Лео Перуц
      РАЗГОВОР С СОЛДАТОМ
      Перевод с немецкого О. Мичковского
      В городе Барселона - в том месте, где от набережной с се широким, залитым солнцем променадом отходит пальмовая аллея, ведущая к памятнику Колумбу, - я спросил у одного испанского солдата, кормившего чаек хлебными крошками, как пройти к собору.
      Я знаю всего несколько слов на языке, которым пользуются в Барселоне. Это не испанский, а каталанский язык, и, как меня уверяли знатоки, его далеко не всегда понимают даже чистокровные испанцы. Но молодой солдат не ответил мне ни по-испански, ни по-каталански - чтобы объяснить мне дорогу, он воспользовался несколькими скупыми, но на удивление выразительными жестами рук: прямо - потом направо - еще раз свернуть направо - потом налево. Я прекрасно его понял. Расстояние было неблизким, стоял палящий зной, и солдат посоветовал мне поехать на трамвае. Нет, он и на этот раз не произнес ни слова по-каталански - он снова прибегнул к жестам, изобразив с их помощью звонок колокольчика и скольжение трамвая по рельсам. Я сразу его понял. Но поскольку трамвая пока не было, мой словоохотливый советчик предложил мне присесть рядом с ним на скамейку и подождать.
      Молодой испанский солдат был немым. Говорить он умел лишь руками, делая это весело и непринужденно, и не было ничего, о чем бы его руки не могли поведать мне внятными, легкими для понимания знаками. Он воевал в Марокко, пояснил он мне, и его руки живописали весь хаос большого сражения: атаки, ливни огня, последний штурм и отступление. Относительно нужности этой военной кампании у него было свое, особое мнение, и он откровенно выразил его пожатием плеч и гневным потряхиванием головой.
      Мимо проезжал экипаж, и молодой инвалид немедленно обратил мое внимание (для этого он сжал руки в кулаки и затряс ими, как если бы он держал в них поводья и правил упряжкой) на то, какими красивыми, сильными и горячими были кони - чистокровные андалузцы. Затем он стрельнул глазами влево и подмигнул мне. Я повернул голову. Два рослых испанских офицера шли по бульвару медленным шагом, и мой испанский друг сообщил мне, что сейчас ему придется отдать им честь и что он считает эту церемонию совершенно излишней. По профессии он проектировщик зданий, сообщил он мне, набросав на воображаемой чертежной доске несколько эскизов, а затем показав руками в воздухе различные архитектурные элементы: порталы, ряды окон, лестницы и коньки крыш. Хорошая профессия, пояснил он, приносит неплохой заработок.
      Девица с книгой в руке присела возле нас. Немой солдат обратил мое внимание на то, какая она молодая и хорошенькая, и посоветовал мне приударить за ней. Мне непременно повезет, в этом можно не сомневаться, уверил он меня. Сам он взял на себя роль посредника и, повернувшись к девице, принялся убеждать ее в том, что я без ума от нее. Я богач, иностранец, прибыл сюда издалека, хочу взять ее с собой на родину, мы поедем на поезде. Девушка зарделась, улыбнулась и принялась листать свою книгу. Он показал на свои плечи - на тс места, где испанские офицеры носят знаки различия, - затем молодцевато покрутил свои несуществующие усы и тем самым дал мне понять, что у юной дамы уже есть ухажер, молодой, блестящий офицер, и что она, к сожалению, более не свободна. Чтобы утешить меня, он подул в горсть и пренебрежительно махнул рукой. Это означало: не расстраивайся, она не стоит твоих усилий, в городе полным-полно куда более симпатичных девушек.
      Мы полностью понимали друг друга, мы обсуждали самые разнообразные темы. За все время путешествия по этой чужеязычной стране я еще никого не понимал так хорошо, как этого молодого инвалида.
      Трамвай все не шел, но мне было некуда торопиться. Он достал из сумки бананы и предложил мне угощаться. Я могу брать не стесняясь, добавил он, у него их достаточно. Мы обменялись сигаретами и закурили. И тут появилась эта телега.
      Она была нагружена бочками и с грохотом катилась по мостовой. Когда она поравнялась с нашей скамейкой, одна из двух лошадей рухнула на землю. Она попыталась подняться, снова упала и не могла сдвинуться с места.
      Изрыгая проклятия, возница соскочил с телеги и принялся в ярости колотить несчастное животное кнутовищем.
      Солдат вскочил на ноги. Он побагровел и затрясся от гнева. Сигарета выпала у него изо рта. Он пытался что-то кричать, но из его уст выходило только глухое клокотание.
      Он повернулся ко мне. Он пытался говорить, объяснять, жаловаться, но его красноречивые руки впервые отказались ему служить, и он стоял передо мной беспомощный, безгласный и безутешный.
      Страшная и незабываемая минута! Впервые в жизни я стал свидетелем того, как в порыве гнева, жалости и возмущения немой потерял дар речи.