Утром следующего дня их разбудил осторожно постучавшийся Ноб. На подносе у него теснились разнообразные горшочки и плошки, над ними курился ароматный дымок. Умываясь в углу комнаты, Фолко слушал беседу Торина и Ноба. Тот рассказывал гному, как они хоронили убитого на Западном Тракте хоббита.
      – …И зарыли мы его на бугорке, знаете, недалеко от развилки на Белые Холмы, – неторопливо журчал Ноб, радовавшийся возможности поговорить. – Яму, сударь, – не поверите, – всем миром копали, все руки стерли, такая земля жесткая, и, куда ни сунься, всюду такая…
      Торин что-то неразборчиво крякал.
      “Хорошо-то как, – невольно подумалось хоббиту. – Вот я в дороге, всего уже вдоволь, но главное – и еда хороша, и постель мягка, и приключения какие-никакие, а есть. Нет, так путешествовать можно…”
      Однако ему тут же вспомнились полученные от Санделло гостинцы, и в боку сразу закололо, а мысли внезапно приняли несколько иное направление:
      “Хорошо, конечно, что дядюшки нет, хотя и плохо ему там, наверное, бедному. Кто же, кроме меня, его слушать будет? И кто, как не он, будет следить, чтобы все шло чинно, мирно, по уставу?..”
      В ушибленном боку хоббита что-то екнуло.
      “И куда мы только тащимся? – подумал Фолко. – Сидели бы себе здесь, а то отправились бы на Белые Холмы, срубили бы домик, огород развели, репу выращивали”.
      Трудно сказать, до каких выводов дошел бы чуть подраскисший хоббит, если бы его не окликнул Торин:
      – Эй, друг хоббит, что зеваешь? Смотри, а то я один весь завтрак слопаю. Нам ведь сегодня выходить! Не забыл? Вот только в оружейную лавку зайдем, лук тебе купим, как думаешь, нелишне? А там и Рогволд подойдет – и вперед, в Аннуминас! Ноб говорит, что карлика нашего покормил, – сидит, говорит, мрачный, скулит чего-то, но еду мигом умял.
      Гном казался весел, свеж, бодр; ему не терпелось отправиться в путь, и в Пригорье его удерживало лишь острое желание узнать, чем закончится рейд арнорской конницы. Однако войско все не возвращалось; в окрестностях не было заметно ни малейших признаков боя – по Зеленому и Западному Трактам не торопясь тянулись длинные обозы, проезжали группы конных, брели пешие.
      Рогволд появился вскоре после того, как хоббит и гном, уложив свои вещи, вышли в общую залу в последний раз попить знаменитого Барлимонова пива.
      – Ну что, готовы? – спросил стремительно вошедший в трактир ловчий.
      – Хотим вот только хоббиту прикупить кое-что, – сказал Торин ловчему, и тот понимающе кивнул.
      Они направились в расположенную неподалеку от “Гарцующего Пони” оружейную лавку. В небольшом, но светлом помещении – окна занимали почти всю стену – на обширном, крепко сбитом из толстых коричневых досок прилавке и такого же цвета стойке вдоль дальней стены было выложено оружие. Здесь было все – от метательных шил до панцирных доспехов, от пращей до арбалетов на любой вкус. А за прилавком, уныло поигрывая длинным трехгранным клинком с усеянной рубинами рукоятью, сидел хозяин лавки – длинный, худой, словно высушенный. Левый глаз его был затянут черной тряпкой.
      Фолко как открыл рот, так и не смог уже захлопнуть его. Какие вещи, какие красивые вещи! Счастлив обладающий ими, но еще более счастлив умеющий ими владеть! Руки сами тянулись к прохладной голубоватой стали; узорчатые костяные рукояти, казалось, Просились в ладонь. У Фолко перехватило дух от восхищения. Однако гном с недовольным видом оглядывал выложенный товар и бурчал себе под нос нечто вроде:
      – Аннуминас, видно сразу. Клинок недокален. Камень обработан грубо. Нуи зацеп!! Эх, мастера… А это? Похоже, уже местная кузница! Проковать как следует не могут!.. Это Эдорас, ничего, сойдет. Подправить, конечно, не мешало бы…
      Хозяин не обращал на гнома ни малейшего внимания. Очевидно, ему было все равно, хвалят или хулят покупатели его товар, – другой оружейной лавки в Пригорье не было. Тем временем Рогволд, перемолвившийся с полусонным хозяином несколькими словами, вызвал из глубины лавки юношу слугу и с его помощью принялся выбирать лук для Фолко. Одни были слишком туги, другие, наоборот, слишком слабы;
      на одном не нравилось дерево, на другом – накладки, третий оказался чересчур вычурным, четвертый, наоборот, слишком бедным, пятый пересушен, шестой сыроват, у седьмого никудышная тетива.
      Таскавший луки слуга взмок; гном, ничего в них не понимавший, давно уже нетерпеливо переминался с ноги на ногу и сопел за спиной Рогволда, у Фолко заныли плечи – сколько можно натягивать эти луки! Но Рогволд был неумолим. Перебрав весь товар, ловчий повернулся к хозяину.
      – Никуда не годится, почтенный Полагает. Неужели твои кладовые совсем оскудели?
      – Этому малому нужен не простой лук, -.буркнул вдруг хозяин, не поднимая головы. – У него хорошие руки и глаз не дрожит. Ему надо кое-что получше. Взгляни вот на этот лук, почтенный Рогволд.
      Рогволд бережно развернул тонко выделанную черную кожу, в которую было завернуто оружие. Его руки держали голубовато-стального цвета лук, с первого взгляда подкупающий своим изяществом и соразмерностью. Тетива казалась лучом лунного света, натянутым на рога молодого месяца. Ни единого рисунка не украшало лук, лишь на внутренней стороне .стояло небольшое клеймо – три эльфийские руны. Даже гном, и тот лишь пыхтел да причмокивал, глядя на замечательное оружие.
      – Его сделали эльфы, – загадочным голосом провозгласил Пелегаст. – Никто не знает, сколько лет этому луку. Искусные эльфы-кузнецы жили некогда в опустевшей ныне стране, подле западных ворот Мории. Три руны читаются как “ЭЛД” —не знаю, что это такое. К луку сему и стрелы есть. Он уже долгонько у меня лежит… К нему примерялись, конечно, да только никому по руке он не пришелся, а такую вещь я не всякому встречному-поперечному покажу.
      – Вот это то, что надо! – негромко проговорил Рогволд. – У меня какое-то странное чувство: будто встретились две части давно разрозненного целого. Кажется, что только так и может быть. Не знаю почему. Кстати, почтенный, отчего же он не подошел тем, кому ты все-таки его показывал? – обратился он к Пелагасту.
      – Ребенку он слишком туг, взрослому мал, хотя и подходит по силе, – все так же безразлично проговорил хозяин. – Он и делался специально для таких, как он. – Пелегаст кивнул в сторону Фолко.
      – Откуда ты знаешь? – поразился Рогволд.
      – Знаю, а откуда да от кого – это уж мое дело. Но разве я когда обманывал тебя, почтенный ловчий? Мы ведь знакомы уже лет тридцать. – Хозяин поднялся. – Ну что, принести стрелы?
      Фолко стоял ни жив ни мертв, когда в его дрожащие руки легло удивительное оружие. Колчан, полныи длинных стрел, с налучьем, с узорным ремнем через плечо. На передней части колчана были золотом вытиснены те же три руны “ЭЛД”.Фолко закинул лук на правое плечо.
      – Погоди, это еще не все! – спохватился Рогволд, вместе с Торином залюбовавшийся покупкой. – Пелагаст, у тебя ведь должны быть обычные стрелы, а также метательные ножи?
      – А как же. – Хозяин даже не поднял глаз от страниц невесть откуда взявшейся старинной книги. – Вон там, с левого края.
      Без долгих споров они купили восемь одинаковых коротких ножей с легкой, почти невесомой кожаной ручкой и тяжелым сплющенным концом. Гном с важным видом осмотрел их ковку и признал ее неплохой.
      – Для начала сойдет. А в Аннуминас придем – я тебе настоящие выкую.
      В заплечный мешок хоббита перекочевал также солидный пук длинных серооперенных стрел доброй арнорской работы.
      – Теперь мы готовы, – подытожил Рогволд. – Дорога до Аннуминаса отнимет у нас пять полных дней. Но у меня есть еще одно предложение. А не заглянуть ли нам, друзья, в эти пресловутые Могильники?
      Это сказано было спокойно, даже весело, словно речь шла о том, чтобы сходить выпить по кружке пива. Гном фыркнул, Фолко едва не подавился, но Рогволд спокойно продолжал:
      –Дружина ушла на юго-восток или на восток. Что с ними, мы не знаем. Судя по спокойствию в округе, в Могильниках вряд ли можно ожидать засады – ее незачем там оставлять, туда никто не ходит. Только охотники вроде меня, а другим там просто нечего делать. Я предлагаю посмотреть, не осталось ли там каких-нибудь следов от ночных странников.
      Они по-прежнему стояли на пороге оружейной лавки; был ясный, теплый сентябрьский денек, на голубом небе неспешно проплывали кудлатые облака, ветерок шевелил ветви тополей вдоль главной улицы.
      Пригорья, где-то раздавались мычание коровы, лай собак, квохтанье кур, скрип телег. Поселок жил своей обычной жизнью, и жуткое несоответствие между тем кошмарным местом, куда звал их Рогволд, и мирным покоем Пригорья заставило хоббита слабо запротестовать:
      – Зачем нам туда, Рогволд? Чего мы там не видали? Ты же сам говорил – они оттуда ушли. Что нам их копыта? Пошли бы мы лучше в Аннуминас, по Тракту, дорога хорошая, торная, постоялых дворов опять-таки много…
      – Погоди, друг хоббит! – остановил его помрачневший гном. – Почтенный Рогволд прав. Смотаться туда надо, хотя ох как не хочется!
      Они не заметили, как из лавки на крыльцо вышел Полагает, не заметили какой-то очень грустной, но благожелательной улыбки на его лице; они повернулись лишь на его слова:
      – Приближается, да-да, приближается. Обычные луки и обычные сердца тут не помогут, нужно что-то иное.
      – О чем это ты, почтенный Полагает? – с удивлением обратился к нему ничего не понимающий Рогволд.
      – Думаю вот, все думаю, старость пришла, уж и в землю пора, да что-то не хочется, вот я и говорю иной раз сам с собой. От старости это, от глупости все, – не очень убедительно зачастил Полагает, но единственный его глаз говорил другое: – “Я сказал, вы услышали. Откуда я это знаю – не ваше дело, но если поняли меня – действуйте!”
      – Но как? – вдруг прошептал хоббит, поддаваясь какому-то неясному наитию. – Подскажи!
      Обратив на хоббита свой неожиданно очистившийся взор, причем глаз его вдруг обрел цвет – стал светло-серым, Полагает тихо сказал, почти не шевеля губами:
      Слушай Запад, бойся Севера, не верь Востоку и не жди Юга!
      Он повернулся, чтобы скрыться в лавке, но, обернувшись, бросил на хоббита прощальный взгляд – и уже не губы его, а что-то иное вдруг произнесло слившиеся со взглядом слова. И Фолко все понял: “Мы еще встретимся, встретимся, и я подскажу тебе, но пока ты должен идти сам, от того, что ты узнаешь, будет зависеть и мой совет”. Голос Пелагаста вновь обрел форму звука:
      – И помни о Небесном Огне!
      Рогволд и Торин стояли с бесконечным изумлением на лицах – они ничего не поняли и в конце концов приписали все странностям хозяина и впечатлительности хоббита. Фолко покраснел, но счел за благо помалкивать…
      Они ехали по ведущему к Хоббитании Западному Тракту. Фолко был молчалив, постоянно размышляя над словами загадочного пророчества. Кто такой Пелагаст? Что значит: “Слушай Запад, бойся Севера, не верь Востоку и не жди Юга?” На поясе висел меч Мериадока, за правым плечом – эльфийский лук, и только стрелы в колчане были большей частью самые обыкновенные. Мысли хоббита не могли отойти далеко от услышанного на пороге оружейной лавки “Помни о Небесном Огне”. В Красной Книге о подобном ничего не говорилось.
      Солнце стояло в зените, когда они, оставив позади долину и мостик, выехали вновь к тому месту, где прошлой ночью хоббит и гном повстречали загадочное черное воинство. Рогволд спешился и стал внимательно рассматривать землю вдоль обочины. Фолко подъехал ближе.
      Следы копыт, колес и ног еще не стерлись, хотя и сделались почти незаметными. Следы пересекали пыльную обочину и скрывались среди высокой травы, уходя прямо к Могильникам. Фолко поежился и невольно схватился за меч.
      – Эй, друзья, давайте за мною, – махнул им рукой Рогволд. – След очень четкий: при всем желании не собьемся.
      Фолко робел, он поднял глаза на гнома, ища у него поддержки, однако Торин, казалось, не мог оторвать глаз от Обманных Камней, стоявших на ближних курганах, и не заметил испуганного взгляда хоббита. Правая рука гнома, как обычно, лежала на топорище; левой он прикрывал глаза от лучей еще по-летнему яркого солнца. Фолко со вздохом тронул поводья, и его пони, неспокойно потряхивая головой и всхрапывая, сошел с наезженной дороги и затрусил по густой траве вслед за идущей неторопливым шагом гнедой кобылой Рогволда. Вокруг царило полнейшее спокойствие. Среди травы еще гудели неутомимые пчелы пригорянских пасек, спешащие взять последние капли нектара. Высоко в небе парил, описывая круги, ширококрылый коршун; перед носом у хоббита вспорхнули несколько желтых бабочек. В нескольких сотнях шагов от него вздымался первый курган – оплывший, но все еще высокий, поросший особенно густой, особенно сочной и зеленой травой; на его вершине из буйно разросшейся зелени высовывался обнаженный белоснежный камень, вблизи напоминавший острый клык какого-то неведомого хищника – Обманный Камень. Фолко с опаской покосился на него, но в его облике, как и во всем кургане, не было заметно ничего подозрительного – холм как холм. На ровных заросших склонах нельзя было обнаружить ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего вход или его развалины, хотя хоббиту доводилось читать, что каждый Могильник имел в себе обширные подземелья, целые лабиринты, полные несметных сокровищ. Фолко обнажил меч и поудобнее перевесил колчан. Гном с усмешкой покосился на его воинственные приготовления и посоветовал:
      – Оставь меч, если что и случится, надейся на лук.
      Фолко вновь покраснел, однако поспешно вложил меч в ножны, достал лук, наложил тетиву – и дальше поехал, держа поводья в левой руке и настороженно озираясь по сторонам.
      Рогволд неспешно ехал впереди, не отрывая взгляда от земли: гном и хоббит трусили в нескольких шагах позади него, держа наготове оружие, однако вокруг них по-прежнему стояла полнейшая тишина, лишь изредка нарушаемая треском больших кузнечиков. Курганы встали по обе стороны некоего подобия тропы, по которой пролегал след, ведущий в самую глубь Поля: на вершинах застыли белые Клыки. Так прошло около часа, давно скрылся Тракт, давно они ехали почти вслепую, петляя между Могильниками и положившись на опыт Рогволда, и не заметили сами, как вокруг них сгустилось непроницаемое молчание. Умолкли птицы и кузнечики, исчезли пчелы и шмели, трава стала еще выше; утих даже легкий восточный ветерок, воздух, казалось, застоялся между Могильниками, как вода в болоте. И тут Фолко заподозрил что-то неладное.
      Это чувство напомнило ему о страхе, пережитом на ночной дороге. Теперь, ярким днем, рядом с друзьями, Фолко не испытывал ужаса – он только весь напрягся и вытер о штаны мгновенно вспотевшие ладони. Что-то, наверное, почувствовал и Торин – он приостановил своего пони и вытащил из-за пояса топор. Двигались они тихим шагом, медленно и осторожно, постоянно озираясь, однако все вокруг было спокойно. Но с каждым пройденным шагом нарастало тревожное, гнетущее предчувствие, словно на них глядели незримые, огромные гнилые глаза.
      Курганы внезапно расступились, образовав широкий круг почти в милю шириной. И наконец на зеленом травяном ковре, покрывавшем это укромное, надежно защищенное от любопытных взоров место, они увидели совсем свежее кострище.
      – Наконец-то! – выдохнул Рогволд.
      Все трое пришпорили своих коней, направляясь к черному вытянутому пятну обожженной земли. Трава вокруг была вытоптана, землю изрезали глубокие рытвины, оставленные колесами телег, которые зарывались во влажную, мягкую почву. По краям круглой долины они заметили еще с десяток кострищ поменьше; на траве остались кучи конского навоза.
      Рогволд спешился и, нагнувшись почти к самой земле, принялся рыскать из стороны в сторону, – постепенно подходя все ближе и ближе к большому кострищу. Хоббит и гном тревожно следили за ним, Торин вдобавок постоянно озирался на вершины окружавших котловину курганов; Фолко, как ни старался, не мог подавить выплывший откуда-то из глубин сознания страх – ему было не поднять глаз, его зрачки, словно заколдованные, неотрывно следили за вышагивающей по долине высокой фигурой Рогволда;
      хоббит и гном постепенно подъезжали все ближе и ближе к нему. Ловчий устало выпрямился; лицо его было хмуро и непроницаемо, правая рука лежала на рукояти меча.
      – Смотрите! – Он указал друзьям на кострище и свистом подозвал свою гнедую кобылу, отошедшую в поисках, наверное, самой вкусной травы.
      Фолко и Торин, в свою очередь, спешились и подошли поближе. Среди легкого серого пепла и черных головешек они увидели груду обгорелых костей; хоббита мгновенно затрясло от страха.
      – Не пугайтесь, друзья. – Рогволд говорил приглушенно, словно тоже опасался чего-то. – Я понимаю, что вы оба сейчас подумали. Но кости это конские – видите черепа?
      – Зачем они здесь? – недоуменно покачал головой Торин.
      – Постой. – Рогволд остановил его внезапным движением руки.
      Он присел на корточки и указал ножнами в самую середину костра. Фолко пригляделся – почти неразличимые среди окружавших их углей, там лежали присыпанные пеплом три коротких широких меча.
      – Это по твоей части, почтенный Торин, – по-прежнему негромко сказал Рогволд. – Что ты о них скажешь?
      – Надо взглянуть поближе, – тоже понизив голос, отозвался Торин и подошел к краю черного круга.
      Остановившись, он нерешительно огляделся, а потом махнул рукой и шагнул прямо в золу. Вокруг его тяжелых, кованных железом башмаков взвилось сероватое облачко. В ту же секунду Фолко, изо всех сил зажмурившись, не своим голосом завопил:
      “Стой!” Стоило гному сделать первый шаг, как в сердце хоббита словно впились незримые ледяные когти, под ногами закачалась земля; он явственно слышал яростное сдавленное шипение, донесшееся откуда-то снизу, из потайных подземелий. Стоит гному сделать еще шаг – и произойдет непоправимое…
      Торин и Рогволд одновременно резко повернулись к хоббиту. Фолко шатался из стороны в сторону, прижав ладони к ушам, но страшное, не слышимое другими шипение не умолкало.
      – Что с тобой, Фолко? – тревожно спросил Рогволд, заглядывая в полные безотчетного страха глаза хоббита. – Что случилось?
      Тем временем Торин решительно подошел к присыпанным пеплом мечам, поднял их и, держа оружие под мышкой, поспешно направился к Фолко; у хоббита все поплыло перед глазами от охватившей его непонятной, неведомой раньше сердечной боли, ноги подкосились; Рогволд подхватил его, висевший за плечом Фолко колчан соскользнул, и хоббит, пытаясь удержать его, ощутил пальцами знакомую теплоту эльфийского лука.
      И тогда он начал бороться. Казалось, прикосновение к этому древнему оружию сказочного народа придало ему новые силы; на самом же деле это было не так. Но маленький хоббит наивно верил, что подобные вещи обладают скрытой от глаз мощью Элдара, и эта вера помогла ему – он сделал отчаянное усилие, пытаясь освободиться от сдавливающих сердце тисков. Противника он не видел, не мог схватиться с ним в открытую – но страх начал отступать, боль в груди утихла, ноги больше не подкашивались. Шипение еще слышалось, но теперь в нем была лишь бессильная злость. Фолко покраснел от натуги, но стоял твердо.
      – Да что же с тобою, скажи наконец! – тормошил его Торин.
      – Уже проходит. – Фолко попытался улыбнуться, но улыбка все же вышла довольно блеклая.
      – Уф, и напугал же ты нас! – Гном вытер пот со лба. – Дурное, конечно, тут место. Мне и самому почему-то дышать трудно. Ладно, давайте посмотрим на меч.
      Торин склонился над брошенным на траву оружием, взял меч в руки, протер пучком зелени. На широком обоюдоостром клинке возле самой крестовины показалось крошечное, едва заметное клеймо: круг с уходящей вверх лестницей, точнее – с просто пересекавшей его слева направо ломаной линией, напоминавшей изображенную сбоку лестницу. Гном почесал в затылке.
      – Впервые вижу такое клеймо. Работа не гномья, это уж точно. Хотя сталь превосходная и прокован неплохо, а вот закалка снова подкачала, да и отделан грубовато! Не городской, как говорится, умелец, но большой мастер.
      – А где его сделали, не можешь сказать? – спросил гнома Рогволд.
      Смахивает на клинки, что куются между Туманными Горами и краем Зеленых Лесов, – задумчиво ответил гном. – Те же три желобка, тот же спуск, те же пропорции. Но делал, повторяю, большой мастер, кузнец, что называется, внимавший Дьюрину, но у него не было возможности или желания как следует отделывать свою работу. Сталь человеческая, и мне, кажется, что она сварена из железа рудников горы Гундабад, что на самом севере Туманных Гор. Гномы ушли оттуда давным-давно, сгинули и орки. Копи достались людям.
      Они стояли тесной кучкой в самой середине круглой долины. Фолко окончательно пришел в себя и настороженно оглядывался по сторонам, пока Рогволд и Торин были поглощены беседой. Сумрачным строем их обступали курганы. Обманные Камни на вершинах казались пронзившими землю наконечниками исполинских копий, словно там, в глубине, спали какие-то гигантские воины в полном вооружении. Подул ветер, небо стало затягиваться низкими серыми тучами. Утихшее было шипение раздалось снова, но теперь хоббит был готов встретить его. “Не поддамся! Не поддамся!” – твердил он себе, крепко стискивая зубы. Лук и стрелы он держал наготове.
      Что-то чувствовали и оба пони, и лошадь Рогволда. Они насторожились, перестали щипать траву и перешли поближе к хозяевам.
      Разговор Торина и Рогволда как-то сам собой замер; трое путников молча стояли спина к спине и встревоженно глядели на закрывшее горизонт кольцо холмов. Над зелеными вершинами видно было только небо; ветер усиливался, зло и тонко свистя на острых краях Клыков. Стало холодно и неуютно; они словно вторглись в чьи-то заповедные владения, где время не движется уже много столетий. Фолко не выдержал первым.
      – Слышишь, что-то шипит? – шепотом сказал он Торину.
      – Шипит? Клянусь Дьюрином, ничего не слышу. Может, ветер? Но местечко, доложу я вам… Рогволд! И чего мы сюда тащились, а?
      – Мы узнали много очень важного, – сквозь зубы сказал Рогволд, не сводивший глаз с Могильников. – Даже тревога, которую мы все ощутили сейчас, – это тоже важно.
      – Постойте, – вдруг схватил их за руки хоббит. – Слышите? Слышите? Встает… Лезет вверх… Идет сюда! Фолко почти взвизгнул.
      Ничего не… – начал было гном, но его остановил Рогволд.
      – Погоди, друг, – тихо сказал он. – Хоббиты должны чувствовать подобное лучше нас. Мне тоже что-то начинает казаться.
      – Да что чувствовать?! Что начинает казаться?! – взорвался гном. – Я же говорю, дурное место.
      На хоббита было жалко смотреть. Он ощущал, как ступают по их следам чужие ноги; земля не вздрагивала, она только чуть-чуть колебалась, словно поверхность воды при слабом волнении; но в чем хоббит не мог ошибаться – приближалась чужая Сила, Сила, с которой уже давным-давно не имели дела ни хоббиты, ни гномы, ни люди.
      – Спокойно, Фолко, – тихо сказал ловчий. – Нам уже не уйти, видишь, что с конями?!
      Оба пони и кобыла Рогволда упали на траву, точно им подрубили ноги; несчастные животные жалобно ржали, выгибая в сторону хозяев упругие шеи, словно просили защиты и помощи.
      Гном застыл на месте, Рогволд побледнел, и тут Фолко, хоббит из мирной Хоббитании, вдруг понял, что стоять больше нельзя, схватил лук, наложил стрелу и очертя голову ринулся туда, откуда на них надвигалось неведомое. Рогволд и Торин бросились за ним.
      Не успели они пробежать и двух десятков шагов, как ветер внезапно взвыл и задул в лицо с неистовой силой. Фолко остановился, прикрывая лицо ладонями; и в этот момент на ближайшем кургане, к которому он рванулся, появилась высокая человеческая фигура.
      Она была очень высока, на две головы выше ловчего, в котором было шесть с половиной футов; закутанная в серый плащ, в серо-стальном шлеме, закрывавшем не только голову, но и нос, щеки; там, где были глаза, друзья увидели непроглядную черноту. Ветер рвал полы гигантского плаща, окутывавшего фигуру с головы до пят; она тоже замерла, глядя вниз, на окаменевших путников. Ветер внезапно утих, слышно было только испуганное ржание лошадей.
      Фолко облизнул пересохшие губы. Страх, казалось, парализовал его; но что-то более сильное, чем страх, соединившись с усилиями его собственной воли, заставило хоббита двинуться вперед. Он попытался крикнуть: “Стой, стреляю!”, но фигура на кургане сделала шаг навстречу – и крик умер на губах у Фолко, из горла вырвался только стон; и тогда хоббит, каким-то образом поняв, что слова здесь бесполезны, что стоящее перед ним нечто – вовсе не человек, которого нужно попытаться остановить и с которым можно попытаться договориться, вскинул лук и, почти не целясь, всадил двухлоктевую тисовую стрелу прямо в бездонную ночь глазного провала серой фигуры.
      Раздался тяжкий подземный стон; стрела, вонзившаяся в голову неведомого существа, исчезла во вспышке багрового пламени, но свое дело она сделала. Шлем слетел с окутавшейся серым паром головы, плащ, точно крылья подбитой птицы, взвился вокруг согнувшейся пополам фигуры, вновь раздался глухой, подземный стон, и тварь на кургане исчезла.