Капитан вытащил из-под куртки свой табельный ПМ, оттянул затвор, досылая патрон в ствол, снял пистолет с предохранителя и, открыв дверцу кабины, спрыгнул в сугроб.
      Ноги его не успели коснуться земли, как с громким шипением в небо ушла осветительная ракета и сразу из нескольких точек по грузовику ударили пулеметные очереди. Невидимый за темнотой противник бил не прицельно, но и этой беспорядочной пальбы хватило, чтобы деморализовать и без того напуганных солдат Усачева. Побросав оружие, забыв о долге, как слепое, охваченное паникой стадо, пятеро солдат покинули обреченный грузовик и своего командира. Для одного из них это бегство станет самой большой ошибкой в жизни: он собьется с дороги и заблудится, его хватятся и найдут только через четверо суток - обмороженного и полумертвого; пальцы на его руках и ногах придется ампутировать.
      Удача отвернулась от капитана Усачева. Одна из пуль, выпущенная по грузовику, попала ему в живот, и все пятнадцать километров капитана тащил на себе рядовой Бельтюков. Во второй раз за последние три часа воинская часть 461-13 "бис" лишилась командира.
      Глава пятая. МАНЕВР.
      (В/ч 461-13 "бис", полуостров Рыбачий, декабрь 1998 года)
      Усачев кричал. Ему было больно, ему было очень больно, и он не сдерживал себя. Федор Семенович Абрамов, военврач части 461-13 "бис", что-то бормоча себе под нос, осмотрел рану.
      - Ну что? - спросил Лукашевич, когда осмотр был закончен.
      Федор Семенович кивком указал на перегородку, разделявшую блок полевого госпиталя на две части. Они перешли в соседнее помещение, оставив мучающегося Усачева с санитаром. Федор Семенович наклонился к раковине, включил воду и стал мыть руки.
      - Очень плохо, - сообщил он шепотом. - Требуется операция. И не здесь - в Мурманске.
      - Но сейчас что-нибудь сделать можно?
      - Боль я сниму. На это у нас есть промедол, но долго на одном промедоле его держать нельзя...
      - Сколько у нас времени? Федор Семенович покачал головой с мрачным видом, тяжко вздохнул:
      - Мало у нас времени, Алеша, очень мало.
      - Я всё понял, - сказал Лукашевич. Не попрощавшись, он вышел из госпитального блока. Метель унялась, снеговые тучи разогнало, и над Рыбачьим полуостровом зажглись яркие, невозможно огромные звезды, полыхало северное сияние, снег хрустел под ногами, и дышалось легко.
      "В такую погоду нельзя умирать,- подумалось вдруг старшему лейтенанту. - В такую погоду жить надо".
      Пока он шел по расчищенной дорожке мимо обугленного остова "бочки - красной комнаты", мимо пока еще целых казарм, санитарного и пищевого блоков, направляясь к "вышке", где находились остальные офицеры, у него было время подвести некоторые итоги произошедшему, обдумать сложившуюся ситуацию и принять единственно верное решение.
      Итак, что мы имеем? Наш давний противник (Усачев язвительно назвал их "твои друзья") нанес ответный удар. Предварительно хорошо подготовившись. Из чего это следует? Это следует из целого ряда известных нам фактов. Во-первых, участие в деле истребителя "Су-27" и бомбардировщиков "МиГ-25РБ". Дозаправиться они не могли по объективным причинам - значит, где-то поблизости противник отстроил базу. Думается, располагаться база должна на побережье - так легче обеспечить скрытность при доставке соответствующего оборудования и материалов. Во-вторых, блокада. Нас блокировали всеми возможными способами и по всем возможным направлениям. Блокировали с воздуха, блокировали с земли, блокировали связь с командованием. Для осуществления подобной блокады нужна длительная и трудоемкая подготовка. Значит, они проводили разведку, а мы (и не только мы, но и Маканин) это прохлопали. Враг знает о нас всё - мы о нем ничего. Ну и, наконец, в-третьих; без поддержки предателей в российском командовании (прямой или косвенной) широкомасштабную военную операцию в четырех тысячах километров от собственной границы не проведешь. И за этим снова чувствуется продуманный план, железная воля и солидная подготовка. В результате - мы практически разгромлены. Костя сбит. Беленков сбит. Показательная бомбардировка прошла без потерь со стороны противника. Усачев тяжело ранен и, если не оказать ему срочной хирургической помощи, умрет.
      Теперь такой вопрос: почему нас не добивают? Что это за игры устроили в самом деле? Зачем вообще понадобилось строить военную базу, перевозить сюда "МиГи" и "Су", проводить разведку, искать предателей, ради чего? Ради того, чтобы сказать по трансляции: "Русские, вы - уроды"? И снова: почему они нас не добивают?..
      Ответ может быть только один. Мы им зачем-то нужны живыми. Может быть, мы для них - полигон будущей войны; на нас они тренируются, проверяют эффективность своих военно-воздушных сил. Поставив их в равные (или почти равные) условия с реальной и полноценной российской воинской частью. Они играют с нами, забавляются, как кошка с мышкой, и только когда убедятся, что мы не способны больше оказывать сопротивление, - тогда нас уничтожат.
      С этими невеселыми рассуждениями Лукашевич добрался до "вышки". Он поднялся в ярко освещенное помещение КДП, где связисты безуспешно пытались выйти на связь хоть с кем-нибудь, а те из офицеров, кто не был задействован в обеспечении режима повышенной боевой готовности, строили гипотезы, выдвигали версии одна другой чище.
      При появлении Лукашевича разговоры немедленно стихли и все лица обратились к нему.
      - Будет жить, - обнадежил офицеров Лукашевич. - Нужна операция, но Семеныч ручается.
      Офицеры почти по-детски обрадовались этой новости. Еще полчаса назад сообщение об устроенной на грузовик засаде чуть не привело к новой панике, однако теперь всё должно было устаканиться. В этом смысле Лукашевич очень рассчитывал на Устав. Все-таки уставы пишутся умными людьми, В экстремальной ситуации лучше действовать по Уставу - с большой вероятностью кривая вывезет.
      Лукашевич отозвал в сторонку присутствовавшего здесь же лейтенанта Стуколина.
      - Пойдем покурим, - предложил он ему.
      - Ты же не куришь,- удивился тяжелый на подъем Стуколин.
      Лукашевич указал глазами на остальных офицеров. До Стуколина наконец дошло.
      - Пойдем, - согласился он.
      Они вышли на мороз. Лукашевич быстро и не вдаваясь в подробности поделился своими соображениями.
      - Не верю! - едва выслушав, заявил Стуколин. - Этого не может быть, потому что не может быть никогда!
      - Что именно тебя смущает?
      - Как им удается здесь летать? Как их пропускают? Здесь не Кавказ...
      - Против нас воюют нашим же оружием, - объяснил Лукашевич. - Кавказцы создают информационную завесу. Войны как бы нет ни для кого, кроме нас. То же самое делал Маканин. Но только там, где он добивался своего властью, кавказцы используют деньги.
      - Всё равно не могу поверить, - Стуколин помотал головой. - Ты хочешь сказать, что все... Свиридов... и командующий округом... и министр... все они куплены? Это бред, Алексей!
      - Зачем же покупать всех? - Лукашевич горько усмехнулся. - Достаточно купить одну шишку в министерстве... Подобрать такого, который держит руку на пульсе, и вперед... Свиридова отозвать, командующего заморочить до предела, совершить в округе кадровые перестановки такого рода, чтобы на ключевые посты сели нужные люди. Я повторяю, Маканин действовал точно так же.
      - Но ведь все полеты регистрируются и пишутся. И не только нашей службой радиоперехвата - есть натовцы...
      - Ты еще не понял?! Натовцы им помогают! Не знаю, кто конкретно: турки, как говорил Маканин, или даже норвежцы, но они им помогают. Ты думаешь, случайно разведчик у границы крутился? Ты думаешь, это совпадение, что ребята вылетели на его перехват и их тут же сбили?
      На лице Стуколина обозначилось понимание;
      - Ах вот оно что...
      - Мы должны действовать,- сказал Лукашевич. - Глупо сидеть и ждать, когда нас прикончат. Если мы ничего не предпримем в ближайшие два-три часа, Никита умрет, а потом будет новая бомбардировка - ив этот раз наверняка не показательная.
      - Что ты предлагаешь? - спросил Стуколин. - Собрать бойцов и прорвать блокаду?
      - Нет. Если кавказцы окопались, мы потеряем больше половины личного состава без всякого результата. Новых бессмысленных жертв нам не надо. Будем прорываться по воздуху. Поднимемся парой, пойдем на Оленегорск, сядем на аэродром. Не думаю, что в Оленегорске всё продано и куплено - это было бы слишком накладно даже для богатых кавказцев.
      - Это идея, - сразу же загорелся Стуколин. - Когда летим?
      - Лететь нужно прямо сейчас, - ответил Лукашевич, - но сначала нужно всё обдумать.
      - Чего там обдумывать? - легкомысленно заявил Стуколин. - Летим - значит, летим.
      - Ты забываешь о "Сухом", который сбил Костю и Сергея. Не исключено, что он будет преследовать и нас. А наши "МиГи" ему - тьфу.
      Лицо Стуколина приобрело озабоченное выражение.
      - Ты серьезно?
      - Более чем. Тут нужно изобрести какую-нибудь хитрость...
      Лукашевич внимательно посмотрел на друга.
      - Есть одна идея, - сказал он, - но... ведь ты пилот второго класса. Сможешь ли? Стуколин обиделся.
      - Излагай свою идею,- буркнул он. - А там посмотрим, справлюсь или нет.
      * * *
      Первое "боевое крещение" многоцелевой истребитель "МиГ-23" прошел в начале 80-х годов в Ливане. В 1975 году в этой стране вспыхнула гражданская война между правыми, произраильскими, группировками и левыми силами, поддерживаемыми Сирией. Уже в 76-м, в соответствии с решением Лиги арабских стран, в центральные районы Ливана были введены мажарабские силы сдерживания (преимущественно сирийские войска), а в марте 1978 года Израиль оккупировал юг страны. Разумеется, почти сразу началась сирийско-израильская воздушная война.
      Самыми боеспособными самолетами ВВС Сирии к тому времени были фронтовые истребители "МиГ-21бис", обладавшие сравнительно неплохой маневренностью, но нуждавшиеся в постоянном наведении с земли (тот, кто хоть раз сидел в кабине истребителя этой серии, мог заметить, как мало там приборов). Израиль же пополнил свою авиацию новейшими американскими истребителями "четвертого поколения" - "F-15 Игл" и "F-16 Файтинг Фолкон". Кроме того, на вооружение израильской армии была принята и своя весьма совершенная машина, созданная на базе "Миража-III" - истребитель-бомбардировщик "Кфир-С.2".
      С первых же дней противостояния израильская авиация активно бомбила лагеря палестинцев, иногда (официальная версия - "по ошибке") сбрасывая бомбы и на сирийские подразделения, а сирийская авиация пыталась этому помешать. Однако обстоятельства не благоприятствовали сирийцам: долина реки Бекаа - основной район воздушных боев - была отделена от Сирии горными грядами и не контролировалась сирийскими радиолокационными службами.
      Начались работы по созданию радиолокационного поля в небе Ливана, однако на это требовалось определенное время. Советские военные специалисты, которые понимали разницу между старыми перехватчиками "МиГ-21" и новейшими американскими истребителями, настоятельно рекомендовали сирийцам временно воздержаться от активного применения авиации над Ливаном, однако Генеральный штаб Вооруженных сил Сирии продолжал с упрямством, достойным лучшего применения, посылать в небо Ливана истребители "МиГ-21", которые, не имея достаточной информационной поддержки с земли, неизменно проигрывали в схватках с израильскими "F-15", наводимыми на цели с борта самолетов дальнего радиолокационного обнаружения "Хоукай", патрулировавших над Средиземным морем.
      Череда неудач (объективно предопределенных) подрывала боевой дух сирийских летчиков. Участились случаи преждевременного катапультирования.
      Упрямство сирийского командования в значительной мере объяснялось стремлением убедить советское руководство в необходимости предоставить Сирии более современную авиационную технику и вооружение. Некоторое время Москва "отбояривалась" направлением в Дамаск многочисленных комиссий, анализирующих и изучавших опыт боевого применения авиации. Однако 13 мая 1981 года произраильские вооруженные формирования при поддержке ВВС Израиля начали наступление на горный район Санины. Обострение конфликта вынудило советское руководство принять решение о передаче Сирии тридцати истребителей "МиГ-23БН" и "МиГ-23МФ".
      Сразу же после получения самолетов сирийцы приступили к переучиванию на новую технику. Требовалась выработка тактики ведения воздушных боев "МиГов" с новейшими истребителями противника - "F-15" и "F-16". Задача осложнялась отсутствием сколько-нибудь достоверных данных об одном из противников - самолете "F-16" (в то время о нем мало что было известно). Однако на основании общих данных был сделан вывод, что "МиГ-23МФ" не в состоянии один на один бороться с "F-16". Успеха можно было добиться лишь хорошо спланированными действиями группы "МиГов".
      В ходе боевых действий во время предпринятой Израилем наступательной операции под циничным названием "Мир для Галилеи" был выработан следующий хитроумный маневр. В соответствии с тактикой, предложенной военными советниками из СССР, четверки из "МиГ-23" сближались с противником в плотном боевом порядке: расстояние между самолетами было так мало, что на индикаторе РЛС самолета дальнего радиолокационного обнаружения все четыре "МиГа" выглядели как один самолет. Достигнув рубежа атаки, "МиГи" размыкали порядок: часть самолетов "ныряла" на предельно малые высоты, оставаясь невидимой для израильтян, а другая играла роль приманки, подводя истребители противника под внезапный удар одного из самолетов звена, выполнявшего атаку "снизу вверх".
      За счет этого маневра сирийцы почти уравняли шансы "МиГа-23" и истребителя "F-16", однако превосходства в воздухе завоевать им так и не удалось: израильские пилоты оказались лучше, да и техника у них была в то время поприличнее.
      * * *
      Стуколин тоже знал эту историю. Как и любой выпускник современного высшего военного авиационного училища. Ее изучение входило в "Тактику воздушного боя" и в спецкурс "Боевое применение истребителей "МиГ"". Когда Лукашевич напомнил ему о хитроумном маневре, предпринятом сирийцами, Стуколин заулыбался и принялся почесывать кулак.
      - Отличная идея! - сказал он.- Значит, идем в паре - крыло к крылу; когда эта сволочь появляется в зоне и атакует, расходимся; я делаю противоракетный, ты засаживаешь ему Р-24 в бок.
      - Постой, постой, - осадил приятеля Лукашевич. - Ты уверен, что справишься? Придется действовать вслепую, на одном радиовысотомере, ошибешься - костей не соберешь.
      - Ты же знаешь, что я всё равно полечу, - Стуколин ухмыльнулся. - К чему этот разговор? Лукашевич вздохнул.
      - Если "Сухой" выйдет на нас, атаковать придется тебе, - заявил он. Все-таки до первого класса ты не дослужился.
      - Вот уж не думал, что ты такой формалист, - озлился Стуколин. - Второй класс, первый класс - слушать противно. И вообще ракету "Сухого" будет уводить тот, за кого она "зацепится", понял?
      Лукашевич развел руками:
      - Ну что с тобой поделать, летим...
      (Кольский полуостров, декабрь 1998 года)
      На подготовку двух истребителей к вылету много времени не понадобилось. Собственно, их подготовили еще раньше, когда только пришло сообщение о "сбитии" пары Громов-Беленков.
      - Я взлетаю первым, - говорил Лукашевич Стуколину, когда они шли по очищенной от снега и наледи полосе к своим машинам. - Ты взлетаешь с интервалом в минуту. Ориентируешься, догоняешь меня и пристраиваешься ниже. Крыло в крыло мы не пойдем - опасно. Следи за высотомером, избегай спутной струи. Потом сразу разворачиваемся и ложимся на курс "сто семьдесят", высота - шесть тысяч.
      - Понятно, - отзывался Стуколин.
      - В радиопереговоры вступай только по необходимости. Имей в виду, наша задача - прорваться в Оленегорск, а не выманивать на себя "Сухого" противника.
      - Кого имею, тому и введу, - дежурная острота была явно лишней, но Стуколин никогда не отличался особым чутьем в подобных вещах. - На какой скорости пойдем, командир?
      - На крейсерской. На форсаже мы долго не протянем.
      - О'кей.
      Они остановились у "МиГа", на котором предстояло подняться в воздух Лукашевичу. Старший лейтенант вдруг наклонился корпусом вперед и порывисто обнял Стуколина за плечи:
      - Давай попрощаемся, что ли?
      - Но-но, - Стуколин резко отступил, высвобождаясь. - Совсем сбрендил, что ли? Кто же прощается перед вылетом?
      - А когда еще прощаться? Потом может быть поздно.
      - Не раскисай, отец Алексий, - посоветовал Стуколин. - Не время сейчас.
      Лукашевич мотнул головой и взял себя в руки. Обычно толстокожий, как бегемот, Стуколин на этот раз ухитрился подобрать и верные слова, и верную интонацию. Лукашевич махнул рукой.
      - Ну, с Богом! - сказал он, хотя никогда в списке верующих не числился. Поехали!
      Расположившись в кабине, Лукашевич доложил Казанцеву, продолжавшему дежурить на КДП, что к взлету готов. Казанцев пожелал ни пуха, Лукашевич послал его к черту.
      Взлетели, набрали высоту. Стуколин начал довольно борзо, пристроился тютелька в тютельку и не без некоторой лихости - демонстрировал, видно, что и летчики второго класса тоже не лыком щиты. Развернулись по азимуту и почапали себе спокойно, без приключений в сторону Оленегорска.
      Приключения начались через шесть минут после взлета.
      - Вот он, - сказал Лукашевич, увидев засветку на индикаторе.- Молчим.
      Стуколин, который хотел было подтвердить, что тоже видит потенциального противника, заткнулся. Лукашевич поступал правильно: если "Сухой" так быстро вышел на них, значит, действует радиоперехват, противник приготовился к ответным действиям.
      Они продолжали полет в полной тишине. Небо над летящими истребителями приобрело отчетливый темно-красный оттенок, посветлело - где-то на юго-востоке, впереди по курсу, поднималось солнце, открывая новый день. "Сухой" противника приближался. Сто километров... девяносто... восемьдесят...
      "До Оленегорска он нам дойти не даст, - понял Лукашевич. - Пора применить домашнюю заготовку. Ну, Леха, не подведи!"
      - Меняю курс, - сказал Лукашевич вслух. - Новый курс - десять градусов. Раз... два... три!
      Перечисление начала ряда простых чисел предназначалось Стуколину. На счет "три" истребители синхронно легли на крыло и, выписав вираж, поменяли курс. Если бы это видел Громов, он одобрительно прицокнул бы языком и высказался бы так:
      "Молодцы, ребята! Прямо как на MAX'e[20]". Но Громова или кого-нибудь другого из "Витязей" здесь не было, а значит, и некому было оценить слаженность действий пилотов.
      Противник приближался. Сейчас произойдет захват головок... Старт! Ого-го, наш "Сухой" выпустил аж две ракеты разом - стрельба дуплетом, как на утиной охоте.
      - Леха, расходимся! - крикнул Лукашевич. Истребители разошлись: "МиГ" Стуколина ушел вниз, "МиГ" Лукашевича - вверх. Но оба продолжали идти навстречу противнику. Оттикало две длинные секунды, и Лукашевич увидел (а скорее, просто чутье подсказало), что ракеты зацепились за него.
      - Леха, ракеты на мне. Атакуй.
      Маневр удался на славу. Пока пилот "Сухого" соображал, почему это вдруг цель разделилась на две части, Стуколин, вошедший в зону стрельбы, выпустил свои ракеты, сначала одну, затем - с небольшой паузой вторую. Лукашевич же был занят противоракетным маневром. Как делал Громов за несколько часов до него, старший лейтенант швырнул машину в сторону и вниз, затем на предельно малой выровнялся, врубил форсаж, играя со смертью, но ракеты висели как привязанные. Необходимо было быстро поменять полусферу относительно ракет: ни одна из них не могла на таких скоростях сделать разворот на сто восемьдесят градусов - не выдержав перегрузок, разломится корпус. Сделать это ему почти удалось. Он проскочил под ракетами, но головка самонаведения одной из них успела отреагировать на близкое положение цели, и соответствующий сигнал подорвал боевую часть. Стержни разлетелись, и несколько из них попали в истребитель, повредив гидравлическую систему управления. Потекли масло и спирт, давление в системе мгновенно упало, о чем Лукашевичу доложил бортовой компьютер. Старший лейтенант чертыхнулся. Но тут он услышал радостный крик Стуколина и на несколько секунд забыл о своих неприятностях.
      - Алексей, мы сделали это! - Стуколин захлебывался от восторга. - Мы сбили эту сволочь!
      Он был прав. "Сухого" достала одна из Р-24Р, выпущенных Стуколиным. Вторая по неизвестной причине не разорвалась, уйдя в пространство. Повреждений, которые получил истребитель противника, хватило бы на три самолета классом попроще, но "Су-27" тем и славен - он делает то, что другим не под силу. Да и пилот, который сидел в его кабине, крепко сжимая сильными пальцами рукоятку управления, уже один раз сажал искалеченный истребитель на плохо приспособленный для этого аэродром.
      - Он не падает, Алексей,- через пару секунд после победных реляций тревожно сообщил Стуколин. - Он уводит машину на запад. Я догоню его и расстреляю из пушки. Как слышишь меня? Я догоню его...
      - Идиот! - крикнул в ответ Лукашевич. - Брось его и уходи на базу.
      Он еще хотел добавить пару фраз покрепче, но тут ему пришлось забыть на время и о Стуколине, и о пока еще недобитом истребителе противника. "МиГ" Лукашевича не слушался руля. Он и не должен был слушаться - повреждения в гидравлической системе были необратимы, - но продолжал лететь на северо-восток. Лукашевич попытался вернуть себе власть над машиной, но увы - все его попытки были обречены на провал. В любую секунду "МиГ" мог свалиться в штопор, и старший лейтенант решил катапультироваться. Когда не знаешь своего местоположения, катапультирование просто опасно для жизни, но другого выхода не было.
      - Земля, - обратился он в эфир, - говорит старший лейтенант Лукашевич. Мой истребитель был атакован неизвестным противником. Имею повреждения в системе управления. Нахожусь восточное полуострова Рыбачий. Принял решение катапультироваться.
      Лукашевич еще раз оглядел пульт, вздохнул и, прижавшись затылочной частью шлема к изголовью кресла, дернул держки катапульты. И только по истечении пяти минут с момента катапультирования, когда уже отделилось кресло и развернулся парашют, Лукашевич понял, что совершил страшную ошибку. Внизу, под ногами, он не увидел земли - там была черная и безбрежная морская гладь.
      Глава шестая. ЗОЯ.
      (Баренцево море, декабрь 1998 года)
      Спасательное оборудование, применяемое в современной авиации, довольно разнообразно. Например, к высотно-компенсирующему костюму прилагается "морской спасательный комплект", включающий, помимо водозащитного и теплозащитного комбинезона с гермошлемом, еще и пару поплавков, предназначенных поддерживать пилота на плаву. Однако подобное оборудование ставится далеко не на все самолеты. "МиГ-23" старшего лейтенанта Лукашевича таким оборудованием снабжен не был. В так называемый НАЗ ("носимый аварийный запас") входила только надувная лодка - неуклюжая и довольно неудобная в эксплуатации.
      Когда Алексей увидел, что падает в воду, его охватила паника. Температура воды в незамерзающем Баренцевом море обычно не поднимается выше плюс двух-трех градусов по шкале Цельсия. Человек, оказавшись в такой воде, продержится недолго - минут десять-пятнадцать - затем наступает переохлаждение и смерть. Лукашевич слышал о редчайших случаях, когда отдельные индивидуумы выживали и после часа пребывания в ледяной воде, но относить себя к уникумам он не имел никаких оснований.
      Однако смиряться с судьбой и идти камнем на дно было не в характере старшего лейтенанта, он дернул специальный шнур, высвобождающий лодку. Лодка вывалилась из рюкзака парашюта, стала надуваться. Каблуки ботинок Лукашевича еще только коснулись водной поверхности, а он уже расстегнул замок привязных ремней и выскользнул из подвески. Парашют ветром унесло в сторону. Лукашевич плюхнулся в воду, и тут же волна накрыла его с головой.
      Поскольку был он не в герметичном скафандре, а в обычном полетном комбинезоне, ледяная вода тут же залилась под шлем, струйки ее потекли по спине, и Лукашевич впервые в жизни почувствовал, что это такое - обжигающий холод. Отчаянно работая руками и ногами, Алексей вынырнул и первым делом стащил и отбросил шлем. Обретя некоторую плавучесть, он потянул за шнур, скрепляющий его с лодкой. Еще минута ушла на то, чтобы подтянуть ярко-оранжевую лодку к себе и перевалиться через невысокий бортик.
      Относительно прочности и остойчивости лодки можно было не беспокоиться: такие не тонут при любом волнении моря. Однако Лукашевич вымок с ног до головы и продрог, волны вновь и вновь окатывали его, и как долго он сможет продержаться, оставалось под вопросом.
      "Что-то нужно делать,- одна и та же мысль в разных вариациях билась в голове Лукашевича.- Нужно что-то делать. Делать что-то нужно".
      Стуча зубами от холода, он нащупал еще один шнур и подтянул к лодке мешок с НАЗом. В мешке лежали консервы, медикаменты, аварийная радиостанция "Комар" и две сигнальные ракеты. Консервы и медикаменты не пригодятся - не успеют пригодиться, а вот радиостанция и ракеты... Пальцы потеряли гибкость, клапан мешка не открывался, Лукашевич сдернул перчатки, но это не помогло. Тогда он пустил в ход зубы. Наконец НАЗ был распакован. Консервные банки и аптечку Алексей сразу выбросил за борт. Разорвал герметичный полиэтилен, в который была завернута радиостанция, перекинул тумблер. На радиостанции загорелась лампочка, и в эфир на аварийной частоте понеслись сигналы "SOS". Лукашевич, одной рукой удерживая радиостанцию, другой принялся растирать шею и плечо. Помогло это мало. Тело с каждой секундой немело всё больше. Глаза слезились, он перестал чувствовать холод, но это уже не пугало его. С какого-то момента Лукашевич перестал воспринимать происходящее как нечто реальное, он бултыхался в черной воде под черным небом, уже умирая, но не понимая этого.
      В какой-то момент ему показалось, что он слышит характерный звук работающего двигателя и шипение воды, рассекаемой форштевнем. И вроде бы даже мелькнул в сумраке совсем близко силуэт корабля с хищными обводами. И скользнул по воде луч прожектора. Лукашевич отреагировал на это видение не сразу. Он лежал в лодке в позе зародыша, засунув замерзшие руки под мышки, и распрямляться ему не хотелось. Невыносимо тяжко было распрямляться. Невыносимо тяжело было вообще двигаться.
      Но видение повторилось. Сквозь сумрак шел корабль - корабль-призрак, и скользил по волнам луч прожектора. И тогда Лукашевич услышал свое имя. Это встряхнуло его. Он приподнялся, напрягая последние силы.
      - Алексей! - звал громкий голос. - Алексей! Лукашевич!
      Старший лейтенант медленно потянулся руками к засунутым за пояс сигнальным ракетам, вытащил одну, всё еще не веря в то, что рядом с ним кружит корабль.
      - Алексей!!! Где ты?!
      Лукашевич сдернул предохранительный колпачок, вставил одеревеневший палец в кольцо и дернул. Красная ракета, разбрасывая искры, с шипением взлетела в воздух. Сразу стало намного светлее. Пустой патрон вывалился из рук старшего лейтенанта. Лукашевич снова свернулся и уронил голову.
      - Мы видим тебя, Алексей! - загрохотал усиленный мегафоном голос.- Мы идем! Держись!..
      С момента, когда ноги Лукашевича коснулись ледяной воды Баренцева моря, прошло сорок шесть минут.
      (Баренцево море, декабрь 1998 года)
      ...Пульсирующий свет мигалок. Суровая, мужественная музыка. Лица шоферов желтые, с узким разрезом глаз. Портовые краны перегружают ящики с пирса в трюм теплохода. Крупным планом - борт теплохода; надпись белой краской: "Нежин"...
      ...Мальчишеские сердца трепещут. Трое ребят в первом ряду кинотеатра возбуждены до предела. Им уже рассказывали об этом фильме, они знают, что "это круто", они замирают в сладком предвкушении невероятных и стремительных приключений, которые будут им сейчас показаны на экране...
      ...Голоса. Посторонние голоса за кадром...
      "...он жив, разумеется. Но переохлаждение, сами понимаете..."
      "...э-э-э... А что посоветуете, доктор?.."
      ...На экране появляется надпись: "Пираты XX века". А вот и главные персонажи фильма. "Нежин" в открытом океане, погода тихая и солнечная, и на палубе теплохода моряки развлекаются тем, что осваивают приемы восточных единоборств, а наставником у них - крутой боцман...
      ...Мальчишки едва ли не повизгивают от удовольствия. Этот фильм словно специально создан для них. Так оно и есть на самом деле, но они поймут это много позже...
      "...что тут посоветуешь. Других рецептов нет. Спирт, растирания. А дальше как организм справится..."
      "...существует еще один рецепт, доктор..."
      "...хм-м... э-э-э... что вы имеете в виду, Зоя?.."
      ...Теплоход "Нежин" подбирает чужого моряка в спасательном жилете. Моряк азиатского типа: то ли японец, то ли китаец. "Сейчас начнется", - многообещающе шепчет Леха, которому уже кто-то пересказал содержание фильма. Костяй, не отрывая восторженных глаз от экрана, молча показывает Лехе кулак...
      "...вы знаете, что я имею в виду..."
      "...не совсем понимаю вас, Зоя..."
      "...вы слышали об опытах по переохлаждению, доктор?.."
      "...каких опытах?.."
      "...Зигмунд Рашер - такая фамилия вам о чем-нибудь говорит?.."
      "...хм-м... Зоя... э-э-э... я что-то пропустил? Какой Зигмунд... хм-м... Рашер?.."
      ...Подобрав моряка, "Нежин" встречает грузовое судно. Оно кажется пустым. "Летучий голландец", да и только. К судну отправляется катер. "Сейчас, сейчас",шепчет вредный Леха...
      "...оставьте нас, Сергей Афанасьевич... И вы, доктор, тоже..."
      "...вы уверены, что справитесь?.."
      "...справлюсь. Я давно не девочка..."
      "...хм-м... э-э-э... Зоя..."
      "...идите на мостик, Сергей Афанасьевич. Там вы нужнее. Доктор вам всё объяснит..."
      ...С "Летучего голландца" на "Нежин" летят абордажные крючья. Зал, забитый подростками, вздыхает в едином порыве. Сюжет начинает развиваться столь стремительно, что за ним трудно уследить. Теперь и многознающий Леха перестает раздражать приятелей комментариями. Всё внимание мальчишек приковано к экрану, и только там, на экране, - настоящая жизнь...
      * * *
      Лукашевич очнулся, чувствуя, что всё тело у него горит, конечности болят так, что хоть вой, а рядом кто-то ворочается. Лукашевич попытался спросить: "Кто здесь?", но только зашелся сухим кашлем.