Тому уже десять лет, как Фолко умел засыпать моментально и при любых обстоятельствах. Кто знает, когда удастся снова преклонить голову! И потому в ту ночь хоббит спал столь же безмятежно, как под крышей родного дома. Что-то подсказывало ему – сегодня ничего не случится… ничего не случится… ничего не случится…
      Задолго до рассвета Торин растолкал хоббита:
      – Вставай! Твоя стража.
      Фолко кивнул, мгновенно переходя от сна к яви – умение, подаренное войной. Стража – дело святое. Хоббит накинул плащ, скрывая кольчугу и меч; свой наблюдательный пост он с гномами устроил на площадке лестницы возле высокого и узкого окна, откуда хорошо просматривалась почти вся Хелмская Долина, сейчас сплошь залитая лунным светом. Внизу горели многочисленные костры расположившегося на отдых войска – казарм в Хорнбурге не хватало. В лагере все оставалось спокойно, и хоббит уже почти уверил себя, что до самого утра ничего не может случиться, как краем глаза заметил молча скользящие между костров темные силуэты воинов. Впереди всех виднелась мощная фигура Третьего Маршала!
      – Клянусь великим Орлангуром! – невольно прошептал Фолко. Ему пришлось признаться себе – подобного он не ожидал. Значит, Брего все-таки решился… Хоббит поднес к губам небольшой рог, готовясь подать сигнал своим воинам, и распахнул для верности окно.
      Однако… это не годится. Никогда еще Рохан не знал междоусобных смут, когда брат шел на брата. Бедствие, случившееся в Гондоре, многим пошло на пользу. Так неужели повинующиеся ему, Фолко, воины станут первыми, кто начнет замятию в Роханской Марке? Разумеется, хоббиту ничего не стоило навскидку всадить стрелу между шлемом и кольчугой Третьего Маршала, но…
      А что, если?..
      – Эгей, почтенный Брего, что это ты гуляешь так поздно? – во весь голос крикнул Фолко, чуть ли не по пояс высунувшись из бойницы. – Тревоги-то вроде не было!
      Брего замер, точно ноги его внезапно пустили корни. Не таясь, хоббит смотрел на растерявшегося Маршала.
      – И зачем это с тобой столько воинов? – не унимался Фолко. – Надеюсь, ты не стал будить моих? Они этого куда как не любят.
      Косноязычный Третий Маршал явно растерялся. И в обычной-то жизни с трудом слагавший фразы более чем из трех слов, сейчас он и подавно не мог с ходу придумать сколько-нибудь подходящий ответ. Ему оставалось только огрызнуться.
      – А, ну… эта, а я его, ответ, тебе давать должен? – рявкнул он, тщетно пытаясь скрыть растерянность. – Посты я проверял, ну, понятно, нет, значит?
      – И поэтому тебя сопровождает добрая сотня мечников? – съехидничал Фолко.
      Брего оказался в затруднении. Хоббит легко мог догадаться, о чем сейчас думает роханский богатырь: этот коротышка начеку… значит, и его приятели гномы тоже… прорываться силой – значит объявить войну Эодрейду… Войско не пойдет против короля…
      – А дак ведь они того… перебрали, значит, я проветриваться их и заставляю! – ответил наконец Третий Маршал и, поворачиваясь к своим людям, скомандовал так, чтобы Фолко слышал тоже:
      – А ну, гуляки, давайте по местам!
      Фолко досмотрел спектакль до конца – воины Брего и в самом деле разошлись кто куда. Интересно, что им сказал Третий Маршал? Они знали, на что идут?
      Остаток ночи минул спокойно. Брего так и не показался.
      В свой черед наступило утро, снежные вершины Белых Гор окрасились алым.
      В лагере сыграли побудку.
      Наскоро позавтракав, хоббит и гномы стали держать совет.
      – Надо рассказать королю, – настаивал Торин. – Брего явно хотел устроить мятеж!
      – Если он и задумал мятеж, то крайне бездарно, – возразил хоббит. – Сейчас у нас никаких доказательств для того, чтобы открыто обвинить его в измене – обвинить не простого воина, а Третьего Маршала Марки!
      – Так что же, ждать, пока он нас и впрямь в осаду возьмет? – взвился Торин. – Боюсь, как бы мы опять не опоздали!
      – Нет! – стоял на своем Фолко. – Брего не Олмер. Лучше будем охранять короля. Сделаем так, чтобы наши три сотни были бы всегда наготове. А с Брего я теперь глаз не спущу, обещаю вам. И как только он…
      Бурные споры оказались прерваны явившимся королевским посыльным.
      Эодрейд звал всех немедленно к себе.
      Постель Эодрейда была несмята. Глаза у короля глубоко запали, под ними залегла синева – сказалась бессонная ночь.
      – Мастер Холбутла, о чем это вы так громко спорили с Третьим Маршалом этой ночью? – без предисловий начал король. – Что он делал возле башни с сотней вооруженных воинов?
      – А… Э… мой повелитель… – замялся Фолко. – По-моему, достопочтенному Брего просто не спалось… И он искал себе дела, ходил по лагерю…
      – То есть ты утверждаешь, что он не собирался поднять мятеж? – Эодрейд не сводил с хоббита пристального взгляда.
      – Если б собирался, то, наверное, сегодня мы бы славно позвенели мечами, – пожал плечами Фолко. – Однако… – Он развел руками.
      – Ну что ж, – задумчиво проговорил Эодрейд. – Похвально, что вы не обвиняете человека на основании одних лишь подозрений… И все же у меня веры Брего больше нет. Я все видел и слышал. Он шел ко входу в башню… и так совпало, что нижние этажи охраняли воины его тысячи… Но ты, мастер Холбутла, заставил его повернуть назад. Так что для меня все ясно. Другое дело, что суд Маршалов никогда не вынесет обвинительного приговора, так что пусть Брего живет. Но командовать отныне он будет только собственной женой.
      – Гмм! Но, повелитель, зачем вы рассказываете все это нам? – бесцеремонно встрял Малыш.
      – Потому что я хотел расформировать полк Брего, отправив большую часть его воинов под ваше начало, тем более что Тарбадская Битва показала – мы нуждаемся больше в пеших стрелках и латниках, нежели в конных воинах.
      – Но это может вызвать толки… – попытался возразить хоббит.
      – Толки? Ерунда! Мои воины охотно служат под вашей командой. Полки мастера Холбутлы, мастера Торина и мастера Строри геройски дрались под Тарбадом. Все знают, что войско было спасено лишь благодаря их доблести.
      Служить в этих полках – немалая честь. Никто уже не считает, что оказаться в пеших стрелках – это все равно, что перестать быть мужчиной и воином.
      – Не только у нас служат воины из других краев! – вновь возразил хоббит. – И нас презрительно называют наемниками…
      – Кто? Выживший из ума Эркенбранд? Забудьте!
      – Люди не любят быть обязанными кому бы то ни было, – покачал головой Фолко. – И тем более если те, кому они обязаны, – не их рода, а какие-то чужаки, пришельцы… оказавшиеся в войске лишь милостью короля… одним словом, наемники!
      Эодрейд поднял брови:
      – Не люблю это слово… Никакой ты не наемник, мастер Холбутла, сам ведь знаешь. Не называй себя так при мне! А об Эркенбранде, повторяю, забудь. И хватит об этом. У меня было для вас поручение, очень важное, – возобновить договор с Морским Народом. Дружина Фарнака, как уже говорилось, стоит на Исене – что-то делают со своей добычей. Я бы хотел, чтобы вы отправились с ними на юг, в Умбар. Вы получите самые широкие полномочия. – Король кивнул на свернутые трубкой грамоты. – Можете обещать эльдрингам все, что угодно, но особенно упирайте на то, что они получат земли в Минхириате. Я знаю, многие из Морского Народа недовольны тем, что до сих пор сидят в Умбаре. С Харада много не возьмешь – те по морю ничего не возят, кроме покойников. Фарнак давно уже зарится на устье Исены, хочет устроить там свою стоянку. Я этого не хотел – потеряв устье Исены, мы лишимся свободы торговли, – но ради успеха готов пойти даже на такую уступку. Терлинг и Огон поступили неразумно, поссорившись с Морским Народом; они думали, что раз те вступили в союз с Олмером, то, значит, будут и с ними заодно. Наивные! – Эодрейд присвистнул с легким презрением.
      – Морской Народ заключает союзы, только когда это выгодно. Потом Огон наложил руку на устье Гватхло… и после этого только глупый или ленивый на моем месте не заключил бы ряд с эльдрингами!
      Друзья переглянулись. Гномы выжидательно смотрели на Фолко – обычно он вел подобные разговоры, но на сей раз хоббит чуть заметно покачал головой: давайте сами, у меня есть дело…
      Дело у него действительно было. Король Эодрейд наверняка околдован (околдованным, кстати, не возражают!). А коли так, то вопрос: как поведут себя кинжал Отрины и перстень Форве вблизи правителя, если он во власти той самой загадочной Силы, что, пробудившись, вдохнула жизнь в давно уснувшие клинок и кольцо?
      Торин солидно прокашлялся и начал долгую, обстоятельную беседу с королем о том, сколько надо набрать мечей, каков предел «верной платы»
      (морские дружины требовали в случае неудачи похода выплаты некоего вознаграждения для покрытия их издержек и в утешение за невзятую добычу), кого, кроме Фарнака, поименно хотел бы увидеть король в числе союзников, каким временем располагает он со спутниками и нет ли у повелителя верных людей в Умбаре на случай неожиданных осложнений…
      Эодрейд отвечал, но Фолко почти не слышал слов короля. Хоббит давным-давно забросил то, что гномы порою уважительно именовали «магией».
      Но вот сейчас он, как в далекие дни войны с Олмером, пытался мысленным взором проникнуть в самую душу Эодрейда, понять, что подвигло умного и справедливого короля на столь странное, жестокое, совершенно ему несвойственное решение. Что? Или кто? Все эти десять лет Фолко не забывал о том, что Храудун – он же Саруман – жив-живехонек и до сих пор таится где-то в восточных пределах; кто знает этого отца лжи, уж не взялся ли он за старое? Фолко помнил, как мастерски ссорил друг с другом соседние деревни старый странник Храудун в последние годы истинного Арнорского королевства…
      Пальцы правой руки хоббита лежали на теплой рукояти кинжала. Левую он положил на стол так, чтобы камень в перстне эльфийского принца был одновременно направлен и на Эодрейда, и виден ему, Фолко. Хоббит впился взглядом в лицо короля, приводя себя к полному внутреннему молчанию. Серая мгла затопляла сознание; мало-помалу начал гаснуть и окружающий мир.
      Хоббит более не чувствовал собственного тела; казалось, он парит в неведомом призрачном океане, где, кроме него, остался только один живой человек – король Эодрейд. Внезапно прямо перед хоббитом появилось сияющее, огненно-алое существо – он с трудом узнал того самого мотылька, что мирно трепетал крылышками в такт дыханию Фолко, укрытый в глубинах синего кристалла.
      Откуда-то из-за спины Эодрейда лучился яркий, обжигающий глаза свет. И не просто лучился – он пронзал короля насквозь, бился огненными сполохами в его сознании, наполняя силой и ненавистью к врагам. И туда, к этому свету, стремглав мчался также и крылатый дар принца Форве. Хоббиту чудилось: он, Фолко, тоже взмывает в поднебесье вслед за чудесной бабочкой. Серая мгла чуть расступилась, мелькнули изломы коричневых гор, сверкающие ледяные короны на вершинах, полоса лесистых всхолмий и, наконец, – беспредельность моря. Откуда-то из-за горизонта, из тех краев, где солнце стоит прямо над головой, струился этот свет… Мотылек купался в его лучах, и вдруг – легкие крылья окаймил огонь, стремительное пламя пробежалось по телу летучего создания, обращая его в невесомый пепел… И в тот же миг навстречу Фолко рванулась земля.
      Он пришел в себя от льющейся сверху ледяной воды. Увидел полные тревоги лица гномов и Эодрейда и привстал.
      Оказалось, что он свалился со стула, да так неудачно, что в кровь разбил лоб. Удар о каменный пол был настолько силен, что хоббит впал в забытье. Но… что же он только что видел? Взгляд хоббита первым делом упал на перстень – там все оставалось по-прежнему, огненный мотылек плавно взмахивал крыльями, целыми и невредимыми…
      – Прошу простить меня, м-мой повелитель, – выдавил из себя хоббит.
      – А разве что-то случилось? – невозмутимо произнес Эодрейд. – Так на чем мы остановились, почтенный Торин?
      Правитель действовал согласно светскому кодексу Рохана – не замечать, если кто-то попал в смешное или нелепое положение.
      Фолко поднялся, стирая с лица воду. Щеки его пылали от стыда. Не чуя под собой ног, он кое-как уселся на свое место.
      И все-таки, что же ему предстало? Едва ли это можно приписать удару головой об пол. Странный свет, бьющий в спину Эодрейду…
      И это видение… Путь на неведомый Юг – туда, к Умбару и Хараду…
      Значит ли это, что Фолко и гномам предстоит теперь дорога на полуденные рубежи Средиземья? Первое странствие было на Восток; теперь, выходит, нужно идти на Юг? Но можно ли верить всему явленному? Ох, нет, лучше уж поверить, а то прошлый раз все сомневались и сомневались…
      Вопросов, однако, оставалось куда больше, чем ответов. Откуда взялся загадочный свет? Почему он действует на Эодрейда и не действует, скажем, на него, Фолко? Кто знает… А сил, чтобы разобраться во всем, не хватает.
      Как помогли бы сейчас эльфы!.. Но их нет, и, значит, придется рассчитывать только на себя.
      – Не могу сказать, что это дело мне по сердцу, – угрюмо говорил тем временем Торин. – В случае неудачи поход поставит Рохан на грань гибели.
      Нужно ли доказывать это? С Исенской Дуги ушла живой половина войска. И тогда оно, это войско, было в десять раз больше того, что мы можем выставить сейчас. В Весеннем Походе участвовало тридцать тысяч всадников, а теперь? Десять едва наскребем…
      Эодрейд кивнул:
      – Ты прав. Победы стоили нам недешево… Но рассуди сам – почему мы выводим в поле только десять тысяч вместо тридцати? Да потому, что большинство выживших в Исенской Битве были ветеранами. Десять лет не прошли даром. Бойцы постарели. В поле их уже не выведешь. Но они еще могут – и ой как могут! – сражаться на стенах крепостей. А наши горные убежища себя оправдали. Ведь ховрарам так и не удалось взять ни одно из них!
      – Но если полевая армия погибнет – кто придет на помощь осажденным? – упрямо гнул свое Торин. – Ведь мы же считали, что шесть тысяч можем отправить в бой, только шесть тысяч! Три тысячи придется оставить на Востоке. Одну – заслоном на Исене. Иначе никак.
      – Я готов рискнуть и не оставлять на Андуине ни одного копья, – решительно заявил Эодрейд. – Дома легко восстановить. Добро легко вывезти.
      А войско, ты прав, должно вернуться. Будет войско – и остальное появится.
      – Едва ли это понравится людям… – проворчал Торин. – Только-только одна война закончилась…
      – Но ведь мы не завтра же выступаем, – возразил Эодрейд. – Армия останется в Хорнбурге. Я буду ждать вашего возвращения, потому что без Морского Народа справиться с врагами куда как нелегко.
      – А если нам не удастся набрать четыре тысячи мечей? – встрял Малыш. – Если эльдринги откажутся?
      – Тогда и будем думать, – с непроницаемым видом ответил правитель.
      «Он не отступит и тогда, – подумал Фолко. – В него словно вдохнули некий гибельный порыв… и король уже не может остановиться».
      Разговор замирал. Все наставления получены; верительные грамоты вручены; Торин и Малыш выразительно косились на хоббита.
      – Тогда мы просим позволения откланяться, – поднялся тот. – И все же, мой король, могу я, уже после того как мы получили приказ и, разумеется, постараемся исполнить его наилучшим образом, могу ли я спросить вас, как давно родился этот план? После Тарбадской Битвы вы ни разу не высказывали подобных мыслей.
      – Когда родился? – Казалось, Эодрейд ничуть не удивился вопросу. – Совсем недавно. Когда мы уже оказались здесь, в Хорнбурге. Я ответил тебе?
      – О да. – Фолко поклонился.
      – Ну что? Ну как? – накинулись на него гномы, как только они все трое оказались в своем покое.
      – Как, как… – проворчал Фолко, падая на кровать. Волнами накатывала усталость, горели глаза, словно их обожгло неистовое сияние загадочного иномирового огня. – Видел я… нечто. Вот послушайте…
      – Огонь на Юге? Свет, что заставил Эодрейда лишиться рассудка? – Торин пожал плечами. – Может, оно, конечно, и так… Но все равно – ничего толком мы не узнали!
      – Не узнали, – уныло признался Фолко. – Только шишку даром набил…
      – Но поручение-то Эодрейда – оно куда, не на юг ли? – прищурился Малыш.
      – Глядишь, там что и узнаем… Может, там перстень точнее подскажет, а?
      – На перстень надейся… – проворчал Торин. – Ох, до чего же мне это не нравится! Как оно все некстати! Да еще и Брего… Он-то нам эту ночь едва ли простит.
      – Простит не простит… – махнул рукой Малыш. – Скажи лучше, что делать с самим Эодрейдом? Как его отговорить? Я, честно признаться, думал, что лучше всего привезти ему отказ Морского Народа…
      – Или сделать так, чтобы Рохан все же победил. А король – не повторял бы тех безумных слов: мол, надо перебить всех от мала до велика…
      – Хотел бы я знать, в силах ли Рохан справиться с истерлингами, – заметил Малыш. – А то ховраров с хазгами, положим, разобьем – хотя чует мое сердце, вдосталь при этом кровью умоемся, – и что дальше?
      – Как «что дальше»? – удивился Торин. – Потом вместе с гномами и Беорнингами – на Арнор! А если тут заколодит – отправимся в Гондор. Там тоже есть что отвоевывать!
      «Ну а что потом?» – на мягких кошачьих лапах прокралась непрошеная мысль, однако хоббит тотчас отогнал ее.
      – Короче, если завтра в дорогу, то надо спешить – у нас ведь ничего еще не собрано!
      – Вот только одно мне не нравится: вернемся мы – а тут Брего на престоле вместо Эодрейда! – заметил Маленький Гном.
      – Да, тут не знаешь, что лучше – то ли привести Морской Народ, то ли нет, – вздохнул Торин. – Приведем – плохо, не приведем – еще хуже: как бы король с одними роханцами в войну не ввязался!
      – А заметь, он ведь ни про Дори Славного, ни про Беорнингов даже не вспомнил! – ввернул Малыш.
      – Конечно! Беорнингов-то при Тарбаде так потрепали, что помоги им Махал свои собственные рубежи удержать. Дари с Глубинными Стражами воевать собирался – да и у него потери в хирде были немалые!
      – Одни эльдринги, почитай, при своих остались… – уронил Фолко.
      – Вот поэтому-то правитель нас к ним и шлет, – заключил Торин, поглаживая бороду. – Понял теперь, Строри?
      – Понять-то понял, только какая мне от этого выгода? Хорошо, хоть пиво эти эльдринги варить умеют, от жажды не пропадем.
      – Ага, ты еще вспомни, как Фарнак нас тем пойлом из морской травы потчевал, – усмехнулся Торин. – Кто потом трое суток животом маялся?
      – Маяться маялся, но все равно – еще раз угостят, непременно выпью! – непререкаемо заявил Малыш. – Уж больно льется легко да приятно…
      – Ага, а если на следующий день в драку? – не отставал Торин.
      – Будет вам! – урезонил друзей Фолко. – Все спорите, спорите… Давайте дело делать. К вечеру хорошо бы уже до Причального добраться.
      Причальным назывался тот самый торговый посад, что возник на Исене задолго до вторжения Олмера и в котором друзья познакомились сперва с Хьярриди, а потом и с таном Фарнаком. Во время Исенской Битвы поселок сровняли с землей; его отстроили ховрары, однако король Эодрейд в 1730-м взял Причальный вновь – правда, победителям достались одни пылающие развалины. Роханцы взялись за топоры, в одно лето срубив городок заново. К еще белым, не успевшим потемнеть бревнам пристаней один за другим потянулись корабли Морского Народа – роханские товары высоко ценились и в истерлингском Арноре, и во владениях Огона, и на юге – в Гондоре, Умбаре и Хараде. Сейчас в Причальном ошвартовался Фарнак.
      Друзья покидали Хорнбург с тяжелым сердцем. Никому ничего не объясняя, Эодрейд отправил Брего на Андуин, подчинив Третьему Маршалу ничтожный отряд в две сотни воинов. Богатырь метал разъяренные взоры, однако Эодрейд был со всех сторон окружен своим эоредом, а рядом – разумеется, по чистой случайности! – заняли позицию лучники из полка мастера Холбутлы – нероханцы по рождению…
      Они уже выехали за ворота и повернули на ведущую к Ясене торную дорогу, когда Фолко внезапно хлопнул себя по лбу:
      – Лопух! Репа гнилая! Как я мог забыть!..
      – Э, ты о чем? – всполошился Малыш. – Ненароком яду не в тот бокал подсыпал?..
      – Что б тебе язык молотом размозжило! – отмахнулся Фолко. – Кто там говорил, что нужны волшебники? Магов у нас в Средиземье и вправду не осталось, а Древобород-то жив-живехонек! Вот у кого спрашивать нужно, если уж не добраться до Орлангура!
      – А что он может сказать? – удивился Малыш. – Он ведь сам-то никакой не чародей! Думаешь, он сможет нам в чем-то помочь? Сомневаюсь!
      – Погоди, ведь Фолко прав, – вступил Торин. – Кроме Фангорна, нам и вправду никто не поможет, а в одиночку мы можем тыкаться как слепые котята.
      Нет уж, нельзя пренебрегать никакой возможностью. Крюк до Исенгарда невелик. Предупредим Фарнака, чтобы подождал, и…
      – А что, если Древобород твой уволокся куда-нибудь в свои чащобы? – упорствовал Маленький Гном. – Забыл, что леса его теперь тянутся едва ли не до развалин Дол-Гулдура?
      – Все бы тебе спорить, Строри, – фыркнул Торин. – Скажи уж прямо – лень тащиться!
      – Не лень, а времени жаль! – вывернулся Малыш. – Сами же говорите – не маг наш Фангорн, не маг!
      – Однако он очень стар и мудр, – заметил Фолко.
      – То-то он нам в прошлый раз помог… – скорчил гримасу Малыш.
      – Вдруг теперь он сможет больше? – предположил хоббит. – Энты, если захотят, легко остановят всю эту войну…
      – То-то они в прошлый раз захотели… – в прежнем духе продолжал Малыш.
      – Олмер для них ничто! Так зачем энтам в эту ничтожную войну ввязываться?
      Уж сколько король Эодрейд тут воевал, а им хоть бы хны!
      – Это потому, что он строго-настрого запретил людям даже приближаться к Фангорну, – напомнил Торин. – Древобород такого не мог не запомнить. Кто знает, может, мы его и уговорим?
      Однако Маленький Гном отнюдь не собирался сдаваться, и в качестве последнего довода Фолко с Торином пришлось вспомнить об извечном правиле их компании – «куда двое, туда и третий». Ворча и морщась, Малыш нехотя подчинился.
      Они ехали не оглядываясь, и потому никто из них так и не заметил, что следом из ворот крепости выбрался еще один всадник…
 
       ИЮНЬ, 5, ПРИЧАЛЬНЫЙ, ЗАПАДНАЯ ГРАНИЦА РОХАНСКОЙ МАРКИ
 
      По мирному договору с ховрарами, хазгами и дунландцами роханский рубеж был отодвинут еще дальше на запад – на три дня конного пути, как записали хронисты в анналах. Посыльные короля Эодрейда уже отправились вместе с выборными вчерашних противников ставить межевые знаки. Следом выступили первые сотни пограничной стражи – срубить там малые дозорные крепостцы.
      Пройдет еще немного времени – и на отвоеванные земли двинутся первые табунщики.
      Однако Причальный пока еще оставался порубежным городком; стража в воротах долго и дотошно сличала королевскую печать на подорожной друзей с имевшимся у воинов оттиском.
      – Да мы ж с тобой уже лет семь как знакомы, Эофар! – не выдержал Торин.
      – Ты что, не узнаешь меня, что ли?
      – Узнаю не узнаю – какая разница? Время военное, сам знаешь, – не слишком приветливо буркнул стражник, посторонившись. Друзья въехали в ворота.
      Причальный был невелик – две улицы, на три четверти застроенные складами и амбарами.
      – Да, все другое, – вздохнул Малыш, обозревая новенькие срубы.
      – Одна река какой была, такой и осталась, – в тон ему отозвался Торин.
      Корабли Фарнака они нашли без труда – на высокой мачте трепетало знакомое знамя. За минувшие годы морской тан сильно разбогател (не в последнюю очередь – на союзах с королем Эодрейдом), приобрел немало новых судов и теперь привел в Причальный целый отряд. Под погрузкой стояло пять барж. Малыш подтолкнул хоббита рукой:
      – А помнишь, тогда, в таверне?..
      Фолко кивнул. Теперь от той таверны не осталось даже углей. Да и сам Хьярриди уже не помощник Фарнака – не так давно обзавелся собственным кораблем и начал плавать на свой страх и риск. Правда, при этом все равно держался поближе к старому хозяину и промышлял в основном торговлей, а не морским разбоем, предпочитая, если не было товара, продавать за хорошую цену мечи своей дружины. И если тан Фарнак в Причальном, то, скорее всего, где-то рядом притулилась и баржа Хьярриди…
      Так и оказалось. Фарнак давно уже сам не следил за погрузкой, а вот Хьярриди, еще не заслуживший почетный титул тана, довольствуясь просто «старшим», самолично суетился на палубе, покрикивая на ленивых носильщиков из числа дунландцев. Заключение мира обязывало короля Эодрейда допускать их в свои владения на заработки… Правитель не без оснований видел в этом подвох, но земли на Западе того стоили.
      За десять лет бурной жизни смуглолицый мореход сильно изменился. Черная борода сильно поседела, лицо иссекли ранние морщины, высокий лоб изуродовал шрам. Прежними остались только акцент да словоохотливость…
      – Хой! Эгей! Морской Отец, кого я вижу! – заорал новоиспеченный старшой, едва завидев на причале хоббита и двух гномов.
      – Мы, мы это, Хьярриди! – крикнул в ответ Малыш. – Каково плавалось?
      – Отменно!.. Эй, а чего там стоите? Фрак, Брок – быстро примите у гостей поводья! Коней расседлать и накормить! А вас милости прошу на борт!
      Друзья последовали приглашению.
      – С чем пожаловали? – Хьярриди усадил их в тесной носовой каютке, достал из рундука большой глиняный кувшин с пивом и бутыль красного вина.
      – Смилга! Закуски нам сюда, да самой лучшей! Клянусь оком бури, когда же здесь наконец построят нормальный трактир?
      – А вот об этом мы с тобой и пришли потолковать, – с места в карьер начал Фолко.
      Хьярриди разом отбросил всю напускную болтливость.