Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Прыжок в неизвестное

ModernLib.Net / Зарубежная проза и поэзия / Перуц Лео / Прыжок в неизвестное - Чтение (стр. 9)
Автор: Перуц Лео
Жанр: Зарубежная проза и поэзия

 

 


      - Я просил бы вас прежде всего снять накидку,-сказал доктор Рюбзам. Повторяю, я далек от мысли сколько-нибудь... Но...
      Демба вытаращил на него глаза и подумал, что ослышался.
      - Что вы толкуете? Что вы сказали о моей накидке?
      - Да, я попросил бы ее снять, - доктор Рюбзам становился нетерпелив.
      - Ни за что, - сказал Демба.
      - Что это значит? - спросил доктор Рюбзам. - Вы не хотите?
      - Вздор, - сказал Демба. - Оставьте меня в покое.
      - Весьма подозрительно, - воскликнул почтовый чиновник.
      - Ага! - вырвалось у госпожи Сушицкой.
      - В самом деле, очень странно, - подтвердил коммивояжер.
      - Так вот в чем дело! - сказал доктор Рюбзам.
      - Демба! - крикнул Гюбель. - Часы у тебя?
      - Какие часы? - спросил Демба, оторопев.
      - Часы господина доктора.
      - Не думаете же вы, что я у вас украл часы? - закричал Демба в отчаянии.
      - Нет? - спросил доктор Рюбзам изумленно и не совсем уверенным тоном. - Я думал, может быть, в шутку...
      - Но ведь это нелепость! - уверял Демба.
      - В таком случае дайте же себя обыскать.
      - Нет, - твердо сказал Демба.
      - Но послушай, Демба, это ведь только формальность. Не станут же эти господа...
      - Нет! - заревел Демба и взглянул с мольбою о помощи на студента-медика.
      - Вот как! - произнес доктор Рюбзам. - Вы не желаете? В таком случае я знаю, как поступить.
      Он повернулся к Дембе спиною и подошел к столу.
      - Я не стану спорить, - сказал он совершенно спокойно. - К чему?
      И в один миг сгреб все деньги, лежавшие на столе.
      Демба смертельно побледнел, увидев свои деньги в руках у доктора Рюбзама. Ярость отчаяния вдруг нашла на него. Нет! Этого нельзя допустить! Нельзя допустить, чтобы деньги достались этому человеку. Надо броситься на него, высвободить руки, вырвать у него деньги! Цепь должна была порваться! Для железа тоже ведь есть предел упругости, сталь тоже ломается. И с невероятным усилием восстал он против своих оков, мышцы напряглись, жилы вспухли, руки под гнетом необходимости превратились в двух возмутившихся исполинов, цепь завизжала...
      Сталь выдержала усилие.
      - Нужно же мне получить обратно свои часы так или иначе, - сказал доктор Рюбзам и сунул в карман деньги Дембы с не совсем чистой совестью. Иначе я не могу поступить. Про нужду закон не писан.
      Глава XVI
      И вот Демба очутился на улице, опозоренный, разбитый, обобранный, обманутый в своей последней надежде.
      Шел дождь. Он испытывал страшную жажду, и руки у него болели, особенно запястья и пальцы. Он впал в уныние и чувствовал такую усталость, что теперь уже единственным его желанием было оказаться наконец дома, чтобы, спрятав голову под одеяло, ни о чем не думать и уснуть.
      Назло своим скованным рукам и ради денег дерзнул он окунуться в сутолоку дня. И взбесившийся день безжалостно гонял его сквозь свои часы, швырял во все стороны, как беспомощную скорлупу грецкого ореха, и теперь Станислав Демба был утомлен, отказывался от борьбы и хотел спать.
      "Если я тебе сегодня вечером не положу денег на стол, можешь ехать с Георгом Вайнером", - сказал он утром. Так теперь обстояло дело. Денег у него не было, и он не хотел больше пытаться их раздобыть.
      - Пусть уезжает, - говорил он, шагая, самому себе и пожал плечами. - Я ее не удерживаю. До восьми часов вечера она обязана меня ждать. Не дольше. Fair play10. Я сделал, что мог, но не добился успеха. Строгая организация коварных случайностей боролась против меня: трест злостных происшествий. Теперь Соня свободна. Вопрос решен, и я соблюду слово. Fair play.
      Чувство удовлетворения охватило Дембу при словах "Fair play", и на ходу он принял осанку члена жокей-клуба, собирающегося с бесстрастным лицом уплатить долг чести на крупную сумму.
      - В дальнейшем ходе событий я ведь, по счастью, не заинтересован, тихо сказал Демба и пошел быстрее вперед. - Совершенно не заинтересован.
      Это выражение понравилось ему, и он повторил еще раз: "Сим заявляю о своей незаинтересованности", - причем выражением лица напоминал маститого дипломата, делающего заявление большой важности. Он остановился и посредством легкого поклона довел до сведения какого-то незримого противника, что он в дальнейшем ходе событий совершенно не заинтересован.
      - Вот именно. Не заинтересован, - повторил он еще раз, потому что не мог отделаться от этого слова, которое, казалось, обладало удивительной способностью проливать на все утешительный и успокаивающий свет. Он был близок к тому, чтобы без малейшей ненависти, злобы и боли рисовать себе, как Соня Гартман завтра уедет с другим и как он сам останется в одиночестве.
      - Я не мог сдержать своего обещания, и теперь нужно сделать из этого выводы, - убеждал он самого себя.
      Он остановился перед какой-то витриною и искал своего отражения в ее зеркальном стекле, так как ему непременно нужно было наблюдать себя в минуту, когда он хладнокровно, невозмутимо и в готовности ко всему делал выводы.
      - Этого уже не изменить. Так было предопределено,-сказал он и постарался убедить себя самого в принудительном характере обстоятельств.
      И комиссионер на углу улицы, и приказчик, опускающий ставни на витрине, и служанка, стоявшая в воротах с бутылкою пива в руке, - все они удивленно глядели вслед загадочной фигуре, которая неслась по улицам, опустив голову, пожимая плечами и энергично втолковывая что-то самой себе.
      - А теперь - домой! - сказал Демба и остановился. - Куда же я иду? Пора отправиться домой. Микш, вероятно, уже ушел. Сейчас половина восьмого. Скоро придет Стеффи, и я наконец освобожусь от наручников.
      Он свернул на Лихтенштейнскую улицу, потому что не видел никаких оснований отказываться от кратчайшего пути к своему дому из-за этого господина Вайнера. Если этот господин Вайнер жил как раз на Лихтенштейнской улице, то это не могло для него послужить причиной обходного движения. Каждая минута была дорога.
      Дождь полил сильнее. Демба плотно укутался в свою накидку. Смеркалось, и мерцающий свет газовых фонарей отражался в дождевых лужах.
      - Я немного перехватил в своем увлечении этим делом, - рассказывал себе Демба и, уйдя в свои мысли, вступил в лужу. - Пора мне освободиться от своих обязательств.
      Этот словесный оборот тоже, странным образом, подействовал на него успокоительно. Он звучал так деловито-холодно, так коммерчески-расчетливо и разоблачал чувства, плохо прикрывавшиеся такими громкими словами, как страдание, ревность и жгучее томление.
      Перед домом, где жил Георг Вайнер, он остановился и констатировал, что окно во втором этаже, возле балкона, освещено.
      - Конечно, - сказал он, не трогаясь с места, - он дома, и она у него. Так что же? Нет причины останавливаться и терять время. Это меня не интересует; я занят другими делами.
      Он простонал и почувствовал, как в нем на мгновение вспыхнул бессильный гнев, а потом ощутил тихую, сверлящую боль. Неподвижными глазами уставился он на освещенное окно. Но преодолел это чувство и укрылся под защиту приятно звучащих слов, которые должны были заглушить его страдание.
      - Дело будет улажено вполне миролюбиво, - бормотал он. - Мы разойдемся в наилучших отношениях. Он пустился дальше, но вскоре опять остановился.
      - Конечно, - сказал он. - У Вайнера очень уютная квартира. Солнечная сторона, вид на Лихтенштейнский парк. Это все, что можно заметить по этому поводу. Итак - дальше!
      Дальше он, однако, не пошел, а продолжал глядеть на окно.
      - Впрочем, у меня есть время. Нет еще половины восьмого. Стеффи еще не может быть у меня. Буду ли я дома сидеть, или постою здесь немного, это ведь несущественно. Несущественно, - повторил он еще раз с ударением, и звук этого слова придал ему в собственных глазах вид хладнокровного критика, способного смотреть на вещи взглядом постороннего человека. - Она у него. Что дальше? Если я этим интересуюсь, то это почти такой же интерес, как у театрального зрителя, глядящего на сцену. Дело касается двух посторонних людей. Оно, может быть, забавно или скучно, - но оно во всяком случае неважно. Пожалуй, можно было бы...
      Он вздрогнул. Сердце замерло на миг, а потом начало дико и бурно стучать. В ушах стоял шум, и удушающий страх перехватывал дыхание.
      Там, наверху, в окне, свет внезапно погас.
      В комнате Георга Вайнера свет погас.
      Что там происходит? Что бы это могло означать?
      С трудом воздвигнутое здание холодного безучастия рассыпалось в прах.
      Там, наверху, в этой комнате, Соня в этот миг лежала в объятиях Георга Вайнера. Свет погасила она. И теперь принадлежит ему. Для обоих теперь наверху начинался час, о котором мир ничего не должен был знать. Безмолвное соглашение, покорность и обладание - вот что означала наступившая мгла. А Демба стоял внизу, жалким образом обманутый гладкими фразами, которыми вооружился против гнева и боли и которые теперь падали на землю, как увядшие листья. В отчаянии, чувствуя себя глубоко несчастным, дрожа от страдания и ненависти, терзаясь завистью и готовый заплакать, стоял Демба на улице.
      Но не должны они оставаться наедине! Она не должна лежать в его объятиях! Пусть они оба не думают, будто могут скрыться от Дембы и от всего света.
      Он не мог не взбежать по лестнице. Он не знал, что сделает, как и что скажет. Ему хотелось только взломать дверь и вдруг появиться в комнате как укор, как жалоба, как угроза, как тревожный сигнал.
      И он пошел, задыхаясь, сжав кулаки, и все же-с трепещущим от страха сердцем - пошел к воротам.
      Но тут из ворот вышел вдруг на улицу молодой человек. Это был Георг Вайнер, и он был один.
      Подойдя к краю тротуара, он поглядел вправо и влево вдоль улицы и подозвал фиакр.
      Одно мгновение Демба смотрел на соперника в крайнем изумлении. Потом с большим облегчением перевел дыхание.
      Георг Вайнер был дома совсем один. Да. Сони у него не было. Они не обнимались, не целовались в темноте. Только собираясь уходить, Вайнер погасил свет в своей комнате.
      Пускай вчера она была у него, пускай завтра опять придет! Это было ему совсем неважно. Но что Соня теперь, как раз теперь, когда Демба в бессильном гневе не спускал глаз с окна, не была наверху, это делало Дембу счастливым. Внезапно наступивший в комнате мрак означал только уход Георга Вайнера из квартиры, и это наполняло Дембу благодарностью и радостью.
      И теперь, когда спокойствие опять вернулось к нему, он попытался еще раз спрятаться за красивыми словесными оборотами. Но гладкие фразы утратили свою обольщающую и успокаивающую силу.
      Нет. Ничего не поделаешь. Теперь он не может уйти домой. Еще раз должен он с нею повидаться перед ее отъездом. Еще раз стоять перед нею, смотреть на нее, слышать ее голос и смех и безмолвно с нею проститься.
      Георг Вайнер собирался сесть в фиакр. Он, казалось, торопился. "Должно быть, он едет к ней, - подумал Демба. - И теперь он должен будет мне сказать, где ее можно видеть".
      - Здравствуйте, коллега! - сказал Демба и вынырнул из мрака.
      Георг Вайнер обернулся.
      - Добрый вечер, Демба, - сказал он холодно.
      - Вы куда? - спросил Демба, и сердце у него при этом заколотилось.
      - В погребок "Резиденция", - ответил Вайнер.
      - В "Резиденцию"? Там уютно, не правда ли?
      - Довольно уютно.
      - Чрезвычайно уютно в "Резиденции"! - пылко сказал Демба. - Возможно, что и я туда приду.
      Глава XVII
      Демба был в раздраженном состоянии духа, когда открывал дверь. Он больно ушибся коленом о стул в темном коридоре, который вел в отдельный кабинет. Вошел он не сразу; остановился в дверях, под прикрытием вешалки, нагруженной шляпами и пальто.
      В маленькой комнате было слишком натоплено. Свет ослепил его; однако Демба сразу заметил, что Сони здесь нет. Но он увидел тут в сборе ее приятелей и приятельниц, в обществе которых она почти постоянно бывала последнее время. Тут были две барышни, учившиеся на драматических курсах. Против двери сидел доктор Фурман, коренастый мужчина с лицом сердитого бульдога и шрамом на левой щеке. У него был зычный, пронзительный голос, звучавший, как рожок автомобиля. Являлось желание быстро отскочить в сторону всякий раз, как он начинал говорить. По другую сторону стола, против Георга Вайнера, сидел, к величайшему огорчению Дембы, в облаке сигарного дыма и со своею вечной, ничего не говорящей улыбкой на губах Эмиль Хорват.
      Демба приходил в ярость при одном воспоминании о Хорвате. Иногда, когда он давал урок у Бекеров, Хорват, запросто бывавший у них, входил в комнату, не здоровался, слушал, снисходительно усмехаясь, как Демба объяснял мальчикам неправильные глаголы, и затем с высокомерной насмешкою удалялся. Нахал! Бывало, войдет, подаст мальчикам руку, не обращая внимания на Дембу, одного потянет за ухо, другого хлопнет по щеке и спросит, дома ли Элли... Элли! Фрейлейн Бекер он попросту называл Элли. Но не может же господин Хорват подать руку репетитору. Репетитор принадлежит к прислуге, семьдесят крон в месяц и стол! Он для господина Хорвата то же, что воздух. Но что же представляет собою, в сущности, господин Хорват? Член правления. Член правления акционерного общества маслодельных заводов, больше ничего. Ни высшего образования, ни диплома. Ниже его достоинства!.. Демба чувствовал, как у него кровь приливает к голове от раздражения.
      Нет, нет! Только бы оставаться спокойным! Быть любезным, приветливым, предупредительным, не обнаруживать своей досады. Какое ему дело до Хорвата? Никакого. Демба наметил себе план действий. Он собирался подсесть вот к этим молодым людям и напустить на себя такой вид, словно он каждый день сидит в их компании. Намерен был принять участие в беседе, рассказывать остроумные анекдоты, быть интересным, говорить барышням любезности; а когда затем придет Соня, то пусть увидит его в кругу своих приятелей в качестве желанного гостя, занятого оживленною беседою.
      Он вышел из-за вешалки и поклонился во все стороны.
      - Добрый вечер, господа! Привет мой дамам! - он подошел к столу с видом ловкого светского человека и неотразимого сердцееда. - Желаю здравствовать и веселиться.
      Трое мужчин прервали беседу и с удивлением взглянули на Дембу, который в забрызганных грязью брюках и промокшей накидке, ронявшей на пол капли дождевой воды, стоял посреди комнаты. Он мешал. Они уже не чувствовали себя в своей компании. Обе дамы отвели глаза от меню и с любопытством рассматривали Дембу.
      - Здравствуйте, - сказал наконец Хорват. - Как вы сюда попали?
      - Вышел немного пройтись в поисках развлечений, - сказал Демба беспечным тоном. - Хотелось побыть немного среди людей после трудового дня. Не позволите ли присесть? Или, может быть, я мешаю?
      - Пожалуйста, - сказал очень холодно Георг Вайнер.
      И Демба, после того, как несколько мгновений нерешительно глядел по сторонам, уселся наконец робко и неуклюже за соседний стол. Доктор Фурман кашлянул, харкнул, а затем шумно повернулся вместе со своим стулом к Георгу Вайнеру.
      - Скажи мне, кто это такой? - спросил он бесцеремонно.
      - Один из невозможных Сониных знакомых, - тихо ответил Вайнер.
      - Так он и выглядит, - сказал доктор Фурман и допил свою кружку пива.
      Демба слышал, как они перешептывались, и покраснел до ушей. Он знал совершенно точно, о чем шла речь в этот миг. Вайнер, конечно, рассказывал другому, что Демба бегает за Соней и что она его знать не хочет, и над этим оба теперь потешались. Нет, это предположение, будто он пришел сюда ради Сони, ему необходимо было опровергнуть. На это ложное утверждение нужно было немедленно и решительно возразить. Ради Сони? Вот потеха! Об этом, право же, и речи быть не может. Случайность, уважаемый господин Вайнер! Простая случайность, милый Хорват! Я, впрочем, рад, что встретился с вами здесь, милый Хорват...
      Демба встал.
      - Очень рад, что застал здесь общество. Я много слышал об этом ресторане; здесь, по слухам, превосходная кухня, - сказал он, обращаясь к Георгу Вайнеру. - Мне приходится часто есть вне дома. Да, к этому я вынужден своей профессией, - заявил он с ударением и при этом посмотрел в боевой готовности на Хорвата, словно опасаясь возражения с его стороны. Кухня и погреб этого заведения пользуются отличной репутацией, - заверил он доктора Фурмана.
      Тот сначала взглянул на обоих своих приятелей, потом на Дембу, покачал головою и углубился, пожав плечами, в чтение вечерней газеты. Вайнер и Хорват не знали, что ответить на такое излияние, и смущенно посмеивались. Воспитанницы театрального училища хихикали, уткнув нос в тарелки.
      Но Демба решил убедить во что бы то ни стало всех присутствующих, что совсем не ради Сони пришел, а чтобы хорошо поесть. Он непременно хотел это всем объяснить и упрямо продолжал:
      - Превосходное качество кушаний, которые предлагает хозяин, служит повсюду за последнее время злобою дня. Со всех сторон раздаются только похвалы по поводу...
      Он вдруг замолчал. Перед ним стоял кельнер и протягивал ему меню.
      - Что прикажете подать?
      - Позже! Позже! - пробормотал Демба в крайнем замешательстве и бросил испуганный взгляд на Георга Вайнера. - Придите позже. Я никогда не ужинаю раньше девяти часов вечера.
      Он уставился глазами в пространство и принялся по этому поводу размышлять о срочной необходимости изобрести электрический подъемный кран, который бы, безо всякой помощи рук, отправлял еду прямо с тарелки в рот.
      - Что изволите пить? Пиво или вино? - спросил кельнер.
      Пить! Да, честное слово, выпить бы ему сейчас наконец следовало. Язык у него прилипал к нёбу, и в глотке жгло как огнем. О Господи, хотя бы один глоток пива, один-единственный маленький глоточек! Но ведь это невозможно эти люди все смотрят в его сторону... Ему припомнился один фокусник, которого он как-то видел в варьете. Этот малый ухватил зубами наполненный пивом стакан, поднял его в воздух и осушил, не пролив ни капли. Совершенно отчетливо привиделся он ему, он вспомнил даже аплодисменты, рукоплескания во всех рядах: браво, браво, браво! Не попробовать ли ему тоже? Может быть, выкинуть какое-нибудь коленце, затеять пари: "Разрешите показать вам маленький фокус, господа, - фокус со стаканом пива, - смотрите: вот так!" Браво, браво, браво! Все аплодируют.
      Нет. Невозможно. На это он не решался. А жажда становилась невыносимой. Он озирался в поисках помощи. Как раз в этот миг доктор Фурман подносил стакан ко рту. Одним залпом выпил он его до дна. Как ему было вкусно! Старый корпорант... А он, Демба, должен был сидеть и видеть это, когда в глотке у него пересохло. Внезапно его озарила мысль.
      Отчего она раньше не приходила ему в голову? Такая простая! А он-то весь день мучился жаждой!
      - Кельнер! - крикнул Демба. - Принесите мне стакан пива с соломинкой.
      - Как вы изволили сказать?
      - Стакан пива с соломинкой! - крикнул Демба и разъярился, оттого что кельнер не сразу понял, чего он хочет. - Ступайте и принесите это поскорее. Вы состроили такое лицо, словно вам никто еще никогда не заказывал стакана пива с соломинкой.
      Покачивая головою, кельнер ушел и вернулся, неся пиво, с покорным лицом человека, привыкшего к странным причудам своих ближних и ничему уже не удивляющегося.
      Демба увидел перед собою пиво, приосанился и начал сосать соломинку. Дело пошло на лад! Пиво поднималось в рот и увлажняло ему гортань. Он пил порывистыми, короткими затяжками, приостанавливался и опять начинал пить. Браво, браво, браво! Он рукоплескал самому себе, словно был одновременно и фокусником в варьете, и публикой.
      - Принесите сейчас же еще один стакан! - приказал он кельнеру голосом, совсем охрипшим от жажды и волнения.
      Те, что сидели за столом Вайнера, заинтересовались странным способом Дембы пить пиво. Обе барышни перешептывались, хихикали, подталкивали локтями соседей и украдкой показывали на него.
      Хорват вставил в глаз монокль, взглянул на Дембу с глумливой усмешкою и спросил:
      - Демба! Что вы делаете?
      - Очень оригинально! Очень оригинально! - произнес иронически доктор Фурман.
      Демба выронил соломинку изо рта. Теперь настал момент постоять за свое дело. Он встал. На губах у него была пена, которой он не мог стереть.
      - Помилуйте, - сказал он очень уверенным тоном. - Это ничуть не оригинально. Вы этого никогда еще не видели, господа? В таком случае я должен предположить, что из вас никто не бывал в Париже.
      Он скроил высокомерную и негодующую физиономию при мысли, что ему приходится иметь дело с людьми, никогда не бывавшими в Париже.
      - Ого! - запротестовал Хорват. - Я прожил два года в Париже, но ни разу еще не видел, чтобы пиво пили через соломинку.
      Демба счел целесообразным быстро переменить место действия этого странного обычая.
      - В Петербурге! - крикнул он громко. - Хороши бы вы были там, если бы попробовали пить пиво без соломинки. Там это просто нарушение хорошего тона - подносить стакан прямо ко рту.
      Петербург показался ему, однако, недостаточно далеко отстоящим. Могло ведь оказаться, что и там побывал кто-нибудь из этих господ. Одна из барышень своими короткими волосами даже чуть ли не напоминала русскую. Быстро приняв решение, он перенес эту странную церемонию соломинки несколько подальше, на сей раз - в такую местность, которая уж наверное лежала за пределами контроля.
      - Собственно говоря, обычай этот ведет свое происхождение из Багдада. В Багдаде и Дамаске вы можете наблюдать на каждом перекрестке и перед мечетями десятки арабов, пьющих пиво через соломинку.
      Он был в этот миг совершенно убежден в правдивости своего утверждения. В жажде боя переводил он взгляды с одного на другого, готовый сцепиться со всяким, кто дерзнет высказать какое-нибудь сомнение. В воображении он действительно видел турка с чалмою на голове, который, сидя в своей лавке между тюками с товаром, созерцательно посасывал соломинку вместо чубука.
      - Арабы, стало быть, пьют пиво? Прекрасно! - сказал, рассмеявшись, Хорват. - Этнография: неудовлетворительно.
      Этот намек на его профессию репетитора чрезвычайно уязвил Дембу. Он с ненавистью взглянул на Хорвата, прищурив глаза, и сказал ядовито:
      - Вообще, когда входят в комнату, то здороваются. Поняли? Заметьте себе это.
      - Э? Что вы такое сказали? - спросил в изумлении Хорват.
      Демба испугался. Что он опять натворил! У него ведь было намерение вести себя скромно, вежливо и любезно, чтобы снискать симпатии всех присутствующих. А теперь он восстановил против себя Хорвата, и когда Соня придет, то увидит его со всеми рассорившимся, оттесненным на задний план, не участвующим в общей беседе. Нет, ему надо было исправить свой опрометчивый поступок, встать, извиниться. Он встал.
      - Я прошу простить меня, господин Хорват, приношу извинение. Мое замечание относилось не к вам. Оно было обращено к кельнеру.
      Демба молчал, приведенный в некоторое смущение удовлетворенной усмешкою Хорвата. Духота в маленьком помещении становилась невыносимою. Пламя газовых рожков жужжало мучительным образом. Дым папирос вызывал кашель. Демба нервно и порывисто вертелся, искал глазами кельнера, но того не было в комнате.
      - Невозможные манеры у этого кельнера! - усердствовал Демба. Удивляюсь, как вы это позволяете. Он никогда не кланяется, когда входит в комнату. Где он вообще торчит? Только что ведь был здесь.
      Пиво, которое Демба высосал через соломинку, начинало действовать. Кровь у него стучала в висках, и он чувствовал легкое головокружение, шум в ушах и боль в желудке. Ему пришлось сесть.
      - Я надеюсь, вы не приняли выговора на свой счет, господин Хорват. Недоразумение. Вас я не имел в виду. Я далек от мысли...
      - Да уж ладно, - сказал наконец Хорват, и Демба сразу умолк.
      - Тут у него не в порядке, - сказал громко доктор Фурман и приложил указательный палец ко лбу.
      - Он пьян, - объяснил Георг Вайнер.
      - Не уйти ли нам? - спросила робко одна из барышень.
      - Мы должны дождаться Соню, - заметил Вайнер.
      - Почему Сони так долго нет сегодня? - спросил Хорват.
      - Она сейчас должна прийти, - сказал Вайнер.
      Демба насторожил слух. Ну, так и есть. Это опять в его огород камешек. "Сейчас должна прийти", - сказал Вайнер и при этом посмотрел на него. Но, простите, какое мне дело, придет Соня или не придет? Разве я здесь нахожусь ради нее? Язвительное замечаньице, не так ли? В меня метили, не правда ли? Но вы ошибаетесь, господин Вайнер. Вы сильно заблуждаетесь. Совсем иные причины привели меня сюда. Веские причины. Целый ряд веских причин. Надо же мне сказать этим господам, какие важные причины... Демба откашлялся.
      - В сущности, вы меня видите здесь, господа, совершенно случайно, сказал он. - Вообще говоря, я бываю здесь редко. Вы, вероятно, недоумеваете, каким образом я попал сюда.
      Доктор Фурман оторвал взгляд от газеты. Вайнер отвел папиросу от губ и поглядел на Дембу. Хорват ухмылялся.
      - Так вот, видите ли, дело объясняется очень просто. У меня были особые причины прийти сюда именно сегодня. Важные причины. Целый ряд весьма важных причин.
      - Так-с, - произнес доктор Фурман и продолжал читать.
      - Причины разнообразные, - сказал Демба, кашлянул, чтобы выиграть время, и стал думать. Но ни одна из разнообразных причин не приходила ему на ум, чтобы выручить его из затруднения. - Дело в том, что ни о каком другом помещении просто не могло быть речи, между тем как это, так сказать, напрашивалось само собою уже вследствие его чрезвычайно выгодного местоположения, весьма удобного для всех участников.
      Демба перевел дыхание. Теперь у него наконец мелькнула одна мысль.
      - Я, видите ли, жду здесь двух господ по одному весьма щекотливому делу, - шепнул он таинственно, - по делу чести, как вы, вероятно, уже догадались. Дело очень серьезное! Чертовски серьезное! Господам этим, в сущности, пора уже быть здесь. Офицеры двадцать первого егерского полка.
      Он встал и направился нетвердой поступью к двери.
      - Кельнер! - крикнул он, - Не спрашивали ли меня два господина? Я Демба. Станислав Демба. Их двое: лейтенант и обер-лейтенант с зелеными погонами.
      Кельнер ответил отрицательно.
      - Еще не спрашивали? - спросил Демба и был в самом деле удивлен, раздосадован и разочарован опозданием этих господ. - Это меня поражает. Офицеры бывают обычно пунктуальны при подобных обстоятельствах.
      Он начинал терять терпение, посматривал на дверь и постукивал ногою по полу. Но офицеры не появлялись. Демба решил обратиться к доктору Фурману за советом в это трудном положении.
      - Как долго я обязан, в сущности, ждать этих господ? - спросил он.
      - Оставьте меня в покое! - грубо сказал доктор Фурман и продолжал читать газету.
      - Что вы сказали? - резко спросил Демба.
      Теперь, когда он вдруг и чрезвычайно неожиданным способом увидел себя вовлеченным в дело чести, он не был намерен давать над собою тяготеть хотя бы малейшему оскорблению. Он подошел к доктору Фурману, пристально взглянул на него и потребовал удовлетворения:
      - Я вынужден просить вас немедленно объясниться.
      - Ступайте домой и проспитесь! - заревел на него доктор Фурман. - Вы пьяны! Хотел бы я видеть дурака, выбравшего вас секундантом.
      Демба, уничтоженный, отступил к своему месту. Оглушенный, утомленный и с тяжелой головою, он ушел в мрачные мысли.
      Пьян! Этот человек решил, что он пьян. Сказал ему это прямо в лицо. Демба горько рассмеялся. "Только скользнул по мне взглядом и говорит, что я пьян. Даже не отвел глаз от газеты, а говорит очень просто, что я пьян. Это еще следует доказать, милостивый государь. Если мое мнение что-нибудь значит в этом вопросе, если мне позволено высказаться, то, честное слово, я никогда еще не был так трезв, как теперь. Я знаю все, что происходит, вижу все совершенно ясно, ничто не ускользает от меня. Я вам это сейчас докажу. Муха села к вам на тарелку, милостивый государь. Видите, от меня ничего не скроете. Я все наблюдаю четко. Что у Вайнера из кармана пальто торчит газета, сложенная вдвое, - это я все вижу. Что у вас, господин Хорват, нижняя пуговица на жилете расстегнута, хотя это неудобно по отношению к дамам,-это я вижу тоже. Вам надлежало бы подкрепить доказательствами свое утверждение. Надо мне объяснить это всем присутствующим. Пьян! Придется мне высказать откровенно свое мнение. Что вам в голову взбрело, милостивый государь? Пьян! Нужно же мне в таком случае..."
      Демба встал и направился к соседнему столу. Он целил прямо в правый угол стола, старательно делал шаг за шагом и без инцидентов добрел до цели.
      - Простите, что мешаю читать, - начал он и нагнулся к доктору Фурману. - В газете, впрочем, нет ничего интересного. Общее собрание охотничьего союза. Парад войскам. Редкий юбилей. Самоубийство на Бабенбергерштрассе... Я знаю все. Мне в нее и заглядывать не нужно. А все-таки в газете не все напечатано.
      Демба весело про себя рассмеялся. Мысль, что не всегда все напечатано в газете, очень его забавляла.
      - Что вам нужно еще от меня? - спросил доктор Фурман.
      - Я хотел вам только сказать... - начал объяснять Демба. Он откашлялся и начал по-другому: - Мне важно установить...
      Боль в желудке опять появилась. Он чувствовал гудение в ушах, давление в висках, и газовые рожки устрашающе колыхались у него над головою. Он нашел, что стоит недостаточно прочно, и крепко прислонился спиною к какому-то стулу. Вот так. Теперь ему было лучше.
      - Я хотел бы установить... - начал Демба в третий раз.
      Но тут стул не выдержал и опрокинулся. Сумочка актрисы упала на пол, и множество безделушек - монеты, записная книжка, катушка с нитками, зеркальце, папиросы, черепаховая гребенка, два карандашика и медвежонок в виде брелка - рассыпались по полу.
      Дембе удалось удержаться на ногах. Ему послужила опорою массивная доска стола. Пьян! Вздор! Он видит все; наблюдает все. Вот лежит записная книжка. Монета в пять крон закатилась за вешалку.
      - Увалень! - крикнул Вайнер. - Вы тут еще все вдребезги разнесете.
      - Ступайте домой, проспитесь, говорил же я вам! - заревел доктор Фурман.
      - Зеркальце разбилось! - плакалась актриса.
      Вайнер и Хорват вскочили и принялись подбирать вещицы с пола. Демба не принял участия в этой человеколюбивой работе. Но следил за нею внимательно и участливо и не переставал давать полезные указания.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10