ПОНЕДЕЛЬНИК ШЕСТОЙ

25 сентября 1967 года (год Овцы)

Основной вектор реальности ISTB-01.14.S

— Ты, милая, должна будешь сделать это , — сказала Александра фон Больцев; тон ее не терпел возражений.

Вера смотрела в пол. Она знала: поднять сейчас голову, и глаза выдадут ее.

— Вот твое оружие, — сказала баронесса, раскрывая на весу замысловато инкрустированный полудрагоценными камнями лакированный ящичек, в котором на черном бархате лежал пистолет с коротким стволом и деревянной рукояткой — пятизарядный, системы МАК-61. — Это будет твое личное оружие. Но только после того, как ты выполнишь приказ.

— Почему я? Почему мне? — вопрос прозвучал естественно.

— Это проверка, милая моя. Чтобы стать одной из нас, ты должна делом доказать свою верность идеалам Пресветлой Империи. А что лучше закрепляет верность делу, как не кровь, пролитая во имя его? Не бойся, это совсем не страшно — уничтожить негодяя, врага Империи. Это противно, но не страшно. Возьми пистолет.

Вера медленно протянула руку, коснулась пальцами рукояти.

Со стороны внимательно наблюдал за ней пытчик Протасий. Когда Александра фон Больцев убрала футляр, а пистолет остался у Найденовой в руках, Вера краем глаза заметила, как Протасий многозначительно подмигнул ей и осклабился. Он не доверял ей с самого начала — она это знала — и он же, без сомнения, был одним из инициаторов этого кровавого теста, испытания на верность.

«В каких романтических тонах описывается подобное в беллетристике, — подумала Вера горько, — и как все отвратительно, дико на самом деле».

Она снова искоса взглянула на Протасия. Тот ухмылялся, не догадываясь, что его в скором времени ждет. Вера вспомнила, как он зажимал ее в углу, вспомнила его потные руки, как елозили они у нее под блузкой, изо рта у Протасия пахло: запах чеснока и перегара, как наваливался на нее, шепча: «Ну давай, давай, девочка. Я смерт, ты тоже смерт. К чему нам условности? Один раз живем», его детородный орган распирал узкие брюки — он был отвратителен. Вера ударила его наотмашь, вложив в удар не только личное свое отвращение, но и ненависть, скопившуюся за те десятки часов пыток, на которых ей пришлось против воли присутствовать. Он отшатнулся. Камень на перстне (прощальный подарок Михаила) рассек ему щеку. Он отступил с кривой ухмылкой. «Посмотрим, сучка, — сказал он, усмиряя свое частое возбужденное дыхание. — Еще посмотрим».

Тогда он ушел. А вот теперь это неопределенное «посмотрим» обернулось оружием в ее руке, и холодный приказ не оставлял Вере выбора.

«Но выбор всегда есть», — подумала она.

Так ее воспитывали. Выбор всегда есть.

Она приняла решение. Она будет стрелять. Но не в пленных. В конце концов, они такие же жертвы, как и она — растоптанные тяжелыми сапогами судьбы.

— Пойдем, милая, — сказала Александра фон Больцев. — И не забудь снять эту штуку с предохранителя.

Вера кивнула.

Азеф распахнул перед ними тяжелую дверь, и знакомый, ставший почти привычным за неделю тяжелый запах боли и нечистот окутал Веру Найденову.

Они — баронесса, Вера, Протасий и Азеф — вошли в подвальное помещение, расположенное в четырех с половиной метрах под уровнем мостовой в основании трехэтажного здания торгового предприятия «Петерсити-лоск», одного из многих процветающих предприятий города, богатого и знаменитого своими каналами, культурными памятниками и безотходными технологиями, самого блистательного города реальности ISTB-01.14.S. Больше месяца БДСН (Боевые Дружины Специального Назначения) Клуба Альтруистов и Гвардия Пресветлой Империи готовились к вторжению в этот благополучный мир. Более полугода разведки и контрразведки обеих сторон с переменным успехом вели между собой тайную войну на арене из двух десятков реальностей. И теперь, когда были закончены последние приготовления, проведены рекогносцировка и мобилизация, запасены тонны оружия, топлива и провианта; теперь, когда были продуманы и проработаны всевозможные тактические и стратегические планы, сценарии развития боевых действий; теперь, когда идеологи, агитаторы и демагоги, послушные воле хозяев, отвернулись и на время прикрыли рты, дабы не мешать грубым утехам экспансии — теперь войне суждено было стать явной, а благополучному миру ISTB-01.14.S — первым полем боя этой войны.

Ни баронесса Александра фон Больцев, ни пытчик Протасий, ни Вера Найденова, ни уж тем более Милорд или Игорек — этого не знали и не могли знать. Как и многие другие (пятеро из миллионов) они являлись разменными пешками в большой игре, и про их собственную маленькую войну давно забыли те, кто, закуривая вонючие трубки, рассаживался вокруг шахматной доски. Эти пятеро находились в подвале, на глубине четырех с половиной метров, готовились к расправе, и в то же самое время над городом во внезапно расцвеченном искусственными радугами небе появились боевые самолеты Дружин Клуба и Гвардии; а по улицам, за секунду до того мирным, живущим обычной благоустроенной жизнью, загрохотали, залязгали траками тяжелые боевые машины. Эфир в один момент наполнился кодированными сообщениями, полукодированной информацией и просто приказами открытым текстом по прямой связи, а также — зондирующими сигналами радиолокационных систем, электромагнитным треском от постановщиков помех, шорохом отраженных волн.

Разменные пешки не видели ничего этого, они продолжали свою маленькую войну.

Когда загремели засовы, и дверь, проскрипев на петлях, открылась, Игорь, щурясь, встал. Этим утром ему приснился сон. Ему снилось, что он, Игорь Бабаев, умер. А точнее, его убили. Во сне друг Игоря (сквозь сумрачную дрему Бабаев пытался вспомнить его имя, но оно ускользало, не давалось) стрелял из автомата. В него, в Бабаева. Вспышки выстрелов четко выделялись на фоне багровых драпировок; Игорь видел пули, их медленное движение по заданной пороховыми газами траектории; он хотел уйти в сторону, но тело оцепенело, не слушалось панических приказов мозга; и пули так же плавно, медленно вошли в него, разорвали грудь и живот в мелкие клочья. Хлынула ниагарой кровь — целое море крови. «Сколько ее много», — успел подумать Игорь перед тем, как мягко осесть на пол. А друг-стрелок (Сева — вот как его звали) улыбнулся, качнул головой и сказал: «Вольно, лейтенант!». Игорь закричал от невыносимой боли и проснулся. Он проснулся в темноте подвала, в поту, ощущая боль нанесенных пытками ран, и понял вдруг, что умрет сегодня. Это открылось ему с прозрачной ясностью, но он вовсе не испугался и даже горечи не испытал. Не раз уже, когда сталь пыточных инструментов касалась его тела, он просил смерти. Не умея молиться, не веруя в Бога, он просил смерти у мира, у Вселенной, у судьбы и у своих мучителей. И скорый ее приход казался ему желанным. А теперь он твердо знал, что умрет, что пыткам конец, и единственное осталось, беспокоившее его, как бы умереть достойно.

Он размышлял об этом несколько часов под стоны Милорда, но додумался только до того, что надо будет встать и принять смерть с гордо поднятой головой. И когда дверь наконец открылась, он встал вопреки сгибающей боли, помогая себе руками и сначала на колени, а потом по стене и выпрямился во весь рост. От слабости его повело, качнуло, но он, стиснув зубы, восстановил равновесие.

Мучители вошли. Две женщины, седой охранник, которого Бабаев так неудачно пытался нейтрализовать, и главный палач, знакомо жмурящийся и потирающий руки. У одной из женщин, у переводчицы, был пистолет. Она смотрела, опустив голову, в пол. Волосы падали ей на лицо, закрывая глаза, однако сомневаться не приходилось: именно ей поручено убить Игоря и Милорда. Осознав это, Игорь испытал облегчение: почему-то ему оказалось легче принять смерть от руки девушки-переводчицы; она вызывала у него, пусть скомканную болью и ненавистью, но самую искреннюю симпатию. А еще — он жалел ее. Бабаев испытывал желание сказать что-нибудь приличествующее случаю, что они, то есть пытчики, могут сломать его тело, но им никогда не сломать его дух, но он жалел девушку, он догадывался, что ее заставляют убивать против воли, и промолчал, чтобы облегчить ей это дело.

Вооруженные силы Клуба Альтруистов и Пресветлой Империи сходились на поле боя. Каждая из участвующих в конфликте сторон располагала совершенно достоверной информацией о том, что ее противник имеет в арсенале ядерное тактическое оружие. Нетрудно было предположить, что в случае каких-либо осложнений (провала наступательной операции, например) противник не замедлит пустить его в ход. Следовательно, появилась и требовала обдумывания идея превентивного удара. Обдумывание не заняло много времени ни у одной из сторон. Впрочем, первым нанести превентивный удар принял решение все-таки главнокомандующий Гвардии Пресветлой Империи генералиссимус Дмитрий фон Голь.

Вера подняла пистолет в вытянутой руке. Направила его в сторону Игоря Бабаева. На миг она и Игорь встретились взглядами. В глазах Бабаева не было страха смерти. Он ничего не сказал ей, не проронил ни звука.

Вера не колебалась ни секунды. Она подняла пистолет выше, одновременно всем корпусом поворачиваясь к разведчикам Империи и ловя мушкой ненавистную ухмыляющуюся рожу Протасия. И надавила на спусковой крючок.

Ничего не произошло. Лишь сухо щелкнул боек пистолета.

— Вариант «Черный тюльпан»! — пронеслось сквозь эфир открытым текстом.

— Есть «Черный тюльпан», — приняли распоряжение главнокомандующего к исполнению начальники штабов, одинаковыми жестами подзывая адъютантов.

— Есть «Черный тюльпан», — приняли распоряжение главнокомандующего командиры бомбардировщиков, одинаковым, отработанным до автоматизма движением рук в черных перчатках сбрасывая колпачки предохранителей и вставляя ключи в одинаковые гнезда.

— Есть «Черный тюльпан», — приняли распоряжение главнокомандующего командиры тяжелых боевых машин, одинаковым, отработанным до автоматизма движением пальцев перекидывая одинаковые тумблеры и тем замыкая системы герметизации своих машин.

— Есть «Черный тюльпан», — приняли распоряжение главнокомандующего командиры пехотных подразделений, на языке жестов давая сигнал подчиненным немедленно рассредоточиться за естественными укрытиями.

— Есть «Черный тюльпан»… Есть «Черный тюльпан»… Есть «Черный тюльпан»…

…Глупые злые мальчишки…

— Ты был прав, смерт, — произнесла Александра фон Больцев после секундной паузы; Протасий, довольный, улыбнулся на похвалу. — Что же ты, милая? — надменно обратилась баронесса к опешившей Вере. — Проверять нужно оружие перед стрельбой. Посмотреть — есть ли патрон в стволе.

Она шагнула к Найденовой, протягивая руку. В краткий этот миг Вера поняла, что для нее теперь все кончено, что она ляжет здесь в подвале рядом с гордым мальчишкой, которого она так не ко времени и не к месту нашла пожалеть… Так глупо все… И никто теперь не поможет. И Михаил никогда не найдет ее… «Мы встретимся, любимая моя. Главное — верить, и мы встретимся…»

Инстинктивно Вера отшатнулась к стене, и это спасло ей жизнь.

Одновременно в сотнях бомб и ракет, запущенных с подвесок самолетов или с направляющих на земле, одинаковым коротким сигналом была снята последняя защита на пусковых механизмах ядерных устройств. Одинаковые электрические импульсы проскочили в одинаковых цепях. И небо над Петерсити превратилось в раскаленный ослепительный ад. Словно солнце опустилось вдруг на землю. И земля содрогнулась от прикосновения его.

В одно мгновение здание, в подвале которого находились разведчики Империи с пленниками, обрушилось в ряду сотен других зданий взорванного города. Балка перекрытия, переломившись, разворотив отопительные трубы, в облаке пыли рухнула на головы пытчикам. Ни Александра фон Больцев, ни Протасий, ни Азеф — никто из них не успел и вскрикнуть. Молча умер Милорд, грудь которого пробил раскаленный обломок трубы. Веру же только оцарапало кирпичным осколком и швырнуло на Игоря.

Погас свет. И с кромешным мраком вернулась наконец благословенная ватная тишина, нарушаемая лишь журчанием воды и шорохом сыплющегося откуда-то песка.

Вера ошеломленно покрутила головой. Впрочем, подготовка в школе имперской разведки не минула даром: Найденова почти сразу справилась с шоком и начала действовать. Нащупала в потайном кармане «брелок разведчика» — миниатюрное устройство, полагавшееся каждому выпускнику и представлявшее собой хитроумную комбинацию из пружинного ножа, универсальной отмычки, однозарядного малокалиберного ствола и минифонарика. Наощупь включила фонарик, отвоевав у кромешной тьмы пространство в полметра радиусом. Она огляделась и вскрикнула, зажав рот ладонью. Под ногами она увидела раскрошившуюся от удара балку, и из-под обломков этой балки торчала рука — знакомая рука! И рядом с рукой на полу валялся знакомый ей пистолет.

Вера глубоко задышала, приходя в себя. Потом она нагнулась, чтобы взять пистолет. Медленно коснулась деревянной рукоятки пальцами, следя за мертвой рукой, словно опасаясь, что та вдруг вытянется и схватит ее за запястье. Едва подняв оружие, она резко отступила, потом выщелкнула в ладонь обойму. Обойма была пуста.

— Как глупо, — пробормотала Вера, выронив бесполезный пистолет.

Рядом зашевелился Игорь. Найденова посветила ему в лицо. Бабаев был в сознании, но при том совершенно невменяем. Он слепо щурился и как-то очень заторможенно поднял свободную руку, чтобы прикрыть лицо от света.

— Ты меня понимаешь? — спросила Вера, и голос ее в заваленном подвале прозвучал глухо.

Игорь медленно кивнул.

Вера не стала искать под обломками ключ от наручников, все еще приковывающих Бабаева к трубе. Подсвечивая себе фонариком, она воспользовалась отмычкой из шпионского набора.

— Ты можешь двигаться сам?

Игорь снова кивнул. Он медленно поднялся с пола, который заливала грязная вода. Вере не понравилось, как он двигается. Она понимала, что отсюда, из разрушенного города, нужно убираться как можно быстрее: то, что Петерсити кто-то из враждующих сторон подверг ядерной атаке, не вызывало сомнений, а радиация, заметим, наиболее страшна именно в первые часы после взрыва. Повелевай Верой рацио, самым правильным для нее было бы бросить Бабаева здесь, но она твердо собиралась спасти его, иначе теряло смысл все остальное.

Это было действительно очень трудно, но они сумели выбраться из подвала, ориентируясь по сквозняку. Несколько раз пришлось лечь и пробираться вперед ползком, обдирая живот, грудь и локти, под готовыми в любой момент осесть плитами перекрытий. Игорек все еще не пришел в себя, и Вере приходилось думать за двоих. Но они все-таки выбрались наружу, в город, и хотя здесь было ненамного светлее: небо закрыла черная туча от поднятой высоко вверх горячей пыли; и дул режущий ветер, унося в сторону гигантского пожарища мегатонны кислорода — здесь было свободно, и можно было идти, двигаться прочь от этого кошмара безумной и совершенно бессмысленной конфронтации, уничтожившей целый мир.

И они уходили.

В развалинах зоны средних разрушений на них напало чудовище. Выскочило, оскалив зубастую пасть — стремительное в желании насытиться, испробовать свежей крови, существо ростом с человека на двух птичьих лапах с атрофировавшимися передними. Выскочило, сбило Веру с ног, и спасла девушку только ее быстрая реакция (еще раз спасибо тебе, ненавистная школа!), она рывком откатилась в сторону, и чудовище промахнулось, подарив Найденовой еще несколько секунд. И этих секунд ей хватило, чтобы издать горлом пронзительный и неприятный каркающий звук, после чего чудовище замерло, мотнуло плоской головой и скрылось в развалинах.

— Что это было? — спросил с земли Игорь: чудовище при нападении задело его хвостом, и теперь он лежал, скорчившись, прижав искалеченную пытками правую руку к животу, но взгляд его на чумазом и осунувшемся лице был более осмысленным, чем минуту назад.

— Наши подопечные из зверинца, — пояснила Вера, вставая на ноги. — Биологическое оружие Империи.

Игорек тоже попытался встать, но осел от внезапно острой боли в измученном теле, и Вере пришлось помочь ему.

— Надо идти.

А потом их окликнул Азеф.

Найденова даже не сразу признала его. Он выглядел намного приличнее и совсем не производил впечатление недалекого, но исполнительного служаки, каким казался совсем недавно. Не было на нем и вечного замызганного халата. И вообще, необычно он выглядел для человека, который, по идее, должен только что выбраться из-под развалин рухнувшего дома. Был он в военного покроя костюме цвета хаки и высоких шнурованных ботинках; энергично направлялся наперерез Игорю с Верой и осторожно нес в руках некий цилиндрический предмет. И Бабаев прежде всего вспомнил его, этого предмета, назначение, а когда следом всплыло и название, он вспомнил все остальное. И немедленно закричал на Веру, быстрым движением зарядившую свою мелкокалиберную игрушку с очевидной целью пустить ее в ход:

— Нельзя! Это наш, наш, это свой!

В цилиндрическом предмете Игорь Бабаев опознал стандартный твердокристаллический накопитель с общим объемом памяти на шестьсот сорок терабайт, а в самом Азефе — того самого полковника Корпуса, с которым он впервые повстречался в коридорах сектора «Коррекция-38». И хотя помнил Игорь, что ничего хорошего для него полковник этот не сделал, а скорее наоборот — подтолкнул, стал причиной многих бед, но он был единственным по-настоящему близким человеком в этих зыбких реальностях, переполненных ложью и ненавистью…

Вера однако подняла свой одноразовый ручку ствол на уровень глаз и прицелилась.

— Ты уверен? — спросила она.

— Уверен, — сглотнув, отвечал Бабаев, опершись ей на плечо.

Так они и стояли, вдвоем, дожидаясь, пока Азеф, полковник Корпуса, не подойдет вплотную. А потом он поставил накопитель на землю, выпрямился и сказал, обращаясь к Игорю:

— Здравствуй, товарищ лейтенант. Вот мы и встретились.

2 октября 1967 года (год Овцы)

Основной вектор реальности ISTB-01.14.S

По ночам тварь отлеживалась в норе — закутке, образованном двумя стенами: выгоревшего изнутри дома и приземистого гаража при нем. Ночью тварь не могла охотиться: она впадала в оцепенение, что присуще всем рептилиям в холодное время суток.

По науке тварь называлась дейнонихом (Deinonychus antirrhopus), но, конечно же, не подозревала об этом. Ростом тварь была со среднего человека. Длинный прямой и жесткий хвост позволял ей легко балансировать на двух задних мускулистых конечностях при стремительном всесокрушающем броске. Еще на каждой лапе у твари имелось по изогнутому и прочному, как сталь, когтю. Тактика твари состояла в том, чтобы напасть из засады на ничего не ведающую жертву, сбить ее коротким мощным ударом на землю, мгновенно изодрать своими отставленными когтями на трепыхающиеся, пахнущие горячей сладкой кровью куски. Стратегия твари основывалась на простейшем принципе: жить и выживать. В этом смысле дейноних являлся одним из наиболее приспособленных к выживанию хищников, когда-либо обитавших на Земле. В IS-реальностях его популяции не пережили мелового периода, но на Древе Времени много иных миров.

По утрам, перед самым восходом, тварь выползала, сонно переставляя лапы, из своего убежища и забиралась на сорванный ударной волной лист дюраля, после чего на несколько часов замирала, всем телом впитывая тепло нового дня. В этот момент она была очень уязвима, но другие хищники, в силах которых вполне было бы противостоять дейнониху или даже закусить им на завтрак, относились к тому же подклассу архозавров и в освоении этого холодного для них мира испытывали схожие трудности. Еще одну реальную опасность для твари представлял собой человек — известное коварством, не боящееся ночного холода, умелое в выслеживании, хитроумное и беспощадное существо. Однако люди этого мира были заняты своими премудрыми делами, легко подставлялись и до сих пор они казались дейнониху простой, но нежной и вкусной добычей.