Я села за компьютер (единственная ценная вещь в доме, которую муж не успел прогулять или вручить в качестве презента за бурную ночь какой-нибудь очередной пассии) и принялась просматривать тезисы статьи о роли женского начала в русских народных сказках. На примере двух типических героинь – Василисы Прекрасной и Василисы же, но Премудрой, – я пыталась доказать, что в мужском сознании (славянский тип) еще издревле, с былинно-летописных времен прочно укоренилась дифференциация женщин на:

а) красивых,

б) умных.

При этом оба типа сказочных героинь, независимо от доминанты красоты либо ума, обязаны быть трудолюбивыми, находчивыми и возлагающими лишь на себя все проблемы семейной жизни. Помните: «Ложись, муженек, утро вечера мудренее, а я все сделаю». Следовательно, герой русской сказки, а значит, и типический мужчина подсознательно желал не только обладать красивой (либо умной) женой, но еще и сгрузить на ее плечи все проблемы по добыванию молодильных яблок, постройке хрустальных дворцов и посадке садов с золотыми цветиками…

Статья летела к финалу, где я собиралась разгромить негативное мужское мышление, подавляющее в женщине творческое начало и запирающее ее в плотные рамки Домостроя; я чувствовала вдохновенный полет мысли, полемизировала с Бахтиным, всуе поминала теорию Жермунского и даже пеняла Афанасьеву за его неверную концептуализацию так называемых «Заветных сказок»… и вдруг все рухнуло. Компьютер завис.

Мертво завис.

– Негодяй! – сказала я компьютеру, начала перезапуск, втайне надеясь, что все отладится, но. компьютер как-то, странно захрюкал, пискнул пару раз и вместо того, чтобы продемонстрировать мне знакомые облачка Windows, залил экран каким-то потусторонним ядовито-зеленым цветом. По этой зелени поползла надпись: «Извините, ваш диск С отформатирован. У вас в гостях был вирус Анти-Касперского».

Я застонала.

Все-таки муж мне отомстил.

Я вспомнила, как он месяц назад приволок какой-то диск, обозвав крутой игрушкой, и возился, устанавливал его. После этой «игрушки» моя машина висла раз шесть, но благополучно реанимировалась.

Видимо, сегодняшний случай был последним.

– Черт с тобой! – обратилась я к машине, похоронившей полтора года моих трудов. У меня есть черновики, дискеты, распечатки. Выживу!

Хотя, если честно, выживать уже надоело.

Хотелось просто жить.

Я села на пол возле рабочего стола и заплакала – последний раз за этот полный бурными событиями день.

На мой плач пришла из кухни кошка Руфина, потерлась мордочкой о локоть и сказала:

– Да, Василиса, случай у тебя запущенный… Совсем ты духом пала.

– Руфина, если б ты знала… Мне вот даже по душам серьезно поговорить не с кем, кроме тебя!

– Понятненько. Ладно, Василисушка, не горюй, не печалуйся. Голос у кошки стал каким-то гипнотическим, обволакивающим все тело, как меховой палантин. Ложись-ка, милая, спать-почивать, утро вечера мудренее.

– А моя работа… – слабо всхлипнула я.

– Спи, Василисушка.

В мое сознание проник шелковистый голосок, и я действительно заснула.

– Господи! Я же на работу проспала!

С этим воплем я подскочила в постели, намереваясь бежать в университет прямо в ночной сорочке. Но тут здравый смысл подсказал мне глянуть на будильник.

Половина шестого утра.

Мне до первой лекции еще час можно спать.

Но спать не хотелось.

Потому что на одеяле вальяжно лежала моя вчерашняя знакомица кошка Руфина и с некоторым сожалением глядела на меня.

– Доброе утро, Руфиночка, – каким-то заискивающим тоном сказала я кошке.

– Доброе утро, Василисушка, – зевнула та. Не бережешь ты себя. Нервы свои попусту тратишь. Вот и вскакиваешь как оглашенная ни свет ни заря. Подремли еще часочек.

– Нет уж. Я лучше в ванную. Да и к лекциям надо подготовиться. Сегодня первую пару веду у экзолингвистов, это такие нудные студенты. Так и норовят на чем-нибудь преподавателя срезать.

– А ты наплюй и позабудь. Или, как выражаются нынешние молодые люди, забей на все. Подумаешь, студенты. Достань мне молочка из холодильника и подогрей, пожалуйста. Я холодное не могу пить, фарингит.

– Разве у кошек бывает фарингит? – мимоходом спросила я, отправляясь на кухню.

– У нас все бывает. Понахватались от вас, от людей… – Ворчливый голосок Руфины раздался где-то в районе кабинета.

Я достала из холодильника молоко, перелила его в старую турку (сто лет уже не варила нормального кофе!) и поставила на плиту. И тут меня взяло любопытство.

– Руфина, – Крикнула я из кухни. А что ты в кабинете, делаешь?

Ответом мне было шуршание запускаемого системного блока.

Я влетела в кабинет и изваянием застыла в дверях. Руфина что-то такое творила с моим компьютером, что заставила меня подумать о том, что она не просто говорящая кошка, а еще и кошка-программист.

– Я отладила твою систему полностью. Вирус снесла. Все файлы восстановила. Так что цела твоя статья, хотя, прочитав ее, я не могу согласиться с твоей трактовкой сказочной действительности, – тараторила кошка, водя по коврику мышкой (ой, вот оксюморон получился!) и вдруг завопила: – Василиса, молоко убежало!!!

Зачертыхавшись, я получила на кухне ощутимое тому доказательство. Пришлось сунуть в мойку залитую Молочной пеной турку, протереть плиту и открыть форточку, чтобы запах горелого молока не вызывал во мне чувства собственной неполноценности.

– Я так понимаю, что молока на завтрак не будет? – Моя рыжая подруга явилась в кухню.

– Увы… Прости, Руфина.

– Пустое. Это ты меня прости. В конце концов, ты хозяйка, тебе лучше знать, кормить меня или: с лестницы спустить.

– Да как же я тебя с лестницы спущу? – удивилась я такому варварству,

– Некоторые спускали, – вздохнула Руфина. Не могли вынести моих нравственных, воззваний к их косной совести. Ну, это те, которые хотели бассейн и вертолетную площадку… Кстати, а шпрот у тебя нет?

– Кажется, оставались. Шпроты были.

Руфина устроила себе рыбный день, а я пила чай с радостным ощущением того, что живу не напрасно: мои труды не пропали даром, все записи восстановила чудесная кошка Руфина…

– Я теперь даже не боюсь идти на лекцию к этим студентам, – сказала я Руфине.

– Правильно. Кошка принялась умываться, – Повышай самооценку, Василиса. Не загоняй себя в угол своих комплексов. Говори себе…

– Я самая обаятельная и привлекательная? – с усмешкой процитировала я фразу из известного фильма.

– А хотя бы! Твое настроение – в твоих руках!

– Руфина – ты просто психотерапевт!

– Поживешь с мое – и не тем станешь… – вздохнула Руфина.

– А сколько тебе лет? – поинтересовалась я.

– Лучше спроси; сколько у меня жизней! Девять! Думаешь, легко их все прожить так, чтобы потом не было мучительно больно?!

Я расхохоталась, но тут зазвонил телефон, тот, который вчера сотворила Руфина.

– Алло, Василиск, привет, это я. Газеты с тем объявлением уже в продаже. Вот. Можешь теперь на меня злиться сколько хочешь. Хотя я тебе только добра желаю.

– Знаешь, Адель, – проникновенно начала я. Нужны мне эти газеты, как слону презерватив… И не звони мне! Я к лекциям готовлюсь! И вообще! У меня теперь начинается новая жизнь! :

Вот в этом я точно не ошиблась. Новая жизнь началась.

И началась она с того, что где-то через две недели после злополучного объявления моей подруги я стала вытаскивать из своего почтового ящика пачки писем…

«Здравствуйте, милая обаятельная женщина, любящая сказки! Я по поводу Вашего объявления в газете. Решил написать, узнать, как относитесь к сказкам конкретно на деле, чисто по жизни. Вот Вам сюжет:

Вы знакомитесь с принцем из «мест не столь отдаленных», который несправедливо томится в тюрьме. Но вот случается чудо – он выходит и является к Вам с букетом роз в руках… И будем мы жить как в сказке – долго и счастливо, и даже умрем в один день, крепко держась за руки… Как вам такая сказка, а, Василисушка? Жду ответа по адресу: 900065, .пос. Пырятово, УЮ 300/4, отряд 8. Сергею Кобеляко».

«Привет из мест, где нет невест, где женщин видят только на экране и пишут письма Родине и маме/Привет, Василиса! Прочитал твое объявление, ты мне понравилась, и подумалось мне, что такой, как я, тебе подойдет…

Попал я сюда за вооруженный разбой. Срок у меня – семь с полтиной лет, отсижено уже почти пять, надеюсь на амнистию и свидание с тобой. Пиши, Василиса, не пожалеешь!»

«Здравствуйте, Василиса! Сегодня листал старые газеты, перед тем как выкинуть, и обратил внимание на Ваше объявление. Давайте с Вами познакомимся? Меня зовут Олег, я всем, чем надо обеспечен, только нет хорошей, доброй, красивой и ласковой жены-хозяюшки. Звоните мне по телефону, но лучше после десяти вечера. А еще лучше будет, если Вы придете ко мне на работу – я работаю в автосервисе, там и пообщаемся… Я простой трудяга, каких сотни, но и моей душе хочется сказки, как подшипнику – смазки…»

«Я хачу акунуцца в омут твоих прикрасных глаз. Я.тиряю корни и улитаю в небо, када думаю што такая женечина может ощасливить маю аднабразную жизенъ. Мине' не хватаит нежности и типлоты женского тела (этат рисунок изабражаит тибя в пастели са мной. Я сам рисовал). Ты канешно очинь красивая и сиксуалъная. Я тоже такой. Ты любишь скаски и я их очинь люблю особенна с картинками. Мы будим проводить вместе ночи наполнение бизумнай сказочной страстью и любовью… Када мы встретимся не абращай внемания на мой возраст. Ну и што, што мне всиво двинадцатъ? Ты не придставляишь, на што я способен при виде обнажжоной 'женской попки!» ""

«Любви все возрасты покорны, ее позывы (или порывы? Не помню) благотворны. Уважаемая Василиса! Я вижу в Вас свою вторую половину, которую так долго искал вот уже почти шестьдесят лет… Но сейчас я Юн, как мальчик, и окрылен надеждой…»

«Мужчина 35/176/50, глаза светло-голубые, волосы черные, фигура спортивная. Пока женат. Со школьных времен люблю сказки и всякую фантастику. Очень трудно найти собеседницу, которая может понять и поверить в мечту. Если желаешь, позвони по тел. 172-53-93, когда жены нет дома. Алексей».

Все письма я читала вслух Руфине. Нет, Среди моих «корреспондентов» встречались и вполне серьезные люди со вполне серьезными намерениями, но апельсиновая волшебница отмахивалась от них своим пышным хвостом:

– Болтуны! Их только на одно мяуканье и хватает! Василиса, если хочешь знать, лучше всего в мужчинах разбираются кошки.

– Почему?

– Потому что мы смотрим на них обьективно. В отличие от вас, женщин, которые каждого мужчину классифицируют только по двум признакам…

– И каким же?

– «Этот не подойдет мне» и «Этому не подойдут». А это глупо. Ненаучный подход. Ладно, читай дальше, кто там на очереди…

– «Голубоглазый, чувственный интеллектуал предлагает Вам провести незабываемую встречу в интимной обстановке…»

– Отставить. Дальше.

– «Милая Василиса! Твое имя напомнило мне мою горячо любимую, но, к несчастью, давно почившую бабушку, чей образ всегда стоит передо мной…»

– Явный геронтофил. Дальше.

– Ох, Руфина, и откуда ты терминов-то нахваталась таких?!

– Поживи с мое – не того нахватаешься. Я, между прочим, даже как-то в санатории для престарелых жила и такого там навидалась… Ладно. Читай дальше.

– «Скорпион, глаза темные, волосы русые. Материально обеспечен. Звони на пейджер…»

– Не вздумай звонить. Не твой знак зодиака.

– Ты-то откуда знаешь? Ладно, не вздумаю. Все. На сегодня корреспонденция закончилась. Хорошо хоть/что женихи не заявляются ко мне на квартиру лично.

– А женихам того не положено, – как-то странно сказала кошка Руфина. Порядочные женихи прежде всего сватов засылают…

Я расхохоталась и достала из холодильника тубу со взбитыми сливками для моей апельсиновой благоразумной подруги.

– Ну уж сватов-то мы с тобой точно принимать не будем!

– Это смотря каких, – загадочно промурлыкала Руфина, мерцая своими янтарями.

И тут в дверь постучали. Хотя все люди давно пользуются таким благом цивилизации, как дверной звонок.

Руфина, даже не обратив внимания на сливки, рыжей молнией метнулась в коридор и оттуда нетерпеливо замяукала:

– Открывай, Василиса!

– Да с какой стати? Я гостей не жду. У меня через два часа занятия со слушателями вечерних курсов в Университете культуры и искусства.

– Обойдутся твои слушатели – Кошка прямо-таки визжала, что совершенно было ей несвойственно.

– Хорошо. Я открою.

Я открыла дверь.

И застыла, как статуя, с разинутым от изумления ртом.

А трое здоровенных мужиков разом поклонились мне в пояс:

– Здравствуй, государыня, свет Василиса Премудрая! Я попятилась в глубь коридора, попутно хватая с трюмо зонтик в качестве орудия для самозащиты. Но тут опять передо мной возникла кошка (даже будто увеличившись в размере? Или у меня опять галлюцинаторный синдром?!) и успокаивающе забормотала:

– Не пугайся, Василиса, люди это верные, порядочные, зла не сделают.

Я посмотрела на мужиков. Они маялись в дверях, не решаясь войти. А уж выглядели они… как в сказке.

На всех надеты длинные кафтаны из похожей на бархат ткани, расшитые по подолу золотыми и серебряными цветами. Кафтаны перевязаны кушаками, да только не так, как положено – по талии, а через плечо – как у свидетелей на свадьбе…

– Дозволь войти, хозяюшка, – жалобно попросил один детина, снова кланяясь в пояс.

– Дозволь слово молвить, – с поклоном произнес другой.

– Дозволь речь держать, – вклинился третий.

– А вы кто такие будете, добры молодцы? – решила я подыграть этому спектаклю. Уж не калики ли вы перехожие?

Здоровенные мужики обидчиво поджали губы.

– Нешто похожи мы на старцев, Премудрая? – спросил молодец в желтом кафтане, а двое других (в красном кафтане и в зеленом) возмущенно блеснули очами. Мы – трое из яйца!

Тут в моей памяти с бешеной скоростью завертелись все изученные мною русские народные сказки. Таких персонажей там не было.

– Может, вы – трое из ларца?– решила внести поправку я, понимая, что моя крыша уже съехала и обещала не возвращаться.

– Нет, хозяюшка. Трое из ларца – по другим делам горазды, а мы – трое из яйца – важную службу исполнять отряжены.

– Впусти, впусти их, без приглашения не войдут! – суетилась Руфина. Что ты над приличными людьми изгаляешься!

Такой нервной я свою кошку еще не видела и потому решила беспрекословно ей подчиниться.

– Что ж, заходите, гости дорогие, – сказала я мужикам.

Они не заставили себя просить дважды и с видом явного облегчения сразу протопали в мой зал.

Я уселась на диван, они же продолжали стоять в ряд, как истуканы.

– Присаживайтесь, – пригласила я их.

– Не можно. Дело у нас к тебе, хозяюшка, зело важное.

– И почетное, – добавил зеленокафтанный.

– Слушаю вас, – кивнула я. Хотя погодите-ка, ответьте мне на один вопрос: вы из какого яйца будете?

Кошка, в этот момент вспрыгнувшая мне на колени, затряслась, словно от смеха. А что такого? Имею же я право узнать?! Может, они из знаменитого Кощеева яйца вылупились. Или из того, что снесла Курочка Ряба?

Мужики тоже заулыбались, будто вопрос им задан был какой-нибудь деревенской дурочкой, а не кандидатом филологических наук.

– Знамо из какого яйца, хозяйка. Из батюшкиного.

Я, покраснела:

– Ах, вот вы в каком смысле… А почему только из одного? Впрочем, это не мое дело… – И чтобы скрыть смущение, грозно рыкнула на непрошеных гостей: – Говорите, что у вас до меня за дело такое важное?!

И начался тут форменный концерт для фольклорно одержимого сумасшедшего дома!

Эх, хмель, моя хмелюшка,

Весела головушка,

Ой ли, ой люли,

Весела головушка!

Это безо всякого предисловия запел дурным голосом тип в красном кафтане. В руках у него откуда ни возьмись появилась здоровенная балалайка, расписанная золочеными цветами. На этой балалайке певун принялся (довольно неумело) себе аккомпанировать.

Как бы эту хмелюшку

На нашу сторонушку,

Ой ли, ой люли,

На нашу сторонушку? –

вступил тот, что в зеленом. Он пел получше, а при фразе «на нашу сторонушку» притопывал и хитрым оком посматривал на мою «сторонушку», то есть на меня, окаменело сидевшую на диване.

На нашей сторонушке

Привольице вольное,

Ой ли, ой люли,

Привольице, вольное! –

заверил желтокафтанник, оказавшийся к тому же тенором. Видимо, само воспоминание о «вольном привольице» подвигало его на музыкальные экзерсисы. Заканчивали они хором:

По этому привольицу

Ходил-гулял молодец,

Ой ли, ой люди,

Да свет Иван-молодец!

Ходил свет Иван-молодец

Да за красой-девицей.

Ой ли, ой люди,

Да свет Василисою!

Струны дзинькнули в последний раз, и певцы замолкли.

– И что это значит? – с прохладцей в голосе поинтересовалась я у вокального трио.'

И тут из уст Красного Кафтана речитативом прозвучало следующее:

– Восходил светлый месяц со звездами, выходил Иван-молодец со сватьями. Говорил Иван-молодец о своей доле, доле горькоей, холостяцкоей. Все-то братовья оженилися…

– Говорит Иван, говорит Иван, йо!– в ритме хип-хопа дополнили его подпевалы.

– А я все один, холостой хожу, – подытожил Красный Кафтан.

– Ай-я-я-я-я-яй, как нам жалко Ваню, такого парня и холостого!– заголосили остальные на какой-то очень знакомый мотив. – Ай-я-я-я-я-яй, пропадет без жены, совсем пропадет!

– Довольно! – возвысила я голос. Хватит тут изображать фольклорный ансамбль, это у вас все равно плохо получается. Говорите прямо: кто вас послал и чего вам от меня надо?

Руфина тут прямо-таки зацарапала мне коленки, хотя до сего момента сидела вполне смирно и приведенный выше идиотский концерт слушала даже с некоторым удовольствием. А тут зашептала, глядя мне прямо в глаза: –

– Да кто ж о таких вещах напрямки да без обиняков говорит, Василиса? Ты что же, традиций не знаешь?

– Я сейчас на эту «традицию» вызову милицию! – сурово пообещала я. И грозно посмотрела на гостей:

– Говорите!

Те переглянулись, пожали плечами и почти хором сказали:

– Сваты мы, красна девица. Смотрелыцики, Пришли к тебе смотрины устраивать.

– Так… – Я начала закипать, как чайник без воды. И кто же вас отрядил на эти смотрины? Кто это у нас такой любитель старины?

Мысленно я перебрала всех знакомых по моей специальности фольклористов и решила, что это наверняка сюрпризик от ненавистной мне группы студентов-экзолингвистов. Наверняка они прочитали объявление или другим способом узнали, что у меня… проблемы с семейной жизнью, вот и решили поиздеваться. Ну, я им за это устрою зачетик!!!

– Кто ж нас послал, – гнули свою линию «трое из яйца». Знамо кто: жених. На невестушку поглядеть: красна ли ликом, добрали очами, не увечлива ли руками да ногами…

– Прекратите этот балаган! Кто вас послал! Имя!

– Так Иван, сын Иванов, добрый молодец. По тебе его ретивое сохнет…

Ивановых знаю немного, из всех известных мне никто на подобную каверзу не способен. Тогда в чем дело?!

– Василиса, – царапнула меня Руфина. Неужели ты еще не поняла!

– Не поняла. Пусть объясняются! Красный Кафтан бережно извлек из-за обшлага рукава клочок газетного листа и сказал:

– Мы вот по этой грамотке сватать тебя пришли. За Ивана. Он у нас как раз жених тебе, красавица, подходящий. И хозяйственный, и деловой, и остроумный, а уж какой ласковый – мухи не обидит, мимо не пройдет! И никаких этих страшных в/п, ж/п, м/п, б/а, б/у, а/м у него сроду не водилось: здоровый парень, кровь с молотком, ох, то есть с молоком…

– Значит, по объявлению… – сникла я.

Какая глупость. Мне сразу стало и скучно, и грустно, и руки никому не хотелось подать.

– Уходите, – велела я сватам. Не нужно мне ничего.

– Как так?! – ахнули они, а Руфина до того больно вцепилась мне когтями в запястье, что я чуть не взвыла. Мы сюда добирались, семь пар чугунных сапог истоптали, семь пар чугунных посохов изломали, семь пар чугунных ковриг изглодали! Кудыкины горы прошли, а их и не всякий витязь посетить отважится! Со зверем лютым, Арысь-полем именуемым, едва не столкнулись! А ты нас опять несолоно хлебавши в Тридевятое царство отправляешь!

Вот тут я удивилась. Уж слишком правдоподобно гости возмущались. И совсем перестали походить на участников какого-нибудь фольклорного коллектива. Но я еще стояла на своем:

– А как же к вам в Тридевятое царство эта бумажка попала?..

Тут кошка сверкнула на гостей таким янтарным взглядом, что они смешались, но потом .все-таки ответили:

– Жар-птица на хвосте принесла.

– Все понятно. Раз жар-птица, неудивительно, что от газеты такой клочок остался. Прочее, видимо, сгорело…

– Девица красная, не вели казнить, вели слово молвить, – опять затянул волынку краснокафтанник. Сохнет по тебе Иван. Слезы льет горючие от красна солнышка до ясна месяца. Не мила мне, бает, жизнь без Василисушки Премудрой!

– Премудровой, – автоматически поправила я, имея в виду свою фамилию.

– Вот я и говорю: Премудрой! – подтвердил сват.

– Так что же ваш Иван сам не явился? – коварно поинтересовалась я.

– Сие позор и посрамление еси, ежели жених сам на смотрины является. Отчии законы да правила блюсти надо, сударушка, – пояснил мне желтокафтанный сват.

И я вспомнила, что точно, жених никогда не являлся на смотрины и сватанье невесты. Сама же об этом читала монографию Ивана Сахарова! Тьфу ты, и тут Иван!

– И что дальше? – спросила я сватов.

– Ну, ежели согласна ты, красна девица, пойти за нашего Ивана-молодца, то тут годить и рядить нечего. Как раз мясоед начался; Пирком да за свадебку, на Красну-то горку! У нас в Тридевятом царстве свадьбы играть ох как любят!..

– Это вы что же, в Тридевятое царство меня везти собрались? – рассмеялась я.

Ох, напрасно я смеялась…

Апельсиновая кошка Руфина спрыгнула с моих колен и вдруг вся засветилась, как раскаленная вольфрамовая нить, да так, что у меня заболели глаза и я зажмурилась.

– И не открывай глаз, доколе не велю, а то не быть тебе живой, – раздался жутковатый голос, в котором я с трудом опознала Руфинин.

У меня закружилась голова, послышался звон: то ли разбилось стекло, то ли зазвонил телефон. Но меня словно подхватило воздушным потоком, ветер хлестал по лицу, и я поняла, что лечу. С крепко зажмуренными глазами, почти остановившимся сердцем и напрочь отключенным чувством самосохранения. И с единственным ощущением.

Я летела на собственную свадьбу. Не могла сказать, что это меня радовало. Я ведь еще не успела с предыдущим мужем развестись…

На высоком терему, терему

Сходилися девицы, девицы.

Садилися рядышком, рядышком…

Одна девка с краю всех, ой люди.

Взялся тут Иван-сударь, ох сударь,

Взял тут девку за руку, за руку.

Стала девка плакаться, плакаться,

На волю проситися, ой люди…

– Пусти, Иван, на волю, ой люди!

Пусти в поле чистое!

– Я тогда тебя пущу, ой люди,

Русу косу расплету, так и знай!..'

Под эту заунывную песню, нахально просверливавшую мои несчастные уши визгливыми женскими голосами, я и очнулась.

Открыла глаза.

Осмотрелась.

Ого!

Интерьер – как в музее русского декоративно-прикладного искусства. Сплошной Билибин по стенам и немудреной мебели – на изразцах печи вещие птицы в райских цветах нарисованы, какие-то сундуки полыхают алыми пионами и крупными синими ромашками, лавки вдоль узорчатых стен тоже явно пострадали от набега свихнувшегося на этнике живописца, а уж потолок с резными балками был просто залеплен зеленым виноградом и этакими медальонами, изображающими подвиги трех знаменитых богатырей. Правда, подвиги вышли не очень удачно. У художника явно возникли проблемы как с прямой, так и с обратной перспективой. Богатыри получились все как один олигофренами – огромные головы в самоварного вида шеломах покоятся на узеньких, не влезающих в рамки картины плечах…

Впрочем, что я все об убранстве да о художестве. Оказывается, песню, которая досверлила мой мозг до того, что я очнулась, пели три девицы, рядком сидящие на лавке под небольшим стрельчатым окном. Когда я очнулась, они петь не перестали и даже, по-моему, не обратили на меня, лежащую на кровати, никакого внимания. Ну что ж, в таком случае я сама их подробнее рассмотрю.

– Вы сестрицы-подруженьки, вы придите-ка к сиротинушке, – печальным, густым, как сапожная вакса, басом выводила первая девица: крупная, с блестящими гладкими черными волосами, заплетенными в одну толстую, с корабельный канат, косу. На девице была белая сорочка с расшитыми нарукавниками и темно-бордовый сарафан. В общем, вполне симпатичная девица, если б не ее параметры, подходящие, скорее, борцу сумо…

– Вы ударьте-ка в громкий колокол, разбудите-ка родну матушку! – требовала от неизвестных «подруженек» вторая девица, голоском и комплекцией посубтильней первой. Зато была она длинноноса, почти как известный деревянный человечек, и усыпана рыжими веснушками как раз в тон своему убойно-морковного цвета платью.

Зато третья девица была полной противоположностью своим товаркам. Точнее, не полной, а до изможденности худой. На ней даже сарафан веселенькой болотной расцветки висел, как плащ-палатка на гвозде. Поэтому, видно, и пела рекомая девица печальнее и визгливее всех:

– Ты приди, приди, родимая, на мою горьку, д-горьку свадебку! Ох!

На этом пессимистическом «ох!» дверь тихонько заскрипела, и в светлицу вошла исполненной достоинства походкой…

Руфина.

Моя кошка!

Во что же меня втянула эта рыжая бестия?!

Рыжая бестия меж тем остановилась прямо перед сестрами и принялась их натуральным образом отчитывать:

– Рехнулись?! Белены объелись?! Голосите, как по покойнику! Я вам что наказывала: сидеть тише воды, ниже травы да за подопечной наблюдать, а вы вопите аки скимны рыкающие!

– Прости, матушка царица! – Незадачливые певицы чуть не повалились кошке в, но… в лапы.

Царица?!

– Смотрите у меня! – грозилась лапкой Руфина, а глаза ее сияли ярче янтаря. Будете себя вести непотребно, так никогда и не расколдуетесь!..

Я решила, что довольно мне прохлаждаться на кровати и встала. Тут же проштрафившиеся девицы невнятно замычали, указывая пальцами на меня:

– Проснулась она, матушка царица!

Тут кошка изволила подойти ко мне и осияла янтарным взглядом, да так, что прищуриваться пришлось.

– Здравствуй, Василисушка, – сказала мне кошка каким-то новым, воистину царственным тоном. С прибытием тебя.

– И куда же я… прибыла?

– В Тридевятое царство, куда ж еще! – Кошка шевельнула кончиком хвоста. Неужели ты до сих пор этого не поняла?!

Тон меня возмутил до глубины души. Может, в Тридевятом царстве эта кошка и есть представитель власти, но это не дает ей никакого права так со мной разговаривать. И вообще! Я в это царство не просилась!

– Успокойся, Василиса. Кошка, видимо, просто читала мои мысли. Ничего дурного или зазорного в том, что ты оказалась здесь, нет…

– Насчет дурного и зазорного я впоследствии выясню, – злым голосом сказала я. У меня сильно кружилась голова и хотелось спать, но я решила не расслабляться. Лучше соблаговолите, достопочтенная Руфина, объяснить мне, с какой целью и по какому праву вы меня, кандидата, почти доктора (!) филологических наук притащили в какое-то Тридевятое царство?! И почему «Тридевятое»? Страна «третьего мира», что ли?

Мельком я взглянула на девиц. Они, разинув рты, с почтительным страхом внимали моему диалогу с кошкой.

Та тоже на них посмотрела.

– Рты-то позахлопните, – величаво приказала девицам Руфина. Да несите сюда на стол откушать гостье моей дорогой! И мне сметанки, да чтоб свежая была!

Девицы вымелись из комнаты, только дверь хлопнула. А Руфина теперь обратила взор ко мне:

– Не злись, Василиса, – мягко повела она речь. Все я тебе порядком обскажу. Никаких тайн от тебя утаивать не стану – не по-царски это. Только на голодный желудок и дело не делается, и разговор не клеится. Так что сейчас за угощением все ты и узнаешь. Только не нервничай и постарайся мне поверить. Договорились?

– Да. А что мне еще оставалось ответить? Стол расторопные и все еще словно напуганные девицы накрыли камчатной скатертью и заставили яствами в количестве, рассчитанном явно на былинных богатырей, а не на меня и на кошку. Но, видимо, это входило в кодекс традиционного сказочного гостеприимства: «Все, что есть в печи, – на стол мечи». Здесь были и расстегаи с грибами, семгой и печенкой; пышная, духовитая и румяная, что девичьи щеки, кулебяка; целиком запеченный молочный поросенок с моченым яблоком во рту; блюда с моченой же морошкой, брусникой; варенья: малиновое, яблочное (пяти сортов!), земляничное; пирожки с капустой и рубленой телятиной, каши, студни заливные, дичь жареная, яички каленые, пряники печатные… Кроме того, поставлены были кувшины со сбитнем, ягодными наливками и трехведерный примерно самовар С витой чеканкой по ободку: «Сработанъ во граде Туле мастеромъ Баташевымъ и Сыновьями». Раритет!

А Руфине принесли миску сметаны. Она принялась ее вылизывать, мимоходом сказав мне: