— Сохрани нас пресветлые боги! — всплеснула руками Тика. — Но это значит… — Она вскочила с места, глядя на Карамона совершенно круглыми от ужаса и изумления глазами. — Это значит, Китиара убила его, зная, что он отец ее ребенка!
      — Я не верю, не могу поверить, — ответил Карамон глухо. Он все еще стоял перед очагом, спиной к женщинам, засунув руки глубоко в карманы.
      Носком сапога он вдруг пнул одно из поленьев с такой силой, что в дымоход вылетел сноп ярко-красных искр. — Стурм Светлый Меч был рыцарь — в полном смысле этого слова, не по званию, а по велению сердца. Он никогда бы… — Карамон запнулся, щеки его вспыхнули. — Нет, он никогда бы не сделал этого.
      — Но он был мужчина. К тому же молодой мужчина, — мягко сказала Сара.
      — Вы не знали его! — выкрикнул Карамон сердито.
      — Тогда — нет. Но узнала позже. Может быть, вы все же выслушаете меня до конца?
      Тика подошла к мужу и положила ему ладони на плечи.
      — Заткнув уши, не сделаешь истину ложью, — повторила она старую эльфийскую поговорку.
      — То истину, а то — сплетню, — пробормотал Карамон. — Скажите мне вот что: этот ребенок все еще жив?
      — Да, ваш племянник жив, — не сразу ответила Сара. — Теперь ему двадцать четыре. Из-за него-то я и пришла сюда.
      — Тогда продолжайте. — Карамон вздохнул так, что огоньки свечей легли плашмя.
      — Как вы сами сказали, Китиара и юный рыцарь вместе уехали из Утехи на север. Оба они тогда искали вестей от отцов, двух прославленных рыцарей Соламнии, так что никому не казалось странным их совместное путешествие.
      Но из всего того, что я узнала, они были весьма неподходящими спутниками друг для друга.
      С самого начала их совместное путешествие было обречено на неудачный исход. Да, они оба искали отцов, и отцы их оба были рыцарями. Но если отец Стурма был одним из величайших рыцарей своего ордена, то Кит знала — или по крайней мере подозревала, — что ее отец бежал, исключенный из ордена за какой-то бесчестный проступок. Ведь не просто так она присоединилась в конце концов к армии Владычицы Тьмы, которая тайно собиралась тогда на севере.
      Сначала Кит забавлял ее юный спутник. Светлый Меч, его восторженные речи и рассуждения о вере и чести. Но вскоре он начал ее утомлять, а еще через какое-то время — всерьез раздражать. Он отказывался останавливаться в тавернах и на постоялых дворах, заявляя, что это прибежища разврата. Он ежевечерне тратил несколько часов на какие-то молитвы и ему одному понятные обряды, а днем надоедал ей нравоучениями по поводу ее бесчисленных грехов. Может быть, она и стерпела бы все это, если бы не последняя капля: юный рыцарь полагал себя старше и умнее и думал, что ему позволительно командовать молодой и беспутной девицей.
      Этого Китиара вынести не могла. Вы знаете ее. Она предпочитала если не распоряжаться сама, то по крайней мере быть на равных. — Сара печально улыбнулась. — За те несколько месяцев, что она провела в моем доме, она все переиначила по-своему. Я собирала на стол тогда, когда она считала нужным; мы ложились спать тогда, когда ей этого хотелось, и мы говорили тогда, когда она была расположена разговаривать.
      «Стурм просто приводил меня в ярость, — говорила мне Кит, и, хотя с тех пор прошло уже несколько месяцев, глаза ее вспыхивали темным огнем. — Я была старше, да и воинского опыта у меня было побольше. Я сама могла бы кое-чему его научить. И этот мальчишка имел наглость поучать меня и распоряжаться мною!» Наверно, другой человек на ее месте просто сказал бы:
      «Друг мой, ты видишь — характеры наши не сошлись, давай разойдемся по-хорошему, пока мы всерьез не повздорили!» Но Китиара, обиженная и уязвленная, желала преподать Стурму урок, желала дать понять ему, кто из них старше и сильнее. Сначала, как она говорила мне, она собиралась вызвать его на поединок, но потом решила, что этого недостаточно. И тогда она задумала соблазнить его.
      Карамон раскрыл в изумлении рот. Он хорошо знал и того, и другую, чтобы и дальше сомневаться в словах Сары.
      — Сначала это было игрой для Китиары, но. после превратилось в настоящую пытку. Можно сказать, она попалась в собственную ловушку. Вы знаете, как очаровательна могла быть ваша сестра, когда хотела. Она перестала браниться со Стурмом; она поддакивала всему, что бы он ни сказал; она превозносила его доблесть и красоту. Стурм был честолюбив, доверчив, быть может, немного самовлюблен — в конце концов, он был еще очень юн, — и он решил, что и впрямь приручил эту дикую женщину, более того, обратил в свою веру. И не сомневаюсь, что под конец он действительно влюбился в нее. Заметив это, она начала дразнить его.
      Я думаю, бедный мальчик сопротивлялся как мог. Рыцарская честь не позволяла ему заниматься любовью с девушкой, не связанной с ним узами брака. Но он был всего-навсего юноша, и юноша весьма пылкий. В таком возрасте тело часто берет верх над разумом. Китиара знала это очень хорошо. Она была весьма опытна в любовных играх, и несчастный юноша, я уверена, до самого последнего момента не понимал, что происходит.
      Наконец однажды вечером, когда он был погружен в молитву, Китиара решила, что час ее настал. Более всего хотелось ей соблазнить свою жертву в тот миг, когда он молится богу.
      Голос Сары понизился до шепота:
      — И она это сделала.
      Повисло молчание. Карамон бездумно смотрел на уголья. Тика теребила оборки передника.
      — Наутро он понял, что натворил. В его глазах это был величайший грех. Единственное, что ему оставалось, — это просить руки Китиары. Та рассмеялась ему в лицо. Ей не нужна была ни его преданность, ни его любовь. Она сказала ему, что это была игра и что она презирает его.
      Своей цели она достигла. Она увидела его смущенным; она увидела его униженным. Она мучила его еще несколько дней, а потом бросила.
      Китиара рассказывала, что вид у него был — краше в гроб кладут, — невесело усмехнулась Сара.
      — Прах побери мою сестрицу! — процедил сквозь зубы Карамон. — Чтоб ей…
      — Тише, Карамон, — быстро вмешалась Тика. — Она уже мертва. Кто знает, что встретила она в том мире, поэтому не стоит проклинать ее.
      — Ну, мне все это тогда не показалось таким уж страшным преступлением, — сказала Сара спокойно. — Во-первых, я была молода, а во-вторых, готова простить вашей сестре все что угодно. Хотя, конечно, мне легко было представить себе, как почувствовал себя бедный юноша. Но когда я попыталась заговорить о снисходительности, Китиара пришла в ярость. «Он заслужил это»,
      — заявила она. Но в конце концов он оказался отомщен, хотя и не узнал об этом, — Китиара понесла от него. Поэтому она взяла с меня клятву, что я никому не скажу, кто отец ребенка.
      Карамон нахмурился:
      — Тогда почему вы все это говорите мне? Какое это теперь имеет значение? Если все случилось так, как вы рассказываете, об этом лучше всего забыть. Стурм Светлый Меч был хороший человек, он умер как настоящий воин и рыцарь. В его честь я назвал одного из своих сыновей и не хочу, чтобы это имя порочили, тем более после его смерти… Так что вам нужно от нас? Денег? У нас их не много, но…
      Сара побледнела, затем щеки ее вспыхнули. Она вскочила на ноги:
      — Не нужны мне ваши деньги! Я искала помощи, потому что слыхала от людей, будто вы — человек, достойный доверия! Ну так я вижу, что обманулась!
      — Карамон, ты — осел! — Тика бросилась вслед за всадницей и нагнала ее уже у самых дверей. — Пожалуйста, простите моего мужа! Он не хотел обидеть вас, просто ваш рассказ огорчил и поразил его. Сказать правду, я и сама потрясена. Вы… вы жили с этой тайной много лет, для нас же все это — полная неожиданность. Пожалуйста, не сердитесь и сядьте.
      Она почти силой усадила Сару обратно в кресло.
      — Да, да. Тика права, — с раскаянием кивнул Карамон. Лицо у него было совершенно красное. — Я был груб и прошу простить меня. Так чем же мы можем помочь вам?
      — Прежде всего — выслушайте меня до конца, — сказала Сара, смягчаясь. — Простите, я так устала… — Тика хотела что-то сказать, но гостья взмахнула рукой:
      — Нет, ничего не надо, это другое. Я устала душою больше, чем телом…
      Что ж, слушайте дальше. Мальчику было шесть недель от роду, когда Китиара оставила его мне. Ни он, ни я никогда больше ее не увидели. Я любила его словно родного. Китиара сдержала слово, и я часто получала с разными посыльными и деньги, и подарки для Стила. Подарки становились все дороже, а денег приносили все больше, и я справедливо полагала, что Китиара устроила свою судьбу и дела у нее идут все лучше. Все ее дары были оружием — маленькие мечи и шлемы, щиты и луки. Однажды нам принесли сверток в самый канун дня рождения Стила — в нем, помимо денег, был кинжал с серебряной рукоятью в виде дракона. Стил с ним просто не расставался. Как и предсказывала мать, он обещал вырасти в великого воина.
      Когда ему исполнилось четыре года, началась война. С этого события приток денег прекратился. У Китиары были другие, более важные дела. Я часто слышала о Темной Госпоже, о том, что она в большой чести у Повелителя Ариакаса, военачальника сил Тьмы. Я хорошо запомнила ее слова: когда мальчик будет в силах сражаться, она придет за ним. И, глядя на Стила, думала, что мне недолго осталось радоваться на него: в свои четыре года он был выше, сильнее и разумнее, чем остальные дети его возраста.
      Если мне случалось подолгу звать его домой, то я знала, где искать: в таверне, среди седых воинов, пришедших прямо с поля брани. Большей частью это были воины темных сил, они высмеивали Соламнийских Рыцарей, бранили их дохляками и недоучками и подчас плели несусветные небылицы, а мой мальчик слушал все это раскрыв рот. Мне это не нравилось, и я решила уехать. Мы с сыном, — Сара кинула мимолетный взгляд на Карамона, и тот промолчал, — отправились в Палантас. Я надеялась, что, живя среди рыцарей, он научится у них благородству, верности Клятве, научится милосердию. Я думала… — Сара отвела глаза и тяжело вздохнула:
      — Я думала, там он избавится от растущей в нем Тьмы.
      — Тьма в ребенке четырех лет? — не поверила Тика.
      — Именно так. Вы скажете, я просто знала о той страшной смеси кровей, что текла в его жилах, но клянусь вам всеми светлыми богами, чьи имена теперь не смею произносить: я видела битву за его душу. Каждой доброй черте в нем противостояла злая, каждой злой находилась в пару добрая. Я видела это тогда, я вижу это сейчас, и теперь это гораздо страшнее…
      Две мелкие слезинки скользнули по ее бледным щекам. Она опустила голову, но продолжала рассказ:
      — В Палантасе я впервые услышала имя Стурма Светлый Меч, произнесенное кем-то кроме Китиары. О нем говорили, что он странствует с чужаками — в компании эльфийской девушки, кендера и гнома. Кажется, рыцарям было это не совсем по душе. Но простой народ отзывался о нем как о человеке верном и добром, а такое в те времена могли сказать не о всяком рыцаре. Я всячески превозносила Стурма в глазах сына…
      — Так он узнал правду? — вмешался Карамон.
      Сара покачала седой головой:
      — Как я могла сказать ему? Это бы только смутило его. Это может показаться странным, но он никогда не спрашивал меня о своих родителях. В нашей деревне многие знали о том, что я ему не родная мать, и я никогда этого не скрывала. Но всю жизнь я прожила в тягостном ожидании вопроса:
      «Кто были мои настоящие отец и мать?»
      — Так он не знает? — изумился Карамон. — До сих пор?
      — Он знает, кто была его мать, — об этом они позаботились. Но он никогда не спрашивал имени отца. Быть может, он думает, что я не знаю.
      — Или, быть может, он не хочет знать? — тихо спросила Тика.
      — Он должен узнать! — твердо сказал Карамон.
      — Вы думаете? — Сара подняла на него глаза. — Вспомните битву за Башню Верховного Жреца. Рыцари выиграли; воинство Китиары, Повелительницы Драконов, было разгромлено — но какой ценой! Как вы верно сказали, она убила Стурма, когда он остался один на вершине Башни.
      Я пришла в ужас, когда узнала об этом. Вы можете себе представить, что я чувствовала. Как могла я сказать мальчику: «Твоя мать убила твоего отца!» Как бы я ему это объяснила?
      — Не знаю, — вздохнул Карамон. — Я не знаю.
      — Мы все еще жили в Палантасе, когда кончилась война, — продолжала Сара,
      — и я по-прежнему боялась, что Китиара начнет разыскивать своего сына. Я не знала наверняка, погибла она или нет. Как бы там ни было, она нас не нашла. Позже до меня дошли слухи, что она объединилась с темным эльфийским магом Даламаром, учеником ее брата Рейстлина, который тогда стал Властелином Башни Высшего Волшебства в Палантасе.
      Как всегда при упоминании имени брата, лицо Карамона просветлело и смягчилось. Заметив это, Сара горько усмехнулась:
      — Простите мне, но, когда я слышала то, что рассказывали о вашем брате, я думала: вот еще один источник темной крови, текущей в жилах моего ребенка. С каждым днем Стил все больше уходил в сторону Тьмы. Ну, вы знаете, что все дети играют в войну. Но для него это не было игрой. Очень скоро никто из соседских детей ни за что не соглашался играть с ним. Он их… мучил.
      Глаза Тики расширились:
      — Мучил?
      — Не нарочно, — быстро сказала Сара. — Он потом всегда так расстраивался. Слава богам, ему не доставляло удовольствия причинять другим боль. Но для него не существовало сражений понарошку. Он дрался с яростным огнем в глазах и настоящей жаждой крови. Дети стали бояться его, он стал одинок. Но он был горд и никогда не признался бы, что отчуждение ранит его.
      Война в конце концов добралась и до Палантаса, и государь Сот и Китиара командовали армией, взявшей город. Многие погибли в тот день.
      Всюду полыхали пожары; сгорел и наш дом. Но я плакала от счастья, услышав, что Китиара убита. Я повторяла себе, что теперь, уж конечно, темная туча оставит в покое душу моего мальчика… Но я ошибалась.
      Стилу было уже двенадцать, когда однажды ночью меня разбудил стук в дверь. Я выглянула в окно и увидела трех всадников в черных плащах. Все старые страхи ожили во мне. Я разбудила Стила и сказала, что мы должны бежать. Он отказался. Я думаю… я думаю, что его позвали. Он сказал, что я могу бежать, если хочу, а он не боится. Всадники выломали дверь. Ими командовал… думаете, кто? Ариакас!
      — Повелитель Армии Красных Драконов? — удивился Карамон. — Но он погиб в храме во время последней атаки. Как он мог появиться у вас?
      — Говорят, он был последним возлюбленным Китиары, — вставила Тика.
      Сара пожала плечами:
      — Не думаю. Я слыхала другое. С ним делила ложе Зебоим, дочь Такхизис, и родила ему сына, Ариакана. Ариакан сражался бок о бок с отцом всю войну. Он
      — воин редкой отваги. Когда в последней битве Соламнийские Рыцари пленили его, более мертвого, чем живого, они были столь восхищены его доблестью, что обращались с пленником как с величайшим из воинов. Он прожил среди них много лет, пока рыцари не решили, что больше от него не будет вреда — ведь война к тому времени давно закончилась. Ариакан же свыкся с их устоями и обычаями и даже стал подражать им, хотя и высмеивал их, как он говорил, «немощь и изнеженность». Отпущенный на свободу, он вернулся к Такхизис, и она повелела ему основать рыцарский орден, преданный ей, как Соламнийские Рыцари преданы Паладайну. «Собери в него лучших детей моих воинов, — велела она, — вырасти их в благоговении передо мной, пусть они будут моими душою и телом. Пусть они, когда станут мужчинами, будут готовы отдать за меня свою жизнь». И Ариакан начал собирать мальчиков, — голос Сары дрогнул. — Затем он пришел в ту ночь к моему порогу. Он искал сына Китиары — и нашел его. Позже Ариакан клялся мне, что это Кит сказала о ребенке еще его отцу. Но я не верю. Я думаю… я думаю, что его привел к нам Даламар.
      — Но Даламар сказал бы мне! — возразил Карамон. — Мы с ним были… ну… нет, не друзьями, но нас связывало взаимное уважение. В конце концов, это мой племянник. Даламар непременно сказал бы мне!
      — Вовсе нет! — встряла Тика. — Он был черным магом и служил лишь себе и Властительнице Тьмы. Если она велела ему… — Не договорив. Тика пожала плечами.
      — Если она велела ему… — повторила Сара, глядя в темное небо за окном.
      — Да, Такхизис нужен Стил. Я чувствовала это всем сердцем еще тогда. Она делает все, чтобы завладеть им, — и она очень близка к своей цели!
      — Что вы хотите этим сказать? — изумился Карамон.
      — Той ночью Ариакан предложил Стилу стать одним из паладинов Тьмы.
      — Сара нащупала у горла брошь в виде лилии и сжала ее в ладони. — Стать Рыцарем Такхизис.
      — Это невозможно! — вскричал Карамон. — Рыцарство несовместимо с Тьмой.
      — Оказывается, совместимо, — усмехнулась Сара. — И сын Китиары должен вскоре занять в этом ордене высокое положение. Ариакан знал, чем прельстить мальчика. Той ночью он заговорил с ним как с мужчиной. Он обещал сделать его могучим воином, обещал славу, богатство, власть. И мой сын согласился пойти с ним. Ни мои слезы, ни уговоры не могли удержать его. Я добилась лишь одного — дозволения пойти вместе с ним. Ариакан согласился: ему нужен был кто-то, кто готовил бы для мальчика, стирал и штопал ему одежду. И… и кажется, я ему понравилась, — тихо прибавила Сара. — Да, — продолжала она с горькой улыбкой, — я стала его женщиной.
      И была ею, пока не состарилась — или не надоела ему.
      — Я понимаю, — сказала Тика, дотрагиваясь до ее руки. — Вы сделали это ради сына.
      — Да! — выкрикнула Сара. — Я ненавидела их всех — каждый час, каждый миг. Я ненавидела Ариакана. Вы не знаете, что я вынесла. Много раз я хотела убить себя. Но я не могла оставить Стила. В нем еще оставалось добро, хотя они изо всех сил пытались погасить эту искру. Ариакан давно избавился бы от меня, если бы не Стил. Он всегда защищает меня. Он никогда не говорит об этом, но мой мальчик все еще любит меня.
      Стил верен и честен, как и его отец, и его разрывает надвое, ибо верность мне борется с верностью им. Он создан для рыцарства, но не ведает иного, кроме того, к чему его готовят. Через три дня он должен принести клятву и посвятить себя Такхизис. Вот почему я здесь, хотя и знаю, что Ариакан убьет меня, если обнаружит мое исчезновение.
      — Так что же вы хотите? — в который раз спросил Карамон. — Мы легко найдем вам убежище, если дело в этом…
      — Нет, при чем тут я! Я хочу, чтоб вы остановили моего сына! Он ведь родня вам! Да, он принадлежит Тьме, но он горд и честен! Вы должны показать ему, что он собирается сделать величайшую ошибку.
      Карамон вытаращил на нее глаза:
      — Но если вы, мать, столько лет были не в силах отговорить его, то что могу сделать я? Он не захочет и слушать!
      — Вас — да. Но он послушает отца.
      — Его отец мертв, госпожа.
      — Но я слыхала, что его тело лежит нетленным в Башне Верховного Жреца. Говорят, оно обладает чудесной силой. Отец не оставит в беде своего сына!
      — Н-ну… может быть… — неуверенно пробормотал Карамон. — Я видел много чудес за свою жизнь… Ну хорошо, а от меня-то вы что хотите?
      — Я хочу, чтобы вы провели Стила в Башню Верховного Жреца.
      У Карамона отвисла челюсть:
      — И всего-то? А если он не захочет идти?
      — Конечно, не захочет, — кивнула Сара. — Вам придется заставить его. И это будет нелегко, поверьте. Он — искусный воин. Но вы сможете, я знаю.
      Карамон смотрел на Сару, по-видимому, лишившись дара речи.
      — Вы должны это сделать! — с силой сказала она, прижимая руки к груди. — Иначе сын Стурма будет утерян для мира!

      — Что ж, — сказала Тика, вскакивая. — Если вы и впрямь улетаете до света, пора начинать собираться.
      — Что?! — переспросил Карамон. — Надеюсь, ты шутишь?!
      — Никогда еще не была так серьезна!
      — Но…
      — Мальчик — твой племянник!
      — Да, но…
      — А Стурм был твой друг!
      — Я знает, но…
      — Это твой долг! — заявила Тика непререкаемым тоном. — Вспомни-ка лучше, куда ты дел свои доспехи. Нагрудник не подойдет, но вот кольчуга…
      — Ты и в самом деле думаешь, что я полечу на синем драконе?.. А кстати, куда? — обернулся Карамон к Саре.
      — В крепость. На север отсюда, на острове в Сиррионском море.
      — …В какую-то крепость на острове, тайное убежище, где Владычица Тьмы воспитывает своих волчат! Крепость, полную ее приспешников! Могу себе представить: является туда пожилой воин и предлагает одному из паладинов прогуляться до Башни Верховного Жреца! Но если даже я войду туда живым — в чем сомневаюсь, — как я добьюсь у рыцарей Соламнии позволения войти в эту башню, да еще с рыцарем Тьмы на пару?
      Под конец Карамон почти кричал. Тика махнула рукой и исчезла в кухне.
      — Если меня не убьют там, — проревел он ей вслед, — меня убьют здесь!
      — Тише, дорогой, ты разбудишь детей! — Тика вернулась с сумкой и принялась укладывать туда холодное мясо и флягу с вином. — Вы проголодаетесь к утру. Я принесу тебе свежую рубашку, а ты поищи оружие, — помнится, стоял у нас большой ларь под кроватью. — Она поцеловала мужа, снова проходя на кухню, откуда вскоре послышался ее голос:
      — Я уверена, Сара знает, как провести тебя в крепость, а об остальном позаботится Танис.
      — Танис?! — повторил Карамон.
      — Ну конечно. Не можешь же ты идти один. Извини, дорогой, но ты все-таки не в лучшей форме! Кроме того… — Она быстро оглянулась на Сару — та стояла у двери, застегивая плащ. Тика понизила голос до шепота:
      — Китиара могла и солгать! А что если настоящий отец — все-таки Танис? К тому же, — продолжала она уже громко, — Танис — единственный, кто действительно сможет провести вас в Башню. Рыцари не посмеют отказать ему.
      Ни ему, ни Лоране… Лорана — жена Таниса, — пояснила она для Сары. — Она была одной из предводительниц рыцарей Соламнии в Войне Копья. Сейчас они оба
      — нечто вроде связующего звена между рыцарями и эльфийскими народами. Отказать им — означает отказать всем эльфам, и рыцари хорошо это знают… Ведь так, Карамон?
      — Вероятно, — проговорил Карамон. Он не совсем поспевал за ходом мыслей своей жены.
      Тика знала, что, если не затормошить его сейчас и дать ему время на раздумья, он, вероятнее всего, не пойдет никуда. Поэтому, когда он пробормотал:
      «Надо бы, наверное, дождаться, пока старшие прискачут с равнин…» — она быстро сказала:
      — На это у нас нет времени. Они могут застрять у Речного Ветра и на месяц. К тому же там сейчас, я знаю, гостят и дочери Золотой Луны, так что мы не скоро дождемся детей назад. — Она подтолкнула Карамона к двери, ведущей в их комнаты. — Ты помнишь, как добраться до замка Таниса?
      — Да, конечно, — быстро кивнул Карамон, и Тика поняла, что он не помнит. Это было ей только на руку. Пока он вспоминает, она успеет собрать мужа в дорогу, и подумать надо всем остальным времени у него уже не будет.
      Не успеет он сообразить, что произошло, как окажется на спине дракона и тогда уже не сможет повернуть назад.
      Едва он исчез за дверью, все напускное оживление слетело с Тики.
      Плечи ее поникли.
      Удивившись внезапно наступившей тишине, Сара обернулась. Увидев бледное и несчастное лицо хозяйки, она поспешно шагнула к Тике:
      — Благодарю вас. Я знаю, что вам это нелегко далось. И я не могу лгать вам — там опасно, очень опасно. Но я в самом деле знаю потайной ход, которым смогу провести его в крепость. А взять с собою Таниса Полуэльфа было превосходной идеей.
      — Надеюсь, все обойдется, — сказала Тика, еще раз проверяя, все ли она сложила в походный мешок. — Я должна была это сделать. Позавчера мои два мальчика умчались на равнины. Они еще моложе, чем ваш сын. Я улыбалась и махала им с крыльца, уверенная, что увижу их — через неделю, или через месяц, или вообще когда-нибудь. Но каждый раз у меня сжимается сердце при мысли, что они могут так же однажды уехать и больше никогда не вернуться.
      — Я понимаю, — сказала Сара, — я тоже мать. Но где бы ни скитались ваши мальчики, вы хотя бы знаете, что души их озарены светом… — Она прижала ладони к щекам и судорожно всхлипнула. Тика неловко дотронулась до ее плеча.
      — Что если я опоздала? — с трудом выговорила Сара. — Конечно, мне надо было прийти раньше, но я так надеялась!.. Я всегда надеялась, что он справится сам.
      — Все будет хорошо! — повторяла Тика. — Все на свете будет хорошо.
      В зал вышел Карамон. Он был облачен в кольчугу, которая хорошо сидела у него на плечах, но была явно тесна в талии. На лице гиганта было написано сомнение.
      — Кто бы мог подумать! — бормотал он, как можно туже затягивая пояс. — Что-то не припомню, чтобы эта штука была такой тяжелой!

      Карамон все же вспомнил, как добраться до замка Таниса в Солантусе.
      Трудность была в том, что он помнил путь по земле, а не над землей. Но Сара неплохо знала Ансалон с высоты драконьего полета.
      — У Ариакана превосходные карты, — сказала она с некоторым смущением. Нельзя сказать, что осведомленность рыцарей Такхизис обрадовала Карамона, но на сей раз это было только кстати.
      Путешествие было не из приятных — во всяком случае для Карамона.
      Едва он оказался на спине дракона, летящего сквозь холодную осеннюю ночь, вся сонливость слетела с гиганта. Теперь он видел, что затея не просто опасна, а почти безумна. Более всего его занимал сейчас вопрос: а как он объяснит все происходящее Танису Полуэльфу? Что если Танис и в самом деле отец ребенка? Что скажет на это Лорана? Она никогда не имела с Кит ничего общего. И как почувствует себя после всего этого сын Таниса?
      Чем больше Карамон думал об этом, тем яснее понимал: Танис откажется помогать ему. Сгоряча он даже велел Саре поворачивать обратно к трактиру, но ветер так свистел в ушах, что она просто не расслышала его слов — или сделала вид, что не расслышала. Оставалось только прыгать вниз — но это было уж вовсе глупо.
      Конечно, он мог бы принудить Сару силой. Но помимо всадницы был еще ее дракон, который и так смотрел на Карамона с подозрением. И едва Карамон успел обдумать все это, как они уже приземлялись на вершине холма недалеко от замка.
      Карамон вылез из седла. Близилось утро. Сара успокаивала дракона и наказывала ему вести себя прилично, пока она не вернется, — во всяком случае, Карамон надеялся, что она говорила именно это, ибо он не понял ни слова. Дракон лег, и всадница направилась вниз по холму. Пройдя с десяток шагов, она остановилась, заметив, что Карамон не сдвинулся с места.