— Ну и что они там?
      — Докладывают, будто бы… э-э-э… «в ружье»… Усачев нахмурился:
      — Ничего не понял. Товарищ рядовой, вы конкретнее не можете изъясняться?
      — Звонили с контрольно-пропускного пункта. Кто звонил, не знаю. Передали вроде бы тревожный сигнал…
      — Идиот! — загрохотал Усачев, он вскочил со стула. — Тревога — значит тревога!
      — Есть! — До дежурного наконец дошла серьезность ситуации; он выскочил из офицерской и заорал что было мочи: — Рота, в ружье!
      Усачев схватился за аппарат внутренней связи:
      — Товарищ майор, тревога.
      — Что случилось?
      — Кажется, нападение на КПП.
      — Что значит «кажется»?
      — Информация не проверена, но…
      — Открывай оружейную комнату, Никита, — распорядился решительный Громов. — Весь личный состав снять с дежурств, на выдачу оружия посадишь дежурного по роте. Сам возьми ребят посмышленнее и проверь, что творится у КПП, В заваруху не суйтесь — туда и обратно, понял?
      — Понял, товарищ майор!
      — Действуй.
      Во всех помещениях воинской части 461-13 «бис»: в «бочках-диогенах» жилого городка, на «вышке», в ангарах, в ремонтных мастерских, в лаборатории гироскопов и в лаборатории кислородного оборудования, в капонирах — везде, где находились или могли находиться военнослужащие, зазвучали пронзительно и нервно сирены оповещения.
      — Старший лейтенант Лукашевич, — обратился через динамик к Алексею дежурный по КДП, — на выход. Готовность номер один.
      Лукашевич отшвырнул газету и, подхватив шлем, устремился к выходу. Через три минуты он уже сидел за штурвалом «МиГа», стоящего в начале взлетно-посадочной полосы — в шлеме с опущенными на глаза очками-светофильтрами и в наморднике кислородной маски. Двигатель истребителя работал на холостом ходу.
      — Дежурный, я готов к вылету, — доложился старший лейтенант.
      — Спокойно, Алексей. Жди распоряжений…
      Капитан-инженер Никита Усачев не мог до конца поверить в серьезность доведенной до него информации. Он так привык к спокойно-размеренной жизни в части 461-13 «бис», к личной безопасности, которую, без сомнения, предоставляет служба в удаленном от центров цивилизации воинском подразделении в мирное время, что даже мысль, будто здесь может случиться самая настоящая тревога с выдачей оружия личному составу, с занятием круговой обороны, со стрельбой и прочими «удовольствиями», представлялась ему абсурдной.
      «Или дежурный по КПП чего-то напутал, — думал Усачев, — и сейчас недоразумение разрешится, или это учебная тревога, запланированная Громовым».
      Поверил Никита, только когда в офицерскую комнату ворвался Митя Фатюхин — мокрый и грязный, пахнущий мочой и с круглыми, как два блюдца, глазами.
      — Там!.. Там!.. Там Женю убивают!.. — выкрикнул он с порога.
      Усачеву сделалось нехорошо: прежде всего он был инженером, а уже потом — капитаном военно-воздушных сил.
      — Кто убивает? — спросил он глупо. Фатюхин опустился без сил на стул.
      — Я не знаю, — сказал он сдавленно и вдруг разрыдался.
      Несколько минут Усачев пребывал в состоянии ступора. С того момента, как будущий капитан принял решение стать кадровым офицером, ему бесчисленное количество раз приходилось подниматься по тревоге или поднимать других, но никогда за эти годы к нему в кабинет не врывался мокрый и плачущий боец со страшной новостью, что кого-то прямо сейчас по-настоящему, взаправду убивают.
      В это время процедура выдачи оружия шла своим чередом. Вовремя озвученная команда раскрутила маховик, остановить который могла теперь только другая команда — отмены тревоги. Были сорваны печати с оружейной комнаты, дежурный по роте засел над раскрытой «Книгой выдачи оружия», заполняя ее по мере появления всё новых военнослужащих, спешащих занять свои места согласно «тревожному» расписанию.
      Усачев крякнул, почесал в затылке. Нужно было действовать. И действовать по приказу. Командир велел провести разведку — значит, нужно проводить разведку.
      — Сиди здесь, — сказал капитан Мите и вышел из офицерской.
      Встав у «тумбочки» дежурного по роте, Усачев осмотрелся.
      — Смирнов, Рублев, Прозоров, Бельтюков, ко мне! — распорядился он.
      Четыре бойца, вооруженные автоматами и в бронежилетах, подошли к нему, доложились по всей форме.
      — Ставлю боевую задачу, — объявил им Усачев. — Контрольно-пропускной пункт нашей части подвергся нападению. Кто осуществил нападение, нам неизвестно, но кто бы он ни был, это враг, и его необходимо уничтожить. Сейчас мы отправляемся на разведку к КПП. Продвигаемся скрытно. Оружие держать наизготовку, но без приказа не стрелять. Если представится возможность, попробуем взять «языка». Задача понятна?
      — Так точно…
      — Пошли.
      Легко сказать «продвигаемся скрытно», гораздо труднее это сделать — на ровном, как стол, и продуваемом всеми ветрами плато Рыбачьего полуострова. Случись подобное в средней полосе, естественным укрытием могли бы послужить деревья и другая-прочая растительность, а здесь ничего подобного нет — только олений мох ягель и мелкие гранитные валуны. Потому вместо скрытной разведки группа, возглавляемая Усачевым, столкнулась с нападавшими лицом к лицу.
      Едва покинув «бочку», капитан увидел два «джипа», которые двигались по грунтовке в направлении городка. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто сидит за рулем этих «джипов». Противник тоже заметил группу Усачева, Передний «джип» притормозил.
      — Ложись! — крикнул капитан.
      Засвистели пули. Лежа на холодной земле, капитан ждал звука выстрелов, но так и не дождался.
      "Серьезные ребята, — с отстраненным удивлением подумал Усачев. — Диверсанты. ДВал « на толкучке не купишь. Да что у нас, война началась, что ли?»
      Кошмар обретал плоть и кровь. Всё должно быть совсем не так, всё должно быть совсем по-другому. Очередная пуля попала в валун в двух шагах от Усачева, и капитана с ног до головы осыпало гранитной крошкой. Он выругался. «Джипы» приближались.
      «Да они же у нас как на ладони, — сообразил Усачев. — Мы же их сделаем».
      — Отряд! — крикнул он. — Слушай мою команду! По диверсантам — огонь!
      Вот тут началась настоящая стрельба. От грохота выстрелов у капитана заложило уши. К сожалению, стрелковая подготовка рядовых воинской части 461-13 «бис» была не самого высокого уровня: сказывалось ухудшение снабжения, экономили каждый патрон, а потому до сих пор большинство из этих ребят стреляли из автомата два-три раза в жизни — перед принятием присяги и на плановых, но редких учениях. Да и зачем им уметь стрелять? — рассуждало высокое начальство, — У них другие задачи. Этот — механик, этот — на тепловой машине сидит, этот — в бане кочегарит, этот — в лаборатории гироскопов на подхвате. Зачем им стрелять? Поэтому, когда четверо бойцов Усачева высадили в приближающиеся «джипы» по полному рожку, в цель не попал ни один.
      Тем не менее даже эта бесславная контратака возымела действие. Противник был не из пугливых, но когда по тебе стреляют очередями, а ты находишься на открытой местности, благоразумнее прекратить наступление и подумать об укрытии. «Джипы» остановились, дверцы распахнулись, неизвестные в камуфляже и масках разбежались в стороны от машин и залегли.
      — Вот блин! — ругнулся Усачев. — Теперь их фиг выкуришь.
      Он понимал, что противнику, кем бы он ни был, невыгодно долго отлеживаться в сторонке. Преимущество внезапности утеряно, и теперь дело решают секунды. Ползком-ползком они наверняка попытаются взять малочисленный отряд в клещи и расстрелять его из нескольких точек. Капитан уже хотел дать команду на отступление, но отступать его бойцам не пришлось.
      Позади натужно ухнул миномет. Выпущенный снаряд с воем пролетел над головой Усачева и взорвался в нескольких метрах от переднего «джипа». Гранитное крошево разлетелось широкой волной. Усачев оглянулся. У «бочки-диогена» наблюдалась активная деятельность. Один миномет (так называемый «ротный», калибр — 60 миллиметров, дальность стрельбы — 1200 метров) был уже установлен, второй разворачивали. Эти минометы хранились в оружейной комнате воинской части 461-13 «бис» с незапамятных времен, Усачев считал их старым ненужным хламом, а они вишь как пригодились-то. Командовал доморощенными минометчиками самолично майор Громов. Усачев посмотрел на своих ребят. Те заметно повеселели. Со стороны городка доносились четкие громкие команды — майор действовал.
      Вторая мина легла гораздо ближе к «джипу», чем первая. «Сейчас побегут», — подумал Усачев и приказал своим бойцам:
      — Мужики, смените магазины! По любому, кто из этих козлов попытается сбежать, открывайте огонь.
      — Есть, — ответили «мужики» с энтузиазмом. Третья выпущенная мина попала в «джип». Зрелище получилось впечатляющее. Мина пробила ветровое стекло, в салоне автомобиля ярко полыхнуло, и «джип» буквально развалился: вылетели стекла и двери, осколками раскурочило крышу, остов искалеченной машины охватило жаркое и жадное пламя.
      Нервы у неизвестных в камуфляже сдали. Сначала одна, затем другая, затем третья фигуры отрывались от земли и, подставив спину, побежали прочь от городка, в сторону КПП — туда, откуда они пришли.
      — Огонь! — скомандовал Усачев и, вытащив табельный «Макаров», сам принялся азартно палить в белый свет.
      Один из бегущих споткнулся на ровном месте, зашатался и упал.
      — Ага! — закричал капитан, — Не нравится, суки? Мы вам покажем…
      Бегущие снова залегли, и в перестрелке наступила пауза.
      Вдруг один из неизвестных приподнялся и замахал белой тряпицей. Сигнал, понятный и в Африке.
      — Не стрелять, — распорядился Усачев.
      — Не стрелять, — распорядился Громов.
      Человек с белой тряпицей встал и, продолжая помахивать ею, пошел к городку.
      «Отчаянный малый, — подумал о нем капитан. — Рискует. И осознанно рискует».
      Парламентер — а теперь этот человек с белой тряпкой получил статус парламентера — приближался. Усачев снова посмотрел на Громова. Тот сделал рукой жест, истолкованный капитаном как приказ пропустить парламентера.
      Парламентер шел в полной тишине, мелкие камешки вылетали из-под его высоких шнурованных ботинок. На фоне серого, пасмурного неба он в своем камуфляжном костюме и черной маске с узкими прорезями для глаз казался выходцем из иного мира, параллельной вселенной, где миллион лет идет война всех со всеми, где нет никаких законов, кроме закона силы, и носитель униформы и черной маски — один из блюстителей его.
      Парламентер прошагал мимо бойцов Усачева, и капитан проводил его долгим взглядом.
      «Ну что, доигрались, козлы? — подумал Усачев злорадно. — Пощады идем просить?»
      Громов дожидался парламентера, стоя у готового к стрельбе миномета в полный рост — судя по всему, он не боялся провокации и внезапной пули. Он догадывался, что это за люди, почему они оказались здесь сегодня и зачем им понадобилось атаковать воинскую часть. Но всё равно не боялся. Наоборот, все сомнения, вызванные тем, что от крайней нужды приходится заниматься пиратством на воздушных линиях, после этого нападения улетучились. Точки над i наконец расставлены: война объявлена, враг наступает, необходимо дать ему достойный отпор. Громов был даже рад такому исходу и чувствовал уверенность в себе, в своих силах и в силах подчиненных ему людей.
      Парламентер остановился в трех шагах и сунул белую тряпицу в один из многочисленных карманов, нашитых на камуфляжной куртке. Маску парламентер не снял, — Как тебя зовут, майор? — спросил он; голос его звучал глухо.
      Громов изобразил непонимание:
      — Мне кажется, первым должны представиться вы. И снимите маску. Невозможно разговаривать с человеком, если он изображает из себя фантомаса. Мы не в детском саду.
      Помедлив, парламентер поднял руку и сдернул с головы вязаную шапку с проделанными в ней отверстиями для глаз. Его лицо Громову было, разумеется, незнакомо, однако он отметил и смуглость, и характерный разрез глаз, и острые скулы, и легкую небритость — типичное «лицо кавказской национальности».
      — Меня зовут Мурат, — представился парламентер; он испытующе смотрел на Громова своими черными яркими глазами.
      — А меня — майор Громов, — в свою очередь назвался Константин. — Командир воинской части 461-13 «бис», на которую вы только что совершили вооруженное нападение.
      — Мы не собирались нападать на твою воинскую часть, майор, — сказал Мурат.
      — Это недоразумение. Мы хотели только поговорить с тобой.
      Парламентер упорно продолжал «тыкать», и Громову это очень не понравилось. Пора поставить наглеца на место!
      — Недоразумение? — переспросил Константин. — Вы обстреляли КПП, прорвались на территорию, и это вы считаете недоразумением? Нам не о чем больше говорить. Убирайтесь к своим выродкам, и продолжим бой.
      Оставаясь на месте, Мурат скосил глазами направо, потом — налево. Справа сидели минометчики — четыре человека при деле, слева два бойца удерживали парламентера на мушке своих автоматов.
      «С виду он безоружен, — подумал Громов. — Но наверняка держит штык-нож за пазухой. Интересно, он действительно собирается взять меня в заложники?»
      Диспозиция была невыгодна для Мурата, и он расслабил мускулы. И заговорил намного вежливее:
      — Мы не собирались стрелять. Ваши солдаты открыли огонь первыми.
      — Вот как? Это вы будете рассказывать на суде…
      — Майор, мы в самом деле хотели только поговорить.
      — О чем мне с вами разговаривать?
      — Мы хотели предупредить вас. Чтобы вы прекратили заниматься тем, чем сейчас занимаетесь.
      — Я не понимаю. Что вы имеете в виду? Кого вы представляете?
      — Я представляю народ, который вы оскорбили… Все Громов отлично понимал. Небольшая республика Закавказья, вынашивающая планы военной экспансии. Два военно-транспортных самолета. Внезапный срыв поставок натовского барахла в преддверии начала военных действий. Это более, чем оскорбление, это первый удар. Его нельзя оставить без ответа.
      «Только как они узнали, что именно мы были исполнителями в операции “Испаньола»? — задумался Громов. — Видимо, несмотря на все предосторожности, Маканин допустил утечку. Когда с этими закончим, нужно будет сразу же связаться с ним".
      — Вы говорите загадками, — продолжал гнуть свою линию Громов. — Какой именно народ я оскорбил? Вы, наверное, чеченец? Но поверьте, я никогда не участвовал в войне против независимой республики Ичкерия. Мне, конечно, как российскому гражданину и как русскому, не нравится то, что у вас происходило и происходит сейчас, но я не националист и прекрасно знаю, что о целом народе нельзя судить по деятельности отдельных его представителей.
      «Хорошо сказал, — похвалил сам себя Громов. — И даже ни разу не сбился».
      Мурат, впрочем, не оценил его красноречие. Он выслушал, не перебивая, нахмурился, потом мрачные складки на его лице разгладились.
      — Так или иначе, — сказал Мурат, — мы предупредили вас, майор. Теперь мы хотим уйти.
      — Уйти? — возмутился Громов. — После всего, что вы тут натворили? Мы не дадим вам уйти, Мурат. Наш долг — остановить вас. А поскольку сил у нас побольше, я предлагаю вам сдаться. Во избежание новых бессмысленных жертв. Если вы сдадитесь, сложите оружие, мы передадим вас властям. Дальнейшую вашу участь решит суд. В противном случае нам придется вас уничтожить.
      — Достойный ответ, — Мурат усмехнулся чему-то своему. — Но мы не собираемся уйти просто так, майор. Мы собираемся предложить сделку.
      — Сделку? Я не заключаю сделок с врагом!
      — Хорошая сделка, майор. Вы даете нам уйти без потерь, мы возвращаем вам солдата — целым и невредимым.
      — Солдата? — переспросил Громов, хотя и догадался уже, холодея, о ком идет речь. — Какого солдата?
      — Вашего солдата. Парня, которого мы захватили на КПП.
      Женя. Женя Яровенко. Значит, он жив. Отличная новость, радостная новость. Единственно — на предложение Мурата теперь не ответишь отказом, это просто невозможно. Нужно соглашаться, потому что иначе Женю убьют. В том, что у неприятеля хватит духу в случае чего расправиться с заложником, Громов не сомневался.
      Решение далось майору легко.
      — Я готов принять ваши условия, — заявил он. — Пленного в обмен на вашу свободу. Но мне нужны гарантии.
      — ?
      — Я должен быть стопроцентно уверен, что вы выполните свои обязательства по уговору и наш солдат останется жив.
      — Какие могут быть сомнения, майор? — Мурат выдержал пристальный взгляд Громова, глаз не отвел. — Какие проблемы? Мы уходим и оставляем вашего парня на КПП. Разбирайтесь с ним сами…
      — Вы не заберете его с собой?
      — Нет, майор, ваш солдат нам не нужен. И снова Мурат не отвел глаз.
      — Доверие, майор, — добавил он к уже сказанному. — В таком деле главное — доверие. Вы — офицер, я — офицер. Вы победили в этом бою, и нам нужно уходить, Вы и я это понимаем. Поэтому мы должны доверять друг другу. А гарантии… Я ведь тоже, майор, не могу быть стопроцентно уверен, что вы не выстрелите мне в спину.
      «Резонно, — подумал Громов. — Не может он быть в этом уверен. Так же, как и я в том, что он сохранит Яровенко жизнь».
      Еще у майора мелькнула мысль, не повязать ли сейчас этого Мурата, а потом спокойненько обменять его на Женю — позиция удобная, отдать приказ, ребята справятся. Только вот отдать такой приказ Громов не мог физически: не в его это было духе — брать заложником парламентера. Даже если на войне все средства хороши, это — самое последнее средство. Так далеко командир части 461-13 «бис» зайти не мог.
      — Ну что, майор, — подзуживал Мурат, — расходимся?
      — Расходимся. Уводи своих людей. Но имей в виду: любое ваше движение в сторону от трассы я буду расценивать как срыв договоренности и прикажу открыть огонь на поражение. Очень я вам не советую срывать договоренность.
      — Все будет в порядке, майор, — заверил Мурат. — Я не сумасшедший.
      «Вот в этом не уверен», — подумал Громов, но кивнул.
      Парламентер и вожак этой банды, одетой в камуфляж, развернулся и зашагал назад, к своим людям. Уже на ходу он начал выкрикивать команды на незнакомом Громову языке с большим количеством шипящих.
      — Без приказа никому не стрелять! — распорядился в свою очередь Громов. — Они уходят. И пусть уходят.
      Он взял в руки полевой бинокль, поднес его к глазам, чтобы наблюдать за перемещениями противника. Впрочем, пока всё шло гладко. Мурат выполнил свое обещание. Он собрал людей, велел им лезть в единственный уцелевший «джип», что они и проделали в угрюмом молчании. Туда же погрузили единственного раненого. Потом Мурат помахал рукой, показывая Громову, что всё готово, и забрался в «джип» сам. Перегруженный и просевший автомобиль медленно развернулся на дороге и поехал прочь от городка. На КПП он притормозил, из домика контрольно-пропускного пункта выскочил еще один человек Мурата с закинутым за спину короткоствольным автоматом, после чего «джип» выехал за ворота.
      Все это время Громов, Усачев и остальные военнослужащие напряженно наблюдали за действиями и перемещениями противника, готовые в любой момент открыть огонь — как из стрелкового автоматического оружия, так и из минометов. Однако обошлось, и когда набитый под завязку «джип» скрылся за воротами, все вздохнули с немалым облегчением.
      — Выдвигаемся к КПП, — отдал новое распоряжение Громов. — Оружие держать при себе на боевом взводе. Если противник еще будет находиться в пределах видимости, приказываю открыть огонь
      Бойцы двинулись вслед за Громовым к контрольно-пропускному пункту. По ходу к ним присоединились ребята Усачева. Капитан с виноватым видом доложил командиру, что провести разведку ему не удалось, он был вынужден принять бой. Громов его успокоил, высказавшись в том смысле, что иначе капитан поступить не мог, что он, капитан, действовал правильно, сообразуясь с обстановкой, и что его, капитана, нужно представлять к правительственной награде за проявленные мужество и профессионализм. Усачев заметно повеселел.
      Группа военнослужащих осторожно приблизилась к воротам. Дорога за воротами была пуста, хотя и просматривалась на два с лишним километра.
      — Ушли, — сказал Усачёв. — Они ушли, товарищ майор.
      — Вижу сам, — отозвался Громов. — Закрывайте ворота.
      Рядовой Рублев подсуетился, и вскоре на ворота были накинуты цепь и два огромных замка, принесенные из каптерки. Громов снял фуражку, вытер ладонью выступивший на лбу и висках пот и стал подниматься по крыльцу в домик КПП. Он ожидал там увидеть сержанта Женю Яровенко — связанного и с кляпом во рту, возможно, раненого. Но, открыв скрипнувшую на петлях дверь, майор увидел совсем другое.
      Громов пошатнулся и ухватился за косяк. Сзади уже напирал Усачев:
      — Что там, товарищ майор?
      Майор Громов отступил на шаг и плотно прикрыл дверь. На лице его застыло странное выражение — смесь удивления и отчаяния, легко расшифровываемая любым, кто хоть немного знал майора.
      — Там?.. — Громов ответил не сразу, а когда ответил, голос его звучал резко и зло: — Там — смерть! Они убили Женю!..
      Сказав это, Громов ударил кулаком по стене контрольно-пропускного пункта с такой силой, что треснули доски. Усачев отшатнулся. Громов поднял глаза и посмотрел на капитана. В глазах майора сконденсировалась темная и холодная, как полярная ночь, ненависть.
      — Мы должны остановить их, — заявил Громов. — Они не должны уйти безнаказанными…

Глава четырнадцатая. «БИЧ» В ДЕЛЕ.