Эльфы оказались пунктуальными. Йенна, необычайно серьезная и степенная, впустила их в магазин и провела до лестницы. У ее ступеней эльфы замялись. Оба были в прикрывающих верхнюю часть лица зеленых шелковых масках и выглядели необыкновенно глупо, как дети, наряженные в костюмы для Праздника Ока.
      — Он здесь? — с торжественным страхом в голосе спросил квалинести.
      Его пристальный взгляд скользнул вверх по лестнице. Наверху скопились вечерние тени. Эльф, несомненно, различал разные виды темноты, одни — более плотные и вещественные, другие — преходящие.
      — Здесь, — отозвалась Йенна.
      Оба эльфа колебались, борясь со смятением в душе. Встречаясь с темным эльфом, они совершали грех, который мог бы навлечь на них ту же самую судьбу
      — позор, изгнание, ссылку.
      — У нас нет выбора, — пробормотал сильванести. — Мы уже обсуждали это.
      Квалинести кивнул. В такт движению колыхнулся шелк на его лице. На верхней губе собрались капельки пота.
      Эльфы поднимались по лестнице. Йенна сопровождала их.
      Сильванести обернулся.
      — Наш разговор личный, госпожа, — резко произнес он.
      — Но вы в моем доме, — напомнила Йенна. Квалинести поспешил исправить ситуацию:
      — Извините нас, госпожа, но, конечно, вы сможете понять…
      Йенна пожала плечами:
      — Очень хорошо. Если вам что-нибудь потребуется, я буду в своей лаборатории.
      Даламар прислушивался к голосам эльфов, к их легким шагам по лестнице. Он улыбался.
      — Это мой триумф, — тихонько проговорил он в темноту. — Я всегда знал, что это когда-нибудь произойдет. Рано или поздно самодовольные лицемеры, изгнавшие меня с позором, приползут к моим ногам, умоляя о помощи. Я соглашусь помочь, но им придется заплатить. — Изящный кулак Даламара сжался.
      — О, как дорого им придется заплатить!
      Двое эльфов появились в двери. Оба были в масках — разумная предосторожность: беда, если он их узнает. Маски говорили о том, что он был знаком с ними — во всяком случае, с сильванести.
      — Сколько же лет минуло с тех пор, как меня вышвырнули из Сильванести? — пробормотал Даламар. — Двадцать лет, не меньше. Немалый срок для людей, для эльфов — мгновение…
      Воспоминания обожгли его. Двести лет минет, но его память сохранит малейшие детали происходившего.
      — Пожалуйте, господа, — пригласил Даламар эльфов на сильванести, своем родном языке, — проходите и присаживайтесь.
      — Благодарим вас. Нет. Это не светский визит, хозяин, — отозвался квалинести. — Это серьезное дело. Давайте договоримся об этом с самого начала.
      — У меня есть имя, — спокойно сказал Даламар, его глаза пристально разглядывали эльфов, к их великому замешательству.
      Они не могли заставить себя посмотреть на него — на его черные одеяния, украшенные магическими символами власти и защиты, на сумки с волшебными составами, подвешенные к поясу, на его лицо — юное, красивое, гордое, безжалостное. Он был могуществен, занимал высокое положение. Оба эльфа знали это, и им это совсем не нравилось.
      — У тебя есть имя, — ответил сильванести, — но оно больше не произносится среди нас.
      — Какая жалость! — Даламар сложил руки в рукавах черного одеяния и поклонился перед тем, как выйти. — Господа, на мой взгляд, вы понапрасну теряете время…
      — Постой! — задохнувшись от волнения, воскликнул квалинести. — Погоди, Д-Даламар. — Он стер с губы пот. — Это не так просто для нас!
      — Равно как и для меня, — холодно отозвался Даламар. — Каково, вы полагаете, впервые за эти годы услышать язык моей родины?
      У него перехватило горло, и ему пришлось отвернуться к огню, чтобы подождать, когда высохнут внезапно навернувшиеся на глаза слезы.
      Никакого ответа. Только беспокойное движение за спиной.
      Когда буря в его душе несколько утихла, Даламар опять повернулся к посетителям.
      — Итак, генерал, и вы, сенатор, что же вы хотите от Даламара Темного? — требовательно и резко спросил он.
      Эльфы сердито и изумленно уставились на него, обескураженные тем, что узнаны.
      — Я… я не понимаю, к кому ты обращаешься. — Генерал сильванести сделал слабую попытку спасти свое инкогнито. Даламар одарил их сардонической усмешкой.
      — В следующий раз, когда вы пожелаете скрыть свое положение, я надеюсь, вы, генерал, смените ваш церемониальный меч, а вы, сенатор, снимите кольцо власти.
      — Я, пожалуй, присяду, — проговорил сенатор, обессилено опускаясь в кресло.
      Генерал сильванести остался стоять, держа ладонь на рукояти меча, выдавшего его.
      — Ты начинай, — сказал сенатор своему спутнику.
      Генерал встал поустойчивее, скрестив руки на груди.
      — Сначала я скажу тебе новость, которая, пожалуй, будет приятной для тебя, Даламар. — Генерал поспешно вытолкнул имя темного эльфа изо рта, как будто боялся, что, задержись оно там подольше, он может отравиться. — Сильванести наконец свободны. Пагубные сны Лорака, поработившие нашу страну, прекратились. Захватившие области страны дракониды и гоблины разгромлены. Двадцать лет мы противостояли им, но теперь Сильванести опять с нами. Ее красота вернулась.
      — Поздравляю, — сказал Даламар, и губы его насмешливо искривились.
      — Значит, Портиос привел тебя к победе. Как видишь, я вместе с политиками поддерживаю свою родину. Портиос, квалинести, женился на Эльхане, сильванести, королеве и дочери Лорака. Объединенное королевство эльфов — вот что, я полагаю, имела в виду счастливая пара. Итак, Портиос, Беседующий-с-Солнцами, в течение последних двадцати лет рискует своей жизнью ради сохранения страны Сильванести. И имеет успех! Как же вы расплачиваетесь с ним за его службу?
      — Он заключен в тюрьму, — веско произнес генерал.
      Даламар расхохотался.
      — Как же это поэльфийски! Заключить в тюрьму человека, спасшего ваши несчастные жизни! И за какое преступление его постигла такая кара?
      Постойте, я догадываюсь. Я, видите ли, неплохо знаю Портиоса. Он никогда не позволит вам, сильванести, забыть, что именно квалинести пришли к вам на помощь. Он немало говорил о том, как объединятся квалинести и сильванести, но всегда имел в виду, что квалинести будут управлять более слабыми собратьями. Ну что, я прав?
      — Что-то вроде того, — недовольно ответил генерал. В голосе темного эльфа звучали откровенно саркастические нотки.
      Даламар обернулся к сенатору:
      — А как квалинести перенесли это? Ведь их Беседующий-с-Солнцами сидит в тюрьме!
      — Я подавлен этим. — Сенатор тяжело вздохнул, нервно теребя бахрому на маске, но через мгновение заговорил спокойнее:
      — Мы не в ссоре с сильванести. Их королева, жена Портиоса, Эльхана Звездный Ветер, — мой гость в Квалинести.
      Даламар сделал глубокий вдох, потом медленно выдохнул.
      — Вот вещи, о которых я совсем позабыл в своей Темной Башне.
      «Гость», говоришь ты. Гость, который, без сомнения, пользуется твоим радушием, но обнаруживает, что покинуть гостеприимный кров не так-то просто. Какое преступление совершено Эльханой?
      — Это не предается огласке, но Эльхана Звездный Ветер ждет ребенка.
      — Сенатор в волнении крутил свое кольцо власти вокруг пальца.
      Даламар был заинтригован.
      — Вот как? После двадцати лет брак по расчету увенчался пламенной страстью? Удивительно, как только Портиос нашел время. Или внебрачная связь?
      — Если ребенок родится в эльфийских землях, — продолжал сенатор, делая вид, что не расслышал, — то, благодаря положению родителей, он унаследует престолы обоих королевств. Объединение эльфов будет полным.
      — Этого нельзя допустить. — Пальцы генерала сжались на рукояти меча.
      — И что вы собираетесь предпринять, чтобы предотвратить это? — поинтересовался Даламар. — Убийство, по-видимому, не обсуждается.
      Сенатор окаменел с видом оскорбленного достоинства. Шелковая маска промокла от пота и прилипла к лицу.
      — Выслать. Их обоих.
      — Понятно, — сказал Даламар. — Как меня. — Его голос был горек.
      — Убить было бы милосерднее.
      Сенатор нахмурился:
      — Что ты имеешь в виду?
      — Да ничего. — Даламар пожал плечами. — Просто комментирую. Но я не вполне понимаю, для чего потребовался я в этом вашем скромном маленьком заговоре? Разве только предложите мне управлять эльфами?
      Четыре широко раскрывшихся блестящих глаза с ужасом уставились на него.
      — Помилуйте, господа, вы принимаете мои слова слишком близко к сердцу! — смеясь, успокоил их Даламар. — Это шутка, не более того.
      Гости немного отошли от изумления, но оставались несколько обескураженными.
      — Династия Хранителя будет управлять Сильванести, пока не наступит время, когда королевская династия не окажется способной взять бразды правления в свои руки, — продолжил генерал. — Династия Хранителя управляла Сильванести в течение последних двадцати лет, пока мы боролись со сном. Мой народ приучен к военному положению. И они не любят Портиоса.
      — Что до Квалинести… — Сенатор колебался, беспокойно поглядывая на дверь, ведущую на лестницу.
      — Не волнуйтесь, — сказал Даламар. — Йенна — не любительница подслушивать. И поверьте, она мало интересуется политикой эльфийских правящих кругов.
      — Это слишком деликатный случай, чтобы предоставлять ему возможность выйти наружу, — промолвил сенатор и кивком подозвал Даламара поближе.
      Темный эльф, вид которого не оставлял сомнений, что все это его изрядно забавляет, пожал плечами и подошел.
      Приблизившись к Даламару настолько, насколько ему позволило его желание не прикоснуться к нему даже краешком одежд, эльф квалинести быстро заговорил тихим и настойчивым голосом.
      Даламар слушал, улыбался и качал головой.
      — Вы, конечно, не сомневаетесь, что возникнут проблемы с родителями?
      — А вот тут-то твоя помощь и может оказаться неоценимой, — убедительно произнес генерал.
      — Ты — друг его отца, — добавил сенатор. Переводя внимательный взгляд с одного эльфа на другого, Даламар размышлял. Он видел, как решительно настроены посетители и насколько они разные. Оба бестрепетно выдержали его пристальный взгляд.
      — Ну что ж, — согласился Даламар, — я займусь моим другом и прослежу, чтобы ни он, ни его жена не вмешались в это дело. Но моя помощь не обойдется вам даром.
      Сенатор сделал протестующий жест:
      — Наша казна полна. Только назови цену… Даламар усмехнулся:
      — Что мне нужно сверх того, чем я обладаю? Я, пожалуй, смог бы купить, а потом продать саму Квалинести! Нет, вы заплатите другим…
      Он помолчал, дав им возможность вспотеть от напряжения, и спокойно объявил:
      — Месяц на моей родине.
      Сенатор испуганно вздрогнул, но вскоре овладел собой: в конце концов, Даламар был сильванести и этот месяц должен был провести у себя в стране, в Сильванести. Генералу пришло в голову то же самое.
      Сжав челюсти, он невнятно что-то зарычал от ярости. Наконец он отрывисто рявкнул:
      — Это не обсуждается! Невероятно! Ты, безумец, требуешь невозможного!
      Даламар отвернулся:
      — Тогда, господа, наши переговоры закончены.
      Сенатор вскочил и схватил другого эльфа за плечо. Они начали горячий спор.
      Даламар, улыбаясь, опять подошел к огню. В его памяти вставали прекрасные деревья его родной страны. Он слышал пение птиц, бродил среди благоухающих цветов. Он лежал в ароматной траве, ощущая солнечное тепло на лице. Он вдыхал свежий воздух, бегал среди буйных луговых трав. Он был молод, невинен, не запятнан позором, на нем не лежала тень.
      — Только месяц, — раздался голос сенатора. — Ни днем дольше.
      — Клянусь Нуитари. — Даламар порадовался, наблюдая, как содрогнулись его собеседники, когда он назвал бога Черной Магии.
      — Ты явишься и отбудешь тайно, — продолжал сенатор. — Ни один не должен знать об этом. Ты обязан хранить полное молчание.
      — Я согласен.
      Сенатор посмотрел на генерала.
      — Не думаю, чтобы помогло, — безнадежно сказал генерал.
      — Великолепно, — оживился Даламар. — Наше дело завершается ко всеобщему удовольствию. Скрепим наш договор, как того требует обычай.
      Подойдя к новообретенным союзникам, он каждого из них прижал к груди и поцеловал в щеку. Генерал едва удержался от того, чтобы не отпрянуть, когда к нему прикоснулись сухие холодные губы. Проделав всю процедуру с каменным лицом, сенатор не удержался и вздрогнул, как от укуса змеи. Но никто не посмел обидеть Даламара, отступив. Они сами просили его о заключении этого договора.
      — А теперь, братья мои, обсудим наши планы, — весело заключил Даламар.

      Танис Полуэльф обыскал свой дом сверху донизу, пытаясь найти жену.
      Наконец его поиски увенчались успехом: он обнаружил ее в библиотеке, на втором этаже. Она сидела у окна, залитая последними лучами клонящегося к закату солнца. Еще прежде того, как увидел ее, он услышал скрип пера, царапающего по пергаменту, и понял, что поймал ее за запретным делом.
      Танис улыбнулся и, мягко ступая, подкрался к двери, приоткрыл ее и заглянул внутрь.
      Вокруг нее неслышно плескалось сияющее море солнечного света. Ее головка с такой сосредоточенностью склонилась над работой, что, казалось, даже ворвись он, как смерч, прыгая со ступеньки на ступеньку с шумом и грохотом,
      — и то она ничего не заметит. Он замер у двери, любуясь ею, с благоговением и изумлением повторяя себе, что это чудное создание любит его не меньше, чем он ее, и эта любовь за годы замужества стала еще крепче, еще нежнее.
      Ее длинные золотистые волосы были распущены и свободно падали на плечи и на спину. Обычно в последнее время она гладко причесывала их, сплетая сияющие пряди в плетенку у основания шеи. Такой строгий стиль шел ей, придавая ее облику величавость и благородство, что было весьма уместно во время переговоров с людьми, имевшими склонность обходиться с юной на вид эльфийкой как с ребенком — неплохо соображающим, но не сведущим в делах взрослых.
      Правда, это продолжалось не дольше, чем первые пятнадцать минут, за которые Лорана успевала поставить их на место. Как они могли забыть, что она командовала войсками во время Войны Копья? Что она была предводителем людей в битвах? Прошло всего около двадцати лет, но у людей короткая память. Уходя, они вспоминали об этом.
      Она была семейным дипломатом, а муж занимался планированием. И они всегда были вместе. Но это не будет продолжаться долго. Человеческая кровь в жилах Таниса была сильнее эльфийской. Он был старше любого из людей, но ему не был дарован долгий эльфийский век. Кое-кто уже иногда принимал Лорану за его дочь. Наступит время, когда ее будут принимать за его внучку. Он состарится и умрет, а она останется юной женщиной. Это могло омрачить их отношения, но оно углубило их, внеся в их чувства горькую, щемящую ноту.

***

      И потом, у них был Гил, их сын — новая жизнь, создание любви.
      — Попалась! — торжествующе воскликнул Танис и вскочил в комнату.
      Лорана, тихо ахнув, подпрыгнула от неожиданности. Виновато покраснев, она поспешно, в великом смущении, накрыла исписанный лист другим, неловко пытаясь сокрыть содеянное.
      — Что это там? — свирепо спросил Танис, глядя на нее с притворной строгостью.
      — Всего лишь листок, — отважно соврала Лорана, перемешивая бумаги на столе. — Список… Всякая всячина, которую надо сделать, пока мы дома… Нет! Танис, подожди!
      Танис проворно выхватил исписанный лист прямо из-под ее руки. Смеясь, она старалась заполучить его обратно, но он ловко уклонялся от ее попыток.
      — «Мой дорогой сэр Томас, — читал он, — позвольте мне еще раз попытаться уговорить вас пересмотреть ваше заявление против договора Союза Трех Народов…» — Танис обличающе потряс письмом перед женой. — Ты работала!
      — Всего лишь письмо сэру Томасу, — возразила Лорана. Румянец на ее щеках стал еще ярче. — Он в нерешительности, хотя и почти готов перейти на нашу сторону. Я подумала, быть может, легкий толчок, и…
      — Никаких толчков, — нараспев проговорил Танис, пряча письмо за спиной. — Ты обещала! Ты дала мне клятву! Никакой работы! После месячного отсутствия мы наконец дома. Это время мы посвятим нашей семье — тебе, мне и Гилу.
      — Я знаю. — Лорана виновато склонила голову, припала к его груди и, ласкаясь, погладила воротник его рубахи. — Я обещаю, что больше не буду.
      Она поцеловала его заросшую бородой щеку. Он принялся осыпать поцелуями ее лицо, но в этот момент она гибко изогнулась и почти дотянулась до письма, зажатого в руке мужа. Танис не мог оставить без внимания такой дерзкий вызов. Он сгреб в охапку и ее, и письмо.
      …Забытый листок, кружась, порхнул на пол…
      Танис и Лорана стояли у окна, чувствуя себя тепло и защищенно в объятиях друг друга.
      — Ах ты, вот дьявольщина! — ругнулся Танис, зарываясь подбородком в золото волос жены. — Смотри, сюда едет путешественник!
      — О, только не гости! — вздохнула Лорана.
      — Судя по украшениям на лошади, рыцарь. Придется его принять. Пойду спущусь.
      — Пожалуйста, не делай этого! — Лорана еще крепче прижалась к мужу.
      — Если ты его встретишь, та долгом чести будет пригласить его остаться, а он долгом чести сочтет согласиться. Пусть лучше его встретит Гил. Он сможет справиться с этим.
      — Ты уверена? — засомневался Танис. — Знает ли он, что нужно говорить, что делать? Мальчику всего шестнадцать…
      — Дай ему попробовать, — улыбнулась Лорана.
      — Сейчас как никогда нельзя нанести рыцарю ни малейшего оскорбления… — Танис мягко отвел руки жены. — Пожалуй, я все же лучше пойду.
      — Слишком поздно. Он поехал прочь, — сказала Лорана.
      — Ну, что я тебе говорил, — раздосадованно отозвался Танис.
      — Не расстраивайся, он совсем не выглядит оскорбленным. Гил возвращается домой. Ох, Танис, он может подумать, что мы подсматриваем за ним! Этого никак нельзя допустить! Только вспомни, каким он стал обидчивым в последнее время. Ну, скорее же, придумай что-нибудь!
      Лорана поспешно уселась обратно на свой стул и, схватив чистый лист, принялась неистово писать. Танис, чувствуя себя законченным идиотом, пересек комнату и уставился на карту Ансалона, развернутую на столе.
      Смущение и неясная тревога охватили его душу, когда из сложного сплетения дорог и названий одно слово бросилось ему в глаза, приковав к себе внимание,
      — Квалинести.
      «Вполне логично», — подумалось Танису. Стоило ему взглянуть в последнее время на сына, и в памяти вставали картины его детства, проведенного в Квалинести — стране, где он появился на свет, и появился на свет в бесчестии. Прошли годы, прошли столетия, но воспоминания все еще приносили ему боль. Снова и снова ему было шестнадцать, и он жил в доме брата его матери, незаконнорожденный сирота.
      «Обидчивый», — охарактеризовала Лорана их сына.
      Танис и сам был обидчивым в этом возрасте или, вернее сказать, походил на некую дьявольскую машину, изобретенную гномами. Человеческая кровь кипела и бурлила в нем, ища выхода, и, если не находила, происходил взрыв.
      Танис не замечал своих черт в физическом облике сына. В юности он не был ни хрупким, ни болезненным. Он был силен, крепок — гораздо сильнее и крепче, чем требовали эльфийские каноны и эстетические воззрения. Широкие плечи и сильные руки Таниса оскорбляли взгляды большинства эльфов как постоянное напоминание о его человеческом происхождении. Он же щеголял своей человечностью — это он признавал и сейчас. Он довел их до того, что они выгнали его, а потом еще обижался, что они так поступили.
      Свою общность с сыном Танис ощущал в более глубоких пластах.
      Внутреннее смятение, непонимание, кто он, где его корни. И хотя Гил ничего ему не говорил об этом — они вообще редко разговаривали, — Танис догадывался, какие муки переживал его мальчик в последнее время. Танис молил богов, чтобы они избавили его сына от сомнений и самокопаний, но, похоже, его молитвы не были услышаны.
      Гилтас из рода Солостарана был сыном Таниса, но на деле являлся ребенком Лораны — он был истинное эльфийское дитя. Гилтас был назван в честь Гилтанаса, брата Лораны, чью странную трагическую судьбу было не принято обсуждать громко. Гил был высок, строен, тонок в кости, ладно скроен, светловолос и с миндалевидными глазами. Все, что он имел общего с людьми, — это отец-полукровка, но и эта чуждая кровь была еще в нем разбавлена, что выглядело так, как будто чистота эльфийского происхождения никогда и не нарушалась, а кровь его была лишь кровью эльфов-королей, завещанной ему с обеих сторон.
      Танис не переставал надеяться, что мальчик вырастет эльфом, что человеческая кровь в нем будет слишком слабой, чтобы мучить его, — это было в интересах самого Гила. Однако надеждам его не было суждено сбыться.
      В шестнадцать лет Гил вовсе не был вежливым, предсказуемым и послушным эльфийским ребенком. Он имел неровный характер, был раздражительным и взбалмошным. И Танис, памятуя, как он сам то и дело норовил выйти из повиновения, старался держать сына в ежовых рукавицах.
      Усердно разглядывая карту, Танис изо всех сил делал вид, что не заметил Гила, вошедшего в библиотеку. Он даже не поднял глаз, слишком хорошо зная, что увидит: себя самого, стоящего посередине комнаты. И так как Танис слишком хорошо знал, что собой представляет, то боялся увидеть черты, отражающие его слабости, в собственном сыне. Танис слишком сильно боялся этого и предпочитал об этом молчать.
      Итак, он хранил молчание. Стоял и безмолвно созерцал карту, то место, что было обозначено словом «Квалинести».
      Только появившись в комнате, Гилтас сразу же понял, что родители подсматривали за ним из окна. Об этом говорили слабый румянец смущения, заливший щеки матери, и заинтересованность, с которой Танис. разглядывал карту, им же самим охарактеризованную как устаревшая, а также тот факт, что, когда он вошел, на него никто не взглянул.
      Гил ничего не сказал, предоставляя родителям первыми сделать шаг навстречу. Наконец мать подняла глаза и улыбнулась ему.
      — С кем это ты разговаривал у дома, мапет? — спросила Лорана.
      Запутанный знакомый узел раздражения зашевелился в животе Гила.
      Мапет! Эльфийское нежное словечко, которым успокаивают малышей!
      Не дождавшись ответа, Лорана приобрела вид еще более смущенный и виноватый. Она поняла, что. совершила ошибку.
      — Мм… Ты ведь говорил с кем-то на улице? Я слышала лай собак…
      — Это был рыцарь, сэр Какеготам, — ответил Гил. — Я не запомнил его имя. Он сказал…
      Лорана отложила перо. Она старалась успокоить сына каждым своим движением, малейшим оттенком голоса.
      — Ты пригласил его зайти?
      — Конечно, пригласил, — резко вмешался Танис. — Гил достаточно образован, чтобы обращаться с Соламнийскими Рыцарями учтиво. Ну и где же он, сын?
      «Сейчас тебе. Ведь сам прекрасно видел, что рыцарь уехал, — огрызнулся Гил про себя. — Похоже, вы принимаете меня за законченного болвана!» Вслух же, потеряв самообладание, воскликнул: