Это напыщенное «о Дочь Дану!» уже начинало надоедать Агате.
      Шагнуть через пропасть… Легко сказать!
      – Так и только так сможет замок Ливня понять, действительно ли ты та, о которой говорится в пророчествах Илэйны? Иначе напрасен весь труд мой, и все терпение мое, и все жертвы мои напрасны тоже! Как и жертвы всех тех, что с жизнью расстались под Смертным Ливнем!..
      Агата не в силах была отвести взгляда от ждущего ее тела провала. Шагнуть? Опереться о невесомый воздух, зависнуть на миг – и рухнуть вниз; нет, нет, она не может, она не в силах!
      – Можешь! – прогудело за ее спиной. – Ты можешь и ты содеешь это, Дочь Дану! Сила, Сила, Сила ждет тебя впереди! Великая Сила! Покорная тебе Сила!
      Он покупает меня?! – мелькнула отчаянная мысль.
      Толчок в спину. И упругий удар ветра – прямо в лицо. Хозяин Ливня просто столкнул ее вниз. Ветер втолкнул обратно в горло рванувшийся было крик. И в тот же миг ноги коснулись незримой опоры.
      Агата шла над пропастью. А из-за спины доносился чудовищный хохот Хозяина.
      Замок на вершине приближался с каждым шагом. Она останется там... останется, пока не овладеет Силой... пока не поймет, в чем заключались пророчества Илэйны… и тогда вернется обратно могучей волшебницей; подобно весеннему урагану, она промчится над страной, над Auerthrin-d!Dhaan, Страной Весеннего Ветра, страной народа Дану. Ее давно потерянной страной.
      О, месть ее не будет знать себе равных! Она прольет патоки крови, она сотрет все семь Орденов с лица земли, как презренную плесень, она вырвет Иммельсторн из их грязных рук, вернет Деревянному Мечу былую славу и потом – когда ее, конечно же, провозгласят королевой – укрепит его над своим троном; и будет она править мудро и справедливо, и ее прозовут Сеамни Великой, и долго еще после ее смерти, что неизбежно наступит когда-нибудь в отдаленном будущем, хумансы будут пугать детей ее именем, именем Сеамни Грозной, Мстительницы.
      …Она не заметила, как очутилась возле кольца черных стен. Пропасть осталась позади. Только теперь Агата почувствовала, что вся дрожит, а одежда на ней совершенно мокра от пота.
      Камень перед ней внезапно сделался совершенно прозрачным. Прозрачным до такой степени, что непонятно было, воздух ли перед ней или же, шагнув, она столкнется с невидимой преградой. Шестое чувство подсказывало Агате, что останавливаться нельзя, что это какая-то ловушка, очередное испытание, непонятно зачем устроенное Хозяином Ливня.
      Она шагнула, невольно зажмуривая глаза. Ничего. Еще один шаг, и еще – вокруг потемнело, на девушку упала тень. Стены вновь стали прежними, угрюмыми и черными.
      Замок был невелик. Едва ли пятьдесят шагов отделяло Агату от противоположной стены. Тонкая башня, сейчас особенно сильно напоминавшая вонзенную в небо пику, одиноко возвышалась посреди мощеного двора. Больше никаких построек тут не было – настоящие замки возводят совсем не так, но какое дело было Хозяину Ливня до всех и всяческих правил, если он сам устанавливал для себя любые законы?
      И сам Хозяин – легок на помине! – уже стоял на пороге башни. В отличие от стен тут имелись нормальные двери – тяжелой кованой бронзы, все покрытые причудливым литьем. Люди и чудовища, драконы, эльфы, гномы, обитатели пучин – тут были все. Сражающиеся, пирующие или просто мирно беседующие.
      Когда такое было, чтобы Дану мог спокойно говорить с гномом или орк – с эльфом? Такое, наверное, случалось только в сказочные времена.
      – Входи, о Дочь Дану, – прогрохотал великан. – Входи же!
      И Агата вошла.

* * *

      Лес еще не оправился, еще не ожил после секущих ударов Смертного Ливня. Словно не веря в окончание бедствия, все живое продолжало прятаться по логовам и укрывищам, не решаясь высунуть наружу и носа, Сидри шагал через чащобы один-одинешенек. Впрочем, гном не сильно страдал от этого.
      Как он и ожидал, хумансы особо мешкать не стали. Едва только стих перестук несущих смерть капель, старатели тотчас покинули лагерь. И наверняка двинулись вглубь от Главных ворот пережидавшие там лихую пору охотники за самоцветами. Так что гном убрался с их дороги как раз вовремя.
      Похоже было, что его не заметили. Больше всего Сидри заботили дозорные маги Радуги, что несли стражу в привратной башне; однако миновал день, наступило следующее утро, а никакой погони он не почувствовал.
      Сидри долго боялся даже думать о такой удаче, не то что поверить в нее. Он оставлял позади милю за милей, держа горы по правую руку, не рискуя забираться в гибельные болота.
      День сменился ночью, ночь уступила место дню;
      Хребет Скелетов начал сворачивать на полдень, тесня зловонные трясины. Узкая полоска предгорных лесов расширилась, появились звериные тропы. Гном безостановочно шагал и шагал.
      И никто так и не попытался его остановить. Миновала неделя. Теперь Сидри шел почти точно на юг, он мог бы перевалить через сделавшиеся здесь низкими и пологими горы, но тропы через Хребет Скелетов маги всегда сторожили очень бдительно, и Сидри решил не рисковать. Его мешок с провизией показал дно, однако гнома это совершенно не заботило. Он знал, что конец пути близок, и это поддерживало его лучше мяса и хлеба.
      …Гном обогнул очередной лесистый холм. Ему показалось, что на вершине смутно виднеется нечто вроде одинокой башни; как всегда в таких случаях, Сидри избрал обходной путь. Про себя он не переставал дивиться, куда же делись те маги, что напали на них, когда они, тогда еще втроем, пробивались вовнутрь. Опытному волшебнику ничего не стоило засечь след гнома, даже если этому следу было больше недели; так почему же вся Радуга так и не помчалась за ним?..
      – Сидри Дромаронг? – раздалось внезапно у него за плечами. – Мы ждали тебя по велению Каменного Престола!
      Двое гномов в полном вооружении, в глухих шлемах и длинных кольчугах-бахтерцах стояли по обе стороны тропы. Оба держали наготове боевые топоры. Нагрудные пластины и шлемы украшала сложная вязь рун, инкрустированных золотом по вороненой стали.
      – Эрл Хродар Хенсаронг, эрл Китар Хенсаронг.
      Сидри почтительно поклонился. Двое братьев-эрлов числились среди ближайшей свиты Каменного Престола и славились как непревзойденные воители.
      – Успешен ли был путь твоей секиры, Сидри Дромаронг? – прогудел из-под забрала Хродар, старший из братьев.
      – Успешен, о эрл, – ответил Сидри, кланяясь в знак уважения, но отнюдь не низко, соблюдая достоинство того, кто принес Алмазный Меч.
      – Твои слова есть истина, пока Горы не скажут нам обратное. – Китар торжественно поднял руку в кольчатой рукавице. – Мы горды проводить тебя домой. Каменный Престол и весь народ гномов с нетерпением ждут вестей. Мы отправим вперед гонца.
      – Нет, нет! – испуганно перебил эрла Сидри, от страха забыв даже об этикете. – Гонца могут перехватить…
      – Этого гонца не перехватишь, Дромаронг. – Хродар тяжело взглянул на Сидри. Гордый эрл не привык, чтобы в его словах сомневались. – Сейчас ты убедишься в этом сам.
      Над лесом взвился столб дыма. Братья-эрлы, не мудрствуя лукаво, избрали самый простой способ, Ни Хродар, ни Китар ни разу не попросили Сидри дать им взглянуть на прославленный Драгнир. Алмазный Меч увидит свет в предназначенный для этого час перед Каменным Престолом и избранными эрлами Подгорного Племени – чтобы потом никогда уже не знать ножен, до самого последнего дня, до дня окончательной победы, когда ненавистные хумансы будут сброшены в море – там, где их нога впервые осквернила землю Северного Мира, на Берегу Черепов.

* * *

      – Тави никогда еще не спала так крепко, в то же самое время так ясно осознавая СБОЮ душу вне покоящейся плоти. Она отдала все силы без остатка, когда заставила на миг рассеяться вечную тьму подземелий. И теперь должна была бы спать как убитая, однако вместо этого…
      …Она видела огонь, вздымающий свою рыжую гриву над огромным городом – чуть ли не над самым Мельином. Она видела странные пугающие тени, что крались вдоль самого края ночи, и тени эти казались подозрительно похожими на их козлоногого приятеля, встреча с которым стоила жизни Кан-Торогу.
      Она видела жуткие сцены на улицах горящего города, видела пламя, пожирающее стариков в их постелях и младенцев в люльках. Видела мечущихся людей, разрываемых на части вырвавшимися из подземелий тварями наподобие собак, но с пастями аллигаторов, обитателей влажных джунглей жаркого юга – Учитель рассказывал о таких.
      А потом ее взор подернулся алым, и из этого облака внезапно проступила фигура священника – истерзанного, с изрезанным лицом, с торчащими кольями в мякоти рук и ног, теми самыми кольями, которыми Тави прибивала труп к земле, готовясь заняться некромантией.
      Лицо несчастного было перепачкано кровью, рот приоткрыт. Он заговорил – но губы не двигались.
      – Вот и свиделись, Тави…
      – Чего тебе надо?! – чуть не поперхнулась она, давясь неслышимым криком. – Возвращайся в обитель мертвых! Тебе нечего делать среди живых! Даже среди их снов!
      – Ты думаешь, что я мертв? – Губы священника растянулись в кошмарном подобии улыбки. – Ты ошибаешься, волшебница. Ты убила меня... убила страшно, я умер второй, конечной смертью, но все равно не до конца. Душа моя ныне в пыточных застенках Повелителя Мрака, что имеет отвратительный облик получеловека-полукозла, и его заплечных дел мастера уже готовят свой инструмент.
      – Что тебе надо?! – срываясь, взвизгнула Тави. Мертвец жутко осклабился.
      – Тебя, – жизнерадостно сообщил он девушке. – Тебя, мою убийцу. Тобой заплачу я выкуп Темному Властелину и обрету наконец покой. Мои хвалинские братья обещали помочь мне в этом. Они согласились с радостью, потому что все равно скоро умрут, как и всякая живущая тварь. Ибо приходят дни Великой Битвы, Спаситель готовится сойти с небес на землю, повергнуть окончательно мрак и судить каждого по делам его. И я возрадуюсь, когда услышу свой приговор!
      – Что ты сказал... о Спасителе? – пропустив мимо ушей все обращенные к ней угрозы, ошеломленно произнесла Тави.
      – Близится час Последней Битвы. Как никогда близок он уже, – нараспев произнес мертвый. – Ведома всем притча о соломинке, что ломает спину верблюда; и кто знает, не моя ли первая смерть была той соломинкой, что высвободила Зверя из Бездны?.. Вспомни пророчества Илэйны, Тави, вспомни ее пророчества. Два Брата уже обрели свободу, и теперь Богам осталось лишь расплавить мир и отлить его заново – в новой, лучшей форме, где не останется места ни злу, ни порокам.
      …Тави проснулась в холодном поту. Никогда еще посещавшие ее видения не отличались такой яркостью и никогда еще не запоминались так хорошо.
      Она вытерла мокрый лоб. «Стыдись, волшебница! Тебе ли бояться каких-то там снов! Пустое все пустое. Пустые слова и угрозы, туманный отблеск твоего собственного раскаяния и сожаления. Так что пусть все идет к воронам!»
      Она – она не отступит и не повернет назад. Она пойдет до конца, тем более что дорога к выходу теперь известна, и Тави больше ни за кого не отвечает, кроме себя самой. Все, что ей осталось сделать, – это добраться до Вольных, ее единственного дома теперь.
      А потом – потом она попытается разыскать Наставника. Это будет нелегко, но вполне достойно ее. Он скажет, что делать дальше, – он всегда ей это говорил.
      Сборы были недолги. Вскоре Тави уже шагала по тоннелям, уверенно ориентируясь даже в кромешной тьме. В заклятии Света она больше не нуждалась.
      Ей казалось, она знает эти залы и коридоры уже много, много сотен лет. Она словно бы впитала, вобрала в себя память всех живших здесь поколений Подгорного Племени, цепко хранившую в себе каждый поворот, каждую развилку на пути к свету. Она шагала уверенно, не сбавляя шаг и не сбиваясь.
      …Остались позади старые рудничные уровни, где давным-давно были выбраны вес запасы железа, олова, свинца и меди; остались позади заброшенные мастерские, где кое-где еще валялся позабытый впопыхах инструмент, на который не польстились алчные охотники за самоцветными камнями, подметавшие подземелья словно хорошая метла в поисках всего хоть сколько-нибудь ценного. Остались позади жилые пещеры, залы приемов, кладовые, возведенные на подземных водопадах мельницы, что до сих пор впустую крутили свои вечные колеса. Тави шла, не ведая усталости. До безумия хотелось как можно скорее увидеть солнечный свет, хотя девушка не могла сказать точно, ночь царит сейчас наверху или же день.
      …Наконец бесконечный коридор закончился отвесной и гладкой стеной. Очередная замаскированная дверь; с замком Тави пришлось повозиться, открыть его без Сидри оказалось куда как нелегко. Пока она магией не заставила провернуться и встать как положено все без исключения шестеренки, засов не поддавался.
      И наконец…
      …День, день, яркий день! И на небе – никаких следов Смертного Ливня! И птицы, ошалело носящиеся в обнаженных древесных кронах! И свежий лосиный след прямо у скальной подошвы! Мир, мир, прекрасный и светлый мир! Тави не удержалась – завопила во все горло от восторга.
      …И тотчас сама зажала себе рот. Где-то рядом таились враги. Где-то рядом в чащу вглядывались две пары внимательных глаз. Не требовалось много усилий, чтобы понять – они ищут… Сидри! Ну да, конечно же, Сидри! И притом они даже не слишком скрываются. Самонадеянны, однако, эти маги Радуги!..
      Тави подавила первое желание ничком броситься в траву. Враги засели неподалеку, но ее пока что не видели. Их заклятия были нацелены на то, чтобы найти гнома. Его и только его.
      Двое магов караулили узкую, едва заметную тропку, что вилась вдоль самых подножий круто вознесшихся ввысь скал. Неширокая полоса леса отделяла горы от обширных трясин, где команде Тави пришлось пережить несколько не самых приятных часов. Собственно говоря, именно этой лесной полосой молодая волшебница и собиралась уходить на запад, к закатным границам Империи, где начинались владения Вольных, И именно на этой тропе маги устроили засаду. Тави почти не сомневалась, что это та самая пара, что преследовала их на пути в подземелья. Переждали где-то Ливень, проклятые, и вот, глядите-ка, уже на посту. Вот только зря вы ждете Сидри, любезные. Сидри остался там, внизу, вместе с тайной своего похода. Вам ее уже никогда не узнать, потому что даже трупа вы не получите. Сидри… Сидри уже далеко, в лучшем мире, он…
      Она осеклась. Потому что в тот же миг ее мысленному взору предстал тот самый Сидри Дромаронг, которого она считала погибшим и которого даже бросила искать; гном, оказывается, был жив-живехонек, бодро шагал себе по лесной тропе, что-то фальшиво напевая под нос и не обращая никакого внимания на творящееся вокруг.
      «Предатель! – беззвучно взвыла Тави. – Ясно как день, этот треклятый гном просто прикрылся нами, как живым щитом, сделал свое дело и теперь преспокойно уходит – тоже, как и она, на запад, к поселениям гномов в изгнании. А что это за штука приторочена у него за спиной? Замотано в дюжину ветхих тряпок... но на то волшебнице и глаза, чтобы видеть сквозь подобное… Сейчас... сейчас… Ой, мамочка!..»
      Через плотную ветошь Тави на миг ощутила яростный, безумный блеск Алмазного Меча. Это было как режущая яростная вспышка, как блеск гневной молнии; Меч словно бы кинул краткий косой взгляд на дерзкую.
      И вот теперь Тави и в самом деле упала ничком, прикрывая глаза ладонью и судорожно шепча слова-обереги. Заключенная в Мече сила могла в считанные мгновения сжечь се, Тави, дотла со всем ее магическим умением. Бурлящий в Мече гнев, что копился в нем бессчетные столетия, готов был вот-вот выплеснуться наружу – и тогда горе тем, кто окажется на его пути!
      Так вот за чем Каменный Престол послал Сидри в подземелья; вот почему так легко – для гномов – согласился на запрошенную Кругом Капитанов цену: вот почему гномы отправили за величайшим сокровищем своей расы только одного воина – они прекрасно понимали, что лишние секиры привлекут ненужное внимание.
      Тави могла лишь восхититься, насколько четко осуществлен был замысел. Гномы учли все, кроме одного – Сидри не имел права погибать. Но с этим риском Каменный Престол вынужден был смириться.
      Алмазный Меч… Тави припомнила смутные предания, что рассказывал Учитель, когда они проходили историю народа гномов. Величайшее оружие, когда-либо выходившее из рук подгорных мастеров. Громадный кристалл, выращенный из единого зародыша-песчинки. Оружие, при помощи которого гномы надеялись по-иному повернуть ход войны с Дану – войны, в ходе которой Подгорное Племя и народ Дану почти что полностью уничтожили друг друга.
      Страшны и невыразимы словами были те обряды, что творились над Алмазным Мечом. И никто в целом мире не ведал пределов его сил, на что он способен в достойной держать его руке. Или в НЕДОСТОЙНОЙ.
      Тави настолько забылась, что не почувствовала даже, как внимание магов – судя по всему, так и не заметивших пока что Сидри, – обратилось на нее. Она не обращала внимания на медленно стягивающуюся вокруг нее магическую сеть, незримую и неосязаемую для простого смертного – но не для волшебницы ее ранга.
      …Она ощутила опасность, лишь когда путы начали затягиваться. И, не в силах сдержаться, заверещала, словно зажатая проходимцами сельская девчонка, которой заворачивают юбку на голову. Попалась! Попалась! Так глупо попалась!..
      Сеть стягивалась туже и туже, отрезая все возможности пустить в ход магию. Нечто подобное испытывает, наверное, человек с зажатым ртом. Задыхаясь, Тави собрала все силы и рванулась – раз, другой; все напрасно. Силу взять неоткуда. Пленившее ее заклятье было наложено очень умело – быстро и без суеты.
      По щекам Тави текли крупные злые слезы. Она, боевая волшебница, прорвавшаяся в самое сердце тьмы, одержавшая победу в том почти безнадежном бою, выбравшаяся на поверхность из каменных гробниц царства гномов, теперь барахталась здесь, спутанная по рукам и ногам, в ожидании своей судьбы.
      Она не замедлила появиться в лице двух магов в одноцветных алых плащах. Арк – ну конечно же. Огненные всегда были сильны в Хвалине и его окрестностях. Оба волшебника были средних лет, бородаты, очень серьезны и вовсе не казались торжествующими победителями.
      – Но она одна! – воскликнул один из них, с седым клоком в угольно-черной бороде и длинным лицом с тонким прямым носом. – А где же гном? Вы говорили, она должна будет идти с гномом! И где он, я вас спрашиваю?!
      – Не торопитесь, коллега, – сквозь зубы ответил второй, помоложе, отличавшийся необычным красновато-рыжим цветом не по годам густой бороды. – Думаю, это она нам сейчас и скажет, Сохраняя абсолютно спокойное, сосредоточенное выражение лица, рыжебородый внезапно протянул руку, без всяких церемоний запустив ее Тави за пазуху, Его руке магическая сеть не препятствовала.
      Все, что оставалось Тави, – истошно завизжать. Что она немедленно и сделала. Правда, толку от этого все равно не было никакого. Волшебник и не думал останавливаться.
      – Имеет ли смысл, коллега? Нам нужен гном, – невозмутимо напомнил чародей постарше.
      – Разумеется, имеет, коллега. Я предпочитаю допрашивать, когда некоторая часть моего тела находится внутри допрашиваемой, а не вне ее, – точно так же серьезно ответил рыжий. – Таков мой метод. Как вам известно, коллега, я добивался определенных успехов.
      – Да-да, разумеется, – вдумчиво кивнул первый.
      – А вы сами, коллега? Не желаете присоединиться? – вежливо осведомился рыжебородый. Руки его уже успели расстегнуть Тави кафтанчик, обнажив грудь. Теперь эти руки возились с пряжками и крючками пояса.
      – Я? О, только после вас, коллега. Да и к тому же... гм... мои предпочтения в отношении женщин…
      – А-а, флагелляция? – догадался рыжий.
      – Да-да, вы правы, дорогой коллега. После того как вы закончите, мы привяжем ее к дереву, и вот тогда я…
      – Конечно, что ее жалеть, если потом ее все равно сожгут, – философски заметил молодой маг. – Ага, ну вот мы и у цели. О, какая прекрасная попка! Вашей любимой плетке будет где разгуляться, дорогой коллега.
      – Вижу и предвкушаю. – Пожилой чародей нервно облизнул губы.
      – А-а-а-а! – благим матом заорала Тави. Слезы хлынули уже в три ручья. Кажется, на сей раз она попалась… действительно попалась... и оставалось только одно – ждать, пока оба злодея не насытятся се телом; быть может, потом их заклятие ослабнет?
      Тем временем рыжий стянул с нее штаны. Она последним отчаянным усилием попыталась сжать колени – напрасная попытка. Рыжий деловито уложил се на спину и нагнулся над ней, распахивая плащ.
      – Советую вам поторопиться, коллега, – напомнил второй волшебник. – Гном может уйти далеко. Нам понадобится больше времени, чем планировал Верховный маг.
      – Прекрасно понимаю ваши опасения, дорогой коллега... минуточку… А ну-ка... у-ух!..
      – И-и-и-и! – завизжала Тави.
      – Ее визг ласкает мне слух, – стыдливо признался пожилой. – Люблю, когда они кричат. Ух... ух... ух... ух…
      – И! И-и! И! О! – Все, что осталось несчастной Тави, это издавать подобные бессмысленные звуки. Она чувствовала, как дурманящей волной накатывает чужая магия, как мутится сознание; она понимала, что волшебники Радуги не станут прибегать к примитивной игре в вопросы и ответы, они просто выкачают все, что им нужно, из се погруженного в транс сознания; не исключено, что выйдет она из этого транса беспомощной полуидиоткой.
      Скручена! Связана! Изнасилована!
      Зажмурившись что было силы, она впилась зубами в губу, прокусила ее на всю глубину и отчаянно завопила от боли и в тот же миг вновь ощутила в груди знакомую теплую искру. Она была очень слаба, эта искра, но она существовала, и Тави не раздумывая бросила заклятье.
      Дико заорав, рыжебородый отлетел в сторону, низ живота заливала кровь; пожилой успел закрыться, по воздвигнутому им щиту в землю скользнул дробящийся поток разноцветных искр – разорванное и скомканное заклятие Тави.
      Однако проклятая сеть все-таки лопнула.
      Рыжебородый маг все продолжал орать, катаясь по земле и оставляя за собой кровавый след. Пожилой, изрядно побледнев, но не лишившись самообладания, вскинул руки перед грудью в классической позиции для атакующей магии. Тави чувствовала его Силу – чародей был опытен, и сейчас, конечно же, дело придется иметь не с потоком чистой Силы.
      Однако она ошиблась. Чародей использовал те мгновения, пока Тави копила мощь для второго удара, не для собственной атаки, а чтобы послать сообщение своим. Тави уловила его общий смысл, но ни сбить с курса, ни исказить послания уже не сумела.
      Ее атака стиснула мага тысячами невидимых щипцов, раздирая кожу, норовя добраться до глаз; однако и маг оказался непрост, он сохранил достаточно сил, чтобы вжать столько же крепчайших алмазных клиньев в смыкающиеся стальные челюсти.
      Первый раунд закончился вничью, и Тави посмотрела на старого волшебника с некоторым уважением. Тот, конечно, был садистом и извращением, но свое дело знал крепко.
      Тави пришлось потратить некоторое время, приводя себя в порядок. Маг использовал эти секунды как нельзя лучше. Земля под ногами девушки внезапно раздалась, открылся пышущий жаром провал, откуда к ее щиколоткам потянулись десятки иссиня-черных уродливых лап – отвратительных пародий на человеческие руки.
      Девушка отбила это венцом желтых молний. Маг ответил вихрем из мириад мельчайших стальных снежинок, каждая из которых резала точно бритва.
      Рыжебородый тем временем затих и лежал лицом вниз не шевелясь.
      Волшебник и Тави обменялись еще несколькими выпадами. Наверное, дойди дело до предметной волшбы, презираемой чародеями Радуги, девушка одержала бы верх, но в тех заклятиях, что на языке Гильдии магов относились к категории «mind-casting», – силы оказались равны. – Исход дела решил самый что ни на есть простой и грубый удар носком сапога в причинное место. Маг взвыл и повалился ничком. Тави с жестокой яростью размахнулась кинжалом и, пропустив мимо ушей запоздалое «пощади!», до конца дослушала предсмертные хрипы и бульканья старика.
      Однако она знала, что маг успел подать весть своим. И это значило, что погоня не заставит себя ждать, У молодой волшебницы оставалось совсем мало времени, чтобы настичь Сидри и по-свойски потолковать с ним.
      Рыжебородый чародей, похоже, был мертв. Земля подле его тела вся пропиталась кровью. Тави усмехнулась, походя пнула труп сапогом и плюнула убитому на затылок.

* * *

      В подземелье, где укрывался Патриарх Хеон с приближенными, царила тяжелая тишина. Дело поворачивалось совсем не так, как хотелось бы Серым и как оно шло всю первую половину ночи. Шесть башен из четырнадцати удалось в конце концов взять; однако остальные пока держались, и держались крепко. Тагаты увязли в выплеснувшейся из катакомб лавине Нечисти, с трудом сдерживая ее натиск. Фланговым ударом тварей удалось лишь остановить, но не отбросить. А за ордами Нечисти осторожно, как бы ощупью, двигались маги. Гонцы уже доложили Патриарху, что происходит с немногими воинами Лиги, имевшими несчастье ранеными или оглушенными попасть в руки чародеев. От этих известий стало не по себе даже привыкшему ко всему Хеону.
      И ни одному из ночных воинов не удалось даже близко подобраться к покинувшим свои убежища волшебникам.
      Патриарх нагнулся над подробным чертежом Мельина. Гонцы то и дело приносили новые вести, специально приставленный к чертежу слуга переставлял разноцветные фишки, отмечая положение сражающихся тагатов, восставших толп мельинцев, Нечисти и вообще всего, что передвигалось в городе. Имперские когорты увязли в лабиринте улиц сразу за Кожевенными воротами – точнее сказать, за бывшими Кожевенными воротами. На помощь от Императора рассчитывать не приходилось.
      У Патриарха Хеона оставался в резерве один-единственный свежий тагат. Все остальные уже были введены в бой, понесли потери; следовало бы отвести их в безопасное место, но, увы. Нечисть, которую никто не принимал в расчет, спутала все карты.
      И все-таки Хеон продолжал бороться. Серые держали в кольце четыре башни магов, еще две штурмовали толпы озверевших от всех чудес нынешней ночки мельинцев; Нечисть удавалось пока сдерживать, к тому же немало тварей увлеклось охотой за безоружными горожанами, истребляя всех поголовно, уже не ради еды, а чтобы только удовлетворить дикую жажду убийства.
      Маги знали, кого пускать в город.
      Однако ночь рано или поздно кончится. Днем Серые сражаться не любили; Патриарху Хеону надо было найти способ переломить ход сражения. Конечно, лучше всего для этого подошла бы парочка свежих имперских легионов, их можно бросить в лоб, пусть погибают, не свои, не жалко; а резервные тагаты, зайдя с флангов и тыла, довершили бы разгром.
      Но пары легионов не было, имелась одна-единственная когорта, с боями берущая дои за домом, квартал за кварталом – и все-таки продвигающаяся медленно, слишком медленно.
      – Мэтр Ланцетник! – окликнул Хеон мага-ренегата. – По-моему, пришла пора привести в действие кое-что из наших трофеев. Нет ли у нас под рукой чего-нибудь подходящего? Например, чтобы загнать Нечисть обратно в катакомбы и запечатать выход – хотя бы на время?
      – Есть, экселенц, – проскрипел Ланцетник. – Есть такой талисман, очень мощный, взятый…
      – Подробности можно опустить, мэтр. Действуйте!..
      Ланцетник повернулся, собираясь направиться к комнате, куда складывались добытые в башнях магические трофеи, когда из всех ведущих к подземелью коридоров внезапно раздалось какое-то шуршание, писк и топоток множества когтистых лапок по каменному полу.
      Все окаменели. Звук этот мог означать только одно – Нечисть сумела прорваться и в эти, казалось бы, надежно защищенные тоннели, – Бегите, экселенц! – завопил Ланцетник, бросаясь к добыче. – Быть может, я…
      Из переходов донесся шум схватки. Охрана Патриарха не собиралась сдаваться без боя. Его приближенные тоже обнажили мечи, набросили на голову кольчужные капюшоны.
      – Отходим! – крикнул Хеон. Разумеется, он не был бы самим собой. Патриархом Серой Лиги, если бы не имел в запасе пары потайных выходов. Верный Фихте уже нажимал рычаг, поднимая тяжелую каменную плиту пола.
      Верещащий зеленоватый клубок, ощетинившийся выпущенными когтями, ринулся из черной дыры прохода прямо в лицо слуге. Фихте взвыл и покатился по полу, пытаясь отодрать вцепившуюся в него тварь, шипастый хвост которой вовсю хлестал его по шее и затылку.
      Следом за первой из тоннеля ринулся целый поток бестий – зеленых чешуйчатых крыс, тонкий злобный визг повис в воздухе, смешиваясь с людскими воплями ярости и боли. Замелькали мечи, свистнули стрелы, бестии закувыркались по полу – окружение Хеона дорого продавало свои жизни.
      Однако врагов оказалось слишком много. Весь пол в подземелье покрылся кровью, человеческая смешивалась со звериной, предсмертные стоны перемежались сдавленным писком и хряском разрубаемой чешуйчатой плоти; уцелевшие воины Лиги сражались по колено в крови, скользя на рассеченных телах, а поток крыс все не иссякал.
      Хеон рубился наравне со всеми. Патриарх сражался холодно и расчетливо, с обдуманной яростью, выверяя до волоска каждый удар. Он должен был продержаться. Пусть падут все остальные, пусть верный Фихте затих, полуразорванный, где-то среди мертвых зеленых тел – он, Хеон, начнет все заново. Только бы ему выбраться отсюда!
      Люди вокруг него падали. Несмотря на хорошие кольчужные доспехи, несмотря на то, что крыс они беспощадно истребляли десятками. Нечисть все-таки брала верх. Когти и ядовитые шипы впивались в глаза, в щеки, в любое не защищенное сталью место, мелкие зубы ломались о плетение кольчуг, но все-таки успевали прокусить врагу шею прежде, чем клинок прервал жизнь твари.
      Среди всего этого хаоса Хеон внезапно увидел окровавленного Ланцетника; мэтр судорожно отмахивался ножом от наседавших на него бестий. В левой руке волшебник сжимал какой-то предмет размером с голубиное яйцо, такой же формы и мягко светящийся голубоватым.
      – Нет, мэтр!» – только и успел крикнуть Хеон. Ланцетник упал на одно колено. Целая волна крыс опрокинула его, терзая и разрывая на части; однако из-под этого жуткого покрывала, зеленого и шевелящегося, внезапно поднялась человеческая рука, обглоданная кое-где почти до кости и покрытая черными кислотными ожогами. Судорожно скрюченные пальцы сжимали талисман, и он уже не светился голубым. Цвет его сделался совершенно черным, послышалось гулкое «буммм!», словно ударил исполинский колокол, и из треснувшего яйца-зародыша во все стороны рванулся поток всесжигающего пламени.