– Не тащи его с собой, ефрейтор, – вахмистр наклонился над раненым. – Не смертельно. Всё, что мог, ты уже сделал. Пусть включит пищалку и ждёт медиков. Не переться же с носилками под стрелы!
      Детская подначка. Знаем, как с этим управляться.
      – Никак невозможно, господин штабс-вахмистр! – в свою очередь по-уставному гаркнул я. – Десант своих не бросает! Даже на время.
      Клаус-Мария поморщился.
      – Думаешь, я тебя проверяю, мальчик?.. Нет, не проверяю. Это приказ. Легкораненый десантник может сам о себе позаботиться, иначе это не десантник, а тряпка. Тряпки нам в «Танненберге» не нужны. Ну, долго ещё разговоры говорить станем? Или выполним приказ? Эвон, и так сколько на тебя лишних слов потратил. Всё потому, что я не только вахмистр, но ещё и доннерветтер... Старший мастер-наставник
      Я скосил глаза, встретил совершенно безумный взгляд Раздва-кряка... и отдал вахмистру честь.
      – Отставить носилки! Продолжаем движение. Кряк, включи маяк. Санитары тебя подберут.
      Несчастный Селезень затрясся, словно в лихорадке, и громко шмыгнул носом.
      Обезболивающие подействовали, он сейчас почти ничего не чувствовал, но перспектива остаться одному явно его не вдохновляла Правда, под взыскующим взором господина старшего вахмистра вслух охать и ныть он не осмелился
      Оставшись вдесятером, отделение вошло в Кримменсхольм.
      Добротный дом под красной черепичной крышей, стены тщательно выбелены. Здесь с каким-то маниакальным упорством кто-то имитировал так называемый «тирольский» стиль
      И прямо на пороге распахнутой двери, на высоком кирпичном крыльце лежал второй встреченный нами мёртвый человек Лицом вниз, раскинув руки – скрюченные пальцы так и не разжались на рукояти дозволенного поселенцам нарезного «маузера». На ступенях валялось с полдюжины стреляных латунных гильз. Трава и дорожка выпачканы кровью, но тел нет – верно, нападавшие унесли с собой и убитых, и раненых
      Вахмистр вновь выразительно покосился на меня. Я отдал приказ – Микки и Мумба вбежали в дом. Через мёртвого они просто перешагнули У нас была задача эвакуировать живых, а не хоронить павших.
      – Пусто! – миг спустя крикнул Мумба, высовываясь из окна.
      Один дом, второй, третий Пусто. Несколько полусъеденных человеческих трупов. Ни на одном мы не нашли опознавательных жетонов, словно лемуры задались целью собрать их все. И ни одного лемурьего тела, хотя крови было предостаточно. Тоже вынесли? На них похоже.
      Никто из поселенцев не сдался без боя, все погибшие лежали с оружием в руках; ещё одна загадка – для чего лемурам потребовалось собрать все до единого имперские жетоны, а вполне мощные ружья и охотничьи винтовки, с которыми они, лемуры, спокойно бы управились, остались лежать где лежали?
      Нормальный ефрейтор даже не стал забивать бы этим себе голову. Пусть думает разведка, ей за это повышенные оклады платят. Но я как раз не был нормальным ефрейтором.
      Жетоны имперского гражданства. Голографическая фотография, микрочип, содержащий всю информацию о субъекте, могущую представлять интерес для «компетентных органов». Считается, что подделать это невозможно. Что не различит глаз, опознают сканеры. Так зачем лемурам это потребовалось?..
      О, разумеется, у меня тут же сама собой придумалась версия – что жетоны каким-то неведомым для меня образом будут изменены и шпионы Чужих пойдут гулять по нашим градам и весям..
      – Командир! – завопил в переговорнике Фатих. – Дети, командир!..
      Фатих, Микки и оба индуса как раз обшаривали очередной дом. Остальные из моего отделения прикрывали их – на всякий случай.
      – Родители?
      – Мёртвые, да упокоит их Аллах.
      – А где детей нашёл?
      – В погребе прятались. Кто-то дверь снаружи запер. А они кричать стали...
      – Вы что же, так топали, что аж в погребе слышно было? – рассвирепел я. Хорош десант, нечего сказать!
      – Не... мы покричать решили, – услыхал я голос Микки. – Виноват, господин ефрейтор, это была моя идея...
      – Не орать надо было, а замки снять, – рыкнул на них я. – Помните, что говорил лейтенант?.. Турок с финном пристыжено затихли.
      – Ладно, ребятишек сюда давайте. На взрослых жетонов – нет?
      – Никак нет, господин ефрейтор, – зачастил Фатих. Верно, чувствовал себя на самом деле виноватым. – Жетоны сняты, трупы обглоданы...
      – Прикрой их чем-нибудь, прежде чем дети увидят.
      – Слушаюсь!
      Нехитрая эта идея, как видно, сама в голову Фатиха не пришла.
      Вскоре появился Микки, держа на руках двоих ребятишек. Мальчишка лет восьми и девочка примерно пяти.
      В аккуратном платьице, полосатых гольфах и красном наголовнике – ну точь-в-точь Гретхен из известной сказки. Девочка плакала, размазывая слезы кулачками, мальчик дёргал Микки за подшлемный ремень, повторяя как заведённый:
      – Где мама? Мама, господин солдат, я должен к маме... Папа велел, когда уходил...
      Мальчугана уже научили обращаться к незнакомым «господин»...
      – Вот наш ефрейтор, Петер, – Микки осторожно опустил мальчишку наземь. Девочка осталась на руках у финна, прижимаясь зарёванной мордашкой к броневому наплечнику.
      – Господин ефрейтор, – мальчик тотчас просиял, словно я был для него самим господом Богом. – Господин ефрейтор, меня зовут Петер. Петер Штауфенманн. Мы тут жили... с мамой и папой, ну и сестричка ещё, Штеффи, но она ещё маленькая, не понимает ничего. Господин ефрейтор, мне очень-очень нужно к маме...
      За каким чёртом Микки подсунул мне это? Что я скажу мальчугану, этому славному мальчугану-поселенцу, будущей опоре Империи, «представителю стержневой нации», – что его родителей нет в живых, что они валяются в доме, выпотрошенные и наполовину сожранные?
      Я сглотнул. Пожалуй, легче было бы выдержать настоящую лемурью атаку.
      – Петер, я... должен тебе кое-что сказать. Мальчик, ты молодец, ты... словом... – голос у меня сорвался на хрип. – Петер, твои мама и папа погибли. Погибли в бою. Они спасали вас. До последней крайности...
      Мальчик вдруг сел. Просто сел, словно ему разом отказались служить ноги. Лицо у него сморщилось, искривилось, брови, словно сломавшись пополам, поползли к переносице. Он не заплакал, не закричал – я даже не могу обозначить словом то, что вырвалось у него из груди. Наверное, ближе всё-таки будет «предсмертный вопль», так кричит заяц, когда ушастого беднягу настигает собачья свора. Он сразу всё понял. И закричал. Хотя утверждалось, что в таком возрасте дети относительно легко переносят потери – они: ещё не совсем сознают, что это значит.
      Ерунда. Этот малыш всё понял сразу.
      Он скорчился на земле, прижав сжатые кулачки к лицу, а мы стояли вокруг, здоровенные грубые десантники в броне, с серебряным черепом на фоне чёрного геральдического щита, и не знали, что делать. Я взглянул на Микки и подумал, что флегматичный финн тоже предпочёл бы сейчас оказаться под огнём, чем смотреть на терзаемого ребёнка.
      Господин штабс-вахмистр тоже безмолвствовал.
      – Отделение, – я прочистил сжатое спазмом горло. – Не останавливаться! Микки и Фатих, за детей отвечаете головой. Если с ними что случится – сам вас расстреляю. И пусть меня потом судят...
      Это уже лишнее. И так ребята не дадут с головы детишек и волосу упасть.
      Конечно, я не знал прошлого ни Микки, ни Фатиха. Оба – с громадных планет-мегаполисов, покрывших без малого всю поверхность. Оба выросли на гидропонике и синтаминах Оба рано попали туда, откуда самая дорога в доблестные Имперские Вооружённые силы, всегда готовые прикрыть твою задницу, – на дно. Нет, едва ли парни успели стать серьёзными уголовниками или драгдилерами – их бы просто не пропустили отделы внутренней безопасности. Но в бандах состояли наверняка. Армия на подобное смотрит сквозь пальцы – тем более что новобранцы приходят в ряды, понюхав пороху и умея прилично стрелять..
      К чему это я? Никто не гарантирует, что если станет горячо, те же Микки с Фатихом не отшвырнут ребятишек в сторону, принявшись спасать свою шкуру.
      Собственно говоря, именно это я и имел в виду, произнося всяческие грозные слова про ответственность головой и так далее.
      Но отчего-то я всё-таки уверен, что этого не случится.
      – Не задерживаемся, ефрейтор, не задерживаемся! – зло гаркнул Клаус-Мария, враз напомнив мне, кто здесь хозяин. – Сколько ещё домов не осмотрено?
      Не осмотрено было немало. Я махнул рукой ребятам, отделение затопало за мной, и тут мальчишка, скорчившийся было на руках Микки, вдруг взглянул мне прямо в лицо.
      Он был ещё в шоке, и ему, вообще-то говоря, следовало вкатить изрядную дозу транквилизатора, – но обратился он ко мне честь по чести. Словно сам был рядовым под моей командой.
      – Господин ефрейтор... там ещё Мэри осталась, и ещё Грэхем, и ещё Пауль с Максом...
      – Где? Показать можешь?
      – Во-он там, господин ефрейтор. За тем домом, мы там всегда играли... Там старый погреб, господин ефрейтор...
      Для только что потерявшего родителей восьмилетнего мальчугана он держался поразительно твёрдо.
      – Хань, Сурендра, Джонамани! Быстро туда! Вытащить детей и обратно!
      Парни отбарабанили уставное «Есть!» и рванули в указанном направлении.
      Я связался со штабом, доложил обстановку. Лейтенант холодно порекомендовал мне «ускорить движение» и «протоколировать все случаи гибели имперских граждан», равно как и «принять все возможные меры для обеспечения безопасности несовершеннолетних».
      Самым разумным сейчас было как можно быстрее сделать свою работу и убраться отсюда. Отчего-то предчувствия мною владели исключительно гнусные.
      Мальчишка вроде бы стал поспокойнее.
      – А ещё я знаю, где Марта могла спрятаться... – и его ручонка указала в сторону, противоположную той, где только что скрылась моя тройка.
      Не знаю почему, но я вдруг подумал, что у меня вот-вот не останется людей. Селезень, наверное, так и валяется, поджидая санитаров, трое отправились за детьми, Микки и Фатих держали найденных первыми ребятишек и, следовательно, были небоеспособны. «Манлихер» хорошая и мощная машинка, пробивная, но ранить из неё с одной руки способны только истинные профи. К каковым ни мой финн, ни я сам, само собой, не принадлежали. Только четверо способных по-настоящему вести бой. И все – расслабившиеся как-то, словно ушибленные открывшимся страхом, трупами и, самое главное, неизвестностью. Конечно, тут присутствовал господин штабс-вахмистр, который один в бою заменил бы всё моё отделение, но...
      – Собрались, ребята, – словно мальчишкам-скаутам сказал я. – Никуда пока не двигаемся, пока не вернутся остальные.
      Остальные...
      В следующий миг разом произошло слишком много событий. Описывать их придётся последовательно, темп неизбежно потеряется. Но всё-таки.
      Ожил переговорник. И я услыхал истошный вопль обычно сдержанного Сурендры:
      – Засада!.. Заса...
      Треск выстрелов. Вопль, приглушённый электроникой.
      Захрипел Микки, словно его душили.
      Фатих не то взвизгнул, не то закричал.
      Оба они стояли ко мне спиной, я не видел их лиц, но что я разглядел – коричневое щупальце, внезапно и стремительно захлестнувшее шею финна.
      И из окон окружавших нас домов полетели стрелы. Много и метко.
      Назариан опрокинулся навзничь: бедняга не успел бросить на лицо бронепластиковое забрало, и стрела вонзилась ему аккурат под скулу. Кеос оказался порасторопнее – плюхнулся в канаву, и его винтовка плеснула огнём.
      Клаус-Мария Пферц... не подкачал. Он-то как раз был профессионалом. И не зря, как выяснилось, носил за спиной второй ствол, короткий «alder». И сейчас с двух рук, не пригибаясь, бил по окнам, так, что только летели щепки крошимых в капусту подоконников. Вот перекувырнулся и грянулся вниз лемур, вместо головы – кровавое месиво, но руки-лапы так и не выпустили из рук стрелы...
      А я, мало что не оцепенев от ужаса, смотрел на Микки. Вернее, на мальчика, только что мирно сидевшего на руках у десантника.
      Вместо рук у мальчишки были коричневые, покрытые слизью щупальца, стремительно стягивавшиеся на горле финна. Микки уже хрипел.
      Я выстрелил. Не рассуждая, что это я такое вижу перед собой, не сошёл ли я с ума и не есть ли это всё хитроумная лемурья провокация, с помощью, скажем, неведомых галлюциногенов.
      Пуля «манлихера», тяжёлая, снабжённая дополнительным сердечником и надпиленной оболочкой, прошла через голову «Петера». Точнее, прошёл сердечник, расколовшаяся оболочка осталась внутри.
      Голова лопнула, словно перезрелый арбуз. По аккуратным плитам тротуара (да, да, в деревне с прославленной немецкой аккуратностью были положены тротуары) брызнула какая-то чёрная жижа.
      Второй мой выстрел предназначался девчонке, успешно душившей Фатиха. Глинка тоже выпалил, и я увидел, как из груди девочки вперёд вылетает сноп кровяных брызг – пуля вошла ей в спину. Моя пробила ей голову.
      Оказалось, что тяжёлые пули стандартного армейского калибра 7 и 9 отлично действуют не только на людей, но также и на неведомую нечисть.
      Я не успел больше ничего сделать. Даже не смог протянуть Микки руку и помочь ему встать. По шлему успело попасть пять или шесть стрел. И мне пришлось прыгнуть в ту же канаву, рядом с Кеосом, и опустошить пару-тройку магазинов.
      – Хань! Сурендра! Джонамани!
      – Командир! – отозвался Сурендра.
      – Обстановку!..
      – Хреново. Зажали нас. Детишки-то...
      – Знаю! Дай пеленг! Что с остальными?
      – Джонамани ранен, Хань тоже. Монстров этих... постреляли вроде. У них в голове чёрная жижа, командир. Лемуры... со всех сторон. Вроде как хотят живым взять...
      – Знаю. Сейчас пошлю к тебе Мумбу и Кеоса. Вытащите раненых. Держись!
      – Держусь... хорошо ещё их стрелы броню не пробивают.
      – Гранатами их, Сурендра.
      – Понял, командир.
      Я переключил коммуникатор.
      – Кеос, Мумба! По пеленгу Сурендры – бегом марш! Хань и Джонамани ранены. Вытащить их сюда.
      – Что, ефрейтор, штаны пока ещё не намочил? – прорезался голос господина старшего вахмистра.
      – Никак нет, господин...
      – Отставить. Что за ребятами послал – правильное решение. Я бы на твоём месте связался с господином лейтенантом.
      Это было разумно. Я вызвал штаб.
      Лейтенант отозвался сразу,
      – Что у тебя, четвёртый? Ситуация?
      – Так точно. Подверглись нападению... мутанты, замаскированные под детей. Имею четверых раненых. Лейтенант секунду помолчал, а потом выругался.
      – Не ты один, четвёртый. Все остальные отделения тоже. Помочь не могу. Поставленную задачу выполнять своими силами. Поиск имперских граждан продолжать, несмотря ни на какие обстоятельства. График операции остаётся прежним. Конец связи.
      Легко сказать – поиск имперских граждан продолжать, несмотря ни на какие обстоятельства. Как их отличить от этих тварей? Брать каждого найденного на руки и ждать, когда они начнут душить моих ребят?
      Да и то вопрос – как они могли душить? Горло десантника прикрыто гибким высоким воротником из кевлара, который дави сколько хочешь, а всё равно не задушишь. Специально было сделано для участия в контрпартизанских действиях. А то были любители накидывать на шею десантникам петли-удавки.
      – Молодец, что помощи просить не стал, – услышал я Клауса-Марию. Лемуры тем временем перестали осыпать нас стрелами, очевидно поняв бессмысленность этого занятия. – Лейтенант не любит тех, кто сразу начинает ныть и требовать целую танковую роту, едва оказавшись в котле.
      – Благодарю...
      – Можешь обращаться ко мне просто «вахмистр», – милостиво соизволил снизойти господин штабс-вахмистр.
      – Слушаюсь, вахмистр. Сурендра! Сурендра, ответь!
      – Командир, видим их, – отозвался вместо индуса Кеос. – Лежат. У Сурендры торчит стрела из-под шлема.
      – Ч-чёрт! Противник?
      – Стреляет... – процедил сквозь зубы румын, и в следующий миг переговорник заполнил гулкий голос «манлихера».
      Больше посылать на помощь было некого. У меня и так на руках был раненый Назариан.
      Лемуры отступили, надолго ли – кто знает. Все окна окрестных домов, откуда летели стрелы, были разворочены, избиты пулями, стены покрылись частыми оспинами, кое-откуда лениво начинал подниматься дым, отмечая места, где взорвались выпущенные господином старшим вахмистром гранаты.
      Назариан тихо подвывал.
      – Раз воет – значит, будет жить, – заметил Клаус-Мария, ловко подкатываясь к армянину. – Давай, ефрейтор, не спи.
      – Командир! – ожил в переговорнике Мумба. – Мы ИХ тащим, всех троих. Мохнатые вроде как отошли. Мы Их покрошили немерено... Но Сурендра плох. А Хань ничего, даже перебирать ногами может...
      – Пеленг устойчивый? Дойдёте?
      – Дойдём, командир, – пропыхтел Кеос
      Я бросил быстрый взгляд на лежавшие посреди дороги тела. Мальчик и девочка, головы разбиты в кашу, чёрная слизь, растёкшаяся по плитам. Руки, вполне человеческие, но заканчивающиеся коричневыми щупальцами. Меня передёрнуло.
      Тянуло блевать, но я не для того становился ефрейтором.
      Аккуратно завернув оба нетяжёлых тела в плёнку, так, чтобы ничего не просочилось наружу, я запихал их в заплечный «сидор». И вновь натолкнулся на одобрительный взгляд вахмистра.
      Вскоре показались Кеос с Мумбой. Хань и в самом деле кое-как перебирал ногами, тяжело опираясь на плечо румына, зато обоих индусов могучему Мумбе пришлось волочить на себе.
      Некоторое время нам пришлось потратить на раненых. Хань вогнал себе один за другим три шприца – обезболивающее, универсальный антидот и стимулятор, в результате чего хоть и с трудом, но мог брести сам. Остальных пришлось класть на носилки, и на сей раз даже господин вахмистр ничего не сказал. Хотя отделение разом превратилось в ходячий госпиталь. Мы потеряли ранеными шестерых.
      На ногах остались я, Мумба, Кеос и Глинка. Ну и, само собой, господин штабс-вахмистр. Нам пришлось класть на импровизированные носилки сразу по двое. Мумба один тащил здоровенного Микки.
      Ясно, что при таких делах нам следовало как можно скорее вынести раненых в безопасное место и вернуться к выполнению задачи, но после случившегося все, похоже, молчаливо согласились, что безопасных мест вблизи просто не осталось.
      Я вновь доложил лейтенанту. На сей раз он, не колеблясь, послал ко мне медиков. Инвалидная команда воевать не может. Держать оборону, стоять насмерть и до последнего патрона – да, а вот вести поиск – нет.
      Пока ждали санитаров, успели обшарить ещё несколько домов. Клаус-Мария настоял, чтобы мы осмотрели и те, откуда в нас стреляли лемуры.
      Делать нечего, поднялись.
      Могу сказать только одно: трупы – это отвратительно. Посечённые пулями и осколками гранат лемуры, разорванные чуть ли не пополам, с вывалившимися кишками и раскроенными черепами – малоприятное зрелище. Мы нашли ещё несколько мёртвых поселенцев (все как один – без опознавательных жетонов), но и только.
      И лишь когда команда медиков забрала у нас раненых и уменьшившееся вдвое отделение двинулось дальше, началось настоящее веселье.
      Остальные парни из нашего взвода были уже близко, и когда поднялась пальба, они тотчас бросились нам на выручку, но пока они добежали, господин штабс-вахмистр успел провалиться в замаскированную яму-ловушку, а на нас со всех сторон посыпались уже не стрелы, а увесистые булыжники и короткие тяжёлые болты, выпущенные из настоящих арбалетов. Лемуры были повсюду: на крышах, внутри домов, за сараями и амбарами, на вершинах деревьев; они собрали здесь стрелков и пращников, и нам пришлось жарко. Провалившийся в яму господин вахмистр ревел, словно медведь на случке, Кеос поймал забралом увесистое пращное ядро, и пластик изнутри немедля окрасился кровью.
      Оставшись втроём, мы с Мумбой и Глинкой, наверное, попытались бы отступить за хоть какое-то укрытие, но, увы, угодивший впросак господин вахмистр вынудил нас застрять аккурат посередине, как говорится, словно дырка на картине.
      Чех и негр палили во все стороны, я бросился к поглотившей господина Клауса-Марию дыре, включил фонарь – на дне катался настоящий живой мохнатый комок, господин вахмистр совершенно исчез под массой лемурьих тел. Время от времени кто-то из лемуров подвертывался под железный кулак господина вахмистра и отлетал в сторону, однако число мохнатых врагов не убывало. Стрелять я не мог, «манлихер» на такой дистанции прошьёт бронежилет насквозь, и всё, что мне оставалось, но крикнуть:
      – Маска, вахмистр! Маска!
      В ответ из переговорника послышалась дикая брань.
      Ничего не поделаешь. Ничего, кроме газа, у меня не оставалось. С такой массой лемуров не справиться – завалят, и ничего не сделаешь.
      Я швырнул вниз газовую гранату. Оставалось надеяться, что маска у господина старшего вахмистра подогнана как следует и, в соответствии с уставом, ему не потребуется поднимать забрало – шлем у нас, само собой, не для работы в открытом космосе. Не герметичный.
      Поук-пшшшш.... Граната исторгла облако плотного и густого дыма. Лемурий клубок тотчас разметало в разные стороны. Я бросил вниз тросик с «кошкой» – трос тонок, однако господину вахмистру в самый раз – показать мастерство.
      Клаус-Мария и в самом деле вылетел из ловушки как на крыльях. По затылку его шлема тотчас стегнула стрела, со звоном отлетела в сторону – такое впечатление, что снабжён бельт был самым настоящим стальным наконечником. Интересно только, откуда они у не знающих даже бронзы мохнатых обитателей лесов?
      Мне тоже досталось – два пращных ядра. Несмотря на броню, тюкнуло чувствительно. Опрометью бросились к укрытию, за нами, отстреливаясь на ходу, Кеос и Мумба. И едва мы добежали до казавшейся нам спасительной стены, как она внезапно рухнула прямо нам навстречу.
      Хорошая, добротная кирпичная стена. За ней – что-то вроде гаража, только теперь там обосновались совершенно новые обитатели.
      Не только я или Кеос, не говоря уж о Мумбе, но даже и господин штабс-вахмистр никогда не видел ничего подобного.
      Шевелящаяся "масса тех же самых коричневых щупалец. Выдавшаяся вперёд крокодило-акулья пасть. Два пучка зелёных глаз по обе стороны челюстей. Внизу – что-то вроде «подошвы», как у улиток или слизней. Тварей этих было там самое меньшее с десяток, гараж был битком набит, и Кеос, разогнавшийся быстрее остальных, с разгону влетел прямо в ждущие объятия.
      Открыть огонь успели только я и Клаус-Мария. Помню, что меня перекорежило от отвращения – твари казались настолько уродливыми и несообразными, как ни один из самых пугающих хищников. В следующий миг наши «манлихеры» извергли потоки свинца. Пули с чмокающим звуком вонзались в податливую мягкую плоть, густо покрытую блестящей в неярком свете слизью.
      На площадь за нашими спинами вырвалась подмога, и тут стены стали падать одна за другой. Подточенные загодя, они, как говорится, держались на одном честном слове.
      Хлынули. Нет, не лемуры. Отвратительные бестии, каких не выдумает самое извращённое воображение. Ростом с человека, вдвое выше и вдвое ниже. Словно кто-то задался целью посмотреть, что получится, если на самом деле скрестить ежа и ужа. Или, точнее, анаконду с дикобразом и кайманом. А заодно прибавить лапы, как у комодского дракона.
      Истошно завопил Кеос. Правда, кричал он недолго. Челюсти не прокусили броню, но сдавили несчастного так, что перетёрли почти пополам. Разорвали. Растянули. Одна коричневая туша стекла нам под ноги, но другие, само собой, не остановились.
      – Гранаты! – заорал Клаус-Мария.
      Я выстрелил не колеблясь. Кеос уже мёртв. А если даже нет – ничего не поделаешь. Мне надо выйти живым изэтого боя. На Новом Крыму, не колеблясь, дрался бы и голыми руками, чтобы вытащить своего, а здесь... я должен просто уцелеть. Честь и всё прочее не имеет ко мне никакого отношения.
      Гранаты взорвались не сразу. Видать, взрыватели оказались слишком тугими – подрыв происходил, когда снаряд уже успевал уйти в глубь мерзкой туши, и потому эффект оказался потрясающим.
      Гранаты взрывались. И коричневые, истекающие слизью туши разносило в клочья, жалко и нелепо торчали чёрные обугленные обломки костей. Мумбу чуть не вырвало.
      Другие отделения, появившиеся в разных концах площади, тоже взялись задело. Поток уродливых, гротескных тел. Коричневое, стремительно расползающееся пятно. Зелёные вонючие лужи, хрип, рёв, бульканье. Кто-то из десантников поопытнее пустил в ход наплечные гранатомёты, термитные заряды выжигали всё на десять шагов вокруг себя.
      Но в тот миг нам было не до того, вместе с Клаусом-Марией мы пытались вытащить Кеоса. Несчастный румын оказался разорван почти пополам. Не помогли ни броня, ни надетый в полном соответствии с уставом жилет. Мы перебили тварей в гараже, но при этом сами остались почти без амуниции. Патронный подсумок показал дно. Чуть поколебавшись, я потратил последнюю гранату для подствольника – взгромоздившееся на крышу уродливое существо, больше всего напоминавшее громадного богомола с длиннющими, загибавшимися тройной спиралью антеннами, разнесло в мелкие клочья.
      И после этого как-то само собой получилось, что атака захлебнулась. Уцелевшие бестии отхлынули. Убрались лемуры-стрелки. Взвод почти в полном составе – если не считать убитых и раненых – оказался собранным в самом сердце Кримменсхольма.
      ...Разумеется, штаб «Танненберга» встал на уши. Разумеется, нам приказали во что бы то ни стало «удерживать поле боя» до того времени, пока умники из батальонного штаба – проще говоря, разведка и контрразведка, а также «другие необходимые специалисты» – не прибудут на место и не разберутся, в чём дело.
      Мы были единственными, кто столкнулся с подобным, гм, феноменом. Остальные взводы и роты успешно выполнили задание. Они на самом деле спасали гражданских. Нашему взводу не повезло. Ни одного спасённого. Ни одного.
      Как бы то ни было, помощь нам оказали. Ближе к вечеру пришли первые транспорты с тяжёлым вооружением. Конечно, не «королевские тигры», об этом оставалось только мечтать. Впрочем, мы были рады и скромным БМД, боевым машинам десанта. Огневая мощь у них не уступала среднему танку, а проходимость была выше. Броня, конечно, подкачала, ну да лемуры вроде как не располагали противотанковой артиллерией.
      – Вот так-то, ефрейтор, – господин штабс-вахмистр уже успел закурить свою неизменную сигару. – Шли, как говорится, по ровному, да голой ж... прямо в муравейник. Докладывай. Как отделение?
      – Всего выбыло из строя семь человек, господин вахмистр. Из них безвозвратные потери – один. Тяжелораненые, нуждающиеся в немедленной госпитализации, – ноль. Легкораненые, помощь может быть оказана в полевых условиях – шесть.
      – Селезень твой как? – вдруг хмуро поинтересовался вахмистр. Немало меня удивив, сказать по правде.
      – Подобран санитарами, – браво отрапортовал я. – Состояние удовлетворительное. С корсетом может ходить сам, господин вахмистр.
      – Парни, которых эта дрянь за глотку взяла?
      – Хуже всех Джонамани, у Сурендры проникающее ранение в лицо. Стрела пробила забрало, но ничего.
      – Постой, ефрейтор. Что за чушь? Как стрела могла пробить забрало, оно пулю выдерживает!
      – Не могу знать, господин вахмистр. Первичный осмотр предполагает не пробитие, а проплавление, каталитическое проплавление, бронепластик словно поплыл...
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.