Еще миг – и Джейану охватила бы слепая гибельная паника.
«Нет! Нет! Не сдамся! Не побегу! И слушать не стану!»
Заклинаний не осталось, и последнее, на что можно рассчитывать, – на собственную волю. Если сейчас не дрогнешь, то тебя, может, и убьют, – но душа твоя чистой и незапятнанной предстанет перед Великим Духом, ты смело и прямо взглянешь Ему в глаза, и никто не сможет осудить тебя за трусость – самый страшный грех перед кланом.
Раздирая кожу, по ноге Джейаны прошёлся горелый корень. Пень вывернулся-таки из земли. И это странным образом помогло девушке – как справляться со взбесившимися древесными духами, Леснянками или иными обитателями чащоб, Джейана знала прекрасно. И сейчас сознание само по себе воспроизвело начисто было вылетевшие из головы защитные формулы.
Она никогда не знала, что с её пальцев, оказывается, способен течь голубой огонь. И, конечно, никогда и представить себе не могла, что сама, своими руками уничтожит Отвечающего.
Огонь вырвался наружу вместе со спазмом резкой боли. Короткая голубоватая вспышка озарила крошечную поляну и толпу каких-то жутких тварей вокруг – больше всего они напоминали поднятые из могил людские скелеты. Густо, густо стояли они между деревьями, среди кустов, тесно друг к другу, без малейшего просвета; кости кое-где отливали металлом, в пустых глазницах горели огни глаз. Никогда ещё Джейана не видела ничего подобного, не знала, как и чем с ними бороться, и поэтому всё, что ей осталось, это, сжав зубы, ударить, точно копьём, той самой новообретенной силой.
Кольцо врагов распалось. Молния обожгла саму Джейану – но при этом пробила широкую брешь в строю окруживших её. Не теряя ни секунды, девушка ринулась в проем.
Цепкие лапы Ночи скользнули по плечам, разрывая прочную ткань куртки. Чьи-то когти попытались вцепиться ей в шею и промахнулись, лишь оцарапав кожу. Джейана врезалась в стену душистиков, высоких мягких кустов, что запахом своим всегда отлично отпугивали нечисть, и погоня разом отстала.
Сердце готово было вырваться из груди. По лицу стекали пот и кровь из невесть откуда взявшихся царапин. Чувствуя, что более не в состоянии сотворить ни одного заклятия, Джейана бросилась бежать, понимая, что даже душистики – плохая защита, что эти костяные твари достаточно хитры для того, чтобы выкурить её и оттуда.
Дежуривший на Ближнем Валу Сигурд только присвистнул, увидав внезапно вырвавшуюся из злой ночной тьмы предводительницу клана. Джейана тяжело, с хрипом дышала, наброшенная поверх туники лесная куртка разорвана, обильно закапана кровью, лоб разодран, на щеке и шее – следы чьих-то когтей.
Разумеется, ни одного вопроса Сигурд не задал.
– Короче, – упершись руками в стену Вала, Джейана постояла так несколько мгновений, низко опустив голову и стараясь побороть подступившую тошноту. – Тут у вас всё спокойно? Ничего сейчас не слышали?
– Всё спокойно, – как можно солиднее ответствовал мальчишка. Сигурд отличался отчаянной непоседливостью, и потому, несмотря на его почти четырнадцать лет, никто в клане не принимал его всерьёз. Правда, Великий Дух не обделил озорника и проныру Сигурда магическим даром – он мастерски чуял нечисть за доброе поприще, – и потому Джейана, не колеблясь, поставила его на Ближний Вал. Если что случится – Сигурд поднимет тревогу лучше и скорее сторожевого духа.
– Все спокойно? – Девушка не могла поверить. Такой тарарам, такие полчища, обрушившиеся на неё, а этот щенок утверждает, что ничего не чувствовал! – Спал небось?!
– Да как можно! – обиженно засопел Сигурд. – Чтобы я – и спал?
Это было чистой правдой. Сигурд мог скорее проскакать всю ночь вокруг костра, любуясь на звезды, чем позорно дрыхнуть где-нибудь в тихом уголке.
– А если не спал, – Джейана помедлила, – то отвечай: сейчас, в той стороне, где Отвечающий, ничего не заметил? Ничего не слышал?
Сигурд отчаянно помотал головой. Длинные прямые волосы, светло-светло солнечные, мотнулись из стороны в сторону.
– Ничего, ничего, Джейана.
В клане всех называли просто по именам, лишь Твердислава порой кликали «вождем» или «вожаком».
– Хорошо, молодец, – устало бросила Джейана, подсаживаясь к тлевшему в неглубокой яме костерку.
Сигурд ничего не почувствовал. Что всё это значит? Может, ей все эти кошмары просто пригрезились? А расцарапанные шея и щеки – просто от того, что она слишком быстро, не разбирая дороги, ломилась сквозь кусты?
Отчего– то очень захотелось, чтобы Твердь оказался бы сейчас рядом. Даже не для того, чтобы пустить в ход всю силу Ключ-Камня. А просто сказать: «Джей, не зарывайся. Не придумывай себе новых страхов, Джей!» Как он убедительно умел это произносить. И как убедительно это звучало, особенно уже после того, как любовная горячка схлынула и они просто лежат рядом, лишь чуть-чуть касаясь друг друга, и всё внимание Джейаны -к собственному голому бедру, на которое естественно-властным жестом упала тяжёлая рука любимого, рука, одинаково хорошо умеющая ласкать и разить.
Ох, не те это мысли, Джейана, не те, коим следует предаваться ночью на Ближнем Валу, чудом вырвавшись из плена призраков и ежеминутно ожидая удара неведомой нечисти!
Она не успела как следует разругать себя. Сдавленно закричал, хватаясь за голову, Сигурд, а в слабом отсвете упрятанного поглубже костерка Джейана увидела, как перед Ближним Валом вспучивается земля, вспучивается широким – шагов до дюжины – пузырём, как верхушка чудовищного нарыва лопается, и пласты земли соскальзывают вниз, с остроконечной чудовищной башки; башка эта покрыта синевато-стальными пластинами защитной брони, пластины разъезжаются, расходятся, на поверхности появляются какие-то длинные многосуставчатые усы, кровяные шары на гибких стеблях – вроде как глаза, а чуть пониже распахивается настоящий провал чёрной пасти, из которой разит непереносимым смрадом. Вывороченная чудовищем земля разом засыпала с такими трудами откопанный ров; рдяные буркалы монстра повернулись к валу – и только теперь остолбеневшая было Джейана нашла наконец в себе силы ответить.
Она не успела объединить воедино всю силу остальных защитников Вала. Суматошно повскакавшие на ноги мальчишки и девчонки тоже пытались ударить по врагу – но поодиночке, а это всегда и заведомо меньше, чем совокупная сила клана. Но, чтобы слить силу многих в один разящий огненный меч, надо чуть побольше тех трех секунд, что оставила Джейане судьба.
Первой успела Гилви. Её невидимый снаряд врезался в броню чудовища, одна из броневых чешуек отлетела напрочь, открыв розоватую шевелящуюся мякоть; по земле заструилась светящаяся кровь.
За Гилви ударили и остальные. Огненные ленты, змеящиеся молнии, чёрные воронки смерчей – в ход пошло все, чем могли атаковать Твердиславичи. Магия рвала и жгла панцирь, разлетались горячими рваными ошмётками кровяные шары глаз, горели усы страшилища, но, нимало не смущаясь, оно выползало и выползало из земляной норы, и не было конца мощному чешуйчатому телу. Бреши на местах отлетевших или рассеченных пластин брони мгновенно заполнялись. Мякоть моментально твердела, оборачиваясь новыми серыми щитами вместо сорванных. Ненасытная, неведомая утроба, казалось, способна переварить даже магический огонь.
Не издавая ни звука, тварь плыла сквозь землю, оставляя за собой чёрную борозду взрыхлённой, взрытой земли. Джейана видела, как, застонав, вторично ударила Гилви; и в тот же момент Неистовая поняла, что именно к таким атакам и был готов (или кем-то подготовлен) этот подземный монстр, что потеря чешуи для него – не более, чем лёгкая щекотка, и что он не остановится, лишившись даже сотни глаз.
Эти очень долгие секунды, пока пламя и молнии рвали панцирь монстра, Джейана простояла, бессильно уронив руки и ничего не предпринимая. Она просто не знала, что делать. Совсем, абсолютно, полностью. Казалось, что всё потеряно и осталось только одно – умереть, сражаясь. Воздух вокруг кипел и стонал от молний и пламени. Огненные росчерки вхолостую расходуемой силы заполнили всё вокруг. Ещё немного – и родовичи просто выдохнутся, изойдут кровавым потом, после чего весь клан Твердиславичей можно будет брать голыми руками. Никогда никто ещё не сталкивался с таким чудовищем. Молчали песни, сказки, байки. Люди всегда были сильнее нечисти. Ведунам никогда не удавалось всерьез угрожать самому существованию какого-нибудь клана. И никогда ещё никому не приходилось драться вот так – всем кланом насмерть.
– Замерли все! – страшным голосом загремела Джейана, перекрывая треск молний и громовые раскаты. – Замерли-и-и-и!
Послушались.
Неверными, дрожащими руками Джейана начала плести Сеть. Сеть, в которой объединятся все волшебники-бойцы клана. Только она, Неистовая, может сплести её, эту Сеть, и только она может набросить её удушающие петли на чудовище.
Могучие, облитые чешуёй плечи бестии лёгко, словно играючи, раздвинули Ближний Вал.
Никто не отступил. В разом наступившей тишине слышалось только тяжкое сопение монстра. Громадная челюсть приподнялась; открылись многорядные челюсти. Странные, беззубые, но в тот миг Джейане было не до таких подробностей. Видимые одной ей светящиеся зеленоватые нити свивались и переплетались, боль ломала защитников Вала – Неистовая грубо, резко тянула на себя незримый покров магической силы. Это было очень, очень больно. Выдерживали не все.
Упала Салли, нежная маленькая Салли, которая так хорошо умела плести весёлые, разноцветные безделки фейерверков, упала, не выдержав жуткого ощущения – холодная рука безжалостно шарит в мозгу, брезгливо сортируя мысли и образы, отбрасывая в сторону память о первом поцелуе и как ей, Салли, впервые признались в любви. Всё это не годилось для боя. Сила, Сила, Сила – ничего, кроме Силы. Джейана, словно неумелый мясник, кромсала по живому большим заржавленным ножом, и её мальчишки с девчонками кричали – от страха и боли, позабыв даже про жуткое чудовище, что пёрло и пёрло прямиком на них.
За Салли – Светланка. Ариадна. Дункан. Мелоди. Леон. Купава. Мечислав.
Уже почти ничего не осталось от Ближнего Вала. Джейана отступала шаг за шагом; только она одна видела рвущие плоть твари синие молнии (почему, ну почему Великий Дух даровал нам лишь это примитивное оружие?!) и понимала, что если не остановит чудовище сейчас, то не остановит уже никогда. И тогда роду Твердиславичей не жить.
Из всех защитников Вала на ногах остались лишь Джейана да Гилви. Девчонка, несмотря на боль, стояла пошатываясь и прижав пальцы рук к вискам, помогая Неистовой, отдавая всю себя бою, до последней капли; но Джейане нужно было больше, ещё больше, намного больше!
«Ну потеряй же сознание, ну скорее, глупная! Такую боль иначе не вытерпеть!» – Джейана не могла крикнуть, не могла обратиться к Гилви мысленно; всё без остатка забирало сражение. А эта глупная дурочка, эта плакса держится и терпит, думая, что этим помогает ей, Джейане!
Поздно было плакать и горевать, сожалея о том, что не предупредила всех заранее, не сказала – падайте, валитесь, отрубайтесь!
Очередная молния врезалась в плоть твари. Очередная серая панцирная плита расплавилась. В очередной раз на её месте из розоватого парящего мяса начала складываться новая. Сеть Силы была готова, Джейана накинула её на тварь, но синие молнии били в чудовище, словно в пустое место.
Ночь раздвинула полы чёрного плаща, с наивным любопытством взирая на битву. На тёмной, тёмной земле, посреди мрачной чащи ярко горел огонь колдовской силы, сверкали и разили молнии, и нечто серое, громадное, тупое и злобное надвигалось прямо на впавшую в транс Джейану. Она ни на миг не могла ослабить напор. Ей не хватало ещё чуть-чуть, самой малости, той самой малости, которая оставалась у Гилви и которую она, Джейана, смогла бы вырвать, лишь убив несчастную.
Убив?
– Гилви! Хватит! Не противься! Падай!
Джейана отвлеклась. Отвлеклась на секунду, не больше – много ли времени нужно выкрикнуть эти слова? Но в магическом поединке и секунда – очень много. Слишком много. Чудище в яме радостно-утробно взревело. Сеть затрещала по швам. Земля волнами плеснула в стороны, словно простая вода. Мельком Джейана заметила, что бурые отвалы накрыли тела защитников. Похоронены заживо – и кто знает, откопаем ли их.
Тварь была совсем близко. Джейану окатило жаркое зловоние. Руки отказывались повиноваться, глаза неотрывно смотрели в бездонную ночь зрачка на болтающемся кровавом шаре, только-только появившемся из розоватой плоти зверя.
Великий Дух, я больше не могу!
Будь здесь Твердислав, всё обернулось бы по-иному. Он придумал бы, как обычным копьём из красноплодки ранить чудище сильнее, чем самым страшным, самым гибельным заклинанием – если откажет даже сам Ключ-Камень.
Гилви услыхала вопль Джейаны. Но разве можно потерять сознание по собственной воле, когда все силы отдаются борьбе, и накрепко затвержено – стоять насмерть! Держаться до последнего!
Она не могла потерять сознание по приказу.
Монстр напирал. Бездушный, не испытывающий ни страха, ни боли, он желал лишь одного – жрать. Джейана чувствовала его тупой мозг, лишённый даже гнева и ярости – одни только голые рефлексы. И, уже понимая, что проиграла, что даром погубила всех, судорожно продолжала стягивать Сеть – лишь для того, чтобы сотканные из человеческой боли и страданий ячейки рвались под натиском громоздкой туши.
Гилви растерянно обернулась. В больших глазах застыло удивление – Неистовая, ну что же ты? И не объяснишь, не втолкуешь дурёхе, что из-за её, Гилвиной, стойкости погибает сейчас клан!
– Джей!
Не было времени оборачиваться. Но, Великий Дух, какой Ведун притащил сюда Фатиму?
Фигурка Фатимы появилась сбоку от чудовища. В лучшей выбеленной накидке, на лбу – дивно мерцающий резной обруч из серебрянки, на запястьях – такие же, в пару, браслеты. Словно со свидания, впрочем, она как раз и была со свидания. На руках у девушки сидела малышка лет пяти с дивными золотистыми волосами, какие бывают только у феечек. Лиззи. Девчушка с громадным и добрым даром, из которой ещё долго предстоит растить настоящую Ворожею, способную драться и убивать.
Джейана не успела ни остановить безумных, ни даже просто гаркнуть им «стой!». Лиззи неожиданно легко спрыгнула на землю, ловко перебирая босыми ножками, подбежала к ворочающемуся во рву убийственному монстру. Положила обе ладошки на серую чешую и вроде бы что-то прошептала.
Басовитое гудение внезапно прервалось. Длинные усы опали. Кровавые шары глаз с неожиданной быстротой начали втягиваться под панцирь. Видимый лишь Джейане, над тварью начал быстро раскрываться голубоватый призрачный ореол сна.
Лиззи усыпила страшилище.
– Гилви, Фатима! – От вопля Джейаны, казалось, сюда сбежится вся нечисть, что обычно окружает Отвечающего.
Гилви поняла всё быстрее медлительной Фатимы. Рыжие девчоночьи космы мелькнули возле серой брони – и малышка оказалась на руках у Гилви. И вовремя – потому что сонная голубизна стремительно гасла, и Джейане на последний удар оставались уже не секунды, а их жалкие, стремительно тающие доли.
И всё же она успела. Удар получился коварным и предательским – по сонному, ослабившему защиту врагу. Но иного выхода нет. Либо ты покончишь с этой тварью – либо твоему клану не жить. Всегда, когда перед Джейаной оказывался этот выбор, она решала его не рассуждая, мгновенно и однозначно. Клан должен жить, а какой ценой – никого не волнует. За всё в ответе она одна. И она даст ответ – когда, вознесенная на Летучем Корабле, предстанет перед судом Великого Духа.
Удар получился на славу. Вся накопленная Сетью сила, безжалостно вырванная из защитников Вала, обернулась разящим огненным мечом (ничего иного Джейане в тот миг просто не пришло на ум). Серый панцирь рассекло надвое. Горящая плоть брызнула в разные стороны. Монстр забился в корчах, а Джейана с мстительным восторгом всё вгоняла и вгоняла в необъятную тушу свой невидимый клинок. Из страшной раны летели обжигающие чёрные брызги, перебитые жилы извергали потоки ядовитой крови – Фатима быстрым заклятием отвела гибельный дождь от Джейаны.
Джейана слышала тот жуткий хруст, с которым её невидимый клинок рубил костяк чудовища. Хруст – и тонкий, жалобный плач, с которым тварь испускала дух.
А потом меч дошел до каких-то витальных вместилищ бестии, и огонь клинка, соединившись с жизненной силой, воспламенил их.
Из воронки вверх, к тёмным небесам, ринулось крутящееся, всесжигающее пламя. Казалось, вспыхнула сама земля. Огненные языки взлетели выше темных древесных крон; жгучий ветер воспламенил кору и сучья, так что Фатиме с Гилви пришлось в зародыше давить начало лесного пожара.
Джейана же, не чувствуя палящего жара, повалилась прямо там, где стояла. Тело отказывалось повиноваться. Отдавшее без остатка все силы, оно хотело сейчас только одного – забытья. Боль, которая мучила всех остальных Твердиславичей, боль, с какой Джейана рвала из них нужную ей силу, обернулась теперь против неё. Ускользнуть, спастись от непереносимой муки (огонь и снег одновременно; сжимает и растягивает) она могла только в беспамятстве. И она старалась. Частично это уже удалось – она не слышала голосов, не чувствовала теребящих, трясущих её рук. Острыми ледяными иглами в обмерший, парализованный разум вонзались поспешные заклятия Фатимы. Джейана отбивалась как могла, неосознанно защищая теплый серый кокон обморока, такой уютный, такой покойный, из которого её вырвала Гилви, вернув полученную днём пощечину.
Подруга Твердислава рывком села. Щека горела, постыдно и унизительно. Её ударили. Хлестнули по лицу, как ополоумевшую плаксу. На глазах у Фатимы. Неистовую заливала жаркая волна стыда; всякая иная боль исчезла бесследно.
Джейана в упор смотрела на перепуганную Гилви. Глаза у девчонки сделались совершенно белыми. Никто и никогда не тронул Неистовую даже пальцем. Даже когда она была малышкой.
– Ты… ты умирала, – пролепетала Гилви.
Ах, если бы эта рыжая стерва не была бы так нужна клану! С каким наслаждением Джейана вызвала бы её на поединок и прикончила бы, не оставив ни одного шанса. Очень, очень редки поединки в кланах – только если становится ясно, что двоим под одним солнцем не ужиться.
– Джей, – влезла Фатима. – Уж ты бы лучше помолчала, подруга! Валялась в обнимку со своим Дэвидом, пока мы тут…
Джейана в тот миг совершенно забыла о том, что она сама дала сегодня отпуск.
– Джей, успокойся, ты что в самом деле.
В остекленевших глазах Неистовой была смерть. Смерть Гилви. И рыжеволосая это отлично видела. Как и Фатима.
Но нельзя, нельзя! Проклятие! О Великий Дух, за что ты караешь меня бессилием! Только я в этом клане имею право раздавать пощечины – потому что это нужно для дела. Но что будет, если всякие соплячки начнут раздавать пощечины МНЕ?!
Оттолкнув протянутую руку Фатимы, Джейана встала. Усилием воли изгнала постыдную дрожь из нежданно ослабевших ног. Уже открыла рот, собираясь заговорить.
– Тетя Джей, у меня голова болит и кружится, – неожиданно пропищала Лиззи, о которой все, признаться, несколько забыли в суматохе. Малышка стояла, прижавшись щекой к ноге Гилви, и рука девчонки машинально перебирала мягкие золотые локоны.
– Ф-фатима, – прохрипела Джейана. – Чего столбом стоишь? Дав-вайте Лиззи на руки и домой. И народ сюда – остальных откапывать.
– Гилви одна справится, – с неожиданной резкостью отрубила Фатима, гневно тряхнув головой. Десятки искусно заплетенных тонких косичек мотнулись из стороны в сторону.
– И-исполняй! – зарычала было Неистовая, но вместо внушительного рыка получился какой-то хриплый шепот.
– Нет уж, дорогая моя, – чуткие пальцы Фатимы уже скользили по щекам Джейаны, по вискам, осторожно касались шеи, моментальными ласковыми нажатиями изгоняя боль и возвращая силы. – Нет уж. Ты лежи. Твоё дело кончилось. А моё только начинается. Сейчас я тебя в порядок приведу, и остальными займемся. А там и Гилви подмогу пришлет.
Однако даже раньше, чем подоспели родовичи из поселка, возле остатков Ближнего Вала появились Дим, Джиг и Лев.
Глава пятая
В отличие от всех прочих эта троица проделала весь путь без всяких происшествий. Им не встретилось ничего опасного, или пугающего, или хотя бы необычного. Всё как всегда.
Едва приметная тропка вела их длинными сухими увалами, где по кочкам уже алели ранние ягоды (постарались Леснянки, спасибо им!), где сосны мешались с красноплодками и копьеростами, где кусты сребролиста застыли в дивных своих нарядах, предмете вечной зависти и охов-вздохов девчоночьей части клана; солнце играло на тонких паучьих арфах, и в другое время Лев, наверное, не преминул бы попытаться зачаровать одно из этих жутких на вид мохноногих созданий размером с десятилетнего ребёнка и послушать их дивную, диковинную музыку, так не похожую на мотивы человеческих напевов; на укромных полянках кружилась в весёлом беззаботном танце фейная мелочь, голубые, ультрамариновые, кобальтовые, рдяные, изумрудные крылышки, трепеща, сливались в дивные радуги. При виде Твердиславичей феечки кидались врассыпную, и лишь тонкий весёлый смех оставался над покинутой поляной. Надо было сотворить заклятье, чтобы упросить фейный народ вернуться, но сейчас было не до развлечений. Задание вождя просто и понятно. Рассуждать нечего, надо его просто выполнить. Если все будут справлять то, что им должно, никакая беда клану не страшна.
Увалы перемежались длинными полосами болот. Впрочем, эти болота не имели ничего общего с мрачными трясинами и бучилами, что охраняли границы Речной Страны. Здесь болота покрывал яркий, многоцветный ковер из трав, среди тростника темнели неглубокие омутки, обиталище смешливых водяных дев. Как и на старицах Речной Страны, здесь гнездилось немало птиц; и даже невысокие водянки, растущие здесь, отнюдь не казались жалкими уродцами. Длинные плети их ветвей с мягкой, самой мягкой в окрестностях листвой, опускались до самого разнотравья, купая нежно-зеленые отростки побегов в чистой родниковой воде. Здесь, под толстой травяной шубой, жили, дышали подземные ключи, толчками выбрасывая из себя кристальную холодную до ломоты в зубах воду. Здесь брали начало многие речушки, мелкие притоки Ветёлы; сюда на ночные бдения собирались многие волшебные обитатели Прискалья, не злые и не добрые, а те, что живут своей собственной жизнью, не вмешиваясь ни в людские дела, ни в дела их врагов или союзников. Джиг утверждал, что будто бы здесь даже видели эльфа, однако его только подняли на смех – во отмочил, какие тут тебе эльфы, они от своих приморских рощ далеко не отходят, это каждый знает!
Здесь находились коренные охотничьи владения Твердиславичей. Немалыми усилиями и немалой ценой, при помощи Учителя, отсюда выбили всю без остатка кровожадную нечисть, после чего сюда могли ходить и небольшие группки, по три-четыре человека, вот как сейчас, например.
Твердислав знал, кого ставить вместе в один отряд. Дим, Джиг и Лев были «не разлей вода» уже лет семь, как только им приспел срок начать учиться у наставника. Всегда вместе, всегда заодно. В бою или на охоте – ударяли, точно одна рука. Хотя внешне – очень разные. Дим высокий, тощий, светловолосый, глаза голубые. Медлительный, любит полежать на спине, задумчиво глядя в небо. Говорит мало, но всегда по делу. Джиг, наоборот, маленький и толстенький, справный. Этот тараторит без умолку, сперва двадцать слов скажет, а уж потом задумается, для чего и первое-то произносил. Живчик, на месте ему не сидится, всё чего-то носится, что-то затевает. Дим – у него что-то вроде стопора. Отсекать все те безумные выдумки, что из Джига так и хлещут.
Лев, третий, самый, пожалуй, нормальный. Не высокий и не низкий, не толстый и не худой. Спокойный, но, если его довести, взорвется не хуже Джига. Один из лучших бардов клана. Его пунктик – заставить музицировать всё, что стоит, течёт, растёт, летает, бегает и прыгает. Пауки-арфисты – его находка.
Троица миновала длинный болотный язык. Последний увал – а за ним и Пэков Холм, граница клана. Дальше – Пожарное Болото. Мерзкое место. Здесь уже чувствуется суровая власть Ведунов. Когда-то на этом болоте горели торфяники да так, что почти все растущее на нём погибло. Своим чародейством Ведуны не дали земле затянуть раны, взрастить новое на смену сгоревшему; болото осталось пустым и мертвым, всё утыканное чёрными скелетами погибших водянок, прямиц и сосенок. Весна ли, лето – на Пожарной Болотине ничего не менялось. Сухо шелестела под ветром жёлтая трава, что стояла так годами, не гния; даже нормальных змей здесь не водилось. Лишь среди пожухлых кочек скользили чёрные извивы ведуньиных червей – тварей ядовитых и опасных, но, по счастью, никогда не пытавшихся выбраться за проведённую кем-то невидимую границу.
Пэков Холм вздыбливался громадным горбом. С южной стороны склоны его были зелены и покаты; вершину покрывала густая дубовая роща; на севере же вниз с высоты пятнадцати саженей падал крутой откос. Из-под мягкой земляной накидки здесь показывалось могучее плечо серой скалы – гладкой, без трещин, выщербинок и карнизов. Каменная стена отвесно опускалась в ядовитую желтизну Пожарного Болота, являя собой отличную защиту для тех, кто засядет на вершине.
За те годы, что Твердиславичи владели краем, они успели возвести на вершине Пэкова Холма настоящую крепость. Почти всё придумали сами, Учитель подсказал лишь в самом малом. Не тронув заповедные дубы, натащили камней и бревен, усилив восточный и западный склоны стенами почти в два человеческих роста. Установили метательные машины, на собственном опыте убедившись, что против Ведунов иной раз увесистый булыжник действеннее магии.
С Пэкова Холма Пожарное Болото (особенно если залезть на дозорный пост, устроенный в ветвях самого высокого из дубов) просматривалось из конца в конец, и на севере видна была синеватая полоса Лысого Леса. Все как на ладони. И зырики запускать удобно.
Оттуда с полуночи, бывало, внезапно появлялись ведуньины отряды. С непонятным упорством подступали к Пэкову Холму, несколько раз пытались взять штурмом. Последний раз больше года назад, прошлой весной, едва только стаял снег. Подступали – и откатывались. Осадных машин Ведуны не имели и с каким-то непонятным презрением старались обойтись без них, а иначе никак не взять Пэков Холм.
Разумеется, ни Дим, ни Джиг, ни Лев ни на миг не верили в Старого Пэка. Во-первых, если б он был, Джейана Неистовая уже давно бы пристроила его к защите рубежей клана; во-вторых, никто из парней, даже самых сведущих в магии, никогда не замечали за этим местом ничего необычного (ну, живут тут всегдашние лесные обитатели, и видимые, и невидимые), и, наконец, в-третьих, никто из мальчишек, дежуривших на Пэковом Холме, никогда никакой хвои у себя в штанах не обнаруживал. Обычная хвастливая девчоночья выдумка.
Тем не менее никто не отрицал, что именно девичьей страже отчего-то на этом Холме везёт всегда больше. Не вдаваясь в подробности, Твердислав просто решил не спорить с обстоятельствами, и с тех пор охрану Пэкова Холма обычно несли девчонки, лишь изредка подменяемые десятком-другим парней.
Таиться не было никакого смысла (Джейана и Фатима, самые сильные Ворожеи клана, не пожалели сил на опутывание Пэкова Холма целой сетью охранных заклинаний), но тем не менее все до единого мальчишки клана считали делом чести хоть раз, но застать врасплох сторожей-девчонок, слишком высоко, по всеобщему мальчишескому мнению, задирающих нос. Дань этому отдали в своё время и Дим с приятелями; и оттого совершенно седая Марьяна страшно удивилась, когда эта троица не сделала и малейшей попытки прошмыгнуть к Холму незамеченными.
– Эй! Холмовые, как дела? – гаркнул Джиг, когда они все трое поднимались по узкой тропинке, вьющейся по пологому южному склону.
– Да уж получше, чем у вас! – тотчас выпалила в ответ Синди, высунувшись из дозорного гнезда, искусно укрытого среди ветвей ближайшего дуба.
– Это ещё почему? – немедленно возмутился Джиг. – Сидите тут, ровно пеньки на вырубке, и о том, что делается, – ни сном, ни духом! Марьяна где? У нас к ней дело!
– Будто не знаешь! – фыркнула Синди, не забыв, правда, кокетливо поправить при этом упавшую на глаза прядку. – А может, у тебя всю память отшибло? Мозги кое-чем залило? Из того, что между ног?
– Тьфу, балаболка! – Джиг плюнул, подбоченился и уже совсем было решился вступить в серьёзную, солидную, основательную перебранку, но тут вмешались и Лев, и даже молчун Дим.
– Пошли, пошли, нам задерживаться нечего, Марьяне все обскажем и домой.
Марьяна, худая, кареглазая, с седыми от пережитого как-то ужаса волосами (она попалась в руки Ведунам и уже лежала, связанная, на каменном жертвеннике, когда подоспел Твердислав с пятью десятками парней и после жестокого боя отбил пленницу), встретила юношей наверху. Ей было уже шестнадцать, и хотя ей осталось ждать младенца всего четыре месяца, она по-прежнему ходила в дозоры.
– Ну, с чем пожаловали? – Марьяна сидела возле громадной катапульты, предмета гордости Твердислава и всей мужской половины клана. Известно, что девчонки искуснее парней в магии – зато у юношей куда лучше получались всякие механические изобретения и приспособления. Способы мышления разные, как замечал по этому поводу Учитель.
Джиг уже открыл было рот, но Дим и Лев разом схватили его за руки. Заговорил Дим – все знали, что этот никогда не откроет рот попусту.
– Ведунья на юге. Твердислав видел след. За Косым Увалом и дальше на полдень, к Речной Стране. Он за ней пошел. Нас сюда отправил. Велел всё осмотреть, у тебя спросить, а потом Джейане доложиться. По пути ничего опасного. А у вас?
– Всё спокойно, – Марьяна встревожилась. И в самом деле, год плохой, весна выдалась гнилая, охоты мало, да и так дважды выкупы платили. И вот теперь Ведунья за Косым Увалом! Обошли, значит, Пэков Холм, не полезли в лоб, как раньше. Плохо, очень плохо! А что, если стража здесь вообще помочь ничем не сможет?
– Совсем, совсем спокойно? – выпалил Джиг. – А может, смотрели плохо? Может, эта тварь мимо вас проскользнула?
Марьяна метнула на болтуна короткий взгляд исподлобья, и Джиг немедленно прикусил язык.
– Ничего опасного, – она подчеркнуто обращалась к Диму. – Повторяю – ничего. Девчонки зыриков гоняли аж до самого Лысого Леса – пусто. Одни черви, ну да это как обычно.