– Ну, вот он, твой Гнипахеллир, – ворчливо промолвил Бран Сухая Рука. Они с Хагеном стояли на самом краю невысокого, прореженного морозами сосняка. Лесной Коридор кончился.
      Хаген молча смотрел на унылую, безжизненную, серую равнину, что тянулась до самого горизонта. Лишь там, вдали, его острые глаза различили нечто вроде холмистой гряды. Нигде ни деревца, ни кустика – небо да земля, голая, каменистая, лишь кое-где цеплялись за нее узкие полоски серебристого мха. С небосводом тоже не все было в порядке: откуда-то по нему тянулись с юго-запада длинные, размазанные полосы дыма. В воздухе ощутимо пахло гарью. По расчетам Сухой Руки, сейчас должен быть полдень, но солнце скрыли тяжелые дымные облака, вокруг царили мглистые сумерки, и тан не мог с уверенностью сказать, действительно ли он видел холмы там, у края видимых земель, или же это были, скажем, купы очень высоких деревьев.
      – Спасибо тебе. Бран, – повернулся к спутнику Хаген. – Я не зову тебя идти дальше. Ты исполнил первую часть своего обещания. Будешь ли ты ожидать меня здесь или же назначишь иное место?
      – Я пойду с тобой, – просто ответил Сухая Рука. – Вместе вышли, вместе и придем, – закончил он не слишком понятной фразой.
      – Что ты там собрался делать? – удивился Хаген. – Я намерен усыпить Пса и после этого убраться оттуда как можно скорее. А что тебя туда тянет?
      – Хочу посмотреть на это диво, – коротко ответил Бран. – Ну, тронули, что ли, молодой тан? Долго еще стоять-то здесь будем? Теперь ты меня поведешь, я далеко в эти края не заходил, леса держался...
      – Как знаешь, – кивнул Хаген. – Не скрою, рад, что пойду не один!..
      Они погнали коней прямо на север. Путь в этом месте был только один. Гнипахеллир напоминал гигантскую воронку, все дороги здесь вели только к Черному Тракту, а по нему Хаген мог добраться и до Пса.
      Минул час, другой, третий... вокруг, не сгущаясь и не рассеиваясь, царил все тот же серый полумрак. Пока на их пути не попадалось ни единого живого существа, даже духи, что толклись вокруг них все время, пока их вел Лесной Коридор, куда-то исчезли.
      – Мертво-то как, – пробормотал Сухая Рука, настороженно озираясь с седла. – Мертвее некуда...
      – Нам-то что? – спросил Хаген. – Чем меньше тварей встретим, тем лучше. Или по Пожирателям Душ соскучился?
      – Где дух ютится, там и человеку место, глядишь, сыщется, – возразил Бран. – А вот где духов вовсе нет, там, говорят, и люди долго не выдержат. Смотри, молодой тан! Не пропасть бы нам здесь – не от меча, а от Незримой Смерти!
      – Не повторяй бабьи сказки. Бран, – поморщился Хаген. – Я их порядком наслушался, аж тошнит. Нет на Гнипахеллире никакой Незримой Смерти. Ее гнездо далеко на юге, за проливом... и потом еще нужно много дней идти через пустыню и леса, совсем не такие, как наши, чтобы попасть в области, где она царит...
      – Может, оно и так, – уныло согласился Бран. Они поехали дальше: спокойный и сосредоточенный Хаген и Бран, нахмуренный и, как показалось тану, несколько напуганный. «Непривычно, видать, вдали от леса», – подумал Хаген и выбросил это из головы.
      Солнце и не думало закатываться, день, казалось, будет длиться вечно. Тан знал, что на севере ночи короткие, но чтобы их совсем не было...
      – Что ж ты хочешь? – Бран хрипло усмехнулся, облизнул пересохшие губы. – Гнипахеллир – это, молодой тан, куда севернее, чем все населенные людьми земли. Наше счастье, что сейчас лето, – иначе заледенели бы в момент, и конец.
      – Ладно, останавливаемся, – натянул поводья Хаген. Они едва успели разбить небольшой лагерь в узкой, едва приметной с расстояния ложбине, как Хаген понял, что значили слова «Гарм пробудился», доселе остававшиеся для него лишь неким грозным символом.
      Неистовое низкое рычание донеслось откуда-то спереди и снизу, из-под земли, из неглубоких ее каверн, и все вокруг затряслось, заходило ходуном, заскрипело и застонало. Тан бросился ничком, прижав к холодной почве ухо и пытаясь понять – далеко ли они от цели; Бран только скривился.
      – Конечно, будешь зол, – ни к селу ни к городу произнес он задумчиво, – если тебя посреди ночи растолкают, а потом заснуть не дадут...
      За первыми раскатами рыка последовали новые; их полнила дикая, кровожадная, исступленная ненависть ко всему живому и к тем, кто до сих пор держит на привязи его, великого бойцового Пса Смерти, не давая ему вырваться на волю и всласть напиться теплой крови живых, а не этой мерзкой холодной жижи, что он находил в бросаемых ему трупах... И уж на что тверд был Ученик Хедина, повстречавший в своей жизни немало страшилищ, но содрогнулся и он. Хаген легко мог представить себе, как рвутся еще сдерживающие Пса путы, фонтаном устремляется в небо волна развороченной земли и из исполинского провала поднимается чудовищная голова с горящими глазами и вечно ненасытной пастью.
      Тан встряхнулся, отгоняя кошмарное видение. Бран стоял рядом, сжав губы и сдвинув брови; лицо его, однако, осталось спокойно, и Хаген невольно устыдился своей, как ему показалось, слабости.
      – Да-а, крепкая зверюга, – с оттенком уважения проговорил Сухая Рука. – Лучше бы ему еще поспать. С удовольствием пожелаю ему приятных сновидений!..
      Гарм утих; тан и Сухая Рука устроились на ночлег. Поев, они завернулись в одеяла. Бран тотчас уснул; Хагену же не спалось. В ушах тана стоял рык Пса.
      Сперва ему показалось, что он дремлет и грезит, но потом в сознание, как всегда внезапно и быстро, одним толчком ворвалось новое чувство. Хаген слышал тонкий писк, похожий на комариный, на самом пределе, что разбирает человеческий слух. «Мошкара, что ли?» – мелькнуло у него, но в следующее мгновение он уже оказался у края ложбины, опустив забрало и держа в руках меч. Рядом лежал небольшой заряженный арбалет.
      По равнине медленно двигалась длинная цепочка бледных, размазанных огоньков. Неяркие, они напоминали болотные блуждающие светлячки. А потом подле каждого огонька Хаген разглядел и смутно белеющие в полумраке фигуры; очертаниями они напоминали человеческие, только размытые и безликие. Впереди же этой процессии шагал некто высокий, весь в сером и черном: Хаген различал заостренный кверху шлем, широкое лезвие несомого наперевес странного клинка; от этого существа волнами расходилась сила, мрачная и безжалостная, но в то же время и равнодушная.
      Высокий воин поравнялся с ложбиной, где лежал Хаген. Остановился. Неспешно повернул голову в сторону замершего тана – и Хаген ощутил, как мощные незримые руки начинают отдирать его от спасительной земли. В ворота рассудка колотился обезумевший ужас – вскочить, бежать!..
      Пальцы Хагена легли на точеную рукоять арбалета. Движение, совершенно бессмысленное сейчас; замереть, распластаться, пусть эти холодные ладони загребут пустой песок!
      И тут тану показалось, что он действительно сходит с ума. Перед самыми его глазами был край ложбины, неровная линия слежавшегося песка и мелких камней; внезапно на эту картину наложилась другая: он словно бы вставал, в то же время, оставаясь лежать. Ледяные тиски боли стиснули сердце, помутилось сознание...
      «Сейчас, – лихорадочно, как показалось Хагену, подумал он. – Как я мог... это же Яргохор, Водитель Мертвых... Тот, кто извергает души... Заклятье! Заклятье... заклятье...»
      Прежде чем память подсказала Хагену подходящее заклинание, его рука взметнулась сама собой и сделала единственное, что могла, – разрядила самострел прямо
      под обрез высокого черного шлема, где могла оказаться роковая для смертного воина щель в доспехах.
      Никто и никогда не посягал с оружием на могучего Яргохора, не зря носившего имя Водителя Мертвых. Век за веком унылые караваны душ, недостойных иного посмертия, тащились через безжизненные поля Гнипахеллира к печальному пути без возврата, к Черному Тракту, к дороге в Хель. Редко, очень редко живые осмеливались углубляться в Гнипахеллир, но, если они встречались Яргохору, он делал с ними то, что привык, – исторгал души, уволакивал их с собой в бездны Нифльхеля. Когда-то Водитель Мертвых носил иное имя, ныне совсем забытое... Маг Хедин мог бы многое рассказать о том, как переусердствовал этот самый юный из Молодых Богов в Первый День Гнева и был наказан суровым, но справедливым Ямертом – лишен сил, богатства памяти и поставлен провожатым мрачных процессий. Давным-давно Хедин, движимый частично любопытством, частично – сочувствием к претерпевшему от Молодых Богов, побывал здесь и видел Яргохора; однако Учителя Хагена тогда ждало разочарование. Водитель Мертвых не стал вступать в разговор, а попросту потянулся незримыми когтями, как он делал всегда, встречая живого... Хедин воздвиг барьер могучих Охранных Заклятий, и когти убрались, однако Маг не мог точно сказать – подействовали на Яргохора колдовские преграды или Водитель Мертвых просто понял, что перед ним не простой Смертный...
      Короткая и толстая арбалетная стрела высекла сноп искр из брони Яргохора; темная фигура его внезапно пошатнулась, и мир в глазах Хагена перестал двоиться.
      Яргохор застыл, словно колеблясь; Хаген тоже оцепенел, оставив даже попытки вспомнить слова магической обороны. Действовали лишь его руки – причем сам он не давал никакого приказа, они двигались как бы помимо его воли, поспешно перезаряжая арбалет.
      Вокруг ложбины замкнулось кольцо бледных безжизненных огней. Мертвые терпеливо ждали, им спешить было некуда, впереди их ждала почти что вечность.
      Яргохор стал угрожающе поднимать длинный меч, и шагнул к Хагену, словно простой воин; тан не мог ни о чем думать, он просто выстрелил вторично.
      В свете короткой вспышки Хаген увидел, что из тела Водителя Мертвых торчит первая арбалетная стрела, ушедшая почти на всю длину; Яргохор вновь остановился, и тану показалось, что он слегка пошатнулся.
      Бредовая, безумная сцена разыгрывалась в полном молчании; Хаген даже отдаленно не мог представить себе, что делать дальше. О борьбе со столь могущественным слугой Молодых Богов, каким оставался Яргохор, они с Учителем пока еще не говорили.
      Высокая фигура со страшным мечом сделала еще один шаг вперед, но теперь уже очень неуверенно. Хаген вновь ощутил касание невидимых жестких когтей и поспешил сотворить Ограждающее Заклятье. Клыки вошли в стремительно уплотнявшуюся туманную защиту тана, как холодный нож в еще более холодный кусок масла, – с трудом, явно увязая; но тут Ученик Хедина выстрелил в третий раз, и ловчие снасти Водителя Мертвых убрались прочь.
      Яргохор повернулся, опуская оружие, неспешно провел рукой по груди, и все три арбалетных дротика с легким звоном упали на землю – это оказался единственный звук, нарушивший сгустившуюся над ним давящую тишину; в безмолвствии Гнипахеллира он прозвучал подобно колоколу.
      Не обращая более никакого внимания на Хагена, Водитель Мертвых взмахом меча велел мертвецам следовать за собой и зашагал прочь. Хаген смотрел им вслед, не в силах пошевелиться, пока марево и сумрак не скрыли их.
      Придя в себя, тан яростно затряс Брана.
      – Э, в чем дело?.. Уже вставать? – сонно забормотал тот.
      – Да очнись, лежебока! – гаркнул тан. – Мы с тобой оба едва не отправились в Нифльхель, пока ты тут дрых!
      – Так мы ж туда и собирались, что ж не отправились-то?
      – Тут был Яргохор, – раздельно выговорил Хаген. – Водитель Мертвых. Со своим караваном. Слыхал о таком?
      – Ну и что? – искренне удивился Бран. – Знаю я о нем и видел даже раза три в молодости, когда подальше в Гнипахеллир захаживал.
      – Ты трижды видел Яргохора? – Глаза Хагена полезли на лоб.
      – Да, а что же тут странного? – пожал плечами Бран.
      – Тогда почему ты до сих пор жив?! – страшным голосом рявкнул Хаген. – Яргохор исторгает души всех Смертных, что попадаются у него на пути! Как ты мог уцелеть?!
      – Что-что? – Сухая Рука казался страшно озадаченным. – Исторгает души?! Впервые слышу! Это верно?
      – Да уж можешь мне поверить, – ядовито сказал Хаген. – Я выстрелил в него трижды из арбалета, поставил одно несложное Охранное Заклинание... Не думаю, что его остановило именно это – по крайней мере, мои дротики он вынул из себя и отбросил в сторону, и не заметно, чтобы они нанесли ему хоть какие-то раны, но, так или иначе, он остановился, а потом пошел своей дорогой. Ты можешь это объяснить, если встречался с ним трижды?
      – А может, он бы так и прошел себе мимо, даже если б ты и не выстрелил...
      – Нет, – содрогнулся Хаген. – Моя душа... она начала покидать тело... врагу не пожелают такого... когда ты еще жив...
      – Ничего не понимаю, – развел руками Бран. – Я-то сейчас спал себе и ничего не чувствовал...
      «Вот и еще одна загадка, – подумал Хаген. – Каким секретом владеет этот Сухая Рука, что Яргохор не замечает его? А может, Бран вообще бессмертен?! Да нет, это глупости...»
      – Да, и неясно, почему он вдруг оставил тебя, молодой тан, если уж начал, по твоим словам, исторгать душу...
      – Ладно, все это обдумаем позже, – мрачно махнул рукой Хаген. – Сейчас у нас есть дело, и с ним надо покончить. Давай соснем еще – а потом в дорогу.
      Пока пробивался к монастырю Гудмунд, беседовал сперва с Хрофтом, а затем с Браном Хаген – Фроди выполнял полученный от тана приказ. Он тоже пробирался на север, к Рёдульсфьёлльским Горам, разыскивая Хранителей Покрывала Ялини. Он тоже видел затканное бесчисленными дымами небо; видел спасавшихся от распространяющегося пожара птиц, зверей и прочих мелких лесных обитателей, вроде Цветочных Дев. Один раз мимо него промчался даже мормат-страшилище, Фроди отпрянул, подняв дубину, но кошмарная тварь не обратила на него никакого внимания – тащила прочь двух своих детенышей.
      Размытые горы, границы Северного Сада Ялини, были уже рядом. Фроди ехал по широкой, густо заросшей долине, вдоль берега небольшой речки, на редкость чистой и ласково журчащей. Грубоватый и сильный воин редко прислушивался к музыке вод, но сейчас час за часом ехал словно завороженный – так чист, звонок и переливчив был голос скользящего по многоцветным камням неглубокого потока. Когда Фроди нагибался, чтобы напиться, ему казалось, что от воды исходит некий слабый, едва чувствующийся аромат – не пропитай все вокруг отвратительный запах гари, он смог бы разобрать его. Когда он подносил ко рту сложенные горстью полные ладони, ему казалось, что он держит изысканнейший кубок с драгоценным вином; и вкус этой воды Фроди не мог описать никакими словами.
      Под стать воде оказалось и остальное в этой долине. Исчезли мрачные ели, тонкие сосны, унылые серые мхи; склоны покрывали неведомые Фроди кусты, деревья и травы, в чем-то похожие на привычные человеку севера, но и очень существенно от них отличавшиеся. Он не видел колючих чащ или непролазных буреломов, гниющего валежника или упавшего сушняка. Золотистые стволы взносили к самому поднебесью клубящиеся облака крон; хвойные деревья не щетинились колючками, их иглы стали длинными, мягкими и источали слабый зеленоватый свет, не видимый при солнце, но хорошо заметный в сумерках. Яркие не по-северному цветы причудливо сочетались со строгостью линий ветвей. Здесь не было безумного кипения бесконечно пожирающего друг друга скопища растущих и двигающихся существ, коим полны южные леса. Фроди видел плоды – точнее, громадные шишки с удивительно вкусными и сочными орехами под чешуей, – эти шишки валялись повсюду, и он просто подбирал попадавшиеся.
      Однако потом он увидел отвратительную проплешину, выеденную огнем в роскошном зеленом ковре, – обугленные костяки деревьев, кусты, сглоданные до самых корней, выжженная трава... Здесь с пламенем справились довольно быстро: пепел давно остыл. Фроди поехал дальше уже наугад – он миновал долину и въехал в сам Рёдульсфьёлль.
      Здесь леса стали еще прекраснее, еще величественнее; высоко вверху смыкались зеленовато-золотистые перемычки ветвей, листья и иглы сплетались в причудливые венки. Окажись здесь Гудмунд, он нашел бы эти деревья напоминающими те исполины, что окружали загадочный монастырь, хотя и несколько пониже; зато здесь лес был не в пример богаче жизнью.
      Наугад Фроди пришлось ехать недолго. Порыв ветра принес запах недальнего дыма, и воин Хагена поспешил повернуть коня.
      Вскоре воздух посерел, между деревьев потянулись дымные полосы, затем Фроди увидел и проблеск огня; но тут к треску и гудению пламени внезапно приметались еще какие-то крики, затем внезапно грянул гром, и лес задрожал, пронесся холодный вихрь, а Фроди едва не свалился с лошади – перед глазами вспыхнули кровавые круги. Он не разбирался в магии, но почувствовать заклятье мог. Там, впереди, неведомые противники обменивались колдовскими ударами.
      Возле самой черты огня, где Фроди приходилось закрываться плащом и отворачивать лицо от нестерпимого жара, стояло несколько облаченных в зеленое фигур, невысоких, но очень стройных и изящных; они казались неподвижными, в то время как на них напирало несколько десятков странных существ, похожих на гномов, только еще ниже, и вдобавок – поголовно горбатых, в мрачных черно-коричневых кафтанах.
      Карлики Рёдульсфьёлля умели колдовать, это знали все. Но то, что они дерзнут в открытую помериться силами с Хранителями Покрывала, наверное, не пришло бы на ум даже Магу – исключая Хедина, конечно же.
      Карлы дрались с мрачным ожесточением. Фроди не мог разобраться в колдовской части боя, зато оценил, насколько ловко они управляются с пращами и луками. Хотя четверо Хранителей отклоняли стрелы внезапными порывами ветра, от наиболее тяжелых камней им приходилось просто увертываться. В то время как трое сдерживали натиск толпы карликов, один что-то делал, покрытый товарищами, и спустя некоторое время с небес на огненные языки низвергся тугой и мощный ливень; из леса вырвались два коротких смерча, принявшихся сбивать летевшие далеко в стороны, горящие ветви и сучья.
      Пламя зашипело, появился пар; колдовской дождь отвесной стеной падал в двух шагах от Фроди, но тот оставался сухим. Тем временем один из круживших вокруг пожарища смерчей прошелся по толпе карлов, разметал их и раскидал в разные стороны; оставшиеся на виду с визгами и бранью бежали.
      Четверо в зеленых одеяниях молча сложили руки перед грудью, склонили головы и бесшумно двинулись прочь. Казалось, они плывут над обгорелыми кочками – Фроди не видел, чтобы их одежда колыхалась в такт шагам.
      – Эй, постойте! – зычно окликнул их воин, выйдя из-за своего укрытия.
      Уходящие замерли. Теперь он мог ближе рассмотреть их – стройные тела, неширокие плечи, изящные ладони. В тупик воина Хагена поставили их лица – не мужские и не женские, что-то среднее, без бород и усов, со смягченными чертами и гладкой, лишенной морщин кожей.
      Ученик Хедина тотчас стал бы вспоминать, не упоминал ли о таких существах его Учитель, а если упоминал, то, как о друзьях или о врагах. Фроди не знал всех этих высоких материй, он не стал ломать себе голову над тем, мужчин или женщин он видит перед собой, он просто прижал правую руку к сердцу и произнес, поклонившись:
      – Привет вам, не Хранителей ли Покрывала Ялини я вижу сейчас?
      – Их самых, – последовал учтиво-холодный ответ.
      – Тогда узнайте же! – И Фроди одним духом выпалил то, что поручал ему передать тан.
      После его слов все четверо в зеленом молча воззрились на него.
      – Что следует из сказанного тобой? – мелодичным, но все-таки не женским голосом вымолвил один из них.
      – Что следует?.. – удивился Фроди. – Не знаю! Мне лишь велели предупредить вас. Я сделал это. А что следует из моих слов – вам судить, верно?
      – А что бы ты сделал? – последовал новый вопрос.
      – Я бы постарался загасить все пожары в ваших лесах, – произнес вслух первое пришедшее на ум Фроди. – Изменил бы, может, ветры – чтобы не несли гарь на Гарма...
      Хранители Покрывала встали в тесный кружок и принялись о чем-то совещаться. Фроди терпеливо ждал.
      – Хорошо, посланец, – услышал он, наконец. – Мы слышали твои слова. Будь нашим гостем сегодня – ты нуждаешься в отдыхе, и обратный путь тебе предстоит долгий... Море отсюда не близко.
      «Откуда, сожри меня дракон, они взяли, что я собираюсь идти к морю?» – удивился воин Хагена.
      Его долго вели сквозь самые прекрасные леса, какие ему только доводилось видеть. По невысоким холмам и неглубоким распадкам на десятки лиг тянулся Сад Ялини, и не родилось еще такого Смертного, кто остался бы равнодушен к его красотам. К его ярким и чистым краскам, цветам и листьям, алым и серебряным, голубым и темно-зеленым; стройным багряным стволам и золотистым кронам, источавшим завораживающий медвяный аромат. Кусты состязались друг с другом в изяществе соцветий, деревья – в величине и вкусе плодов. Гирлянды распустившихся многоцветных венчиков перевивали густую зелень облаков листвы. Удивительное чувство соразмерности царило в этом лесу – и в то же время полной свободы всего живого. Милосердная Ялини не терпела кровопролития и принуждения.
      Их путь пересекали хрустальные ручейки; в каменных чашах на груди прозрачных вод колыхались розоватые кувшинки. Неумолчное птичье пение сопровождало их всю дорогу, и не верилось, что эта цветущая страна лежит у самых пределов Гнипахеллира – мрачного царства смерти.
      Извилистая тропа привела их в округлую неглубокую котловину, ее дно покрывали мягкая высокая трава и отдельные кусты; по краям, точно стены, росли деревья, специально сплетшие ветви над головами пришедших. Это был настоящий лесной торжественный зал.
      Казалось, звезды спустились с небес, чтобы, заключенными в хрустальные росные шары, мягким серебристым светом освещать зал; всеми цветами радуги – только приглушенными, неяркими – светились листья и цветы на кустах. Зеленеющий травянистый дерн служил столом, на котором ловкие руки Хранителей расставили деревянные чаши с напитками да несколько блюд с плодами и орехами – и Фроди мог поклясться, что ни до, ни после ему не доводилось пробовать столь восхитительно вкусной еды, а питье оставляло далеко позади все прославленные вина населенных людьми земель.
      – Ты видишь, как прекрасен Сад Ялини? – тихо спросил у ошеломленного всем этим великолепием Фроди один из Хранителей.
      – О да, прекрасен и удивителен! – с набитым ртом ответил воин Хагена. – Никогда не видел ничего подобного!
      – И не увидишь, – заверил его Хранитель. – Все это создала милосердная Ялини, против которой ты по недомыслию борешься, уподобляясь тем карликам, которых нам пришлось рассеять этим днем!
      Фроди поперхнулся орехом.
      – Боремся против Ялини?! Что за чушь, мой тан сам отправил меня сюда! Стал бы он делать это, враждуй мы с вами!
      – С нами он действительно не враждует. Мы с ним – тоже; по природе нашей, по заветам милосердной Ялини мы ни с кем не враждуем, и даже этих карлов, которые жгут наши леса, мы никогда не убиваем.
      – Это отчего же? – удивился Фроди.
      – Владычица Ялини никогда бы не вынесла и единственной капли крови живого существа, пролитой ее слугами и ее именем. Ей не нужны поля, дымящиеся от крови невинных жертв. Даже злейшим врагам, покушающимся на ее Сад, мы не причиняем никакого вреда. Но мы отвлеклись. Твой тан, которому ты служишь, хорошо известен нам, как и его Учитель, маг Хедин. Этот Маг и борется против нашей Владычицы, и нам больно, что столь сильные и мужественные люди оказываются среди служащих Познавшему Тьму, – те, чья доблесть нужна в борьбе с иным, настоящим злом!
      Фроди почти ничего не понял из обращенной к нему горячей речи; он нахмурился, сдвинул брови, потер лоб один раз, потом другой, кашлянул, но придумать нужных слов так и не смог. Голова никогда не была его сильным местом. Он уразумел только одно: эти непонятные Хранители что-то имеют против его тана и почитаемого всеми воинами Хагена, его Учителя; об этом следовало как можно скорее рассказать им.