– Послушай, это важнейшее дело, и в нем никак не обойтись без твоего мужа, – произнес он, борясь с желанием просто заткнуть ей глотку. – Быть может, вот это как-то скрасит тебе несколько дней его отсутствия? – Он достал из сумки серебряную брошь.
      Жена Сухой Руки бросила на вещицу подозрительный взгляд.
      – А почем я знаю, может, ты ее с девки, какой сорвал! – глядя исподлобья, огрызнулась она. Хаген стиснул зубы, выругавшись про себя самыми черными слова ми. Этот Бран – тряпка! Ишь, стоит с постной рожей, я-де мол, тут ни при чем, это все она; разве может, позволит мужчина, чтобы при нем жена так задирала бы нос, понося гостя! Хотя по Сухой Руке и видно, что он готов от стыда сквозь пол провалиться...
      – Клянусь тебе мукой Нифльхеля, – мрачно произнес Хаген, поднимая правую руку, – эта вещь честно куплена в Хедебю!
      Жена Брана ойкнула и зажала рот ладонью – клятва мукой Нифльхеля нерушима. Самый отчаянный злодей, самая черная душа во всем Хьёрварде не осмелится солгать, дав ее, – иначе в посмертии его ждет участь столь горькая, что рядом с ней и сама смерть – лишь мелкое неудобство.
      Женщина, словно колеблясь, смотрела то на брошь, то на Брана, то на Хагена; тут впервые заговорил сам Сухая Рука:
      – Послушай, это ненадолго... дней пять-шесть – и я уже дома, а без меня гостю нашему никак туда не добраться...
      Усадьбу Брана двое путников покинули только под вечер.
      Хагена трясло от злости. Уже после того, как жена Брана согласилась взять брошь и отпустила мужа, им пришлось выслушивать ее длиннейшие наставления, словно они были малыми детьми. Хаген ни от кого не терпел поучений; даже Учитель, объясняя ему что-то новое, всегда вел разговор так, что Хаген словно бы сам приходил к новым выводам.
      Лошадей они вели в поводу, лес вокруг усадьбы Брана оказался настолько густым, что ехать верхом было невозможно. Сухая Рука уверенно шагал прямо на север, оставив закатный пламень по левую руку. Хаген все ждал, когда же начнется этот самый Лесной Коридор, но вокруг них ничего не менялось.
      Над лесом уже поднялась луна, когда путники выбрались из чащобы на небольшую полянку, обросшую молодыми невысокими елками. Посреди валялась здоровенная коряга, и Бран указал на нее тану:
      – Посиди пока, коней подержи, – он пристегнул к узде длинный ремень, – а я тут... того... займусь, значит. Сиди и на меня не зыркай.
      «Что Хрофт, что этот – все, кто хоть что-то умеет, от чужих глаз свое умение пуще золота прячут», – мелькнуло у Хагена. Однако он, не возражая, принял у Брана лошадь и уселся на теплую сухую лесину.
      У него за спиной завозился Бран – что-то забормотал неразборчиво; произнеся Заклятье Слуха, тан легко мог бы разобрать каждое слово, но не стал это делать. Кто его знает, этого Сухую Руку, еще почует да взъярится...
      Хагену пришлось ждать довольно долго. Бран развел костерок; запахло дымком. Бормотание становилось мало-помалу все глуше и глуше, и, странное дело, умолкло и потрескивание костерка, и поскрипывание деревьев под ветром, и отголоски лесных шорохов; мягкая, внимательная тишина обволакивала поляну, и вот в ней неожиданно прозвучал негромкий хрипловатый голос Сухой Руки:
      – Стало быть, нам сюда указывает... Вставай, садись в седло!
      Хаген оглянулся. Бран стоял, расправив плечи и прижимая к сердцу правую ладонь; у его ног беззвучно горел странным зеленоватым пламенем небольшой костерок; и, хотя на поляне царило полное безветрие, очень сильно наклоненная струйка голубого дымка тянула прямо в темный просвет между молодыми елями. Тан мог дать голову на отсечение, что этого просвета не было, когда они въехали на поляну.
      – Нам сюда, – глухо повторил Бран.
      Тан заглянул в проем, свесившись с седла. Там, однако, не было ничего необычного – череда коричневатых стволов, мох да опавшая хвоя; и все же чувствовалось нечто трудноуловимое, глубокое, первобытное – простое. Это были не хитроумные построения Высшей Магии, коими так гордились Учитель, и другие из его рода; эта вещь казалась сродни восходу или закату.
      – Ну, что замер? Вперед, пока ворота открыты. – В голосе Брана слышалось нетерпение. Хаген тронул коня.
      За воротами Лесного Коридора тана ждало некоторое разочарование. Они ехали по самой обыкновенной тропе, правда, довольно широкой, сухой и удобной. Между деревьями виднелось небо, луна, высыпавшие уже звезды; вновь послышались обычные звуки ночного леса. По левую руку деревья поредели, тропа повела путников краем обширного мохового болота; словно пятна тьмы, виднелись в отдалении высокие лесистые островины. Как ни старался
      Хаген, он не смог заметить и малейших признаков того, что каждый его шаг стал здесь в десятки раз шире.
      Волчье Солнце уже успело высоко вскарабкаться по крутой небесной тропе, когда Бран скомандовал привал.
      – Здесь недоброе место, – помолчав, негромко сказал Хаген.
      – Ты тоже чувствуешь? Да, духов вокруг многовато шастает; Лесной Коридор – их излюбленные тропы. Но ничего. Огородимся... как сумеем, а может, и ты что-нибудь подбавишь, мне неведомое?
      Бран тщательно выбрал сухой моховой бугорок, подобрал какую-то веточку, что-то приговаривая, обошел с ней в руках вокруг места ночлега. Хаген прислушался. Сухая Рука накладывал даже не заклятье, а какой-то очень простой, странный, но и прочный наговор, причем делал это, видно, не слишком понимая, отчего он так делает и почему его защита должна работать. Тан никогда не слышал от Учителя ни о чем подобном.
      Закончив, Бран выжидательно глянул на Хагена. Тану не хотелось показывать сейчас все, на что он был способен, – что-то в Сухой Руке настораживало его, нечто коренным образом отличающее этого странного человека от всех прочих. Хаген никогда и ни с кем не чувствовал подобного раньше, и это тревожило, как и всякая неизвестность. Поэтому Ученик Хедина ограничился самым простым Охранным Квадратом, как бы заимствуя частицу мощи Четырех Вечных Ветров. Разные формы этого заклятья известны многим колдунам, и Хаген надеялся, что Сухая Рука не заметит в этом ничего странного. Однако место действительно было дурное – тан ощущал холодные и пристальные взгляды невидимых глаз, направленных на него. Духов на земле существует великое множество; многие безвредны, но есть и такие, от кого нужно оборониться, и притом очень мощными заклятьями. Помня об ном, Хаген тем не менее, очертил еще один круг – тонкий, сигнальный; он надеялся, что для Брана это осталось не замеченным.
      Улеглись уже в полном мраке; луну поглотили наплывшие с севера тучи. Бран захрапел, едва повалившись на лапник; Хагену же не спалось. Здесь, в Лесном Коридоре, сейчас творились странные вещи. Он ощущал себя словно бы центром мироздания, вокруг которого вращается сейчас весь мир; он словно проносился над неведомыми землями, и каждая его минута была часами в иных местах...
      Костер мало-помалу потух; тан плотнее закутался в плащ, и постепенно легкий, чуткий сон сморил его.
      Хаген проснулся от тонкого звона где-то в самой глубине сознания: его Охранное Заклинание сработало. Однако он не пошевелился. «Кому-то из Бесплотных стало очень любопытно, что это мы тут делаем; что ж, давай иди поближе; сейчас я тебя угощу...»
      Тан не чувствовал страха – Учитель много раз объяснял ему, как следует поступать в таких случаях, да и сам Хаген несколько раз сталкивался с Пожирателями Душ. Неудачи не могло быть.
      Приближающаяся к ним сущность давала знать о себе мертвенным холодом и помрачением рассудка; она преодолела наговор Брана, хоть и с большим трудом; и тут Хаген вскочил на ноги, распрямившись подобно отпущенному луку. Тан увидел очерченный Сухой Рукой круг, холодно светящийся зеленым, и на фоне этого зеленоватого свечения – темное пятно, чернее ночи, чернее угля – словно дыра в сумерках. В Хагена ударил холодный поток леденящей мощи, в глазах его взвихрился рой разноцветных кругов: это приближался один из Пожирателей Душ, но редкостной силы и свирепости. Не медля больше ни секунды, тан ударил по нему давно припасенным могучим заклинанием.
      Маги и люди – две разные расы, но у людей бывают врожденные способности, и Хаген как раз имел их; а Учитель очень сильно развил природные задатки. Понятно, что Хаген не мог сам составлять Высшие, Тайные Заклятья; при острой нужде, как сейчас, он пользовался теми, что ему передал Маг Хедин. И сейчас он использовал простое, но очень мощное магическое средство.
      Со стороны это выглядело, как потоки огня, со всех сторон устремившегося на черное пятно; бледный мертвенный свет осветил все вокруг. Словно в муке, пятно судорожно дернулось – дернулось и исчезло, только пылали, медленно тускнея, Охранный Квадрат Хагена да Наговорный Круг Брана.
      Сухая Рука поднял голову.
      – Здорово ты его, – прохрипел он. – Я уж думал – конец нам... он же все наши обереги одолел! Что это за страшилище?
      – Пожиратель Душ, – коротко промолвил тан, утирая крупный пот и чувствуя неодолимую слабость – заклинание отняло почти все силы.
      – Кто-кто? – удивился Бран. – Сроду с таким не сталкивался, хотя по Лесным Коридорам издавна хаживаю. Что-то не так здесь... А как это ты его прогнал? Все засияло, заполыхало...
      – Слушай, давай спать! – не желая вторгаться в опасную область, резковато ответил Хаген. – Умею, вот и пропал. Больше не явится. Спалил я его. Давай проводи свой круг заново...
      Бран ничего не ответил.
      Остаток ночи прошел спокойно, и поутру они двинулись дальше. Тропа временами петляла, огибая бескрайние моховые болота, вела их сухими, заросшими соснами увалами, ныряла в мокрые чернолесья. Хаген заметил, что, если извивы их пути становились уж очень частыми, Сухая Рука подбирал с земли какую-нибудь ветку, надламывал и осторожно прислонял к стволу дерева подле тропы.
      «Вешки ставит, что ли? – подумал Ученик Хедина. – Но вот только зачем?»
      Ответ вскоре нашелся. Сделав несколько петель, тропа вдруг исчезла; Бран напрягся, поднял руку, молча, приказывая тану остановиться, спешился сам, пригнулся и стал что-то внимательно высматривать; спустя минуту он вздохнул, как показалось Хагену, с облегчением, вновь сел в седло и тронул коня, направив его чуть в сторону. Проезжая мимо ближайшего дерева, тан заметил у его корней аккуратно прислоненную надломленную ветку, ошибиться в происхождении которой он никак не мог. Видно, были места, где Лесной Коридор начинал петлять, и там легко было сбиться. Однако Хаген не мог сказать, видел ли он старую вешку или поставленную совсем недавно.
      Они ехали молча, почти не переговариваясь. Бран казался сумрачным и озабоченным, но Хаген приписал это ночному происшествию и вообще трудностям пути; сам по-прежнему же тан не замечал глазами ничего, что могло бы подтвердить те удивительные свойства Лесного Коридора, о которых он был так наслышан.
      Вечером путь вновь вывел их к краю болота; от обширного, выстеленного мхом пространства их отделяла только узкая полоска молодого, но полусухого и редковатого леса. Между деревцами мелькало заходящее солнце, и Хагену вдруг показалось, что он видит человеческую фигуру, пробиравшуюся самым краем болота с той же быстротой, что и он сам. Он ощутил присутствие чужого уголками глаз; резко повернувшись, Хаген, однако, ничего не заметил. Мысленно пожав плечами, Тан послал коня вперед, и ощущение, что краем леса шагах в десяти от него скачет еще один призрачный всадник, тотчас вернулось.
      – Бран! – громким шепотом окликнул Сухую Руку Хаген. – Тут кто-то есть!
      – А, ты заметил? Да, Вечерний Спутник с нами, – в тон ему отозвался проводник. – Не бойся, это Болотный Хозяин свой дозор выслал... Они безвредные, если на них не нападать. Не обращай внимания, да и все!..
      И все же в тот вечер они остановились на ночлег необычно рано. Бран выбрал странное место – голую вершину высокого, поросшего лесом холма, заваленную громадными замшелыми валунами, покрытыми нитями камнеломки. Хаген долго и недоверчиво осматривал место, не понимая, почему бы не проехать ну хотя бы вон до тех приятных сосен, где – он чувствовал отсюда – все чисто и ночь точно будет спокойной?
      Он сказал об этом Брану. Тот пожал плечами, буркнув, что, мол, дескать, завтра уже будем на месте, так что нечего ломаться, потом силы все до капли понадобятся; но Хаген был уверен, что Сухая Рука хитрит. Тан несколько раз из конца в конец прошелся по вершине холма, коснувшись каждого камня. Место явно попалось необычное, но в чем тут дело – Ученик Хедина догадаться не мог. Окружающее не таило прямой угрозы, но все же, все же... ощущалось что-то, разлитое в воздухе, холодное, ясное, бодрящее и в то же время – способствующее предельной ясности рассудка. А вдобавок сегодня было полнолуние...
      – Не бойся, – успокаивающе проворчал Бран, возясь с костром. – Место проверенное, хорошее.
      – А ты сам-то бывал здесь? Ночевал? – спросил его Хаген.
      Бран как-то странно улыбнулся:
      – Бывал, конечно же, отчего же не бывать? Холм
      Теней – его, знаешь ли, не минуешь, если Коридором на север идти.
      – Холм Теней? Что это значит? – насторожился тан.
      – Да что ты, как баба, от всего шарахаешься? Название такое, уж и не знаю, откуда пошло... Если хочешь знать, его так сам почтенный Хрофт называет.
      – Я тебе не баба, и вообще ты со словами-то полегче, – холодно произнес Хаген. – А осторожен я оттого, что нечисть в округе бродит, и, кабы не я, прошлой ночью лихо б тебе пришлось!
      – В самом деле? – по обыкновению хитро прищурился Бран. – А быть может, не будь тебя со мной, так и никакие гости бы не пожаловали?
      Хаген скрипнул зубами. К сожалению, слова Сухой Руки могли оказаться очень близки к истине – если принять во внимание, что за ним, Учеником Хедина, и так идет настоящая охота.
      – Это все пустые умствования, – вслух заявил он. – Ничего и никого я не боялся и не боюсь, но лезть на рожон по твоей милости тоже не собираюсь.
      – Ладно, ладно, не кипятись, молодой тан, – примирительно поднял руку Бран. – Сегодня нам нужно заночевать здесь. Завтра к полудню ты будешь уже на Гнипахеллире.
      Вечер полнолуния выдался тихим; небо неожиданно очистилось, молча глянуло вниз мириадами бесчисленных, бездонных очей. Тихо поскрипывали сосны, костер догорел и потух.
      Этот вечер оказался воистину удивительным. Хаген давно уже научился искусству сосредоточения, когда ты идешь к цели и никакие иные раздумья и мысли не отвлекают тебя, а сегодня его вдруг потянуло на такие рассуждения, так что самому вдруг стало не по себе. Правилен ли его путь; что значит в его судьбе встреча с Учителем; какова вообще его дальнейшая цель... Эти мысли лишали Хагена покоя; однако он чувствовал, что Бран внимательно наблюдает за ним, и на лице тана ничего не отразилось.
      Вместе с Сухой Рукой они набрали лапника для подстилки и вернулись к угасшему костру. Луна светила прямо в лицо Хагену, свет ее показался тану непривычно ярким – приходилось чуть ли не жмуриться. Он бросил охапку веток на землю, повернулся... и замер.
      Он отбрасывал две тени!
      Две совершенно одинаковые, расходящиеся под небольшим углом друг к другу, слегка перекрывающиеся, совершенно четкие тени, словно позади него горели две ярких масляных лампы. Разумеется, никаких ламп на Холме Теней не было; Хаген подавил невольное желание обернуться и вгляделся пристальнее. Одна тень лежала совершенно неподвижно, как и положено, вторая же, напротив, чуть заметно колыхалась, временами по ней словно пробегала легкая рябь. Хаген медленно опустился на груду лапника – тени повторили его движение. Тан не ощущал никакой угрозы; тем не менее внутри у него все напряглось и оледенело. Раньше он никогда не слышал о подобном и, признаться, сейчас не знал, как поступить.
      – Эй, Бран, – не шевелясь, одними губами окликнул спутника Хаген.
      – Что? – заполошно вскинулся тот, по-видимому, успев задремать. – А... две тени... Да...
      – Что это? Откуда? Это опасно? У тебя было? – единым духом выпалил Хаген.
      – Что это – не знаю, – обстоятельно принялся отвечать Сухая Рука, усевшись поудобнее. Хаген вгляделся и увидел, что мощное тело Брана, как и положено, имело лишь одну нормальную, неподвижную тень. – Тут ведь Холм теней – не зря, видать, его так величают. Но вреда от этого никакого. Здесь просто тебе показывают, каков ты есть, – я так думаю. Если в полнолуние подняться на этот холм, странные вещи тут тени выделывают... Ты не пугайся, у меня, когда я здесь впервые при полной луне оказался, тоже две тени обнаружилось.
      – И что же?!
      – Что «что же»... Не по нраву мне это пришлось. Словно ущербность какую в себе заметил. От Богов положено нам одну тень иметь – никак не две. А тогда я тоже метался, как и ты сейчас... сны в лесу престранные видел... И вот сидел я на этом самом месте, прямо вот где и ты, и меня ровно кольнуло что-то – раз это место две тени высвечивает, так, может, оно этот непорядок и уберет? И вот взял я по наитию веточку вон с того куста... да и принялся одну тень эдак вот сметать, ну, как пол метут. А она возьми да исчезни! И с тех пор тень у меня, где бы я ни был, – только одна.
      – Ты стер свою тень? – поразился. Ха ген. – А как ты выбрал, которую... э... стирать?
      – Да все так же, по наитию, – ответил Сухая Рука. – Чем-то одна из них мне не понравилась, я и смел ее, недолго думая. И с тех пор живу спокойно.
      – А что изменилось в тебе? – облизнул пересохшие губы тан.
      – Что изменилось? – задумался Бран. – Трудно сказать... но как-то жизнь моя наладилась после этого. Стал я, как все, брать то, что человеку положено, а на нечеловеческое не замахиваться... А то по молодости заносило... куда не следует. Как видишь, остался я цел и невредим; а рука еще задолго до этого... – Он умолк и опустил голову.
      – И что ты мне советуешь?
      – Что я тебе советую? Кто ж за тебя может решить, человече! Но вот подумал бы ты – да и смел бы одну из этих теней прочь...
      Хаген тяжело задумался. Магический холм... высветивший у него вдруг эту вторую тень...
      – Бран, а у других людей, с кем ты бывал на этом месте, вторая тень появлялась?
      – Нет. У тебя первого.
      Тан сосредоточился. Он чувствовал, что стоит на пороге, быть может, самого важного шага в своей жизни. Странные силы, скорее всего – Дальние, предлагали тут Смертному странный выбор. Если у тебя две тени – что это может значить? Стоп! Для того чтобы появилась тень, нужно, чтобы нечто встало на пути света. Значит, есть в нем, Хагене, как было и в Бране, нечто помимо костного тела. Странно, правда, как это можно, – счистив одну тень, избавиться и от этой иной сущности в себе, ну да ладно, от Дальних Сил можно ожидать всего. И вот тебе предлагается выбор – преодолей разобщенность в самом себе! Твердо, вступив на одну из двух лежащих перед тобой порог... Может, это так, а быть может, эта догадка не более чем пустые умствования. Интересно только, что означают "эти две тени? Два, каких пути? Поговорить бы сейчас с Учитилем... или хотя бы со Старым Хрофтом...
      А ведь жуткий этот холм, страшненький. Вот так вот, нелепую, ничего толком не понимая, одним взмахом веточки – раз – и изменить всю свою жизнь, а потом грызть локти... «Нет, не стану я ничего трогать, – подумал Хаген. – Пусть все идет, как идет. Расскажу Учителю... Посмотрим, что он скажет».
      Только теперь погруженный в раздумья Хаген заметил устремленный на него напряженный и пристальный взгляд Брана. Ишь, уставился... Думает, что если он отказался от части себя, то и другие должны.
      – Ну, что сидим-то? Давай спать, сам же говорил – завтра все силы понадобятся, – как ни в чем не бывало, сказал Хаген, поудобнее устраиваясь на лапнике.
      В лунном свете Хаген заметил, однако, удивление, мелькнувшее на лице Брана, но Сухая Рука ничего не сказал. Усилием воли тан заставил себя выкинуть из головы эти две тени и быстро уснул. Завтра их ждал Гнипахеллир, а остальное все – не важно!

ГЛАВА VII