— Скорее всего, даст. Вопрос только, чего он потребует за это?
— А он может чего-то за это потребовать? — агрессивно осведомился Стуколин.
— Им мало, что мы рубежи охраняем?
— Теперь, видишь ли, мало, — съязвил Лукашевич.
— Спокойнее, ребята, — осадил их Громов. — Поддержку советник нам окажет. Это сейчас главное. Все остальное — потом.
— Что? Что «потом»? — продолжал волноваться Стуколин.
— Поживем — увидим, — сказал Громов. — Поживем — увидим…
Глава пятая. ПОТЕНЦИАЛЬНЫЙ ПРОТИВНИК.
(Лэнгли, округ Колумбия, США, август 1998 года)
«Адмирал Грир» по праву считался одним из лучших ресторанов в Лэнгли. Подчеркнуто скромный стиль (без «левых» плакатов и бронебойной музыки), традиционная и очень здоровая кухня, индивидуальные кабинки с хорошей звукоизоляцией, и сам хозяин — старина Макс — верный служака разведывательного управления, прошедший когда-то огонь и воду, помнивший самого Даллеса
и умеющий держать язык за зубами. В общем, заведение пользовалось у сотрудников ЦРУ заслуженной популярностью. Некоторые из них даже считали его своим. То есть так и говорили: «Это мое заведение». И вот что любопытно, в разное время «своим» ресторан Макса называли сотрудники совершенно разных подразделений, но всегда — тех, где на текущий момент было особенно «горячо». Скажем, лет шесть-семь назад у Макса было не протолкнуться от советологов, теперь же основу изголодавшегося контингента составляли специалисты по Ближнему Востоку и мусульманским странам. Таким образом, достаточно опытный аналитик чисто на основе статистики посещаемости ресторана «Адмирал Грир» мог бы сделать вывод о международном положении в целом и о приоритетных направлениях работы разведывательного управления в частности. Хотя кому это интересно? Ведь точно такой же вывод можно сделать, просмотрев утреннюю газету.
Двое, расположившиеся в отдельном кабинете «Адмирала» с видом на Потомакскую долину, также принадлежали к безликому племени аналитиков специального отдела ЦРУ, разрабатывавшего «мусульманскую проблему».
Джон Мур, седеющий мужчина средних лет, когда-то — выпускник Йельского университета
с дипломом специалиста по турецкому языку и литературе, занимался соответственно Турцией и ее ближневосточными политическими союзниками. Мур был многодетен, состоял членом десятка клубов и носил бороду.
Роберт Фоули, разделивший с ним сегодня обед и кабинет, в противоположность Муру был молод, холост и гладко выбрит. Клубы он не посещал, предпочитая им веселые вечеринки «для всех» и спортивные состязания. К тому же диплом он получал не в Нью-Хейвене, а в Бостоне и занимался не Турцией, а новыми мусульманскими странами, появившимися на карте мира после развала Советского Союза.
Однако, несмотря на столь вопиющую разницу в возрасте, общественном статусе и в интересах, Фоули и Мур уже года три ходили в закадычных друзьях, и взаимоотношения их строились не по схеме «отец-сын» или, скажем, «начальник-подчиненный», а на принципах полного равенства и обоюдостороннего уважения. Местом же их постоянных встреч и бесед стал именно «Адмирал Грир», куда оба наведывались по два раза в день: в обеденный перерыв и по окончании рабочей смены.
За обедом они беседовали прежде всего о политике, и вот тут-то и находилась точка соприкосновения этих столь непохожих друг на друга людей.
Оба они были «настоящими американскими патриотами», то есть поругивали японцев и европейцев, которые «забыли, кто выиграл Вторую мировую войну», высказывались в цинично-презрительном тоне о странах «третьего мира», открыто ненавидели славян и коллекционировали анекдоты о политкорректности. Оперативной информацией им делиться не приходилось, поскольку, во-первых, это не поощрялось непосредственным начальством, а во-вторых, в том до сих пор не было особой нужды. Однако сегодня, теплым днем в конце августа, такая нужда возникла.
Инициативу проявил Мур. Закончив с обедом и промокнув губы салфеткой, он спросил своего приятеля:
— Слушай, Боб, ты до сих пор занимаешься этими гоблинами?
— О каких гоблинах ты говоришь? — попросил уточнить Фоули, мучающий вилкой фирменный военно-морской стейк.
— О тех самых, — пояснил Мур, — у которых на гербе два автомата Калашникова.
— А-а, — понял Фоули, — конечно. Ими я как раз и занимаюсь.
— Тогда позволь спросить, наши агенты в той стране есть?
— Конечно, — Фоули улыбнулся. — А ты сомневаешься?
— Они из местных?
Фоули дожевал стейк, а салфетку скомкал в кулаке.
— Кроме резидента, все из местных. А к чему ты это?
Мур помедлил, затем, отвернувшись от приятеля, поглядел на Потомакскую долину и, понизив голос, сказал следующее:
— Видишь ли, Боб, в начале этого месяца в одной из самых дрянных гостиниц города Трабзона
состоялись переговоры между представителями двух спецслужб. Переговоры были тайными, и обе стороны подготовились к ним основательно. Не учли они только одного: хозяин этой гостиницы — наш старый и проверенный агент.
Фоули кивнул. Он верил в то, что его «контора» является самой могущественной организацией на Земле, потому принял слова Мура как должное: от ЦРУ в мире нет и не должно быть секретов.
— Через час после окончания переговоров, — продолжал между тем Мур, — полный отчет о них лежал у меня на столе. Прежде всего обращал на себя внимание состав участников. Турцию представлял заместитель военного министра. Тот самый, который занимается секретными операциями в странах, граничащих с Турцией. Твоих подопечных представлял человек, известный под псевдонимом Черный Пес.
Фоули присвистнул.
— Сам… Черный Пес?
— Именно Черный Пес.
— Он уже больше года не покидал столицу.
— На этот раз он изменил своим правилам.
— Что ему было нужно в Турции?
— А вот ради этого я и затеял весь разговор, — сообщил Мур. — Как ты, наверное, знаешь, мы живем в преддверии новой войны. Собственно, она уже началась — война за передел сфер влияния. И Турция хочет первой ухватить лакомый кусок. В настоящий момент турецкими спецслужбами ведется игра по двум базовым направлениям: Крым и нефтепровод. И тут им как кость в горле Россия. Нейтрализовать русских может только по-настоящему серьезная заваруха, и не вялотекущая кампания, а вторжение армии чужого государства. И в этом смысле мои подопечные очень рассчитывают на твоих.
— Неужели они решились? — не веря, не желая в это верить, переспросил Фоули.
— Да, они решились, — подтвердил Мур. — Они считают, что сейчас самый подходящий момент для вторжения. Российская армия деморализована, президент болен, пик экономического кризиса. У России сейчас нет ни сил, ни желания себя защищать.
— Но, надеюсь, сами турки на это не пойдут?
— Естественно. До тех пор, пока Турция в НАТО, любое подобное действие с их стороны мы легко заблокируем. Потому им и понадобились твои гоблины. Чтобы обделать все чужими руками.
— Какого рода военная помощь будет оказана?
— Четыре сотни кадровых офицеров, почти тысяча военных специалистов самого разного профиля, амуниция, продовольствие.
— Оружие?
— Оружия не будет. Заместитель военного министра был тверд в этом вопросе. Поставки больших партий современного вооружения не могут пройти не замеченными и вызовут вопросы. Все остальное можно списать на гуманитарную помощь.
— Каким образом будут осуществляться поставки «продовольствия»?
— До начала боевых действий — через нашу базу в Будё
.
— Норвегия, — сообразил Фоули. — Не слишком ли сложно для гоблинов?
— Не сложно. Это же классическое прикрытие. Прямо как по учебнику. Чем дальше находится пункт назначения от пункта отправки, тем меньше оснований увязать одно с другим. Турки попросят у русских предоставить им воздушный коридор для переброски грузов сугубо мирного назначения, и у тех не будет оснований для отказа. Транспортные самолеты будут проходить над российской территорией и делать промежуточную посадку в столице твоих гоблинов. Оттуда — уже порожняком — они отправятся в Турцию. Вся операция продлится около месяца, и никто ничего не успеет понять. Фоули задумался.
— У тебя есть какие-то предложения? — спросил он.
— Рано еще говорить о предложениях, — сказал Мур. — Я, к сожалению, имею весьма смутное представление о том, что собой представляют твои гоблины. До сих пор они меня мало волновали. Но теперь, как видишь, все изменилось…
Фоули оценил искренность коллеги. Сообщая ему оперативную информацию, Мур мог рассчитывать на встречную любезность.
— Что конкретно тебя интересует? Я отвечу на любой твой вопрос.
— В первую очередь, расскажи мне о военном потенциале гоблинов. Как долго они смогут вести боевые действия против русских без дополнительных поставок?
— Сейчас они сильны как никогда, — признал Фоули, поразмыслив с минуту. — Милитаристская политика дает себя знать. При населении в шесть миллионов человек на постоянной военной службе находится почти полмиллиона. Тотальная мобилизация даст еще столько же. Итого — миллион головорезов. Стрелкового оружия у гоблинов хватит на четыре таких армии: русские, уходя, оставили шесть складов стратегического назначения. С тяжелым вооружением и минометами — ситуация посложнее, зато они располагают прекрасными военно-воздушными силами. Военная авиация — вообще любимая игрушка их безумного президента. Шесть эскадрилий по 20 самолетов в каждой — не всякая европейская страна может похвастаться подобным «парком».
— Где они их достали? — удивился Мур.
— Купили, — ответил Фоули с непонятной усмешкой. — Частью у тех же русских. Платили долларами и золотом.
— Какие самолеты находятся у них на вооружении?
Фоули начал перечислять, загибая пальцы:
— Две эскадрильи бомбардировщиков "Фенсер-Д
", эскадрилья разведчиков "Фоксбэт-Б
" и три эскадрильи истребителей "Фоксбэт-А
". Кроме того, не так давно по совершенно смехотворной цене были приобретены два палубных перехватчика "Флэнкер
". Однако в войска они не поступили. Это предмет личной гордости президента, гвардейские самолеты.
— Понятно, — сказал Мур. — Но я вижу, что, кроме гвардейских самолетов и бомбардировщиков, у них сплошное старье. Превосходства в воздухе они не получат.
— Как сказать… Русские тоже затянули с перевооружением своей армии.
— Что-нибудь еще? — поинтересовался Мур, когда его приятель замолчал.
— В общем, все. Есть, правда, неподтвержденная информация, что гоблины собираются купить подержанный крейсер, но я, признаться, этому не верю: бюджет у них все-таки не резиновый.
— Значит, в какой-то степени они готовы к войне, — подытожил Мур. — Это очень серьезно, Боб, очень серьезно. И мы должны их остановить, Фоули встрепенулся.
— Поясни, пожалуйста, свою мысль, — попросил он очень осторожно.
— Ты прекрасно знаешь мое отношение к русским и прочим братьям-славянам. Я жду не дождусь, когда эта страна провалится в ад. Но конец России должен наступить только тогда, когда мы этого захотим, а не турки со своим нефтепроводом. Ты слышал о плане «Форс-мажор»?
— Разумеется, — не стал отпираться Фоули. Все, кто в разведывательном управлении работал с Европой или Ближним Востоком, что-нибудь да слышали о секретном плане «Форс-мажор». План этот включал в себя ряд мер, завершающих глобальную программу по уничтожению российской государственности. Программа была разработана не так уж давно — в то самое время, когда стало ясно, что русские не способны более сопротивляться какому-либо внешнему влиянию, что сама Федерация трещит по швам и что, если ситуацию не взять под контроль, дело может закончиться всемирной катастрофой. Некоторые из сотрудников управления даже считали план «Форс-мажор» благодеянием, видом помощи, которую собирается оказать великодушная Америка умирающей России. При этом, разумеется, во внимание не принималось, что во многом умиранию России способствовали сами Соединенные Штаты, добивавшиеся превосходства во что бы то ни стало.
Действия, предусмотренные планом «Форс-мажор», были отнесены на начало 2000 года. И Фоули сразу понял, на что намекает Мур: война России с маленьким, но агрессивным государством могла помешать плану реализоваться. А если к тому же Россия вдруг сумеет победить, то это будет… это будет… это будет совсем другая Россия!
— Кхм-м, — высказался Фоули. — Ты разговаривал с боссом?
— Разговаривал, — отозвался Мур с плохо скрываемым отвращением. — Он не хочет ничего слышать. Он же демократ. У него одно на уме — ширинка президента
. Мы должны все сделать сами.
Фоули поколебался. Он догадывался, что его втягивают в авантюру, но обратного пути уже не было.
— Что ты конкретно предлагаешь? Каким образом мы можем остановить агрессию? Мур оживился.
— Свяжись со своим резидентом у гоблинов. И поговори с ним. Но только так, чтобы об этом разговоре знали всего два человека, он и ты. В ходе беседы подкинь ему информацию о состоявшихся переговорах, о Черном Псе и заместителе военного министра. Намекни, что неплохо было бы организовать контролируемую утечку по факту переговоров. Исходить утечка должна из какого-нибудь солидного учреждения гоблинов, желательно — из Министерства безопасности. В итоге информация дойдет и до турок, и до русских. Турки вряд ли остановятся на полпути, а вот русские, надеюсь, задумаются. Если то, чем думают, у них еще не атрофировалось.
Фоули подумал, что, даже собираясь помочь русским, Мур не смог удержаться от колкости в их адрес. Что ж, в этом аспекте он полностью разделял мнение приятеля. Его беспокоило другое.
— Нет ли в этом нарушения субординации? — уточнил на всякий случай он.
— «А ты сомневаешься?» — процитировал Мур сказанные в начале беседы слова приятеля. — И не только субординации. Но мы разведчики, а не тупоголовые вояки, степеней свободы у нас больше. Или ты считаешь иначе?
— Хорошо, — подытожил Фоули. — Я сделаю это. Я согласен организовать утечку.
— О'кей, — Мур буквально расцвел. — Тогда больше ни слова. Ни о Турции, ни о гоблинах.
Они покинули кабинет, направляясь каждый по своим делам. На выходе из ресторана Фоули взглянул на часы. Беседа продолжалась ровно пятнадцать минут.
Эти двое аналитиков не знали и знать не могли, что их инициатива — выстрел вхолостую. Дело в том, что владелец второсортной гостиницы в портовом городе Трабзоне, которого Джон Мур считал «проверенным агентом» ЦРУ, на деле сотрудничал еще с доброй дюжиной различных спецслужб, среди которых числилось и Главное разведывательное управление Российской Федерации, широко известное под аббревиатурой ГРУ.
Глава шестая. ОТВЕТНЫЙ ВИЗИТ.
(В/ч 461-13 «бис», полуостров Рыбачий, август 1998 года)
То, что визит представителей администрации города Мурманска был тщательнейшим образом спланирован, продуман и подготовлен, Лукашевич понял не сразу. Точнее, он понял это только в тот момент, когда на авансцене появилась толстая кожаная папка, из которой советник Маканин стал извлекать одну за другой копии личных дел офицеров части 461-13 «бис», раскладывая их на столе с таким видом, будто сдает карты
Утром все выглядело совершенно иначе. Комиссия в составе шести человек прибыла на двух автомобилях: черной «Волге» и уже знакомом «мерседесе» цвета «мокрый асфальт». Встречали ее Громов и Усачев, остальные офицеры занимались текущими делами.
Из «мерседеса» выбрался сам советник Маканин, его сопровождали незнакомый полковник ПВО и некий нервный тип в гражданском, который поминутно озирался по сторонам и что-то невнятное бормотал себе под нос. Маканин представил их офицерам. Полковник оказался штабным работником по фамилии Зартайский, а нервный тип — аналитиком из администрации, его звали Фадеев.
Из «Волги» вылезли еще трое «гражданских». Один из них, высокий и седой, в синем деловом костюме, был представлен Маканиным как депутат городского собрания, глава комитетов по вопросам конверсии, защите материнства и детства и прочая-прочая-прочая в том же духе. Следующий персонаж был еще более колоритен — с густой окладистой бородой, смахивающий на монаха — он оказался делегатом от Мурманского Общества ветеранов. Несмотря на бороду, дать больше сорока Громов ему не смог и задумался, что это за ветеран такой — в сорокалетнем возрасте? Протянув представителю Общества руку и ощутив небывалую крепость рукопожатия, Громов догадался, что перед ним, вероятно, бывший спецназовец, — тогда вполне можно объяснить, почему он ветеран в сорок лет: со времени Второй мировой Россия пережила еще множество войн, как явных, так и тайных, и рядовому личному составу войск специального назначения досталось в этих войнах по полной программе.
Но тут майор Громов забыл и о колоритном ветеране-спецназовце, и о своих соображениях по поводу новейшей военной истории. Потому что шестым, и последним, членом комиссии оказалась высокая и стройная блондинка, при взгляде на которую перехватило бы дух и у более закаленного бойца, чем наш молодой майор.
Одета девушка была просто: джинсовый костюм, широкий кожаный ремень, высокие шнурованные башмаки, на голове — армейский берет. Самое удивительное, что все эти непритязательные аксессуары лишь подчеркивали ее очарование.
— Это наша Зоя, — представил девушку Маканин, лукаво улыбаясь.
Громов кашлянул, скрывая смущение.
— В чем дело, Лев Максимович? — спросил он строго. — Ведь я же предупреждал, что у нас режимный объект.
— Все улажено, — замахал руками господин советник. — Вот бумаги. Подписано Свиридовым. Вам этого будет достаточно?
Громов, косясь на девушку, ознакомился с содержанием переданных ему бумаг. Оказывается, Маканин заручился поддержкой своей инициативы не у кого-нибудь, а у самого командира авиаполка «Заполярье» Александра Свиридова. Это было весомо.
— И все-таки…— начал было Громов, но остановился. В конце концов, разве что-нибудь изменится от того, что в состав комиссии включили молодую и симпатичную женщину?
К тому же майор понимал, что советник Маканин не из простых и, значит, лишних людей здесь нет: все они прибыли для того, чтобы решить недавно сформулированную проблему, и эта молодая женщина — в том числе.
— Зоя — наш эксперт по современным вооружениям, — пояснил господин советник.
Громов удивился было, зачем вдруг Маканину понадобился эксперт по вооружениям, но уточнять ничего не стал.
— Добро пожаловать, — сказал он Зое.
Та в ответ улыбнулась. Громов заметил, что улыбка эта получилась не совсем живой — вежливой, но не живой, — словно эксперт по современным вооружениям не привыкла улыбаться и всегда делала это через силу. Громов сразу потерял к ней интерес. «Валькирия, — подумал он. — Еще одна валькирия».
Громову приходилось иметь дело с женщинами в военной форме. Опыт этот был печален. В конце концов майор пришел к выводу, что всех женщин, добровольно решивших посвятить себя военной службе, можно разделить на две категории: валькирии и маркитантки. К первой категории относились те, кто, лелея какие-то свои потаенные комплексы, уходит от привычной и скучной жизни в мир, как им кажется, «сильных ощущений». Они панически боятся мужчин, но страх этот не выказывают, компенсируя его озлобленностью. Нет ничего страшнее для бойца, чем оказаться в подчинении у такой «валькирии».
Второй тип — маркитантки — идут в армию примерно за тем же самым, только вот «сильные ощущения» они понимают по-своему. Зная прекрасно, как трудно приходится бойцам без женской ласки, до какой степени может помрачиться рассудок в результате «спермотоксикоза», они пользуются этим на полную катушку, меняя мужиков каждую ночь и требуя оплаты в виде различных поблажек и услуг. Сексуальная ненасытность и истерическая капризность — вот каковы, по мнению Громова, были отличительные признаки современных маркитанток.
— Что ж, ведите нас, товарищ майор, — обратился советник Маканин к Громову.
— Прошу, — сказал Константин, подводя гостей к шлагбауму контрольно-пропускного пункта. — Что вас прежде всего интересует? — поинтересовался он у Маканина, когда гости оказались на территории части.
Маканин приостановился, поднял руку и как-то неопределенно пошевелил пальцами у Громова перед носом.
— Я вам полностью доверяю, — заявил господин советник. — Показывайте только то, что сочтете нужным показать.
Громов растерялся. Чего добивается Маканин? Если эта инспекция — пустая формальность, зачем было ее затевать? А если не пустая и не формальность, то откуда такое пренебрежение маршрутом экскурсии?
Выручила его «валькирия» по имени Зоя.
— Я бы взглянула на ваши истребители, — сказала она, все так же бледно и вежливо улыбаясь.
— Пожалуйста, — с легким сердцем согласился Громов, и вся компания направилась к ангарам.
В этот момент у открытых ворот ангара номер два сверхсрочник Женя Яровенко рассказывал старшему лейтенанту Алексею Лукашевичу очередной анекдот из жизни военной авиации.
— …Взлетает, значит, американец, — рассказывал Женя, руками изображая, как тот взлетает. — Эф, скажем, шестнадцать. Взлетает он и докладывает на базу: «Значит, такой-то взлетел, следую в указанный квадрат». Диспетчер ему отвечает: «Вас, значит, понял. Записываю: такой-то следует в указанный квадрат». Через некоторое время, значит, снова эф-шестнадцатый докладывает: «Я такой-то, вхожу в указанный квадрат». Ему снова отвечают: «Вас, значит, понял. Записываю: такой-то входит в указанный квадрат». Еще, значит, через несколько минут эф-шестнадцатый докладывает: «Вижу ДМиГ»! Вижу ДМиГ"!" А ему отвечают: «Вас понял. Вычеркиваю». Лукашевич засмеялся.
— Хороший анекдот, — оценил он. — Жизненный.
— Смотри-ка, старший, — Яровенко непроизвольно встал навытяжку. — Комиссия к нам, что ли? Лукашевич поглядел и тоже подобрался:
— Точно. Они.
Комиссия в сопровождении Громова и Усачева приблизилась к ангару. Лукашевич одернул форменную куртку и доложился своему командиру по уставу. Громов выслушал, сказал: «Вольно» и попросил старшего лейтенанта показать «машину». Лукашевич выказал готовность показать и рассказать. Когда комиссия проследовала в ангар, инициативу перехватила эксперт по современным вооружениям Зоя.
— Итак, что у вас тут? — потребовала она отчета.
Лукашевич оценивающее взглянул на нее. Он, в общем, разделял мнение своего друга и непосредственного начальника о том, что собой представляют женщины на военной службе, и тоже отнес Зою к категории «валькирий», но ее мордашка и все остальное-прочее ему понравились, и он решил познакомиться поближе. Для начала выяснив, насколько она компетентна в своей области.
Повернув рубильник, Лукашевич включил свет, похлопал стоящий в ангаре самолет по фюзеляжу под срезом воздухозаборника и начал лекцию:
— Тут у нас многоцелевой истребитель «МиГ-23», модификация — «МЛ». Сейчас он зачехлен, но в течение нескольких минут может быть приведен в состоянии полной боевой готовности…
— «Двадцать третий»? — переспросила Зоя и недовольно поморщилась. — Это же старье. «Бронетранспортер с крыльями».
Человеку, далекому от проблем современной военной авиации, могло бы показаться странным сравнение истребителя с бронетранспортером. Однако Лукашевич понял, что имеется в виду. Так «МиГ-23» называли американцы. За один из главных его недостатков — очень узкий обзор из кабины летчика. Подобное сравнение говорило в пользу Зои — она, судя по всему, разбиралась в предмете, — однако само ее пренебрежительно-брезгливое отношение к любимой «машине» Лукашевича вызвало у того вспышку злости.
— А знаете ли вы, — агрессивно осведомился он, — что «МиГ-23» — единственный самолет в истории авиации, пролетевший две тысячи километров без пилота и упавший только после полной выработки топлива?
Это была знаменитая байка. В 1989 году газеты Западной Европы облетело сенсационное известие. В одном из густонаселенных районов Бельгии недалеко от города Куртрэ упал боевой самолет «МиГ-23» с советскими опознавательными знаками. Но еще больше шума вызвали подробности происшествия. Как выяснилось, за несколько часов до падения машины, в момент взлета на территории Польши, из нее катапультировался летчик — полковник и замполит части — Николай Скуридин. Истребитель самостоятельно набрал высоту и полетел себе на запад. И никто его не сбил. Генерал-лейтенант Шапошников, комментируя происшествие, тогда заявил: «Случай, по нашим данным, в истории боевой авиации уникальный. По крайней мере, я не припомню, чтобы машина, покинутая пилотом, совершила столь далекий неуправляемый полет. Мы сами удивлены тем расстоянием, какое он сумел пройти. Дальность оказалась выше, чем предполагали».
— Да, я знаю про этот случай, — сказала Зоя. Но Лукашевич не удовлетворился одним примером. Под поощрительным взглядом Громова он выдал вторую байку.
Вторая байка тоже заслуживала внимания. Ничуть не меньшего, чем первая. Произошло это в истребительном полку ПВО, базирующемся на аэродроме Стрый. Во время учебного ночного перехвата истребитель «МиГ-23» оказался несколько выше цели, но на расстоянии визуальной дальности. В ночное время пилоты определяют это расстояние по пламени, выходящему из сопла самолета противника. Летчик доложил на командно-диспетчерский пункт, что видит цель и начинает сближение. Как выяснилось позднее, он ошибся, приняв за самолет отражение луны в озере. Однако к тому моменту, когда на КДП сообразили, что «МиГ» атакует ложную цель, он успел войти в пике, преодолел два звуковых барьера и подходил уже к третьему. Но самое удивительное заключается в том, что на этой безумной скорости (три Маха!) пилоту удалось вывести самолет из пикирования и без каких-либо проблем вернуться на свой аэродром. Последствия сумасшедшего маневра были ужасающими: обшивка в хвостовой части фюзеляжа стала гофрированной, смялась, а на стабилизаторе и руле направления она частями и вовсе отсутствовала. Истребитель после этого вылета пришлось списать. Что стало с пилотом, история умалчивает.
— Какие-то странные примеры вы мне приводите, — заметила Зоя, презрительно поморщившись. — Катастрофы, аварии, всеобщая безалаберность… Это всё, что вы можете сказать в защиту вашего старья?
Лукашевич почувствовал себя идиотом. В самом деле, чего это он? Катастрофы, аварии… Но и приводить тактико-технические характеристики без каких-либо комментариев казалось не слишком уместным. Верный путь ему подсказал некий бородатый и крепкий субъект в «ветровке» (Лукашевич еще не знал, что это бывший спецназовец и представитель Общества ветеранов). Бородач выдвинулся вперед и пробурчал, неприязненно Зою разглядывая:
— «Бич» — отличная модель. Испытанная боем. Он и в Афгане нам помогал, и в Ливане, и еще кое-где…
Где конкретно находится это «кое-где» бородач уточнять не стал, но Лукашевичу сказанного оказалось достаточно, чтобы перевести лекцию в более продуктивное русло. В училище они подробнейшим образом изучали все боевые операции, в которых принимали участие советские истребители. Лукашевич ухватился за идею, подброшенную бородачом, и с ходу выдал краткий обзор по применению «МиГа-23» во время сирийско-израильской войны за контроль над Ливаном
. Для начала старший лейтенант вкратце обрисовал ситуацию, сложившуюся в ходе этого затянувшегося конфликта вокруг поставок сирийцам советского вооружения. Израильские войска били дружественных нам арабов в хвост и гриву, но после того, как советское руководство передало Сирии тридцать машин модели «МиГ-23БН» и «МиГ-23МФ», положение на фронтах резко переменилось. Впору вспомнить анекдот, рассказанный несколько минут назад Женей Яровенко: «Вижу ДМиГ»! Вижу ДМиГ"!" — «Вас понял. Вычеркиваю».
Израильские "F-15
" и "F-16
" наконец-то столкнулись с равным (а в чем-то и превосходящим) противником. И теперь уже не сирийцы сыпались с неба, посылая проклятья воинственному иудейскому богу, а сами сыны колен Израилевых, объятые пламенем, заваливались в предсмертное пике. «МиГи» показали себя первоклассными истребителями, способными вести воздушную войну как с наземной поддержкой, так и совсем без оной.
— Во-во, — подытожил бородатый ветеран, выслушавший лекцию Лукашевича вместе со всеми, — проверенная машина. А ваши новомодные «сухие» еще не известно, как себя в бою покажут. Пока ведь только фигуры крутят, а это любой щенок на планере проделать может.
Лукашевич и тут имел свое мнение (новейшие истребители КБ Павла Сухого он уважал), но высказывать его пока не стал.
— Спасибо за интересный доклад, — поблагодарил советник Маканин. — Но нас, думаю, ждут и другие дела, — он посмотрел на Громова.
— Да-да, конечно, — спохватился тот. — Идемте, капитан Усачев покажет нам ангар технического обслуживания.
— А вас, — Маканин снова повернулся к Лукашевичу, — я жду после обеда для собеседования.
Комиссия удалилась, оставив старшего лейтенанта в недоумении. Какое собеседование? Зачем вообще господину советнику нужно встречаться с одним из офицеров? Для того, чтобы выделить гуманитарную помощь, нет необходимости в каких-то собеседованиях, и, значит, речь пойдет о другом. Он вспомнил слова Громова о том, что советник может чего-то потребовать в оплату помощи. Смутное подозрение охватило его. А не собирается ли Маканин использовать воинскую часть 461-13 «бис» для решения политических задач? Лукашевич слышал о подобных прецедентах в регионах, у местных властей давно чесались руки поправить свое пошатнувшееся положение силами армии, однако ни к чему хорошему это не приводило. «Если Маканин собирается сделать именно это, — подумал Лукашевич, — то Костя ему откажет. Что ж, будем тогда выгребать своими силами».
За три часа, оставшихся до обеда, комиссия посетила ангар технического обслуживания, командно-диспетчерский пункт "ближнего привода
" в конце взлетно-посадочной полосы и «бочки» военного городка. На обед комиссия не осталась. Уехали все, за исключением советника Маканина. Но и он в столовой не появился, уединившись с Громовым в командирской «бочке».
Встретившись со Стуколиным, только что сдавшим дежурство Беленкову, Лукашевич сразу поинтересовался:
— Комиссию видел?
— Угу, — отвечал Стуколин, хлебая постные щи. — Маканин мне назначил собеседование.
— И тебе тоже? Стуколин отложил ложку.