В.Л.Пещерский
      Красная капелла
      Мемуары В.Л.Пещерского опубликованы в 3 и 4 томах Очерков истории российской внешней разведки (М.:Международные отношения, 1997, 1999 гг.). Я собрала их в одну публикацию и позволила себе немного сократить и кое-где перессказать (мои вставки выделены курсивом), т.к. исходный текст читался тяжело: много неконкретных рассуждений и перехода из стиля публицистики в стиль художественно-детективной прозы. Надеюсь, читатели простят меня за такие "вольности".
      Елена Жаворонкова
      Что такое "Красная капелла"?
      Вряд ли найдется европейская страна, в которой так или иначе не писали бы о группе немецких антифашистов "Корсиканца" - Арвида Харнака и "Старшины" - Харро Шульце-Бойзена, неточно именуемой "Красная капелла". В разведывательных институтах Запада, утверждает известный французский публицист Жиль Перро, "капелла" изучается как организация, представляющая сплав антифашистского Сопротивления с элементами разведывательной деятельности, добившаяся в целом поразительных результатов. Вместе с тем большинство печатных выступлений, посвященных "Красной капелле", страдают односторонностью и неполнотой. Это, по-видимому, объясняется тем, что сведения о ней длительное время черпались преимущественно из мемуаров немецких контрразведчиков, боровшихся против "капеллы" и преследовавших ее участников как своих заклятых врагов.
      Архив советской разведки на этот счет вплоть до последнего времени оставался закрытым, как, впрочем, и сейфы спецслужб США и Великобритании.
      О том, как появилось на свет название "Красная капелла", рассказал заместитель шефа гестапо Мюллера, председатель Особой комиссии "Красная капелла", оберфюрер СС Ф. Паннцингер, взятый в плен Советской Армией. На допросах в СМЕРШ 1 февраля 1947 года и 29 июня 1951 года на Лубянке он показал, что отслеживание деятельности антифашистов началось в результате радиоперехвата радиоспециалистами шифрованных сообщений (на жаргоне контрразведки радисты назывались "музыкантами", "пианистами"). В эфире раздавался стрекот морзянки не одного радиопередатчика, а многих. В Германии и в оккупированных странах Европы работал целый "оркестр", или по-немецки "капелла". Германская служба радиошпионажа определила, что "музыканты" ориентировали свои передачи на Москву. Поэтому "капелла" получила соответствующую "красную" окраску.
      Команда Паннцингера вкладывала пренебрежительный оттенок в наименование своих противников. Фашисты хотели, чтобы память об участниках "Красной капеллы" исчезла навсегда. Но судьба распорядилась иначе. О зондеркоманде "Роте капелле" почти никто не помнит. Имена же Харро Шульце-Бойзена ("Старшина") и Арвида Харнака ("Корсиканец"), их друзей-единомышленников известны в мире как имена мужественных людей, сумевших в тяжелое время нацистского террора разглядеть неизбежный крах германского фашизма и бороться за построение новой, миролюбивой и демократической Германии.
      "Красная капелла" включала в себя многочисленные, зачастую не связанные между собой группы антифашистского Сопротивления. Они работали либо самостоятельно, либо в контакте с советской внешней разведкой, а часть из них - под непосредственным кураторством Главного разведывательного управления (ГРУ) Генштаба Красной Армии. Утверждение, будто все они направлялись из единого зарубежного центра и что их руководителем якобы являлся советский военный разведчик Леопольд Треппер, ошибочно. Берлинская группа Арвида Харнака и Харро Шульце-Бойзена пошла на добровольное сотрудничество с представителями советской внешней разведки ради получения помощи в ведении эффективной борьбы за свержение гитлеровской тирании. Связи между антифашистами и представителями советской разведки носили характер партнерства. Этим объясняется, в частности, то, что группа "Корсиканца" и "Старшины", хотя и решала важные разведывательные задачи, не была классической единицей секретных помощников зарубежной державы. Связь с группой поддерживалась через "легальную" резидентуру внешнеполитической разведки в Берлине вплоть до нападения Гитлера на СССР.
      Данный очерк, не претендуя на исчерпывающее освещение темы "Красной капеллы", предлагает прежде всего остановиться на мало или совсем не известных сторонах ее деятельности. Впервые говорится о советских людях, принимавших участие в этой сложной и важной операции, их нелегком труде, достижениях, а также допущенных промахах и просчетах, в том числе со стороны руководства разведки.
      Начало деятельности.
      Назначение Гитлера канцлером Германии в 1933 году обострило обстановку в стране. Фашизм стремился террором окончательно уничтожить демократические и прогрессивные силы немецкого народа. Полное, казалось бы, торжество фашизма в стране поставило перед внешней разведкой СССР актуальную задачу: выйти в Германии на оппозиционные силы, способные выступить против Гитлера, выяснить, каково их положение, кого они объединяют, какой придерживаются стратегии и тактики, каковы намерения гитлеровского руководства во внутренней и внешней политике. Для этого необходимо было найти способы проникнуть в верхние эшелоны власти.
      Этой работой начал заниматься Борис Моисеевич Гордон, заведующий консульским отделом посольства СССР в Берлине, руководитель "легальной" резидентуры НКВД с помощью первого секретаря посольства Александра Гиршфельда, который согласился познакомить Гордона с сотрудником Министерства экономики, доктором философии и юриспруденции Арвидом Харнаком и его женой Милдред, американкой немецкого происхождения, доктором филологии (после прихода нацистов к власти Харнак, потомственный интеллигент (из уважаемой профессорской семьи),начал выражать марксистские взгляды, по поручению КПГ участвовал в создании "Союза работников умственного труда", легальной массовой организации прогрессивно настроенных интеллектуалов, вел пропаганду по изучению советского планового хозяйства, организовал соответствующее общество АРПЛАН и ознакомительную поездку немецких инженеров и экономистов в СССР).
      В начале августа 1935 года на квартире доктора Харнака Гордон и Гиршфельд договорились, что Харнак (впредь "Корсиканец") будет вместе с советскими друзьями бороться против диктатуры фашизма, за демократию, за предотвращение затеваемой нацистами войны против европейских народов и Советского Союза.
      На ближайшей встрече Гордон поставил перед "Корсиканцем" вопрос о работе на строго конспиративной основе, прекращении афиширования антифашистской деятельности и осторожности в личном поведении. По рекомендации русского друга Харнак вступил в национал-социалистскую партию. Он должен был стать внешне стопроцентным "наци" и слыть в их кругах своим человеком. В 1935 году Харнак становится правительственным, а потом и старшим правительственным советником в имперском министерстве экономики. Из справочного фонда министерства он мог получать информацию о любом секторе хозяйства страны и военном производстве. Он получал бесценные сведения, которые передавал в Москву. В Центре эта информация неизменно получала высокую оценку.
      Антифашистскую борьбу вместе с "Корсиканцем" вели его близкие и преданные друзья: Адам Кукхоф ("Старик") - видный писатель и драматург и его жена Грета Кукхоф ("Кан") . Она обучалась в США в одно время с Арвидом и познакомилась с молодой четой Харнаков.
      Через профессора Хебеле, тоже разделявшего антифашистские взгляды, и супругов Кукхоф "Корсиканец" познакомился со "Старшиной" - Харро Шульце-Бойзеном, старшим лейтенантом, начальником пятого реферата разведывательного штаба авиации маршала Геринга. Тесные отношения между этими антифашистами послужили основой для возникновения в подполье одной из наиболее активных ячеек антигитлеровского Сопротивления.
      Тщательно проверяясь, Б. Гордон проводил периодические встречи с "Корсиканцем".
      Благодаря связям с членами Верховного командования сухопутных сил, Комитета по четырехлетнему плану милитаризации немецкой экономики, Имперской хозяйственной палаты, руководством концерна "ИГ Фарбен", а также с сотрудниками Института военно-экономической статистики "Корсиканец" был в курсе важных вопросов подготовки "рейха" к агрессии и заблаговременно информировал СССР о них.
      "Проколы" в кадрах советской резидентуры.
      В 1937 году Гордон был вызван в Москву, где был арестован. Гордона оклеветал мелкий, завистливый человек, когда-то им задетый. Донос пришелся кстати. Гордон был рекомендован на работу в Берлин руководителем разведки А.Х. Артузовым. Началась расправа с руководством разведки, и всплыл этот факт, истолкованный как тесная связь Гордона с вражеской группировкой. Особый суд "тройки" приговорил его к расстрелу. Сегодня имя отважного и талантливого разведчика возвращено из небытия и стало известно соотечественникам.
      Отзыв Гордона по сути обезглавил резидентуру, которая находилась в тот период на подъеме. В ее составе действовало до полутора десятков разведчиков, имевших интересные и важные источники информации. Например, Карл Беренс - конструктор-проектировщик. Выходец из рабочей семьи, коммунист, работал на военном заводе "АЕГ-Турбине". Харнак познакомил Беренса с работником внешней разведки. Проникнутый антифашистскими настроениями и симпатией к СССР, Беренс предоставил разведке ценные данные военной опытной станции Министерства авиации. Эрвин Гертс - полковник авиации, начальник контрразведывательной службы Министерства авиации. По профессии летчик. Длительное время работал в журналистике. После прихода к власти в стране фашистов к ним не примкнул, но согласился служить в авиации, где сделал карьеру. В душе остался демократом, немецким патриотом. На этой почве сблизился со "Старшиной" и передавал ему ценные сведения. От "Старшины" информация поступала к "Корсиканцу" и далее в Москву.
      Гюнтер Вайзенборн - редактор немецкого радио, по профессии журналист. Близко сошелся с Харро Шульце-Бойзеном на почве активного неприятия национал-социализма, милитаризма и поиска новых путей развития Германии. Был активным помощником Шульце-Бойзена, добывая политическую информацию в Министерстве пропаганды и в журналистских кругах.
      После отъезда Гордона резидентуру некоторое время возглавлял А.И. Агаянц - молодой, но к тому времени уже достаточно опытный разведчик. И опять фатальное невезение. В декабре 1938 года Агаянц скончался на операционном столе. Прободение язвы желудка оказалось для него роковым.
      До сентября 1939 года берлинская резидентура не имела резидента. В Центре не хватало кадров, опытные разведчики были уничтожены в ходе репрессий. В сентябре 1939 года в Берлин был наконец назначен новый резидент. Но выбор оказался неудачным. А.З. Кобулов, протеже наркома внутренних дел Берии, недостаточно образованный (пятилетнее образование плюс курсы счетоводов), амбициозный, длительное время работал на скромных финансово-хозяйственных должностях мелких учреждений и предприятий Закавказья. По совету старшего брата Богдана, заместителя Берии, перешел на службу в органы безопасности и при поддержке брата сделал стремительную карьеру. В 1939 году без всякого опыта разведывательной работы он оказался во главе одной из важнейших точек НКВД за рубежом - в Берлине.
      Перед отъездом из Москвы Кобулов был принят начальником внешнеполитической разведки комиссаром III ранга П.М. Фитиным. Разговор был формальный, протокольный. Состоялась беседа с начальником немецкого направления П.М. Журавлевым, одним из опытнейших оперативных работников разведки. Оба расстались без чувства симпатии: у Павла Матвеевича от разговора с самонадеянным Кобуловым остался на душе мутный осадок.
      Едва оглядевшись на месте, Кобулов энергично принялся за "дела". Неразборчивость в установлении контактов и болтливость обратили на себя внимание начальника отделения гестапо "4-Д" штандартенфюрера Ликуса, который дал указание начать его разработку. По учетам гестапо Кобулов значился резидентом советской разведки.
      П.М. Журавлев, почувствовав недоброе, пытался вмешаться в ход событий, призвать Кобулова к дисциплине и конспирации. Подготовленный на этот счет проект указания в Берлин Журавлев принялся согласовывать с вышестоящим руководством, которое нашло указание берлинскому резиденту излишне резким (знали, кто стоит за его спиной) и смягчило текст.
      Когда Кобулов убедился, что его, хотя и в деликатной форме, предупредили, он вышел из себя и обратился с личным письмом к начальнику разведки Фитину.
      Резидент жаловался, что до него дошли слухи о том, что заместитель начальника разведки П.А. Судоплатов и П.М. Журавлев необоснованно критикуют его работу за спиной. Следовало бы положить конец подобной болтовне, подсказал он Фитину. В том же письме Кобулов просил о предоставлении ему денежной дотации, ссылаясь на выслугу лет и местную дороговизну.
      Руководство внешней разведки перевело Кобулову причитающиеся рейхсмарки, но пришло к выводу, что работу резидентуры можно на деле улучшить, лишь направив в Берлин опытного и знающего обстановку оперработника. Наиболее подходящей сочли кандидатуру А.М. Короткова.
      Новая "политика" работы.
      В апреле 1940 года Коротков прибыл в Берлин. Спустя некоторое время он возобновил встречи с "Корсиканцем", а позднее и со "Старшиной". От них была получена ценная информация о приготовлениях Германии к войне против СССР. Кобулов пожелал встречаться с "Корсиканцем", используя Короткова как переводчика. Сообщив в Москву о планируемой встрече, Амаяк Захарович услышал в ответ не очень вежливое: "На встречу с "Корсиканцем" не ходить".
      В то же время встречи Короткова с "Корсиканцем" неожиданно прервались из-за непредвиденных обстоятельств. Нелегально посланная в Берлин оперативная сотрудница Червонная, свободно владевшая немецким языком и снабженная подлинными немецкими документами, попала в засаду, устроенную гестапо на квартире агента, к которому она шла с заданием. Многое в этой истории было неясно. Центр насторожило то, что Червонная знала нескольких агентов, с которыми проводил встречи Коротков. Случайно это или кто-то из агентов подставил Червонную, а теперь хочет спровоцировать Короткова? Однозначного ответа не было, и Москва приказала Короткову в конце осени 1940 года прибыть для консультаций, заморозив на время его связи...
      В Москве куратор "берлинской точки" П.А.Судоплатов перенаправил деятельность Короткова в соответствии с новым планом руководства, согласованным с Л.П.Берией. Суть плана сводилась к тотальной перепроверке данных на знакомых "Корсиканца" и к обеспечению безопасности советских загранучреждений (!) Лишь небольшая часть плана касалась проверки и конкретизации полученных от источника сведений о военных приготовлениях Германии в отношении СССР, рекомендовалось выяснить, как Германия рассчитывает использовать экономические ресурсы СССР в "хозяйственном плане" в случае ведения военных действий.
      Вероятно, если оценивать задания плана с современных позиций, то указанные пункты должны были бы стать основополагающими во всей работе с "Корсиканцем". Однако каждое время имеет собственную логику.
      Под подписями Фитина и Судоплатова Коротков аккуратно расписался на документе "читал" и поставил дату - 24 декабря 1940 г.
      Вернувшись в Берлин в январе 1941 года, Александр Михайлович поспешил встретиться с "Корсиканцем", который сообщил, что Верховное командование сухопутных сил распорядилось составить для вермахта карту промышленности СССР. Это, по его мнению, раскрывало намерения фашистов и указывало те цели, которые они хотели захватить или разрушить.
      Коротков немедленно доложил в Центр о встрече с "Корсиканцем".
      С каждым днем от "Корсиканца" и его друзей - Харро Шульце-Бойзена, Адама Кукхофа, супругов Курта и Элизабет Шумахер и других - поступали сведения, убеждавшие, что маховик подготовки агрессии Гитлера против России все больше раскручивался. В частности, Харро Шульце-Бойзен добыл данные штаба ВВС, предусматривавшие бомбардировку Ленинграда, Киева, Выборга, других объектов на советской территории, о завершении подготовки армии к нападению на Советский Союз. Конкретная информация требовала адекватной оценки и принятия соответствующих мер. Короткова же предупреждали, чтобы он не попадался на англо-американскую, а возможно, и германскую дезинформацию.
      Коротков был уверен в достоверности добытых данных и искренности своих источников. 10 марта 1941 г. он доложил в Центр:
      ""Корсиканец" вызвал на срочную встречу и сообщил, что заместитель руководителя Института военно-хозяйственной статистики Лянге-Литке проинформировал его о том, что в Генеральном штабе вермахта надеются сломить сопротивление Красной Армии в течение первых 8 дней. Оккупация Украины лишит СССР основной промышленной базы. Будут отторгнуты Кавказ, Урал (предполагается достичь их на 25-е сутки с начала военных действий). Нападение диктуется соображениями военного преимущества Германии над СССР".
      Через неделю Коротков получил от А. Харнака новое подтверждение того, что "подготовка удара по СССР стала очевидностью". Резидентура доложила об этом лично наркому госбезопасности Меркулову.
      Со своей стороны, руководство внешней разведки регулярно сообщало высшему советскому руководству поступающие от "Корсиканца" и "Старшины" данные. Но в них наряду с бесценными зернами истины, серьезными предупреждениями о надвигающейся катастрофе проскальзывали сведения противоположного характера. Над этим постоянно думали в Центре, особенно с весны 1941 года, когда обстановка стала ухудшаться. Руководство наркомата и внешней разведки пришло к выводу о целесообразности разгрузить А. Харнака от всех его подысточников. Ему самому следовало глубоко разобраться в материалах, поступающих непосредственно в его руки. А с подысточниками лучше установить прямые контакты оперработников и по ходу дела уточнять и конкретизировать сомнительные места. В Берлин ушло соответствующее указание начальника разведки Фитина. Если для этого потребуется помощь "Корсиканца", от нее не отказываться, а ему объяснить принятые меры осложнением обстановки и необходимостью усиления конспирации в работе с учетом возможного возникновения чрезвычайного положения. Он, видимо, и сам чувствует, в каком направлении идет развитие событий.
      Коротков долго думал над указанием Центра, над тем, какие найти слова, чтобы у А.Харнака не сложилось впечатление, что его отодвигают в сторону. Он очень нужен, и без него немыслима работа антифашистов.
      Как и ожидал Коротков, "Корсиканец" в целом с пониманием отнесся к просьбе познакомить со "Старшиной".
      Готовясь к встрече, Коротков еще раз просмотрел имеющиеся материалы: Харро Шульце-Бойзену было около тридцати лет. Он происходил из аристократической семьи и доводился внучатым племянником известному гросс-адмиралу фон Тирпицу, основателю германского флота. Отец Харро командовал военным кораблем в первую мировую войну, а во время второй был начальником штаба оккупационных войск в Нидерландах. Харро закончил школу военных летчиков-штурманов. В 1936 году Харро женился на внучке князя Эйленбургского - Либертас Хаас-Хайе. Маршал Геринг, второе лицо в государстве, знал Либертас еще подростком. Поэтому он не очень удивился, когда она сообщила ему о своем замужестве и попросила проявить внимание к супругу. По указанию Геринга Харро был зачислен в штаб авиации, несмотря на возражения со стороны гестапо, где на него еще со времени учебы было заведено досье как на человека, поддерживающего "предосудительные связи" с коммунистами. В Министерстве авиации Харро был назначен начальником реферата, который занимался анализом и обработкой отчетов военно-воздушных атташе Германии. Здесь-то он и познакомился с другой стороной деятельности министерства, направленной на развязывание войны.
      Коротков и "Старшина" встретились на квартире "Корсиканца" как давно знакомые единомышленники...Харро нашел способ показать, что догадался, кто перед ним, и рад знакомству с русским разведчиком. Он охотно согласился встречаться с Коротковым, но сказал, что практически это возможно осуществлять только через Арвида Харнака...
      Затем Коротков возобновил прямой контакт с Карлом Беренсом ("Лучистым"), по профессии слесарем-монтажником и мастером художественного литья, завербованным в середине 30-х годов еще Б.Гордоном через Милдред Харнак и находившимся с 1937 года без связи. Беренс прошел сложный политический путь: вначале, поверив фашистской демагогии, он вступил в члены НСДАП и в один из ее штурмовых отрядов, но скоро наступило отрезвление и разрыв с фашистами. Они запомнили ему это на всю жизнь...
      "Лучистый" рассказал Короткову, что работал на военном заводе "АЕГ-Турбине",... подробно информировал о положении фирмы и настроениях рабочих и служащих. Доложив о результатах встречи в Центр, Короткое высказал мнение, что информационные возможности источника в настоящее время сузились. Но, учитывая опыт подпольной работы, ...честность и надежность, порекомендовал использовать его в качестве радиста берлинской группы. В Центре согласились с мнением Короткова.
      Следующим прямым контактом Короткова, налаженным через "Корсиканца", стал "Старик", Адам Кукхоф, сын рейнского фабриканта, изучавший политэкономию, германистику и философию. Он давно тяготел к театру, драме и журналистике. Его книга "Немец из Байенкура" и пьеса "Уленшпигель" стали заметным явлением в немецкой литературе и драматургии. Опыт жизни подсказал ему, что нацизм недолговечен. Он с симпатией наблюдал за развитием событий в СССР, постепенно став его другом. "Старик" много писал для подпольной антифашистской газеты "Инере фронт", составлял антигитлеровские листовки.
      В беседе с Коротковым Кукхоф заявил, что может наладить контакт со своим школьным приятелем, Адольфом Гримме, антифашистом по убеждениям. Гримме занимал видный пост в Веймарской республике, разогнанной фашистами, принадлежал к нелегальной организации Карла Фридриха Гердлера (Карл Фридрих Гердлер (1884-1945 гг.) - политический деятель Германии. В 1930-1937 годах обербургомистр Лейпцига, в 1931-1935 годах - имперский советник по вопросам цен, в 1937 году - советник крупного германского электроконцерна "Бош РГ". Рассчитывал с помощью заговора военной оппозиции свергнуть Гитлера. После покушения на Гитлера полковника Клауса фон Штауффенберга 17 июля 1944 г. сумел избежать ареста, но позднее был схвачен гестапо и казнен) и адмирала Канариса (шефа абвера), готовящих с помощью военных свержение Гитлера.
      Сообщение резидентуры о выходе на А. Гримме и о начале разработки через него Гердлера посчитали в Центре полезным, но заметили при этом, что разведчики слишком торопятся и во всем еще следует глубоко разобраться. Но уже сейчас было ясно, что после того, как "Старик" соберет необходимые сведения о Гримме, можно будет перейти и на прямой контакт с ним.
      Разделение группы "Корсиканца" и установление прямой связи с его подысточниками не привело, однако, к тому, что Центру стало легче проверять полученные из Берлина сведения и давать им объективные оценки. Почему-то самые важные и интересные сведения ставились под сомнение, а дезинформация нередко принималась за чистую монету. Вероятно, люди предпочитали слышать то, что им хотелось.
      Накануне вторжения в СССР.
      "Возможен неожиданный удар, - предупредил "Старшина" Короткова, а тот Москву. - Будут ли при этом выдвинуты германской стороной какие-либо требования - неизвестно. Первые удары германской авиацией будут нанесены по узлам Мурманска, Вильно, Белостока, Кишинева, авиазаводам Москвы и ее окрестностей, по портам Балтики, Беломоро-Балтайскому каналу, железнодорожным линиям в направлении границ и мостам". По мнению "Старшины", в случае начала войны следовало бы ответить контрударом по фашистам. Советская авиация могла бы нанести бомбовые удары по румынским нефтепромыслам, железнодорожным узлам Кенигсберга, Берлина, Штеттина. Ударом через Венгрию надлежало отрезать Германию от Балкан.
      Это сообщение переполошило Центр. Руководство внешней разведки не решилось доложить его высшему руководству страны и направило в РУ ГШ НКО СССР. Военные разведчики, испытывая на себе давление атмосферы общей неуверенности, ответили, что поступившие рекомендации похожи на провокацию. Но тут же оговорились, что источник, по-видимому, говорил от чистого сердца.
      Подобная оценка была непонятна Короткову. Было очевидно, что Центр по одному ему известным причинам не доверял полностью его немецким друзьям даже в ту минуту, когда на карту были поставлены жизнь и будущее страны.
      Вместе с тем, несмотря на сомнения, Центр начиная с марта-апреля принимал меры по созданию в Берлине на случай войны нелегальных резидентур, имеющих прямую радиосвязь с Москвой. Радиосвязь должна была стать тем средством, с помощью которого антифашисты-подпольщики могли бы информировать Москву, а также поддерживать при необходимости контакты с другими группами Сопротивления в различных районах Германии и за ее пределами.
      В конце апреля 1941 года Меркулов в разговоре с Фитиным подчеркнул, что обстановка требует срочных мер по переводу наиболее ценной агентуры на прямую связь с Москвой и создания нескольких нелегальных резидентур с собственными рациями, шифрами, материальными ресурсами. В случае обрыва нынешней связи они могли бы самостоятельно продолжать свою деятельность, информируя об этом Центр.
      В начале мая 1941 г. начальник немецкого направления П.М.Журавлев дал указание Короткову подыскать радиста и ждать радиоаппаратуру. Харнак не рекомендовал использовать в качестве радиста Карла Беренса из-за большой семьи последнего; второй кандидат на роль радиста, Курт Шумахер, был неожиданно мобилизован в армию. В результате выбор пал на коммуниста Ганса Коппи, за которого поручился "Старшина" .
      Обещанные Центром рации и другие средства явно запаздывали. Техника поступила только в конце апреля - начале мая. В багаже находились две портативные рации в контейнерах-чемоданчиках с питанием от батареек. Переносные радиопередатчики могли работать в квартирах верхних этажей домов, в поле, в лесу, с поверхности воды. Радиус действия рации достигал одной тысячи километров. Принимающая база была оборудована в районе Бреста. Среди распакованных коробок оказались карманные приемник и передатчик, работавшие от электросети напряжением 110-220 вольт. "Странная штука, - подумал Коротков, - и как ею пользоваться? Да и инструкции к ней нет. Вот это сюрприз! Что касается принимающей базы на советско-польской границе, то, судя по всему, Красная Армия не собирается отступать и будет бить врага на его же территории, как пелось тогда в песнях. Но сможет ли маломощная рация на батарейках обеспечить устойчивую радиосвязь группы "Корсиканца" с Центром?" Эта мысль не оставляла Короткова. "Москве виднее", - решил он в конце концов. Рация была передана группе "Корсиканца" через Грету Кукхоф.
      Ни на один день резидентура не прекращала добычу информации. Группа антифашистского Сопротивления "Корсиканца" - "Старшины" сообщала все более тревожные данные о завершении подготовки Гитлера к нападению на Советский Союз. 16 июня 1941 г. из Берлина в Москву ушла телеграмма, предупреждавшая, что германская агрессия может начаться с минуты на минуту.
      По указанию начальника разведки Фитина информация немедленно была доложена И.В. Сталину и В.М. Молотову.
      В ней, в частности, говорилось:
      "Источник, работающий в штабе германской авиации, сообщает: Все военные приготовления Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены и удар можно ожидать в любое время...
      Объектами налетов германской авиации в первую очередь являются: электростанция "Свирь-3", московские заводы, производящие отдельные части к самолетам, а также авторемонтные мастерские.
      В военных действиях на стороне Германии активное участие примет Венгрия. Часть германских самолетов, главным образом истребителей, находится уже на венгерских аэродромах...
      Источник, работающий в Министерстве хозяйства Германии, сообщает, что произведено назначение начальников военно-хозяйственных управлений "будущих округов" оккупированной территории СССР...
      ...На собрании хозяйственников, предназначенных для "оккупированной территории" СССР, выступил также Розенберг, который заявил, что понятие "Советский Союз" должно быть стерто с географической карты".
      Как писал позднее в своих воспоминаниях П.М. Фитин (Сборник юбилейных материалов КГБ, архив СВР), на следующий день Сталин вызвал его и Меркулова к себе. Не предложив им присесть, оставив стоять у дверей кабинета, Сталин молча прохаживался вдоль стола, покуривая трубку и посматривая на наркома госбезопасности и начальника разведки, как бы изучая и прикидывая в уме, понимают ли эти люди всю сложность и остроту обстановки. Наконец Сталин остановился прямо напротив них и, глядя в лицо Фитина, произнес:
      - Товарищ начальник разведки, не надо мне рассказывать содержание вашего сообщения. Я его прочел. Объясните, откуда и как ваш источник получает информацию? Верите ли вы ему и почему? Можете ли поручиться за его честность и искренность?
      Сталин, не отрываясь, смотрел в глаза Фитину и внимательно его слушал. Фитин, преодолев внутреннее волнение, подробно объяснил, что источник является убежденным антифашистом и поэтому делится с резидентурой получаемыми им сведениями. Его информация, как правило, подтверждается, и у разведки нет на его счет сомнений.
      Сталин пошел вдоль стола, не говоря ни слова. Вернувшись к Меркулову и Фитину, остановился, затянулся трубкой, выпустил дым и сказал:
      - Есть только один немец, которому можно безоговорочно верить, - это товарищ Вильгельм Пик. Все перепроверьте тщательным образом и снова доложите.
      На обратном пути Меркулов поинтересовался у Фитина, что тот думает о сказанном Сталиным. Фитин не торопился с ответом, и Меркулов ответил сам:
      - Вероятно, товарищ Сталин подразумевал, что следует доверять только немецким коммунистам.
      На замечание Сталина необходимо было немедленно отреагировать и принять соответствующие меры. Меркулов распорядился, чтобы разведка срочно составила список всех донесений "Корсиканца" и "Старшины", в которых содержалась информация о готовившейся Германией агрессии. Только с начала 1941 года таких телеграмм в Центре набралось больше сотни, и их перечень занял одиннадцать убористых машинописных страниц.
      Оставалось переслать документ в Берлин и потребовать от резидентуры подтверждения.
      Но события опередили намерения руководства разведки.
      Наступило 22 июня 1941 года. Все, о чем сообщали "Корсиканец" и "Старшина", стало трагической явью.