- Твоя взяла, командир, - раздался в эфире ответ на русском, произнесенный с характерным акцентом.- Мы идем за тобой: (Карелия, сентябрь 1998 года) Ожидание затягивалось, а настроение портилось. Стуколин ежеминутно поглядывал на часы и завидовал черной завистью Жене, который по солдатской привычке ("солдат спит - служба идет") прикорнул в кресле водителя, положив руки на руль и низко надвинув кепку. Двигатель грузовика работал вхолостую, по лобовому стеклу шуровали дворники, размазывая капли дождя, который не прекращался с прошлого вечера. Стуколин вздыхал и тосковал. Умение ждать входило в число его достоинств. Где-то в ряду стоявших вдоль взлетно-посадочной полосы машин хлопнула дверца. Сквозь пелену дождя Стуколин увидел фигуру, бредущую к грузовику; фигура приблизилась, и Алексей дернул за ручку, выбираясь из кабины ей навстречу. Подошедший - им оказался Стриженый, напяливший поверх куртки черный полиэтиленовый дождевик - громко чихнул и выразительно посмотрел на Стуколина. - Заболеешь тут с вами, - сказал он. - Задерживаются твои друзья, лейтенант. Стуколин пожал плечами. - Пойдем, лейтенант, поправимся, - предложил Стриженый. - Коньяк хороший есть. Стуколин оглянулся на кабину, в которой продолжал посапывать Женя Яровенко. - Пойдем, пойдем, - отмел сомнения Стриженый. - Не украдут твоего бойца. Оскальзываясь в жидкой грязи, они направились к командному джипу. Влезли на задний диван - мокрые и озябшие. Впереди сидел один из парней Стриженого, водитель. - Это Олег, - представил водителя Стриженый. - Олег, поставь нам какую-нибудь музычку, - добавил он, обращаясь уже к парню и сделав в слове "музычка" ударение на предпоследнем слоге. - И передай коньяк. Водитель расторопно выполнил распоряжение шефа Открыл бар, достал пузатую бутылку коньяка, серебряные стаканчики, все это передал Стриженому. Потом порылся в бардачке, выбирая кассету. Заиграла довольно бодрая музыка, и Юрий Шевчук своим знаменитым голосом с хрипотцой запел про осень и про небо под ногами. Стриженый откинул с головы капюшон дождевика и собственноручно наполнил стаканчики темно-коричневой жидкостью: - Ну давай выпьем. - За что будем пить? - уточнил Стуколин. - Давай за авиацию. За русскую авиацию! Стриженый сказал это со значением в голосе, но снова чихнул, расплескав коньяк, чем испортил торжественность момента. - Давай за авиацию, - согласился Стуколин. Чокнувшись, они осушили стопки. Стриженый поморщился и занюхал рукавом, словно не элитный коньяк пил, а дешевую подделку на коньячном спирте. Потом похлопал себя по карманам и достал початую пачку "Marlboro", протянул ее Алексею: - Куришь? Алексей покачал головой: - Нет. - А вы вообще курите? В смысле, пилоты курят? - поинтересовался Стриженый, извлекая из кармана вслед за сигаретами зажигалку. - Курят, - отвечал Стуколин. - Дымят, как паровозы, Но я нет. Здоровье дороже. (Что касается курения в авиации, то это действительный факт: несмотря на многочисленные запреты, пилоты курят, ничем в этом не отличаясь от обычных людей. Особенно налегают на табак пилоты пассажирской и транспортной авиации эти могут позволить себе дымить прямо в кабине самолета во время исполнения своих непосредственных обязанностей. Тяжелее приходится военным летчикам курить в кислородной маске или гермошлеме, мягко говоря, затруднительно. Но и они не упускают своего уже на земле. А уж сколько всяких анекдотических историй с этой отравой связано! Взять хотя бы случай, произошедший не так давно в Великобритании на показательных выступлениях по поводу юбилея Королевских ВВС. Два "МиГа-29" под управлением пилотов Тресвятского и Бесчастнова столкнулись в воздухе. Оба пилота успели катапультироваться. Бесчастнов при катапультировании получил ранения, а потому был сразу увезен с поля. Зато Тресвятский сделал роскошный жест: едва отстегнув парашют, он на глазах многочисленной журналисткой братии вытащил из кармана комбинезона пачку сигарет "Winston" и с непередаваемым изяществом закурил. К сожалению, времена были еще те, контракта между фирмой, производящей сигареты "Winston", и военным летчиком Тресвятским заключено не было, а потому последний миллионером не стал, хотя жест его произвел впечатление на всю Европу.) - А я закурю, - сказал Стриженый. Он чиркнул зажигалкой и затянулся. - Задерживаются твои друзья, лейтенант, - повторил свое замечание Стриженый.Задерживаются: - Значит, есть причина, - отозвался Стуколин. На самом деле он, конечно, волновался за друзей, но беспокойства своего старался при посторонних не выказывать. - Есть, - пробормотал Стриженый. - Ну давай еще по одной, что ли? Алексей не возражал. Стриженый снова наполнил стаканчики и произнес новый тост: - За успех нашего безнадежного дела, - и перед тем, как выпить, добавил: Банально, зато всегда актуально. Выпив, они помолчали. Стриженый курил, стряхивая пепел в маленькую металлическую пепельницу, встроенную в дверцу с внутренней стороны. - Скажи, лейтенант, ты в курсе того, что происходит? - спросил вдруг Стриженый, нарушив молчание. Стуколин недоуменно воззрился на него. - Не понял, - сказал он, помедлив. - В курсе чего?.. Стриженый глубоко затянулся, потом затушил окурок и посмотрел на Стуколина исподлобья. - Недавно показывали по ящику фильм, - сообщил он доверительным тоном. - Я вообще ящик смотрю редко. Только если кубок Европы: Или чемпионат мира, например. Игры "Зенита" опять же. Или бокс: Старший лейтенант Стуколин подумал, что его собеседник, скорее всего, сознательно оттягивает момент, когда придется говорить начистоту. Это Алексею не понравилось. Вдруг зачесались кулаки. - Бокс - это хорошо! - изрек Стуколин и поднял пустой стаканчик. - Может, еще выпьем? За бокс? - Так вот, - продолжал Стриженый, взяв бутылку и наполнив стаканчики: сначала старшему лейтенанту, затем себе, - показывали, значит, фильм, а у меня свободное время выдалось и книжки толковой под рукой не было, вот я этот фильм и посмотрел: - Что хоть за фильм? - спросил Стуколин, которого длинное вступление несколько утомило. - "Человек-ракета" называется, - ответил Стриженый и улыбнулся чему-то своему.Очередной американский бред на тему довоенного комикса. Я такие фильмы не люблю - не идиот все-таки, высшее образование имею - но тут по случаю посмотрел. Алексей американского фильма под названием "Человек-ракета" не видел, а потому проявил определенный интерес: - А какой сюжет? - Сюжет я пересказывать не буду, - Стриженый скривился. - Он этого совершенно не заслуживает. Но один эпизод мне запомнился. Надолго. Стриженый снова замолчал и стал искать сигареты. Пока он хлопал себя по карманам, Алексей выпил свой коньяк и продемонстрировал Стриженому пустой стаканчик, требуя продолжения. Тот безропотно налил. Стуколин снова выпил и откинулся в кресле. В голове у него зашумело, кулаки чесаться перестали, он расслабился и приготовился выслушать заявление Стриженого, каким бы оно ни было.
      - Эпизод такой, - продолжил свой монолог Стриженый. - Тридцать девятый год, шпион Третьего рейха окопался в Штатах и собирается добыть сверхсекретное оружие для Гитлера. Для этого он "втемную" использует местную мафиозную группировку. В последний момент, как ты понимаешь, всё срывается, и мафия узнаёт, кем на самом деле является их "благодетель". И что ты думаешь? - Что я думаю? - Стуколин несколько осоловел и не сразу понял, о чем идет речь. - Бандиты сразу перешли на сторону официальных властей и разобрались с фашистами похлеще спецназа. - Так это ж комикс, - старший лейтенант зевнул.- Ты куда клонишь? Стриженый опрокинул в себя стопку коньяка, которую уже минут пять держал в руках. - Я бандит, - сказал он просто. - Я - то, что называют "мафией". Если бы я хоть раз указал в налоговой декларации все источники своих доходов, меня немедленно арестовали бы. Но при этом!..- он поднял указательный палец. - При этом, лейтенант, я люблю свою страну. И мне небезразлично, в какое дело я ввязался. Ведь мы грабим норвежские военно-транспортные самолеты, я правильно всё понимаю?
      Если бы Стуколин располагал информацией о прошлом Стриженого, он сильно удивился бы: бывший фарцовщик и "старатель" вдруг стал патриотом - не смешите меня! Но старший лейтенант такой информацией не располагал, потому к словам Стриженого отнесся с определенным сочувствием. В конце концов, бандит бандитом, но парень хороший - вон уже и о Родине задумался! - Правильно, - сказал он. - Ты правильно понимаешь. - Вот я и говорю, - Стриженый придвинулся к старшему лейтенанту и взял его за рукав куртки, чтобы усилить эффект доверительности, - мы, - он выделил местоимение "мы" интонацией, - мы грабим транспортные самолеты, которые принадлежат военно-воздушным силам Норвегии, фактически и юридически мы осуществляем нападение на территорию Норвегии, на ее граждан. Это может закончиться войной? - Это может закончиться войной, если мы не будем грабить транспорты! высказался Стуколин довольно резко, но тут же прикусил язык: несмотря на опьянение и общую расслабленность, он сообразил, что сболтнул лишнего. Чтобы исправиться, он произнес, стараясь говорить медленно и обдумывая, что он говорит: - Понимаешь, это государственная тайна. И лучше бы тебе не знать большего. - Государственная тайна? - Стриженый тихо и невесело рассмеялся. - Сколько живу, все время слышу: "Государственная тайна", "Военный секрет", "Только для служебного пользования". Но, знаешь, я уже не пионер из "четвертого-б" и не верю в то, что сохранение государственной тайны во всех случаях полезно для государства. Обрати внимание, лейтенант, не для начальников наших - политиков и президентов, - а для России! Вот я и думаю, снова меня впутывают в опасное дело, бормочут что-то про государственную тайну, я рискую своей головой и своими парнями и снова не знаю, будет ли моим детям толк от того, что я делаю, или опять я и они окажемся в дураках. У Стриженого не было детей, но этого Стуколин не знал. Впрочем, отвечать напрямую он в любом случае не собирался. - Ты можешь поверить моему слову? - спросил он Стриженого. - Смотря какому слову: - Слову офицера. - Могу. - Я даю тебе слово, что мы поступаем правильно. Мы не можем поступить иначе, мы будем перехватывать транспорты до тех пор, пока они будут лететь по этому воздушному коридору. Стриженый помолчал, разминая в пальцах новую сигарету. Стаканчик с коньяком и бутылку он отставил на специальную полочку. - Олег, - обратился он вдруг к сидящему впереди водителю, - выйди! Водитель беспрекословно вылез из машины под дождь, захлопнул дверцу. Видно, Стриженый решил, что дипломатией здесь ничего не добьешься, и двинулся напролом.
      - Буду откровенен с тобой, лейтенант: Ты, кстати, коньяка еще не желаешь? - Нет, спасибо. - Так вот, буду с тобой откровенен. Я не люблю, когда меня используют "втемную". Я не люблю, когда вместо толкового объяснения, что происходит, меня пугают "государственной тайной". Ведь если все сорвется или пойдет вкривь и вкось, козлами отпущения станем мы, а вовсе не наши начальники. Мы - а значит и я имеем право знать, в чем мы участвуем и чем мы рискуем. Лохом быть не хочется, лейтенант. Очень не хочется быть лохом: Доводы Стриженого поколебали неприступность Стуколина в вопросе сохранения тайны. Ему действительно нравился Стриженый, и он не понимал, почему от этого парня скрывают истинную подоплеку событий, в которых тот принимает самое непосредственное и активное участие. С другой стороны, Стуколин хорошо помнил, что, когда вопрос о тех, кто будет прямо или косвенно участвовать в операции "Испаньола", обсуждался на "военном совете" в Ленинской комнате части 461-13 "бис", советник Маканин был категоричен: никто ничего не должен знать. Причины держать всё в секрете объяснять было не нужно; война не объявлена, поддержки сверху в случае провала ждать не приходится, разведка потенциального противника шурует во всю, и тэдэ, и тэпэ. Но теперь, после выступления Стриженого, старший лейтенант вдруг задумался: а так ли всё очевидно, как показалось в первый раз? Нет ли тут какой-нибудь каверзы, тщательно скрываемой Маканиным от участников операции?.. Очень не хочется быть лохом: - Мне кажется, мы должны поделиться, - сказал Стриженый, не дождавшись от Стуколина ответной реплики. - Я расскажу тебе, что знаю я. Ты расскажешь мне, что знаешь ты. Только так мы можем разобраться, что к чему в этом деле и правду ли нам говорят наши руководители: Стуколин подумал, что в предложении Стриженого есть свой резон. Подобный обмен поможет расставить точки над i. Выясним, где Маканин говорит правду, а где недоговаривает или просто врет. Это важно. И не только для душевного спокойствия, но и для того, чтобы быть стопроцентно уверенным - завтра тебя не назовут "военным преступником" в Международном трибунале и из-за твоих действий не разразится новая мировая война. Старший лейтенант Алексей Стуколин был готов выложить Стриженому всё, что знал об операции "Испаньола". Единственное, что останавливало его, - мнение друзей: скрыть от них свою откровенность с посторонним участником операции он не имел права. Да, сначала нужно посоветоваться с Громовым. - Я тебя понял, - сказал Алексей Стриженому. - Но сейчас ничего сказать по этому поводу не могу. Мне надо переговорить с:- он замялся,- с теми, кто:- произнести имена друзей означало выдать часть тайны, но Стуколин нашелся: - с теми, кто в истребителях. - С другими офицерами? - уточнил Стриженый с непонятной интонацией. - Да, - подтвердил Стуколин. - С другими офицерами, занятыми в операции перехвата. - Как ты думаешь, что они тебе скажут? Они не сидели здесь с нами, не пили этот коньяк и не говорили по душам. Что они тебе скажут? Стуколин подумал. Выходило, что да, под влиянием момента сказать можно все, что угодно, но вот когда пройдет время и начнешь сопоставлять и прикидывать: Ни Громов, ни Лукашевич не знают Стриженого, они его ни разу не видели. Не видели они, как он блестяще разобрался с экипажем первого транспорта; не видели они, как он мучается, рассуждая о будущем Родины и о том, что его действия могут быть использованы не на благо, а во вред, в конце концов, не пили они с ним коньяк: Что они скажут?.. - Но я давал обещание, - признался Стуколин. - Я обещал, что не открою тайну никому постороннему. - А я, значит, посторонний? - Стриженый снова рассмеялся и снова невесело.- Как мы, русские, все-таки зашорены. У них вон, на Западе, всё намного проще. Если тебе кажется, что правительство тебя обманывает, поступай, как считаешь нужным, по совести, и никто тебе слова обидного не скажет. Тут он был не прав. Но Стуколин не смог с ходу припомнить случай, который опровергал бы утверждение Стриженого, а потому промолчал. - :А у нас всё не как у людей. Казалось бы, делаем общее дело, роли распределены, акценты расставлены, так нет, надо обязательно друг друга запутать, довести до такого, чтобы все друг друга подозревали и ненавидели: Стуколин всё еще колебался, но тут их беседу прервали в самый щекотливый момент: в окошко вдруг застучал изгнанный из джипа водитель. Стриженый с недовольным видом опустил стекло, и тут же причина, по которой Олег рискнул накликать на себя гнев шефа, стала понятна. С запада накатывался гул мощных двигателей. - Летят, - сообщил Олег с глупой улыбкой на мокром от дождя лице. - Ну что ж, - Стриженый посмотрел на Стуколина. - Пора работать, лейтенант! Договорим в следующий раз: (Карелия, сентябрь 1998 года) Роторы четырех турбовинтовых двигателей "Аллисон" Т56-А-15 мощностью в четыре с половиной тысячи лошадиных сил, провернувшись несколько раз по инерции, остановились. Норвежский военно-транспортный самолет С-130Н "Геркулес" замер в конце взлетно-посадочной полосы. Пираты в кожаных куртках уже шли к нему, доставая на ходу оружие и стараясь не обращать внимание на дождь и злой ветер. Как и неделю назад, переговоры с экипажем повел Стриженый. Когда люк, ведущий в кабину "Геркулеса", распахнулся, Стриженый приказал показавшемуся пилоту опустить трап. Пилот уточнил: - Вам нужен груз? - Догадливый,- отметил Стриженый. - Забирайте груз, - сказал пилот и захлопнул люк. - Я не врубился, - Стриженый озадаченно повертел головой, - он мне хамит? Тут рампа грузового отсека начала опускаться, и последний вопрос отпал сам собой. - О-о! - восхитился Стриженый.- Нас уже понимают с полуслова! Он повернулся к подчиненным: - Вперед, ребята! Выпотрошите мне его! Старший лейтенант Стуколин, все еще слегка пьяный и находящийся под впечатлением от странной беседы, состоявшейся несколько минут назад, направился, покачиваясь, к своему грузовику. Женя Яровенко ждал его, сидя за рулем. Когда за пеленой дождя прогремели первые выстрелы, Стуколин даже не сразу понял, что это за звуки, и только когда шальная пуля, просвистела совсем рядом и разбила вдребезги левую фару грузовика, до него дошло: стреляют! И он упал в жидкую грязь. Стрельба на некоторое время затихла. Женя выскочил из кабины и подбежал к Стуколину. - Куда?! - заорал ему тот. - Ложись, сержант, мать твою! Яровенко плюхнулся на живот и подполз к лейтенанту. - Ты цел, старший? - Цел я, цел, - откликнулся Стуколин. - Куда ты поперся? Хочешь, чтоб башку прострелили? Отчаянный малый помотал головой. - Не хочу, - сказал он с совершенно дурацкой улыбкой. - Но и тебя, старший, оставить не могу. - А кто тебя просил оставлять? Ждал бы себе в кабине. Стуколин огляделся. Рампа грузового отсека была опущена и касалась бетона. Там уже стоял грузовик, подготовленный к принятию первой порции ящиков и коробок. Между задними колесами грузовика и рампой лежал один из парней Стриженого. Лежал он на спине, раскинув руки, дождь лил ему прямо на лицо, но парень не делал никаких попыток пошевелиться. "Убит!" - понял Стуколин, он мгновенно протрезвел.
      Второй парень прятался за передним колесом грузовика. Он сидел на корточках и держал в оставленной руке пистолет. Издалека марку оружия было не распознать, но старшему лейтенанту показалось, что это пистолет Токарева, известный под аббревиатурой "ТТ". Остальные подчиненные Стриженого и он сам залегли в разных позициях на бетоне полосы. - Кто стрелял?! - крикнул им Стуколин. - Вы видели, кто стрелял? Стриженый приподнял голову. - Стреляли из отсека, - сообщил он, и в ту же секунду, словно в подтверждение его слов, в хвосте транспорта раздались новые выстрелы. Обзор с того места, где находился Стуколин, был не ахти, но все же часть проема грузового отсека он видел. Там за ящиками с натовскими пайками перемещались какие-то фигуры. Выходить наружу они явно не собирались, дожидаясь, когда пираты сами придут к ним. Парень, прятавшийся под колесами грузовика, вдруг бросил пистолет, встал на четвереньки и, пятясь, как рак, быстро-быстро пополз прочь. - Вот и война началась, старший, - прошептал Женя; дурацкая улыбка не сходила с его лица. - Настоящая война! - Чему ты-то радуешься, идиот? - озлился на него Стуколин. - Война? Одного из наших уже убили, вот тебе и вся война. - Эй, лейтенант! - окликнул Стриженый. - Что делать будем? Идеи какие-нибудь есть? Пока Алексей прикидывал, как бы ответить помягче, свое слово решили высказать те, кто засел в "Геркулесе". - Русские! - воззвал сильный мужской голос. - Убирайтесь, русские! Вы ничего не получите! Убирайтесь, пока мы не пустили вам кровь! - Дурачье! - проревел в ответ Стриженый. - Чтобы вас всех грохнуть, нам достаточно одной гранаты! Он был прав. Если в грузовой отсек транспортного самолета забросить хотя бы одну осколочную гранату, будет такое: месиво. Но от этого крайнего во всех смыслах поступка не выигрывал никто: ни боевики, засевшие в транспорте, ни пираты. Патовая ситуация. Боевики, кажется, это прекрасно понимали. Владелец сильного голоса и Стриженый принялись переругиваться, поминая матушек. Боевики с транспорта явно тянули время. "Зачем им это?" - спросил себя Стуколин и вдруг понял зачем. - Сиди здесь, - приказал он Жене Яровенко, - и не вздумай высовываться. Понял меня? - Так точно, старший, - по-прежнему весело откликнулся Женя. - Смотри у меня, - утвердил напоследок серьезность своего приказа Алексей и по-пластунски пополз туда, где лежал и ругался Стриженый. Добравшись до него, старший лейтенант притянул Стриженого к себе и зашептал ему на ухо: - Это пора кончать. Они тянут время. Они ждут подмогу. - Почему ты так решил? - спросил Стриженый тоже шепотом. - В Заполярье у них есть свои агенты. Об этом нас предупреждали. Пилоты не могли быть уверены в том, что их и во второй раз будут сажать на ту же самую полосу. Но подготовиться к такому варианту они могли. - Ты хочешь сказать, что сейчас сюда едут их бойцы? - Стриженый нахмурился. - А сколько их будет? И чем они будут вооружены? Стуколин пожал плечами: - Этого я не знаю. - У меня двадцать четыре пацана: точнее, двадцать два: - Стриженый напряженно думал, движение мысли прямо-таки отражалось на его лице. - У всех легкое стрелковое оружие: Мы не знаем, сколько бойцов в самолете и сколько еще прибудет: Нужно уходить! - сделал он вывод. - Уходить?! - Стуколин даже повысил голос. - Ты собираешься всё бросить и уйти? - Да, - Стриженый опустил глаза, но от решения своего не отказался. - Они перестреляют нас, как: как кроликов. - Мы не имеем права отпустить их! - заявил Стуколин. - За всех не выступай, - огрызнулся Стриженый, он продолжал прятать глаза и говорил без свойственной ему уверенности, что, конечно, выдавало его душевное смятение. - Меня подрядили забрать груз: Забрать груз, и только! Я - перекупщик, понятно? Я - коммерсант: - Коммерсант, - с невыразимым презрением произнес Стуколин. - То-то ты с пушкой ходишь. - В наше время коммерсанту без пушки нельзя, - охотно сменил тему Стриженый. - В наше время без пушки тебя и за человека никто не примет. Перевалившись на бок, Стуколин почесал кулак. - Да тебя и с пушкой за человека никто не примет. Еще только стрелять начали, он уже обгадился. Родину, говорит, люблю. О детях, говорит, думаю. Защитник Отечества, блин. Стриженый побагровел. - Ты много о себе думаешь, лейтенант, - сказал он злым голосом. - Я ведь и обидеться могу. - Да плевать я хотел на твои обиды! Мы здесь треплемся, а время идет. Нужно что-то делать, иначе нас и вправду всех перестреляют! Стриженый задышал носом и сразу чихнул. Выругавшись, он посмотрел на Стуколина более трезвым взглядом. - Ты что-то придумал, лейтенант? Или, может, все-таки гранатой? Но у меня гранат нет. - Гранаты и у меня нет, - признался Стуколин. - Но граната нам не нужна. Мы их выкурим без всякой гранаты. - Это как? - Дым. Хороший едкий дым. Мы их выкурим. - Дымовой шашки у меня тоже нет. - Узко мыслишь, Павел! - Стуколин был отходчив, а потому раздражение, вызванное нерешительностью Стриженого, проявившейся в самый ответственный момент, сразу прошло. - Для дыма шашка не нужна. Достаточно ветоши, сырых веток, бутылки автомобильного масла и канистры бензина. - Идея! - одобрил Стриженый с горячим энтузиазмом; он уже улыбался. - Ох как они побегут! Повернувшись, он свистнул и замахал рукой, призывая своих "пацанов". Те зашевелились и поползли со всех сторон. Боевики, засевшие в грузовом отсеке "Геркулеса", обнаружив активность в стане противника, открыли беспорядочную стрельбу. Это, впрочем, не помешало Стриженому провести военный совет и отдать подчиненным соответствующие распоряжения. Когда парни отправились готовить наполнители для дымовых шашек, Стриженый снова обратился к Стуколину: - Минут пятнадцать, лейтенант, у нас на это уйдет. А потом: как "груз" доставлять будем? Мелкими порциями? Или одной большой? - Мелкими удобнее. Но есть риск, что кого-нибудь подстрелят: - Кого-нибудь подстрелят в любом случае, - пообещал Стриженый. - Понятно, но риск можно свести к минимуму, - ответил Стуколин и изложил свой план. - А кто в кузов полезет? - уточнил Стриженый, выслушав старшего лейтенанта. - Я полезу, - браво отвечал Стуколин. - Я предложил, я и полезу. - Что ж, - резюмировал Стриженый, помолчав, - никто тебя за язык не тянул. Ветки валежника, сырые от дождя, обмотали ветошью, обильно политую машинным маслом и бензином. Получившуюся "куклу" укрепили куском бечевки. Работы велись в кузове "ЗИЛа", принадлежащего воинской части 461-13 "бис". Затем "куклу" прислонили к заднему борту, поставив на попа, а в специально проделанную в ветоши дыру впихнули бутылку с бензином, в горлышко которой насовали сухой бумаги - это запал. Поджечь его и собирался старший лейтенант Стуколин, расположившийся на полу кузова таким образом, чтобы не попасть под обстрел и не пострадать при ударе. Каблуками сапог старший лейтенант упирался в скамейку по правому борту, в левой руке он держал зажигалку, которую ему отдал Стриженый, правая была свободна, но в любой момент могла выхватить пистолет "ТТ", засунутый в карман куртки. - Готов, старший? - спросил Женя, показав над задним бортом свое чумазое от грязи лицо. - Всегда готов, - буркнул Стуколин; он немного нервничал. Яровенко занял место в кабине, развернулся и врубил передачу заднего хода. Как и следовало ожидать, боевики на транспорте, едва завидев приближающийся грузовик, открыли по нему беглый огонь. "Пацаны" Стриженого не остались в долгу, но, по настоянию Стуколина, они стреляли в воздух: Алексей опасался, что какая-нибудь шальная пуля нанесет непоправимый вред "Геркулесу" и он загорится или не сможет потом взлететь. Старший лейтенант лежал на полу кузова и наблюдал, как пули рвут натянутый брезент над его головой. В этот момент он старался ни о чем не думать; посторонние мысли, как Алексею казалось, могли помешать ему быстро и точно привести в действие намеченный план. Яровенко предстояло выполнить ювелирную работу. На заднем ходу он объехал грузовик, стоявший пустым у рампы, и буквально впритирку к нему - борт к борту подал "ЗИЛ" к норвежскому транспорту. Пули продолжали свистеть. Одна из них выбила щепку из доски заднего борта, другая зацепила "куклу". Старший лейтенант продолжал оставаться безучастным и неподвижным. Но когда "ЗИЛ" остановился, Стуколин начал действовать. Он чиркнул кремнием зажигалки. Импровизированный фитиль занялся, и Алексей, приподнявшись, ухватился руками за "куклу" с очевидным намерением толкнуть ее так, чтобы она перевалилась через борт и упала на рампу грузового отсека. Стрельба стихла: видимо, боевики обалдели, не понимая, что этот грузовик-камикадзе собирается сделать. Фитиль горел бойко, а Стуколин напрягал все силы, пытаясь из полулежачего положения выпихнуть вонючую "куклу" за борт. "Кукла" не поддавалась. Скорее всего, ветошь за что-то там зацепилась, и старший лейтенант сообразил, что еще секунда-другая и будет поздно: "кукла" останется в грузовике и зачадит. И тогда Алексей встал. Он поднялся в полный рост и, даже не глядя в сторону "Геркулеса", дернул "куклу" вверх, одновременно толкая ее вперед. С треском рвущейся ткани "кукла" поддалась и вывалилась за борт. Разлетелись осколки бутылки с бензином. Почти сразу пошел дым. Старший лейтенант отпрянул в глубь кузова, но уйти с линии огня не успел. Пятимиллиметровая пуля, выпущенная из винтовки "Имбел" MD2 (производство Бразилия), пробила ему грудь. Стуколина швырнуло на пол грузовика, и на секунду от сильной боли он потерял сознание. Когда старший лейтенант очнулся, грузовик уже несся по бетону, подскакивая на стыках, Алексея бросало от борта к борту; ему казалось, что он вдруг попал в недра адской машины - то ли центрифуги, то ли бетономешалки. Перед глазами всё плыло, дышать было больно и трудно. Он решил, что умирает и это первый круг ада. Но потом тряска прекратилась, рядом появился кто-то, и Стуколин понял, что ничего еще не кончилось, что люди, стрелявшие в него, пришли завершить начатое и что их нужно встретить достойно. Старший лейтенант потянулся за пистолетом. "Хоть одного, да с собой заберу",мелькнуло в затуманенном сознании. Он нащупал рукоятку, но вытащить пистолет из кармана не хватило сил. - Убили, сволочи! - протяжно закричал Женя Яровенко. - Старшего убили! Глава одиннадцатая. ГЕРОЙСКИЙ "ЗАПОРОЖЕЦ". (Мурманск, сентябрь 1998 года) В бокс они вошли по очереди. Впереди с улыбкой до ушей и с цветочками в выставленной руке шел Лукашевич. За ним с некоторой заминкой переступил через порог Громов, этот нес пакет с фруктами. Оба были в белых халатах, накинутых поверх "парадок". - Привет! - громко и радостно сказал Лукашевич. Стуколин, бледный и обмотанный бинтами, возлежал на кровати и слабо улыбался. При появлении друзей он попытался приподняться на локте и сделать приветственный жест. - Лежи, лежи, - испугался за него Лукашевич. - Швы разойдутся. - Если бы могли, уже разошлись бы, - отвечал Стуколин. Офицеры присели на табуретки, разглядывая друга. - Вот тебе цветочки, - сообщил Лукашевич, протягивая цветы. - Вот тебе фрукты. Питайся. - Чем питаться? - с иронией переспросил Стуколин. - Фруктами или цветочками? - Молодец, Леха, - вставил слово Громов. - Вижу, что выздоравливаешь. - Как вы там, ребята? - поинтересовался старший лейтенант.- Кто сейчас на дежурстве? - Беленков сейчас на дежурстве, - сообщил Громов. - А мы - как обычно. - Мы-то что: - вставил словечко Лукашевич. - У нас всё по-старому. Служба идет, границы на замке, "Геркулесы" больше не роятся. - Что?! Совсем прекратили полеты?! - Как отрезало. Наверное, перекинули трассу на другой воздушный коридор, летают над Европой. - А чем все закончилось тогда? - Ты что, ничего об этом не знаешь? - удивились Громов и Лукашевич в унисон.Тебе никто не рассказывал? - Здесь же одни врачи и медсестры, - объяснил Стуколин. - Не могу же я у них спрашивать, чем кончилась заварушка у транспорта. - Логично, - заметил Громов. - А Женя перед нами отчитался. Рассказывал, что был вне себя, когда увидел, что тебя подстрелили. Хотел даже на грузовике в "Геркулес" по рампе въехать, но этот твой деятель ему не дал. - Никакой он не мой деятель, - пробурчал Алексей, вспомнив Стриженого.- Он свой собственный деятель. - Ну-ну, - сказал Громов. - В общем, Жене въехать в "Геркулес" не дали, но этого и не потребовалось. Дым от твоей самодельной шашки быстро заполнил грузовой отсек транспорта, и скоро боевики побежали, подняв лапки. В общем, второй груз мы тоже взяли. - Отлично! - Стуколин был явно доволен тем, что его решительные действия привели к такому результату. А Громов, помолчав, сказал: - Все-таки ты зря туда сунулся. Зря полез на рожон. - А что еще я мог сделать? - старший лейтенант даже фыркнул от возмущения. - Я действовал по обстановке. - Ну ладно, - Громов махнул рукой, - победителей не судят. Пока они так беседовали, Лукашевич осмотрел палату. Интерьер здесь был скромный, как и полагается в военном госпитале, но в углу на подставке стоял телевизор. - Чем развлекаешься, Алексей? - спросил Лукашевич. - Телевизор дают смотреть? - Дают, - признал Стуколин, - но строго по часам. И только первый канал. А книг не дают совсем. Так что скучаю. - Книг не дают? - поразился Лукашевич. - Тогда держи. Он полез в карман форменных брюк и достал маленькую, но толстую книжечку в мягкой обложке. Эту книгу старший лейтенант купил два часа назад на развале у вокзала, чтобы было что почитать в городском транспорте и на обратном пути в часть.