Топтунов подвела излишняя самоуверенность. Не обращая внимания на грозные окрики дежурной по станции: «Не бегите так, молодой человек!», Я набрал на эскалаторе приличный ход, слетел на перрон и успел проскользнуть между сдвигающихся дверей готового к отправлению поезда. Топтуны появились на перроне двумя секундами позже, и я сквозь стекло помахал им рукой. Топтунам ничего другого не оставалось, как помахать мне в ответ. Веселые ребята.
      На мне была легкая кожаная куртка, достаточно просторная, с двумя вместительными внутренними карманами, в которые я уложил радиотелефон, блокнот, авторучку, шахматы. Нож я повесил на пояс. Сдвинул и прикрыл его курткой так, чтобы не было видно со стороны. Порядок. Теперь можно работать.
      В распоряжении у меня имелся час свободного времени. Перед тем, как отправиться к Скоблину, я успел обменяться с Геростратом десятком ходов.
      Я быстро почувствовал, что он, несмотря на все его способности, в шахматы не ахти какой мастер; отыграл у него пешку, после чего выстроил убедительную защиту, не особенно заботясь о наступлении. Атака всегда подразумевает жертвы, а мне совсем не хотелось узнать сегодня к вечеру, что еще кто-нибудь из моих друзей, пусть даже и бывших, обнаружен с простреленной башкой где-нибудь в Летнем Саду. Хотя уже тогда я подумывал, что в принципе вряд ли Герострат сумеет организовать все эти обещанные покушения. В конце концов, подготовка к ним требует времени, а времени-то я ему не дам.
      Не успеет он, не должен успеть.
      В три часа пополудни я, чуть запыхавшись, остановился у двери квартиры Скоблина и осторожно вдавил кнопку звонка. Послышались шаркающие шаги. Дверь открыл невысокий старик с морщинистым бледным лицом и огромным сизого цвета носом, очень характерно выделяющимся на этом бледном фоне. Одет он был в засаленный пиджак на голое тело: на груди потускневшие орденские планки — и в тренировочные выцветшие от бесчисленных стирок штаны.
      — Э-э… кто такой? — осведомился старикан, разглядывая меня с подозрением.
      — Вениамин Скоблин здесь проживает?
      — Из милиции, что ль?
      Я удивился. Меня опережают? Прощупаем-ка почву.
      — Да нет, почему вы так решили?
      — Ну и зря, — безапелляционно заявил старикан, — пора бы уж всех этих спекулянтов, бизнЕсмЕнов забрать куда подальше. Пусть поработают. Узнают, что такое корка хлеба, каким она трудом…
      — Мне бы Вениамина, — прервал я его разглагольствования, догадываясь, что речь свою старикан может продолжать до бесконечности, попадись только благодарный слушатель. — Он дома?
      — Дома, дома. Сидит весь день, в институт не пошел — прощелыга. Думает, родители уехали, так все можно. Вот если бы его да на лесоповал…
      По всему, над стариканом довлела навязчивая идея.
      — Разрешите войти?
      — Входи, — он махнул рукой. — Тоже, небось, бизнЕсмЕн?
      — Ни в коем случае.
      — Тогда угости папироской.
      Я вытащил сигареты. Старикан при виде «Родопи» поморщился:
      — А покрепче табачка не найдется? «Беломорчик», а?
      — Может, тебе еще махорки насыпать? — зло спросил Скоблин, появляясь в прихожей, но тут он поднял на меня глаза и запнулся на последнем слове.
      — Спокойно, — сказал я. — Разговор к тебе есть.
      — Спекулянты вы все, — продолжал вещать старикан. — Цену корке хлеба не знаете…
      — Заткнись! — рявкнул на него Венька.
      Видно, появление мое его напугало. И не на шутку.
      Не успели, значит, поставить в известность. Это хорошо, это удачно.
      — Хочу с тобой поговорить, — произнес я раздельно.
      Венька встрепенулся, взял себя в руки:
      — Да? Ладно. Проходи.
      Старикан что-то бормоча себе под нос, завозился с дверными запорами.
      Комнатка, в которой обитал Венька, оказалась небольшой: три на четыре. С одним окном. Вдоль стен стояли шифоньер и застекленный шкаф с разношерстной подборкой книг: там Чейз прижимался к Достоевскому, а Берроуз — к альбому Сальвадора Дали. И так далее в том же духе. Кроме того в комнате имелся диван, стоял на металлической подставке цветной импортный телевизор, в вазочке на подоконнике — бумажные розы.
      Я уселся на диван, расстегнул куртку, продемонстрировав при этом Веньке чехол с ножом, потом извлек радиотелефон, вытянул антенну и положил его рядом. Прислонившись к подоконнику, Венька с безучастным видом наблюдал за моими приготовлениями.
      — Теперь поговорим, — начал я. — Что ты можешь рассказать мне о Своре?
      — Почему это ты, МЕНТ, решил, что я буду тебе хоть что-то рассказывать?
      — Понимаешь, — сказал я проникновенно. — У меня нет другого выхода. Герострат припер меня к стенке, он объявил мне войну. Поэтому предупреждаю сразу: я не остановлюсь ни перед чем, чтобы до него добраться. А на война как на войне. Тебе, я думаю, это не нужно объяснять. Если, чтобы добраться до твоего босса, мне понадобится тебя убить, я тебя убью, не моргнув глазом. Я уже убивал, я умею убивать. Но пока мне убивать тебя не понадобилось. И надеюсь, не понадобится. Ясно? Так что давай рассказывай… А может, ты мне сразу его адресок дашь?..
      Заметного впечатления на Скоблина моя речь не произвела. С кислым выражением лица он сказал:
      — Иди ты на…
      Я встал и резким движением ухватил его за отвороты рубашки. Ткань затрещала. Я оттащил Веньку от окна и одним точно отмеренным ударом сбил его с ног. Получилось и не слишком громко, и достаточно эффективно.
      Я вернулся на диван.
      Венька тяжело ворочался у моих ног.
      — Сволочь, — прокаркал он. — Ты зуб мне выбил.
      — Поделом, — заявил я. — Будешь уважать старших.
      Не нравилась мне эта роль хладнокровного супермена с замашками старослужащего, но иначе нельзя. Иначе не успеть.
      — Осознал? — поинтересовался я, когда Венька наконец встал на ноги, закрывая рукой быстро вспухающую щеку.
      — Я не знаю, где он сейчас находится, — выдавил он, глядя в сторону.
      — Бывает. Тогда рассказывай все, что о нем знаешь.
      Скоблин покосился на меня, вернулся к окну:
      — Он тебя прикончит.
      — Посмотрим.
      — И смотреть нечего. Ты у него в СХЕМЕ, а когда ты выработаешь свое, он тебя прикончит.
      — Тем более. Чего тебе в таком случае терять? Рассказывай, рассказывай, не стесняйся. Здесь все свои. И, кстати, откуда ты знаешь о СХЕМЕ?
      Блеф не получился. На разбитых губах Веньки появилась ехидная улыбка:
      — А ты откуда?
      — Ладно, — махнул я рукой. — Рассказывай.
      Медленно, через силу выталкивая из себя слова, он стал рассказывать.
      Начал издалека. С той причины, которая пробудила в нем ненависть ко всему окружающему миру. С той самой пресловутой «обиды».
      Вдвоем с приятелем они занимались извозом видеомагнитофонов. Покупали их в Москве, потом везли в Набережные Челны, родной город приятеля, где сдавали дельцам тамошнего «блошиного» рынка по двойной цене. Почти чистая стопроцентная прибыль. К тому же необлагаемая налогом.
      Поначалу все шло хорошо. Оборотный капитал увеличивался на глазах. Можно было уже и самим прибарахлиться. Теми же видеомагнитофонами. Но берегли, экономили. Чем больше денег останется в обороте на предыдущем этапе, тем больше их будет при реализации последующего.
      Как-то раз, истратив накопленные четыре миллиона на десяток видеомагнитофонов, они оставили эту новую партию в автоматической камере хранения («до поезда еще восемь часов было ждать: не таскаться же с коробками по городу»), а сами отправились прогуляться по Москве-столице. Вернулись к поезду, открыли камеру, а там — шиш, пусто. Капитал улетучился, как дым, а самое обидное, что и придраться не к кому: автоматическая камера на то и автоматическая камера.
      Возвратившись в Санкт-Петербург (с напарником своим на почве столь грандиозного провала он рассорился), Венька неделю пил. Но время шло, деньги и нервы не вернуть — устроился в одну контору подрабатывать торговцем компьютеров по выходным на рынке в Автово. Подрабатывал он и здесь неплохо, но мнения своего о природной порочности человеческого мира не изменил. Скорее, он еще более озлился, поимев пару раз дело с местным рэкетом. Там, на рынке, он и познакомился с Геростратом.
      Посетив пару «вечеринок», Венька понял, что мировоззрение Герострата по всем пунктам эквивалентно его, Венькиному, мировоззрению. Семена упали на благодатную почву, быстро проросли. По собственной инициативе Скоблин стал предлагать своему новому кумиру разнообразные проекты, и хотя Герострат ни одного проекта не поддержал, Венька, сам того не заметив, очутился в списке активистов Своры и удостоился чести вербовать новых членов (как следовало из слов Скоблина, в Своре это позволено далеко не каждому).
      В задачу его входило отыскивать крепких, физически развитых ребят среди студентов или знакомых «коммерсантов», желательно, имеющих за спиной Афган или любую другую «горячую точку», но не связанных ныне с какими-либо политическими организациями, конфессиями или правоохранительными органами. Герострат объяснял необходимость выполнения этих трех условий тем, что, во-первых, «наш великий акт» не должен быть замаран причастностью к существующим мелким идейкам, а во-вторых, проникновение тайного агента в Свору может подорвать ее единство, что опять же никак не пойдет на пользу делу.
      — Простить себе не могу, — говорил Скоблин, — что ТЕБЯ привел именно я. Герострат был прав. Он всегда был прав.
      — Почему же «был»? — уточнил я с усмешкой. — Он, наверное, и теперь прав?
      Венька пропустил мое замечание мимо ушей. У него самого появилась потребность выговориться, он не мог остановиться, он продолжал рассказ.
      В Своре Веньке безусловно нравилось. Он выполнял, кроме обязанностей «вербовщика», еще другие мелкие поручения Герострата. Я предположил, что он был на положении мальчика на побегушках: принеси это, отнеси это, сгоняй по такому-то адресу, позвони по такому-то телефону, но сам Венька расценивал поручения иначе. Он полагал, что, используя его в качестве курьера, Герострат тем самым оказывает ему ОСОБОЕ доверие, и укрепился в своем мнении, когда на одной из «вечеринок» тот обмолвился о существовании СХЕМЫ…
      — Теперь выкладывай до конца, — потребовал я. — Раз уж начал.
      — Тебе это не поможет, — сказал Скоблин. — Если ты в СХЕМЕ, то теперь тебе ничто уже не поможет.
      — Ладно, ладно, разберемся.
      Венька пожал плечами и стал рассказывать дальше. СХЕМОЙ, по его словам, Герострат называл некий план или программу, предусмотрительно разработанную им для осуществления того самого «великого акта», должного, согласно идеологии Своры, изменить ход истории и вписать в нее имена учеников Герострата золотыми трехметровыми буквами.
      Все ясно, подумал я. Мне-то уже было известно, чего стоят на самом деле эти бредовые разглагольствования Герострата о «новой цели для Личности». Но откуда же это было знать Скоблину, бедному мальчику на побегушках, давно и тщательно перепрограммированному?
      — Он объяснил мне, только МНЕ, — хвастался Венька, — что СХЕМА учитывает все. И до мельчайших подробностей. Неприятности такого рода, как твое появление среди нас, также учтены в ней. Гений Герострата позволяет ему предсказывать будущее. Он видит на годы вперед; он знает, что нужно делать; он приведет нас к цели, несмотря ни на что… А вы все сдохнете, сгинете в безвестности, но успеете еще преклониться перед нами, будете еще молиться на нас…
      Я зевнул. Дешевая патетика, плоские эпитеты на меня никогда не действовали.
      — Понятно, — прервал я Веньку. — Все это мне понятно. Но ты, смотрю, увлекся, а меня другое интересует. Когда Герострат звонил тебе в последний раз?
      — Он мне не звонил.
      — Врешь, — я стал подниматься.
      — Позавчера.
      — Что сказал?
      — Сказал: «Жди гостей».
      — Он собирается нанести тебе дружеский визит?
      — Сначала и я так подумал… Но теперь-то понимаю…
      — Что понимаешь?
      — Герострат тебя имел в виду. СХЕМА.
      — Ну-ну, — сказал я, и сейчас же просигналил радиотелефон.
      Венька вздрогнул от неожиданности. Я взял телефон, нажал кнопку.
      — Боря, ты?
      Легок на помине.
      — Я тут подумал… Пожалуй, схожу: слон В5-С6.
      Я молча вытащил шахматы, переставил фигурку. Скоблин наблюдал за мной, вытаращив глаза. Как на чокнутого.
      — Конь В4-D3.
      — Умно, — оценил Герострат. — Умно. Ты, кстати, как там? До Вени уже добрался?
      — Почему я должен добираться «до Вени»?
      — Да ладно тебе, Боря. Я-то знаю: ты у нас парень ушлый. Не передашь Вене трубочку?
      — Здесь нет никакого Вени.
      — Как хочешь. Пешку ты у меня отыграл. Пусть все будет по-честному: он твой!
      — Кто «он»?
      — Веня, конечно, — Герострат засмеялся. — Хватит, Борис, не переигрывай. Я — человек опытный, постарше тебя, кое в чем разбираюсь лучше.
      — Что там с Еленой?
      — А что с Еленой? Ничего. Девочка тихая, разумная. Сидит, ждет своего освободителя.
      — Если с ней что-нибудь случится… хоть волос с его головы…
      — Да знаю, знаю, дорогой. Ты меня за яйца привесишь.
      — Именно так, — выдохнул я, понимая, впрочем, что Герострат надо мной просто издевается.
      — Ну ладненько, ты там с Веней еще побеседуй, а я поразмыслю часок… — Герострат отключился.
      Я спрятал радиотелефон и посмотрел на Скоблина. Тот во весь рот ухмылялся. Кровь течь перестала, но лицо его имело заметно асимметричный вид. Как напоминание.
      — ОН звонил?
      — Тебя не касается.
      — ОН, — утвердительно кивнул Венька. — Больше некому. С кем другим ты так разговаривать бы не стал. Прижал он тебя, хорошо прижал, да?
      — Слушай, Венька, у тебя что — много зубов лишних?
      Злорадства у Скоблина слегка поубавилось.
      — Говорю же, ты в СХЕМЕ, и ничего тебе с этим не поделать. Бей ты меня, или не бей — ничего не изменится. Конец у тебя один: предусмотренный Геростратом.
      — Помолчи, — приказал я, напряженно размышляя.
      Значит, так. Откуда Герострат знает, что я нахожусь у Скоблина? Элементарная логика? «Маячок» в радиотелефоне? Или действительно существует СХЕМА, где все мои ходы, поступки расписаны наперед? Первое — вполне вероятно, второе — менее, но тоже сбрасывать со счета нельзя. Как и третье.
      Скажем, если поместить человека в ситуацию, в которой он разбирается слабо, отрезать ему пути отхода, на альтернативных путях движения вперед повесить знак «СТОП» — куда пойдет человек? Только туда, куда ему предписано. И тогда дальнейшая последовательность его действий более чем предсказуема. ПРЕДСКАЗУЕМА… Это как в какой-нибудь не слишком умной компьютерной игре: оптимальный путь к цели задан программой, по другому — до конечного этапа не дойти. А что ожидает там у цели: быстрая смерть или лавровый венок победителя — известно одному Богу, да еще заокеанским программистам. В моем случае, это может оказаться стрельба в пулковском аэропорту. Только стрелять теперь будет не Эдик Смирнов — стрелять буду я.
      Вопрос: существует ли изъян в СХЕМЕ Герострата? Любая более-менее сложная система обязана иметь изъяны. Будем надеяться, что и у него не обошлось. Значит, теперь твоя задача этот самый изъян найти. Что ж, продолжим партию.
      Я спрятал шахматы, достал блокнот.
      На первой странице имела место следующая запись:

      ВЕНИАМИН СКОБЛИН СПбГТУ
      ул. Рузовская, д.14, кв.37
      АНДРЕЙ? Тех. Инст.
      ЮРИЙ? Тех. Инст.
      ЛюДМИЛА??
      -

      — Так, — сказал я, — перейдем к следующему пункту повестки дня. Вот здесь у меня список из четырех имен. Всех этих людей ты прекрасно знаешь. Первым в списке стоишь ты сам. Далее: Андрей, Юра и Людмила. Семена по понятной причине здесь нет. Все это члены твоей «пятерки». Я близко познакомиться с ними не успел. Но ты, насколько я понимаю, обязан знать, кто они такие на самом деле и где живут. Умалчивать тебе эту информацию не имеет смысла. Если, как ты говоришь, я в СХЕМЕ, то разницы, согласись, нет: буду я знать их адреса, или не буду. И учти: пять минут назад твой любимый Герострат мне тебя подарил. Я могу теперь делать с тобой, что захочу, чего только душа пожелает. И не думаю, что если ты будешь молчать, как партизан, то тебе шибко понравится моя метода выбивания информации.
      Лицо Веньки вытянулось.
      — Это правда?
      — О чем ты?
      — Герострат меня… сдал?
      — Со всеми потрохами.
      — Значит, это СХЕМА… значит, так надо… — Венька с мрачным выражением лица задумался.
      — Хорошо, — решился он. — Записывай. Андрей Кириченко, Юрий Арутюнов, Людмила Ивантер. Андрей и Юра учатся в Технологическом на третьем курсе; Людмила в Университете на филфаке, второй курс. Андрей живет на Промышленной улице, дом восемь, квартира четырнадцать. Где живет Юрий и Людмила, я не знаю.
      — Не знаешь?
      — Не знаю.
      Я ему поверил. В конце концов, врать Скоблину теперь не имело смысла. После всего, что я ему сообщил.
      — Что еще тебе нужно?
      — Не надейся, что я вот так сейчас просто уйду, — заявил я, поднимаясь. — К Андрею ты поедешь со мной.
      — И не подумаю!
      — На твоем месте я бы лучше «подумал»…

      16.45 по московскому времени
      Мы выходим на станции метро «Нарвская»: впереди — Венька, за ним — я. Сбежать он не пытался. Чувствовал, что бесполезно. На улице ярко светило солнце, лужи подсохли. Мы шли быстро и минут через пятнадцать добрались до нужного дома.
      — Это здесь, — сказал Венька, останавливаясь.
      — Вперед, — приказал я. — Побеседуем втроем.
      — Зачем?
      — Не твое дело.
      Я и сам не знал зачем. Но надеялся, что «беседа» втроем поможет мне лучше оценить ситуацию. В трехмерном пространстве, так сказать.
      Скоблин пожал плечами, но пошел.
      Мы встретили Андрея во дворе. Он выступил из подъезда нам навстречу, но сразу не заметил, а зашагал, жмурясь с улыбкой под солнечными лучами, кивнул устроившимся на скамейке бабулям.
      — Вот он.
      — Вижу, — сказал я.
      Нужно было его перехватить, но проделать это тихо, без скандала. И уж тем более — без драки.
      Андрей заметил меня и Скоблина за двадцать шагов. Он остановился, улыбка судорогой сошла с его лица, а вместе с улыбкой — всякое осмысленное выражение. Я узнал этот взгляд, я узнал эту совершенную безмятежность, что появилась на его лице. И я понял, что сейчас произойдет.
      И понял, что не успею.
      Андрей выхватил пистолет. Тот самый, знакомый стечкин. На глаз недостающие три миллиметра и отсутствие маркировочных клейм, конечно же, не ухватишь, но какой еще пистолет-пулемет может оказаться в руках действительного члена Своры?
      Пригнувшись, я сделал попытку в два прыжка преодолеть разделявшее нас расстояние. И мне это почти удалось. Потому что целился Андрей не в меня, а в Скоблина. Он стрелял очередью и для заурядного студента стрелял неожиданно метко. Пули в один момент разнесли Веньке голову. Я же поскользнулся в грязи и упал, каждой клеточкой тела ожидая раскаленную маленькую смерть. Ожидая новых выстрелов…
      И на какое-то мгновение показалось мне, что я снова ТАМ, на перевале, в прикрытии беженцев, а рядом умирают друзья, и нельзя поднять голову, потому что мы снизу, а боевики сверху, и мы у них, как на ладони, и они садят без разбора по всему, что движется…
      Выстрелов не последовало.
      Я резким движением влево перекатился на бок. И увидел, что Андрей стоит, замерев надо мной, в опущенной руке — пистолет.
      Потом он выронил оружие и упал на спину. Безучастно, как подрубленный под основание истукан. Головой с глухим стуком ударился об асфальт. Глаза его закрылись; он перестал дышать.
      Андрей Кириченко умер.
      «Просто остановилось сердце».
      Вот тебе и партия в шахматы. Вот тебе и защита. Как там в теории шахмат: сицилианская защита? Е2-Е4, С7-С5? Полуоткрытый дебют? Упоминается уже у Лусены и в Геттингенской рукописи? У Палерио и Греко? «Il giuoco siciliano»? В самую точку: защита а ля сицилийская мафия. Да простится мне невольный каламбур…
      Я поднялся и под взглядами оцепеневших в шоке бабулек, поднял выроненный Андреем пистолет. Шагнул к Скоблину.
      Весь асфальт был залит кровью. От головы Веньки мало что осталось. Девять миллиметров — калибр. С близкого расстояния. Почти в упор. Знакомое, до тошноты знакомое зрелище. Называется «пораскинул мозгами». Неуместная ирония, но что бы мы делали в Карабахе без любимого «черного юмора»? Единственное спасение для нормальной психики. Да, Веньке уже ничем не помочь. А мне пора уходить.
      Сунув пистолет за пояс, прикрыв его курткой, я побежал к выходу со двора.

      Первая ниточка обрезана.
      Герострат постарался. Больше некому. Должно быть, он обзвонил всех четверых, понимая, что первыми, к кому я сунусь, будут они.
      СХЕМА. Или элементарная логика. Или это одно и то же.
      Я остановился в небольшом зеленом скверике, закурил, стараясь успокоиться и трезво осмыслить происшедшее. По Турбинной, завывая сиренами, пролетели одна за другой две милицейские волги. Ага, кто-то уже догадался вызвать…
      Скоблина я, конечно, потащил к Андрею зря. Насчет адреса он не соврал. Это было очевидно. Не мог рисковать? Для подстраховки? Рассчитал услышать что-нибудь новенькое, собрав всех вместе? Не знаю, что приказал Герострат Кириченко на случай моего появления, но на случай появления меня в компании Скоблина, он, по всей видимости, закодировал Андрея жестко: Скоблина убрать, меня не трогать… Меня не трогать…
      Значит, нечто я все-таки мог узнать, собрав их вместе, нечто важное. И Герострат постарался сделать так, чтобы я ничего не узнал, но остался живой-здоровый для продолжения шахматной партии. Далась ему эта партия! И вот теперь Скоблин мертв. Мертвее некуда. И в том, что его убили, виноват отчасти ты. Какой-никакой, а был человек. И нет теперь по твоей милости человека.
      Ну хватит! После будем заламывать руки и грызть подушку. Сейчас твоя задача не нюни распускать, а искать Герострата. Искать и найти, пока он не добрался до очередной твоей «фигуры»: на доске уже тесно, скоро пойдут обмены, и вот тогда точно взвоешь от бессилия хоть как-то выправить ситуацию. Поэтому думай, думай, и еще раз думай…
      Любая система обязана иметь изъян. Что-то Герострат не учел… Что?..
      Попробуем, как советуют делать наши преподаватели, представить комплекс взаимосвязей графически.
      Я бросил окурок в урну, уселся на пустую скамейку, извлек блокнот и быстро изобразил на чистой странице такую схему. В центре — прямоугольник с надписью печатными буквами: «ГЕРОСТРАТ»; выше — окружность, куда я вписал свое прозвище: «ИГЛ». От прямоугольника к окружности провел две стрелки: прямая связь, обратная связь. Левее и ниже прямоугольника — неправильный эллипс «МВД», правее и ниже — «ВПК», по центру и ниже — «КГБ». Хотя последних, говорят, нынче переименовали, и вернее было бы написать: «ФСК» (Федеральная Служба Контрразведки). Впрочем, от того, как назвать, суть не меняется. Хоть, как говорится, горшком назови.
      Итак, перед тобой три организации, в той или иной степени заинтересованные в поимке Герострата. От прямоугольника к «МВД» я уверенно провел стрелку. Взаимосвязь несомненна: Герострат стрелял в Мишку Мартынова; находится, видимо, и в курсе того, чем занимается полковник Хватов. Наличие обратной связи? Здесь не уверен. После той неудачи с хитроумно задуманным сценарием, они потеряли Герострата и, не думаю, что сумели опять на него выйти. Или все-таки сумели? Впрочем… А ладно. Я провел от «МВД» к Герострату штрихпунктирную линию. Потом поразмыслил и добавил еще одну стрелку, ведущую ко мне: как-никак именно Мишкой я был в конце концов предупрежден и направлен.
      Далее. ВПК. Военно-промышленный комплекс. Лаборатория, из которой выпускают в свет мелкосерийным производством таких вот Геростратов, должна проходить по их ведомству. Если, скажем, Герострат до сих пор находится под контролем ВПК, то значит, меня снова втягивают в некую глобальную программу, а между ним и ВПК следует смело проводить две линии взаимосвязи.
      Но возможен, кстати сказать, и другой вариант. Никакой программы нет (что за программа такая безумная, в рамках которой обыкновенного российского гражданина принуждают играть в шахматы, определив ставкой жизнь, здоровье его знакомых и родственников?), Герострат взбрыкнулся — очень на него похоже — и теперь скрывается, а тогда никаких связей: ни прямых, ни обратных — между ними нет. Я провел еще две штрихпунктирные линии.
      Теперь госбезопасность. То бишь Федеральная Служба Контрразведки. Они забрали в свое время дело Эдика Смирнова. Это означает, что у них имеется особый интерес к Своре. Какого рода интерес, можно только догадываться, но он, без сомнения, есть. Здесь тоже нельзя с полной уверенностью сказать, есть взаимосвязь или нет. Нарисуем еще парочку штрихпунктирных линий.
      Ага, про саму Свору ты, конечно, забыл. Правее прямоугольника «ГЕРОСТРАТ» я изобразил шестиугольник. Вписал туда «СВОРА», быстро соединил новую фигуру уверенными линиями со мной, с Геростратом, с МВД и штрихпунктирными — с ВПК и КГБ. Теперь схема выглядела более чем запутанной. Итак, из… раз… два… три… девятнадцати линий связи лишь восемь установленных. И это без учета… Постой-ка…
      Я поднес блокнот к самым глазам. Здесь же можно провести еще пару кривых. От КГБ и ВПК к моей скромной персоне по прозвищу «ИГЛ». И вот эти-то две кривые и есть тот изъян в СХЕМЕ Герострата, который ты ищешь. Топтуны… Кто они? Какую из связей представляют? Вояки или гэбисты? Это, если подумать, неважно. Главное, что Герострат, заслышав упоминание о них, не придал появлению новых фигур никакого значения. Они не вписываются в его СХЕМУ, и это ошибка.
      А уж я постараюсь сделать так, чтобы она оказалась для него ПОСЛЕДНЕЙ.

      Топтуны были на месте. Не мудрствуя лукаво, дожидались на скамеечке перед моей парадной. Проходя мимо, я посвистел, чтобы привлечь их внимание. Они разом повернули головы, разом вскочили. Насвистывая некую импровизированную вариацию на тему «Ламбады», я спокойно прошествовал себе дальше, и они, само собой разумеется, затопали след в след. Кто вы такие, ребята?
      Я взглянул на часы: 17.58. Самое время начинать.
      Не спеша, в который уже раз за этот безумный подкрашенный кровью день спустился в подземку, вышел на Балтийском вокзале, сверился с расписанием (расписание устраивало), приобрел билет до Краснофлотска: туда и обратно. Все тем же прогулочным шагом направился в станционную забегаловку, где отстоял малую очередь и поужинал двумя шашлыками под кетчупом на фирменных пластиковых тарелочках, коих во множестве развелось в наши стремительно капиталогонизирующие времена. Сдобрил это дело стаканчиком красного винца.
      Потом вышел, покурил, приобрел в киоске «Час пик» и «Пятницу».
      Все это время топтуны отирались поблизости, чисто из привычки, видимо, изображая разнообразную соответствующую обстановке деятельность: заняли за мной очередь в забегаловке, выпили там по стопке армянского коньяка, покурили, стоя в сторонке, любовались обложками журналов и книг, выставленных в киоске, пока я покупал прессу.
      Сверившись с расписанием еще раз, я отправился в зал ожидания, уселся там на свободное место, вытащил радиотелефон (топтуны уставились на него с искренним удивлением) и стал просматривать газеты. Сначала колонку политических новостей, потом — городскую хронику, другие материалы все больше увеселительно-развлекательного толка.
      Как я и надеялся, радиотелефон просигналил очень скоро. Хоть и ждал этого, но все равно вздрогнул, и сразу стало как-то неуютно, холодно.
      — Слушаю.
      — Куда это ты забрался, Борис, милый? — голос Герострата радостно звенит. — Совсем тебя чего-то не слышно.