная рука была направлена к Гврги. И Альдо понял, что произойдет сейчас на их глазах: чернота проникнет в грудь Гврги и вырвет сердце из живого тела.
Свечение над головой короля карликов вспыхнуло и погасло.
Его окутал мрак. И тут из темноты прозвучал светлый, ясный голос:
– Отступи прочь, тень глубины. Через меня говорит Арандур Элохим, Высокий Эльфийский Князь. Отойди от моего слуги Гврги назад в глубину мира, из которой ты пришла.
Это говорила Итуриэль.
Она была окутана светом, что исходил из кольца, надетого на ее палец. И в свете этом были власть и величие.
Тень закричала.
Свет причинил ей боль. Он жег, глаза, если можно говорить о глазах существа, состоящего из тьмы. Он разъедал ее, как кислота, и с каждым ее шагом умирала часть целого.
Тень отступила.
Как вода подняла ее наверх, так теперь ветер гнал вниз. Это был не шторм, который ощущается физически, это было подобно излучению солнца, посылающего свои лучи в черноту космоса. На одно мгновение мысль о сопротивлении овладела тенью. Однако она промелькнула быстрей, чем взмах крыла. Ветер стал таким сильным, что любое сопротивление было бессмысленным.
Бегство было единственным, что оставалось. Тень пыталась ускользнуть через щели в полу, через каждую маленькую трещинки. Ею владела единственная мысль – убежать от этого горящего света, вернуться в надежную глубину.
Она падала все глубже и глубже, мимо гремящей воды до тех пор, пока не обрела покой и в глубине мира не умолк ветер. Потом не было больше ничего, кроме темноты и тишины.
Они стояли в сумраке. Гврги тихо скулил:
– Гврги страх. Гврги пойти вместе.
– Он заговорил как больг, – удивился Горбац.
Однако Итуриэль была уже рядом. С безошибочной уверенностью даже в абсолютной темноте она нашла Гврги.
– Я не брошу тебя, – сказала она и погладила его. – Ты не должен бояться.
– Бурин! – позвал Гилфалас. – Где ты?
Ответа не последовало. Потом Альдо, чьи глаза были зорче, нежели у других, увидел красное свечение. Оно было поначалу таким слабым, что его даже удивило, когда он различил силуэт Бурина. Гном стоял перед величественным порталом, обрамленным камнем, на котором были вырезаны знаки власти: наковальня и корона, кубок и меч и многое еще. На левой створке Альдо увидел выгравированный знак, который был ему известен, – глипт владыки Фрегорина. Знак на правой створке ничего ему не говорил, но Бурин прикрывал его рукой, как будто не желая никому показывать.
На руке гнома было кольцо, оно сияло светом, красным как огонь. И в огненном свете кольца раскрылись мощные створки ворот.
– Я не знаю, что нас здесь ожидает, – проговорил гном, будто бы во сне. – Но здесь мы найдем ответ, я это чувствую.
Его голова все еще была покрыта капюшоном, который он надел, чтобы поклониться мертвому Фрегорину. Гилфалас последовал за гномом по сверкающему полу. Итуриэль должна была поддерживать Гврги, поскольку тот едва переставлял ноги. Альдо широко раскрытыми глазами смотрел вперед. В конце, как всегда, шагал с невозмутимым лицом больг.
В центре зала чернильно мерцал черный как ночь водоем. Вспыхнул свет, который струился вокруг него из скрытых в полу источников. Чистый, как хрусталь, он наполнил купол над их головами, украшенный странными знаками: круги внутри кругов, карты, меридианы, параллели, высоты и азимуты. Это выглядело так, словно кто-то в давние времена изобразил устройство мира на своде, который, несмотря на то что неколебимо высился в центре зала, казалось, вечным, незаметным движением вращается по кругу.
В середине помещения, под центром свода, находился такой же круглый, отделанный камнем бассейн. Это и была черная вода, которая блеснула, когда они входили. А на противоположной стороне зала возвышался высеченный из камня высокий подиум с ведущими к нему тремя ступенями.
На подиуме стояли два каменных трона.
На троне слева сидел Он, более всего напоминавший солидного фолька с первой сединой на висках, однако еще полного сил. В его взгляде было нечто от любопытства ученого, но и от хитрости торговца, понимающего, каким образом так заключить сделку, чтобы при этом имел выгоду каждый, но главное – он сам. Однако прежде всего Он был отцом, который ласков и строг одновременно.
На другом троне сидела Она, одетая как матрона. Ее тело уже вынашивало и производило на свет детей. Она правила домом и всем, что имело к нему отношение, включая супруга, которому была надежной опорой, однако зачастую поступала так, как ей хотелось. Но прежде всего она была матерью, на чьей груди можно было хорошенько выплакаться.
– Хвала вам, Владыка, – проговорил Бурин, – и хвала вам, Владычица. Сколь много я чту в вас мудрость, столь милостиво вы смотрите на меня и храните в этом мире.
И пока Альдо от удивления не мог прийти в себя, Гилфалас продолжил:
– Видеть здесь вас, Господин, – сказал он, – отрада моей юности и нежданное счастье.
А Итуриэль подхватила:
– И видеть вас, Госпожа, в расцвете вашей красоты – больше чем честь для эльфов Среднеземья. Однако скажите, неужели поля лилий в Высшем Мире больше не доставляют радости, если вы на шли дорогу к нам, вниз?
Тогда Альдо понял: они находятся в присутствии той сущности, что в двух ипостасях правит миром, и каждому Божественная Чета видится такой, какой он представляет ее: эльф – как жениха и невесту, он сам – как Отца и Мать, а гном – как Владыку и Владычицу, его сотворивших.
– Арзах-кхан, – прогремел Горбац, и эхо отразилось от сводов зала. – Арх арраз кханум, – продолжил он с глубоким поклоном.
То, что путники услышали, было столь поразительно, что пошатнуло все их представления о мире. Больг чествует Божественную Чету! Да, он назвал их обоих по имени на своем языке. Значит, у больгов есть душа. Что же еще это может означать?
– Если вы уже достаточно наудивлялись, – произнес сидящий на троне, – то, вероятно, мы можем обратиться к насущным вопросам.
– Простите, Владыка, – произнес Бурин с поклоном, – и вы, Владычица, простите мне…
– Говори же, Бурин, – разрешила богиня.
– Я, честно говоря, ожидал найти здесь на троне господина Фрегорина, ставшего камнем, как это подобает всем гномам, которые созданы вашей рукой. А вас я представлял в Подземном Мире, в вашем высоком доме, окруженных вашими слугами.
– А я, Господин, – подхватил Гилфалас, – думал, что вы находитесь в Высшем Мире, на Водах Пробуждения. Что же привело вас и Госпожу в обреченное на смерть Среднеземье?
– И что произошло, – добавила Итуриэль, – с Высоким Эльфийским Князем? Он оставил мне свое кольцо как залог того, что вернется. Однако много лет никто о нем ничего не слышал. И я с трудом несу эту ношу.
Услышав Итуриэль, Альдо тоже собрался с духом и словно со стороны услышал, как обращается к Божественной Чете:
– Известно ли вам, высокочтимый Отец, или вам, почтенная Мать, что с господином Кимбероном и с императором Фабианом – я имею в виду принца Фабиана… ах, я совсем запутался, – закончил он и покраснел так, что окрасились даже его острые уши.
Мать улыбнулась ему, а Отец сказал:
– Так много вопросов. А что, Горбац, воин второй манипулы двенадцатой когорты двадцатого легиона, у тебя вопросов нет?
– Я не спрашиваю, – сказал Горбац, – приказывайте, я буду подчиняться.
– Пока этого достаточно, – произнес бог. – Но Великий Больг будет не только подчиняться, но и приказывать. А если это будет нужно, и погибать в сражении. И еще я скажу: Темный князь, чье имя да не будет здесь названо, расшатал время. А тот, кто изменяет прошлое, разрушает настоящее и будущее. Ваши друзья идут по его следу, чтобы сделать происшедшее непроисшедшим, но они нуждаются в вашей помощи. И единственный путь к тому месту и времени, где вам нужно быть, ведет через Врата, которые у ваших ног.
Все повернулись к круглому водоему в середине зала, вода которого была черной как ночь. Только в нем ничто не отражалось – ни звездное небо, ни высокий купол свода с изображенными там знаками. Казалось, бассейн поглощал любой свет и поверхность его совершенно неподвижна, можно было подумать, что там не жидкость, а только черный обсидиан, твердый, как стекло.
Горбац первым ступил на край водоема. Для него вопросов не было – он был солдат, получивший приказ.
У Альдо закружилась голова, когда он приблизился к бассейну. Вода казалась бесконечно глубокой, и у Альдо было такое чувство, что он увидел само основание мира.
Бурин помедлил один миг, что не ускользнуло от владыки на троне:
– Теперь ты веришь моим словам, Бурорин?
Бурин застыл. Слова Владыки застали его врасплох. Не сам вопрос, а последнее слово. Только что он был простым гномом, а теперь… Услышал ли он правильно? Назвал ли его Владыка Подземного Мира Бурорином?
– Вы… Вы оказываете мне великую честь, Владыка, – произнес он быстро, прежде чем смог обдумать услышанное, – и, конечно, это ваше право, даже если я не чувствую себя достойным. И все же…
– Говори!
– Эти врата… Если правда то, о чем сообщает легенда, то тогда владыка Фрегорин создал их против вашей воли, но Фрегорин погребен в своем саркофаге после войны с карликами. И они не должны сейчас существовать.